Антигеймер ("Пузыри в картонной коробке")

— Хорошо, что без пальбы обошлось, — решил я, переводя дыхание, — нам ведь ещё домой ехать. Как его зовут, не знаешь?

— Да откуда?! — удивился коллега. — Век бы не знать.

— Зашибись журналисты подобрались в командировке, профессионально любопытные, — заметил я.

Посмотрев с заднего сиденья, как я укладываю автомат на пассажирское сиденье, Микроб неожиданно изрёк:

— Не люблю АКМ.

— Потому и не купил до сих пор? Чего так?

— После некоторых хреновых событий, знаешь ли... Как и людей с АКМ в руках побаиваюсь, уж очень они на боевиков похожи.

Слабый огонёк в мозгу вспыхнул по всю мочь, мозаика наконец сложилась — есть кластер в памяти, вспомнил!

— Ёлки! Димка! — обернулся я. — Так ты же тот самый Суржиков! Ну точно, бляха, Дмитрий Суржиков, известный автостопщик, фотограф и блогер!

— Поздравляю. Ты третий, кто меня опознал, — невесело усмехнулся напарник. — Телевизор смотрел?

— Ага. Пока не сломался, — подтвердил я, включая первую передачу. — Да и в инете тебе хорошо рёбра тёрли.

Конечно, он! Никакой не брат. Просто лицо изменилось, что не удивительно.

Когда исламисткая группировка взяла его в египетский плен, по ящику пошли сюжеты с подсветкой: кто такой, да откуда. На всех опубликованных и показанных фотографиях ранее знаменитого лишь в узком кругу вольного путешественника Димка выглядел со всем по-другому. С постоянной дебильной улыбкой всем довольного человека. Вот он с камерой в руках разглядывает экзотический цветочек — зубы наружу. Вот глядит на тайскую статую Будды. Улыбочка! Вот что-то пальцем показывает в море — опять стандарт. Никаких других эмоций или мимики — только щенячий восторг. Или же наоборот, показной... Шастал в одиночку по миру, фотал и где-то там в сети выкладывал, я после происшествия специально заходил на его страницу посмотреть. Простая философия профессионального бездельника: постоянное движение, лишь бы не работать и дома не сидеть, отработанная схема, привычное нищебродство автостопщика.

Никому вроде не мешающий человек, никому же и не нужный, до поры ничего от Родины не требующий. Иногда её же обзывающий Рашкой, часто сравнивающий её с другими землями, и никогда не в пользу родных мест.

Незаметный, в общем. Пока не влипнет.

Помню, даже я тогда удивлялся: как этому чудиле Суржикову могло придти в голову ломануться в Египет в разгар очередной кровавой революции? Рейд по пустыням у него, видите ли... Вольному воля, каждый сам выращивает своих песцов. До поры прокатывало. А тут сцапали. Дальше всё, как обычно — в руках табличка, по бокам бородатые басмачи, срывающийся голос, испуганные глаза, руки в сторону посольства.

Первая фотография без улыбки Гуимплена.

Предлагаемое боевиками моделирование будущего автостопщика выглядело эффектно. И ну вся страна слушать и переживать! Семья бьётся в истерике, в кадре мать-отец, братья-сёстры, все в слезах: "Спасите нашего мальчика!". МИД шевелится, журналисты волну гонят — выручать человека надо, в беду попал! В сети его пополоскали за чудизм, как положено. Так называемая интернет-общественность повысказывалась — десяток ресурсов по сотне человек на каждом.

Я достоверно так и не узнал, чем тогда закончилась эта история — волна прошла, всем стало неинтересно. Вроде бы, сначала собирали деньги на выкуп. Или обменяли на каких-то реально крутых боевиков?

— Так ты с тех пор...

— Завязал с автостопом. А на АКМ смотреть не могу. Воротит.

— Заворотит тут!

— Только не спрашивай, зачем я в Египет полез, — попросил он.

— Не буду.

Димон горестно запыхтел, начав заново вспоминать превратности судьбы.

