— Ну дык тогда поехали! Чё сидеть-то, сопли пережёвывать?
— Там же ещё ночь...
— Так это ж самое то! — просиял Пашка, вновь обретая своё обычное шутовское обличье. — Ты прикинь: все чёрные дела по ночам и замышляются! Значит, мы со своими намерениями как раз ко двору придёмся! Да и ночью-то оно сподручнее разглядеть, в какие щели они там позабились.
— С чего ты взял?
— Чёт-ты совсем расклеился от своих комплексов! Простых вещей уже не просекаешь. Плюнь и разотри! Не в чем тебе себя винить! Ты — не знал! А слон — не догадывался... "С чего взял"... Костры жгут по ночам, чтоб хари друг друга разглядеть получше! Да на сквозняке не задубеть. Ночью-то их далеко видать!
— А...
— Вот тебе и "а..." Заводи! Поехали!
Как точку отсчёта я вновь высветил пещеру колдуньи. Там было пусто. Во всяком случае, так казалось. Я не стал проверять правильность этого впечатления и поспешил найти выход на поверхность, пока хозяйка заведения опять не запеленговала моё внимание к своему загону.
Во время блужданий по каменным подземельям нетерпеливый Пашка несколько раз шипел на меня, чтобы я не выпендривался и просто пронзил толщу скальной породы. Но я ему не уступал и, в конце концов, мне удалось в потёмках отыскать тот крысиный ход, что вывел нас на свежий воздух. Авось траектория полёта пригодится потом. Чем, как говорится, чёрт не шутит.
Наверху ещё стояла ночь. Я поднялся метров на пятьдесят, чтобы осмотреться. В кромешной тьме относительно высоты я мог и ошибиться, но точности от меня никто и не требовал.
— Как у негра... — сощурился Пашка. — Не видно ни фига... Ты бы сделал экран колпаком над нами. А то тут солнце, а там — "тьма колючая".
Я сделал круговой обзор и мы, теперь и сами очутившись в темноте, дали глазам время привыкнуть к новому освещению. Вернее, к его отсутствию.
— Что в лоб, что по лбу... — буркнул Игорь. — Один хрен...
— Вон там... — послышался неуверенный голос Пашки. — Вон, смотри, что-то блестит.
— Да я и тебя-то не вижу, — сказал я, усиленно вглядываясь во тьму. — Куда показываешь?
— Ну вон, между этими скалами... Что на головы коней смахивают... Ну?
На фоне чёрного неба, действительно, еле-еле выделялись ещё более тёмные скальные массивы. Но вот чтоб какая-нибудь из них на лошадь смахивала?.. И вдруг я и впрямь заметил какое-то белесое пятно у самой, как мне показалось, подошвы горы.
— Вроде вижу... — неуверенно сказал я и двинул "пятачок", на котором мы теперь находились, по направлению к единственной детали, выделявшейся на фоне инфернального пейзажа.
Когда мы подлетели ближе, стало ясно, что светился вход в пещеру. Другую пещеру, не ту, из которой мы начали свой путь во тьме. Эта находилась от той на расстоянии где-то километра два, а то и три по сильно пересечённой местности. О её свойствах можно было только догадываться по вздыбленным скальным силуэтам, едва различимым с новой точки наблюдения на фоне сумрачного неба.
Я придвинул "пятачок" поближе ко входу и только теперь разглядел, что это была вовсе и не пещера, а довольно большой и глубокий грот, силами природы выдолбленный в вертикальной скале. Низкий козырёк нависал над площадкой, где свободно могла разместиться современная четырёх-пятикомнатная квартира со всеми её прибамбасами. Скальные образования по бокам тоже хорошо защищали убежище от всевозможного рода атмосферных неприятностей. И только от ветра не спасало это сооружение. Он по хозяйски заглядывал внутрь, взмётывал и уносил наружу искры костра, горевшего посреди площадки. Полукругом возле костра сидело и стояло человек двадцать обоих полов, одетых в экзотические лохмотья и жавшихся поближе к огню. Они молча и хмуро смотрели в рот оратору, отчаянно жестикулировавшему по другую сторону костра.
Я проник под свод убежища и развернул экран так, чтобы видеть лицо говорившего. И рассмеялся. Теперь понятно, почему её логово оказалось пустым.
— Чего ржёшь?
— А ты что, не узнаёшь?
— Та самая, что ли? — неуверенно предположил Пашка, всматриваясь в искажённые ораторским вдохновением черты лица.
— А то!
— Чё у них тут? Партсобрание?
— Ну! Уговаривает на членские взносы раскошеливаться.
— Смотри, — вмешался Помогай, видя, как "мадама"заглохла на полуслове — Она опять твоя чует.
— Вот это нюх! — гыгыкнул Пашка. — И браслетов никаких не надо!
— Ощущает поток внимания, — невольно перешёл я на шёпот.
— А чем твоё внимание отличается от тех, что возле костра?
— Не знаю. Сам удивился, когда она унюхала меня тогда, в первый раз, когда вы ещё дрыхли.
— Ну! Если она тебя с того света достала... Чего уж ей стоит у себя дома тебя расшифровать?
— "С того света"! Скажешь тоже!
— Ну, ты меня понял...
Декорация вдруг стремительно переменилась. Колдунья что-то коротко выкрикнула и бросилась вон из грота, в темноту.
"Он здесь!" — перевёл браслет.
Члены "партсобрания" тоже кинулись врассыпную. Но не все. Двое остались. Жалкие и дрожащие, они испуганно озирались по сторонам, ожидая появления "плохого бога". Но никого не видели. Видимо, это были хозяева "квартиры". Бежать им было просто некуда.
