— Как это нет?! — Лёха картинно всплеснул руками. — Тебе же Дауль два стольника должен. Вот на них и сыграешь. Да ты не тушуйся, — он хлопнул меня по плечу. — Проиграешь, останешься по нулям. А выиграешь, вернешь всё с лихвой. Карточный долг — долг чести. Пусть только попробует не отдать...

Пока Рыбников "уговаривал" меня, Лункин проделывал то же самое с Даулетом. И судя по хитро поблёскивающим глазам последнего — небезуспешно. Идея раскрутить на бабки неопытного первокурсника легла на хорошо "унавоженную" почву. Именно так, по нашему замыслу, и должен был отреагировать хитровыделанный "букмекер" на предложение расписать пулю на четверых, трое из которых давно знакомы да к тому же собаку съели на преферансе...

— Ладно. Давайте, — принял я, наконец, "судьбоносное" решение. — Только не по полтинник за вист, а по двадцать.

— Заметано! — Алексей бросил вопросительный взгляд на Рахмонова. — Дауль! Ты как?

— Пишем. Сороковка по двадцать. Ростов, джентльменский полуответственный, с тяжёлым распасом. За взятку десять вистов.

— Ростов, с тяжёлым, — подтвердил Лункин.

— Десять, с тяжёлым, — вздохнул я с самым что ни на есть обречённым видом...

— Играю раз.

— Играю два.

— Пас.

Шёл уже восьмой розыгрыш, но только сейчас, на своей раздаче, я получил от Рыбникова условный знак. Типа, хорош джентльмениться, играем на лапу.

В предыдущих партиях я успел сыграть семерик без одной, затем чистые шесть, получить на двух распасах четыре "лишние" взятки и с нулевым успехом завистоваться "втёмную" против восьмерной бескозырки от Дауля.

По текущим раскладам я находился, пусть и не в очень глубоком, но минусе. Выигрывал пока Рахмонов. Олег с Лёхой отставали от него на три десятка вистов...

— Шесть третьих, — объявил Даулет, когда получил от меня две малки в прикупе и их же, скорее всего, и снёс через пару секунд.

— Пас, — бросил Олег.

— Вистую.

Рыбников не спеша разложил карты, и розыгрыш начался.

Спустя полминуты Лёха тяпнул залпом стакан, потом сплюнул и зло уставился на Рахмонова:

— Дауль, ты что творишь?

— Что я творю? — пожал тот плечами, делая вид, что не понимает.

— Нахрена, б..., такие перезаклады?! Три туза и длинная масть, а ты шестерик играешь!

— Имею право! — мгновенно набычился Даулет.

Алексей смерил его чуть прищуренным взглядом.

— Хорошо. Ладно. Хрен с тобой, золотая рыбка. Играем дальше.

Дальше игра пошла совсем по другому сценарию. Ибо Рыбников "разозлился". Причем, абсолютно по делу, не подкопаешься.

Четыре подряд раунда распасов закончились явно не в пользу Рахмонова. Даже на собственной сдаче он почти ничего не выиграл от чужих промахов, поскольку в запись ушла только одна взятка, а в четвертом розыгрыше, когда на раздаче опять был я, парни попросту укатали Дауля "под асфальт".

— Полковник был большая сука, — с удовольствием продекламировал Лункин после шестого хода, скидывая Рахмонову бланкового короля. — Пас говорил при трёх тузах...

— Его пример другим наука, — продолжил Рыбников на девятом ходу, отдавая чужую масть под Рахмоновскую восьмёрку ...

— Он восемь взял на распасах, — закончил Олег, бросая трефовую даму на лежащие на столе семь и девять червей. Девятка, понятное дело, принадлежала Даулю, а червы... Увы, но червовый марьяж, на который тот как раз и рассчитывал, так и остался в прикупе.

После столь неудачной партии Рахмонов явно разнервничался. И совершил ещё одну глупость. Решил сыграть против Лункина. Видимо, в отместку за распасы. В два виста, стоя, на мои шесть бубей. Взяв своё, он, вместо того чтобы спокойно прорезать тузом короля, швырнул даму и тем самым отдал мне лишнюю взятку. Олег, получивший на полку незапланированную единичку, ничего не сказал. Он просто взглянул на Дауля. Но так, что всем всё стало понятно.