— Да ладно тебе переживать, Димка. Нужное дело делал, фотки выкладывал, знакомил людей с дальними странами. Глядишь, кому и пригодится.

— Ты тупой?! — неожиданно подскочил Микроб, с силой стукнув кулаком в потолок машины.

— Господи, да что ты истеришь?

Димон раскрутил форточку и сплюнул.

— Кому это всё было нужно? Никому! Просто один идиот нахаляву развлекал остальных идиотов, которые чуть позже его же и начали полоскать в сети! О каком ценном опыте ты сейчас говоришь? Это негативный опыт, он не может пригодиться. Большинство людей ездит за границу семьями, и уж точно не автостопом. Любой хороший фотоотчёт о гостинице в Испании полезней во сто крат, чем весь тот бред, что я постил у себя в уютном бложике! Что, кто-то собирается повторить мой путь? Сколько таких наберётся на сотню тысяч человек? Один. И это идиот. Все остальные хотят путешествовать достойно, с семьёй или в хорошей компании. Деньги тратить, с кайфом, свои, кровные, заработанные! Это совершенно другое. Ты себе и примерно представить не можешь, как меняется со со временем психика автостопщика!

— С чего бы? — усомнился я.

— Да с того... Ты вечно попрошайничаешь. Довезите, дяденька, или хотя бы подвезите, только без денег... Дайте водицы, пожалуйста, тётенька, я бедный-несчастный. А пирожок на тарелочке не лишний? А можно я у вас сейчас себе еду приготовлю? Это, кстати, очень хитрый способ. Вытаскиваешь одну дерьмовую консерву и кулёк риса — смотреть страшно, хозяева неизбежно сжалятся, и быстренько натащат тебе вкусного. Рис и банку назад, до следующего случая. Все советы опытных автостопщиков это советы о том, как обмануть, создать ложное впечатление, вызвать жалость к себе. Представь, по каким тропам ты можешь путешествовать таким способом.

— По пустыням.

— Вот-вот... По сараям, по гадюшникам всяким. По конюшням. Пробираешься, как загнанная дичь, обходными тропами, совершенно не туристическими. Спроси меня, сколько я за годы своих путешествий видел приличных отелей, насколько знаком с настоящей и полноценной местной кухней? Знаю ли я традиции и обычаи нормальных людей? Пойми, автостопщик и общается с определённым слоем, в приличный дом не постучишь, выбираешь, чего попроще. Так кому подобный опыт нужен? Ты вот будешь так путешествовать со своими детьми?

Он что, провоцирует меня?

— Да у меня их как бы нет, если ты не заметил, — прорычал я. — Потому я здесь, а не в миллиарде.

— И не будет! Автостопщик не может иметь детей. Нищебродство одиночки, самообман. При таком образе и способе жизни возможные дети воспринимаются исключительно как конкуренты.

Я даже машину остановил.

— Конкуренты, говоришь?

— Что, камрад, тоже прозреваешь? — он даже обрадовался. — Конечно же, конкуренты! Конкуренты возможности весело провести время под лозунгом: "Мир большой, и я хочу на него посмотреть"!

Сделав несколько глубоких вдохов, я почти успокоился.

— Хороший лозунг, между прочим.

— Отличный, кто же спорит. Только на какие шиши ты собрался на него смотреть, скажи? Нет шишей, лавешник зарабатывать надо, вкалывать... Впрочем, чаще всего врут про желание не тратиться на детей, а успеть в молодости сделать карьеру.

— И что, не делают?

— Именно так, дорогой мой Гунн. Не делают. Потому что в этом сложном деле в базе остался всё тот же извечный расклад: вкалывать надо, по восемнадцать часов в день или вообще на двух работах. А вот мир никак не посмотришь — кто тебя отпустит на три месяца таких смотрин? Две недели, и вперёд, поезжай в свою Италию, искупайся, винца попей... Пойдёшь на пенсию, тогда катайся. А пока вкалывай. Кроме того, карьера вещь непрерывная, она по сроку не заканчивается. Ты же не можешь сказать: "До тридцати восьми я буду делать карьеру, а после этого плюну и начну делать детей!". Назначили тебя в какой-то момент директором крупной фирмы, как спеца великого, а ты всё бормочешь: "Нет, нет! Теперь я хочу семьёй заняться!". Не бывает так, работай и дальше на износ, без всяких путешествий. Или же найди себе работу, позволяющую путешествовать, а это очень сложно сделать. Подавляющее большинство вскоре негласно признаётся себе, что много и долго работать не умеет и не хочет, карьера ускользает. И вот тогда начинаются песни про вольные путешествия и "человека мира". На это времени жизни не жалко. На декретный отпуск жалко, а на нищебродные шатания по Крыму или шараханье автостопщиком по нищебродным же странам — нет!

— А ещё не родившиеся дети навеки становятся...

— Конкурентами! — подсказал он и тут же спросил: — Ну и кому мои фотографии могут пригодиться в реале? Какую они пользу могут принести, кроме праздного развлечения зависающих в сети. Всё, чем я занимался, Гунн, оказалось асоциальной пропагандой, о которой меня никто не просил. Эгоизм, придурка. Тебя кто-то родил, а вот ты, видите ли, не хочешь, конкуренции боишься. О карьере, бляха, мечтаешь.

Я на второй скорости медленно потащил машину вперёд, разговоры разговорами, а двигаться надо, редакторское задание никто не отменял.

— Ты же парень умный, представь, Гунн, каково это — постоянно заискивающе улыбаться каждой скотине, выполнять, как раб, чужие мелочные работы типа уборки навоза за право на этом же месте и переночевать. Вот и получается вечная лыба придурка, маской застывает... Тяжело постоянно прогибаться. А потом очнуться, оглянуться и увидеть, позади есть семья, родные, а впереди — ничего, тёмное пятно. Без продолжения. Жаль, сам не осознал, пока этот гад не появился.

— Какой гад? — не понял я мысли приятеля.

— А то ты не знаешь, Елисей Павлович, зараза, куратор наш из Департамента-11! Предложил, понимаешь, дураку последнее путешествие, от которого невозможно отказаться, — буркнул Димон и наконец откинулся назад.

Я, как и многие протрезвевшие, конечно, много думал на эту тему. Почеуму так вышло лично у меня. Не слишком смело сказал? Думал, думал.

Но чтобы дети оказались конкурентами...

Некогда любимый аберрационный анализ подсказывает, что процент сделавших карьеру, по-деловому жадных либо просто сумевших реализовать талант объективно очень мал. Странно, но у всех них есть дети, когда только успели настрогать! Слышал, наиболее успешные ещё и приёмных берут.

Остальные — боятся конкуренции.

Дети-конкуренты, кошмар какой-то, теперь я опять буду много думать, не опухнуть бы от перегруза с такой жизнью. Но ведь сейчас-то я работаю, между прочим, не шлангую, и зарабатываю прилично!

"А раньше смекнуть не мог?" — прозвучал в голове голос коварного Елисея.

Не мог.

По прямой, как стрела, асфальтовой дороге ехалось легко.

Вскоре впереди впереди показался перекрёсток.

Узнаваемые синие с белым таблички наверняка были поставлены ещё на стадии первоначального моделирования местности, ничто не заставит меня поверить, чтобы кто-либо из облом стал бы заниматься подобной хнёй сейчас.

"п. Сафроново" — 5 км.

"Метрострой, ст. Новокузнецкая" — 25 км.

Ага! Это если ехать прямо. Именно там находится страшное Метро с гиперчервяками, от которого я еле отбрехался.

Начало дороги, уходящей влево, украшала другая табличка.

"Зомбятник" — 16 км.

"п. Выживск" — 18 км.