Следующие полтора часа превратились в сплошное "избиение младенцев".

Рыбников с Лункиным, обретя "моральное право", играли на лапу, почти не скрываясь.

Я делал вид, что "я тут ни при чем, совсем тут ни при чем".

Рахмонов скрипел зубами, кряхтел и пытался отыгрываться, но выходило у него плохо. Нервы — игре не помощник. Он получал подсады за вист, за игру, неудачный распас, ловленный мизер без двух, а потом и вообще — паровоз с четырьмя вагонами...

Словом, когда подсчитали пулю, то оказалось, что Даулет умудрился слить больше двух с половиной тысяч вистов. Результат почти уникальный, если, конечно, не знать подоплеку.

В итоге я заработал пятнадцать рублей, а Лёха с Олегом — около пятисот на двоих.

Самое же приятное заключалось в том, что раскошеливаться Рахмонову пришлось сразу после игры. Победители на расписки не согласились, а активно протестовать Даулет не рискнул. Пусть и ходили слухи, что он якобы каратист какого-то высокого дана, боксёр Лункин и борец Рыбников не дали бы ему ни единого шанса, без вариантов...

— Не связывайся больше с Рахмоновым, — посоветовал Алексей, когда мы вышли на улицу и он передал мне третью часть выигрыша, как договаривались.

— Не буду. Научен уже, — ответил я абсолютно искренне...

Пятница. 8 октября 1982г.

Сегодняшний день прошёл довольно спокойно. Английский язык, лекция по матлогике, два подряд семинара по языкам программирования, физкультура... ничего сложного, ничего необычного. И настроение под стать. Умиротворенное, благодушное. Ну а чего? Эстетическое и плотское наслаждение позавчера-вчера получил, финансовое положение поправил, все "ружья" заряжены, по стенам развешаны, надо лишь подождать, когда выстрелят. А пока, чтобы не застояться, можно и даже нужно сходить в бильярдную, с товарищами офицерами пообщаться, поспарринговать, узнать последние новости. Про того же Гайдара, к примеру, как расследование продвигается, вдруг на камушке мои отпечатки нашли, вот хохма будет... Хотя навряд ли по этому делу мне что-то расскажут. Его вроде как МВД ведёт, а не "чекисты". Да и потом, если меня и впрямь заподозрят, я узнаю об этом самым последним — когда неизвестный дяденька в форме вдруг скажет "Пройдемте", и примут меня под белы рученьки да в воронок, "Владимирский централ, ветер северный..."

Первым, точнее, первой, кого я встретил, выходя вечером из общаги, была Лена.

Она сидела на лавочке под деревьями и явно ожидала меня.

— Андрей! Привет!

— Привет! А что ты тут делаешь?

Вопрос, безусловно, дурацкий, но девушка на него всё же ответила.

— Да вот... Проходила мимо, подумала... Может, тебя увижу.

— Ну и молодец, что подумала. Я тоже к тебе собирался.

— Правда? — просияла красавица.

— Конечно. Только сначала хотел в бильярдную заскочить. Думал, ты позже с работы придёшь. Вы же там праздничные исполнительные должны были рисовать.

Лена засмеялась.

— Праздничные мы вчера рисовали, а сегодня короткий день.

— Ну, значит, ошибся, — развёл я руками.

Мы замолчали.

Похоже, нам обоим было как-то... неловко, что ли.

Понятно ведь, что не просто так она "проходила мимо", нацепив на ноги неудобные, но эффектные шпильки, а на уши — мой подарок, те самые серьги с сапфирами. Да и во всём остальном — так наряжаться на "просто прогулку" не стала бы ни одна женщина...