А вот и ещё один колодец, похоже, действующий, ведро стоит на краю, не мятое, чистое. Воды набрать, что ли? Большая пластиковая бутыль в багажнике полная, нет смысла. Рядом с колодцем стояла одинокая избушка, нежилая. Понятное дело, мало кто захочет жить в одиночестве на обочине жизни, пусть даже суррогатной. А мне неожиданно захотелось! Сам не знаю, почему. Действительно, по какой причине тут никто не живёт? Ну да, как бы вне миссии, вне общества. А обязательно в обществе? Обязательно быть шахматной фигурой, которую чья-то шаловливая рука поставила на доску? Разбить огороды, заняться сельским хозяйством. Люди то и дело проезжают мимо, Сафроново неподалёку, там магазин есть. Страшновато поначалу будет... Надо будет стараться жить в мире, не ссориться ни с кем без нужды.

Зато свобода!

— Так что, посёлок начинается не сразу?

— Именно, два километра придётся проехать до посёлка, сначала по чистому полю, потом через небольшое поселение, ныне опустевшие, довольно опасный участок, — уныло сказал Микроб. — Ну что, сворачивай.

Я всё ещё смотрел прямо.

— А что это за Сафроново?

— Небольшой придорожный посёлок, ничего особенного. Уютный, чистенький, народу живёт немного, это персонал. Там стыкуются караваны из Метро и Зомбятника, когда накопится добытый товар... Редкая в последнее время процедура, везут к нам и дальше к побережью. Ну и в Эльфятник, конечно. В Сафроново есть небольшой универсальный магазинчик, ничего так себе, интересный.

— А в Выживске есть? — спросил я для порядка.

Микроб посмотрел на меня с удивлением.

— В чём смысл? В Зомбятнике и так магазинов навалом, по всей территории раскиданы, вплоть до довольно крупных. Надо тебе чего, ступай и бери, сколько хочешь. Если вернёшься, конечно.

Ё-моё... Вот оно как дело обстоит!

Ну, поехали так поехали, я крутанул руль.

Метров через пятьсот показался ещё один знак. Рекламный щит.

Ждём тебя в "Зомбятнике"!

Вот это уже не ГОСТ-овское, местная самодеятельность. Щит был установлен под углом к дороге. Ближняя опора короче, врыта в обочину. Дальняя гораздо длинней, утопает в вязком болоте. Неприятное местечко.

Написанное яркой красной краской слово "Зомбятник" было заключено в кавычки. Самые необычные из всех виденных мной кавычек... Слушайте, да чего может быть страшного в простых кавычках? Оказывается, может. Их роль выполняли настоящие зомби, по сладкой парочке с каждой стороны щита.

Узнаваемо-привычные — серые с багровым — тела медленно извивались, прибитые к дереву большими железными скобами.

— Выйдем, Стёпа, мне этот натюрморт сфотать надо, шеф просил, хорошая будет иллюстрация, — сказал Микроб. — Эх, жаль, телевиденья у нас нет, вот классная картинка для ящика! Красота!

Сюрреалистический ужас, никакой красоты не вижу.

Изголодавшиеся зомби сразу заметили под собой двух усталых путников и заметно активизировались, движения их ускорились, все четверо старались опустить головы, желая разглядеть вкусное получше.

— Они же так вечно могут висеть!

— Точно, это и требовалось, — подтвердил Микроб. — Занятные, да? Не бойся, они медленные, обычные. Так что даже если и свалятся...

— Подождите, уважаемый коллега, — заволновался я. — Димон, ты хочешь сказать, что в Зомбятнике и морфы есть?

Микроб сорвал длинную травинку и невозмутимо сунул в рот.

— Нет, никаких морфов там нет, выдумки это досужие... Есть обычные, ну, ты знаешь, те, которые медленно по городу ходят с вытянутыми руками. Или стоят в засаде. Есть быстрые — торки. Их ты тоже видел, в кино. Бегают с дикой скоростью, как подорванные. А с виду — обычные зомби, только очень резкие и злые.

— Почему торки? — уже без особого интереса спросил я. Ясно, что холера ничуть не лучшая, чем небывалые морфы.

— Никто толком не знает, прозвали вот... Наверное, от Гильермо Дель Торо, они там особо бодрые. Читал?

Я отрицательно покачал головой.

— Много этих самых, торков?