Я тоже... тот ещё конспиратор. Тоже, мол, к ней собирался. Ага, щас! Даже не думал, поганец! Ну, то есть, думал, конечно, но с прицелом на завтра или даже на послезавтра, чтобы, так сказать, совместить приятное с офигенным. Поскольку решил уже: сначала встречаюсь с Жанной, потом с Леной. С первой завожу себя до упора, со второй — пружина раскручивается. Знаю, что поступаю нехорошо и где-то даже цинично, но лучше, наверное, так, чем вообще никак или наоборот. Наоборот получается только хуже. Сплю с Леной и думаю, как там Жанна. Гуляю с Жанной и вспоминаю, как здорово было с Леной. Свихнуться можно, а проколоться и вовсе — раз плюнуть. Они же женщины, эмоции считывают на уровне подсознания. Вот поэтому сначала гуляем с одной, потом спим с другой, а не сначала спим со второй, а после гуляем с первой. Такая вот получается высшая арифметика. От перемены мест слагаемых сумма меняется и существенно...

Первой подзатянувшуюся паузу прервала Лена:

— Слушай, а где она, эта бильярдная?

— Да рядом совсем, в спортивном корпусе, — махнул я рукой, указывая направление.

Девушка посмотрела туда же.

— А можно... — она обернулась ко мне и смущенно потупилась. — Можно я тоже?

— Что тоже?

— Ну... тоже с тобой. В бильярдную.

Брови мои поползли вверх.

— Ты играешь в бильярд?!

Лена пожала плечами.

— Немного. Мне больше смотреть нравится.

Я почесал затылок.

Чёрт его знает, как отнесутся к гостье товарищи офицеры. Да и не хотелось мне пока светить перед ними своих... м-да. Известно ведь, женщина — почти идеальный рычаг для воздействия на любого "шпиона". А уж если их две...

— Ну, можно, а? Я тебе не буду мешать. Просто посижу где-нибудь в уголочке. Тихонечко. А?

Лена сделала такие умоляющие глаза, что отказать ей было сродни преступлению.

— Ладно. Пойдём. Познакомлю тебя... с нашими...

Как ни странно, познакомить Лену хоть с кем-то сегодня не получилось.

Сидящая на входе вахтёрша окинула нас цепким взглядом и невозмутимо заметила:

— А нету там никого, и сказали, не будет.

— Как не будет?!

— А вот так. Не будет и всё. Уехали все сегодня на эту, как её, конхвиренцию.

— Так что же нам делать? — я озадаченно посмотрел на бабульку, потом на Лену, затем на ведущую в подвал лестницу. Света там действительно не было.

— Что, что, домой идти, — назидательно проговорила вахтёрша и, нацепив на нос очки, заглянула в "Журнал посещений". — А ты случайно не А эН Фомин?

— Он самый, — я вытащил студбилет и показал его в раскрытом виде "хранительнице дверей".

— Так бы сразу и говорил, — проворчала та. — Как будто мне делать нечего каждого проверять, записан он али не записан... Вот, держи, — она протянула мне ключ. — Токмо долго там не сидите, в десять мне всё опечатывать.

— Да мы ненадолго.

— Знаю я вас, ненадолго, — буркнула вдогонку вахтёрша. — Вам волю дай, так до утра куролесить будете, а мне отвечать...

Играть в бильярд с симпатичной девушкой — занятие довольно пикантное. Особенно, если в бильярдной никого кроме вас нет, а девушка настолько азартна, что сама уговаривает кавалера остаться здесь ещё "на немножко"... Обстановка для "продолжения вечера" почти идеальная. Таинственный полумрак и словно висящий в нём поток яркого света, падающий на зелень сукна и разделяющий мир на две неравные части. Внутреннюю, где жизнь и где свет, и ту, что снаружи, где в сгущающейся за краем стола темноте любое движение кажется танцем теней, которые рождаются и умирают, играют полутонами и размывают любые линии и силуэты, заставляя включать фантазию, угадывать, кто прячется за границей света и тьмы, какая красавица скрывается под сумеречной вуалью...

— Так, да? — Лена изящно изгибается над столом и чуть поворачивает голову, разыскивая глазами меня.

Поза у неё до того сексуальная, что я невольно сглатываю и всеми силами стараюсь оставаться невозмутимым.

— Левую ногу ещё немного согни... Отлично. И руку расслабь. Держи только локоть. Чтобы ни влево, ни вправо. Строго в одной плоскости.

— А мост?

— Мост у тебя хороший. Теперь надо, чтобы кий двигался по одной линии. Четыре точки опоры. Рука, мост, подбородок и эээ...

— Грудь?

— Ну да. Корпус.

Я подхожу к девушке и как бы приобнимаю её, проверяя "правильность" стойки.

Самый интимный момент обучения. Но одновременно и самый важный. Нет стойки — нет удара, нет удара — нет кладки и выхода. Хотя, если цели "учителя" и "ученицы" вовсе не в этом, то...

— Целимся... Теперь фиксируем... Бьём!

— Ой!

Кий проскальзывает по битку.

Смеёмся.

— Это называется кикс.

— Я знаю.

— Прекрасно. Тогда повторяем...

Учить Лену — одно удовольствие. Она не только схватывает всё на лету, но и ведёт себя соответственно. То есть, не спорит и не капризничает, а делает то, что требуется. По ощущениям, кий она и вправду держать умеет. И удар, в общем и целом, поставлен, надо лишь немного подрихтовать стойку и закрепить навыки. Если, конечно, она сама хочет именно этого...

— Ну что? Готова к игре?

— Готова. На что играем?

— На интерес.

— Не, просто на интерес не хочу.

— А на что хочешь?

— А на желание.

— Любое?

— Любое.

— Тогда разбивай.

Выставляю шары на точку и, мысленно ухмыляясь, отхожу в сторону.

В голове мелькает: "Поддаться, что ли? Желания-то у нас, скорее всего, одинаковые..."

Лена склоняется над столом, прицеливается...

"Ё моё!"

Моя челюсть "падает на пол".

Пущенный с хорошим винтом биток расшибает в хлам пирамиду и сваливается в угол.

Шары раскатываются по поляне.

Лена, сосредоточенно хмурясь, обходит вокруг стола.

Новая пара выбрана.

Свояк в середину.

Следом за ним чужой в угол с подставкой.

Ещё три девушка кладет в ту же лузу на тихом накате.

Переход на ближнюю половину.

Свояк.

До победы всего два шара.

Из оставшихся десяти шесть на игре. Один из них легко скатывается, два идут в лузы с хорошим выходом...

Лена выбирает самый сложный и самый эффектный вариант.

Классические "штаны" с чужим в угол и свояком в середину.

Прицельный летит "под железку". Я на него не смотрю. Как зачарованный, слежу за пущенным на оттяжке битком. Он катится медленно... по пологой дуге... назад и вправо... с левым винтом... натыкается на правую губку...

Девушка аккуратно кладет кий на стол.

— Партия.

Моя челюсть возвращается на место.

Я вновь обретаю дар речи.

— Ты это... каталой случаем не работаешь?

Лена смеётся.

— Нет, не работаю.

Затем подходит ко мне и кладёт руки на плечи.

— Извини, но... я не смогла удержаться. Ты так забавно меня учил...

Обнимаю её за талию, притягиваю к себе, шепчу на ухо:

— Ну? И какое будет твоё желание?

Красавица трётся щекой о мою щетину.

— После... узнаешь...

А целуется она, прямо скажу, замечательно...

На улицу мы вышли минут через десять. Учить Лену искусству бильярдной игры не было никакого смысла. Брать реванш — тоже. Безусловно, я мог бы, как и она, собрать во второй партии восемь с кия, но... зачем? Зачем показывать ей, что мы, как минимум, одного уровня? Пусть всё идёт как идёт. Я теперь точно знаю, что шары Лена кладет вполне профессионально, ничем не хуже меня, но что из этого следует, пока сказать сложно. Информация к размышлению получена, но прежде чем делать какие-то выводы, надо её как следует переварить...

Снаружи, пока мы играли в бильярд, прошёл дождь. Совсем небольшой, если верить вахтерше, однако луж на асфальте было так много, что, казалось, город подвергся настоящему наводнению. И "угол срезать" тоже не получалось. Сырая земля, сырые листья, сырая трава на газонах. Идти приходилось хоть и по тротуарам, но какими-то зигзагами, что ли, из-за чего путь до Лениного дома удлинился раза, наверное, в два.