— Ну и чё? — уставился на меня Пашка, сверкая белками глаз в отсветах костра. — Идём на контакт?
— А стоит ли? — засомневался я. — Ты посмотри на них: ну какая, на фиг, это оппозиция? Тварь дрожащая!
— Ой, не скажи! — прищурился Пашка, оценивающе разглядывая кандидатов в Иуды. — Именно тварь дрожащая и бывает зачастую самым заклятым врагом. В глазки тебе заглядывает, улыбается, а за спиной нож точит. И только ты расслабился — хрясь! — а ножичек уже торчит у тебя промеж лопаток!
— Какой у тебя опыт сурьёзный, однако! — подковырнул его Игорь, недобро усмехаясь. — Эт" когда ж ты сподобился?
— Кабы сподобился, с вами бы тут лясы не точил! — отмахнулся Пашка. — Я же образно! Такие вещи понимать надо!.. Ну чё? — опять повернулся он ко мне. — Идём? А то и эти разбегутся. Уже, вон, лыжи навострили!
Я пожал плечами:
— Идти, так мне. Ты-то чего высовываешься?
— Дак интересно жа! Интриги, заговоры...
— А про ножик между лопаток уже забыл?
— Тут, скорей, "Калашом" попахивает, — сказал Игорь, тыча пальцем в ту сторону, куда удалился весь контингент. — О, глянь!
"Партийное собрание" в полном составе нерешительно показалось в круге света, отчаянно вертя головами во все стороны. И при полном боевом снаряжении: руки сжимают автоматы, на поясах — ножи и гранаты.
— Быстро же они усвоили наши "достижения"! — крякнул с досады Пашка. — Нашим салом — и нам же по мурсалам!
— А ты говоришь: "Интересно!" Сиди уже. Сам попробую перебазарить с этими боевиками.
— Охота тебе под пули-то лезть? — вяло попытался отговорить меня Игорь.
— Да что мне сделается? — хмыкнул я и кивнул Помогаю: — Перехвати эстафету! Чтобы связи не терять.
Как ни странно, тот понял правильно и сразу высветил на своём экране такую же картинку, как и на моём. Это для того, чтобы я мог закрыть за собой переход. Для безопасности спутников. Но тогда бы связь между нами прервалась, поскольку вместе со мной ушло бы и окно. А теперь они свободно могли наблюдать на Помогаевом экране, как будут развиваться события дальше.
15. Оппозиция
Я шагнул за порог в самом тёмном углу площадки, чтоб с первого же раза не спугнуть аборигенов своим появлением ниоткуда. В нос ударило запахом пота и горелой шерсти. То ли кого-то недавно съели, зажарив вместе со шкурой, то ли кто-то просто пренебрёг техникой пожарной безопасности.
Экран тихо схлопнулся и исчез. Этого едва слышного звука вполне хватило, чтоб меня обнаружили. Вполне возможно, они заметили мерцание каймы экрана. Как бы там ни было, не успел я и глазом моргнуть, как оказался окружённым плотным кольцом вооружённых аборигенов. Дула автоматов совершенно недвусмысленно смотрели на меня. Сами же аборигены с нескрываемым интересом разглядывали мою одежду, явно имея на неё определённые аппетиты.
Один из них что-то выкрикнул визгливым голосом. Браслет немедленно перевёл:
— Ты кто?
И только тут до меня дошло: как же я буду с ними разговаривать, не зная языка? Я-то их понимаю, потому как браслет со мной. А отвечать как? Мой ответ он им не прочирикает: перевод идёт только в одну сторону. Особые установки надо с ним специально обговаривать. Остаётся единственный выход — телепатия. Отвечать мысленно. Передачу-то он им точно обеспечит. Испытано не единожды.
— А разве колдунья вам не сказала, кто я?
Приходилось хитрить, выгадывая время: я не успел услышать, как "мадама" отрекомендовала им меня.
Строй моих конвоиров дрогнул и они стали недоумённо переглядываться:
— Ты слышал?
— Да...
До одного дошло быстрее всех:
— Чревовещатель! Он же разговаривает, не раскрывая рта!
Визгливый надменно выставил челюсть и пропищал:
— Нас не запугать! Видали мы и не такие фокусы!
— Я не собираюсь вас пугать, — транслировал я мысль, одну на всех. — Я пришёл к вам с миром и помощью.
Неожиданно для меня они грубо заржали:
— Помощник! Смотрите на него! Мелиса рассказывала, как ты нам помог! Хватит и одного раза! Вовек не забудем!
Так... Значит, тётю зовут Мелиса... Хоть микроскопический, но прогресс.
— О чём это вы? — прикинулся я удивлённым. — Что такого страшного Мелиса могла обо мне рассказать?
Визгливый поперхнулся и выпучил глаза. Остальные угрожающе зашумели:
— Не смей произносить имя Хозяйки! Это позволено только избранным!
— Хорошо-хорошо! — поднял я руки в примиряющем жесте. — Нельзя, значит, не буду! Но как-то же её можно называть?
— Никак! — отрезал абориген с довольно свирепой физиономией. — Он был вооружён каким-то монстром, названия которому я не знал. — Тебе это не понадобится!
— Почему?
— Потому что ты её не увидишь! Её можем видеть только мы!
— Хорошо, — опять согласился я. — Но объясните мне, что такого страшного я натворил?
Они опять зашумели:
— Он ещё и смеётся над нами! Издевается!
А Визгливый вплотную придвинулся ко мне и, преувеличенно артикулируя подвижными чертами своего лица, проверещал:
— Ты что, слепой? Посмотри, что стало с нашей землёй! Цветущие сады превратились в бесплодные пустыни! А сколько наших братьев и сестёр сгорели заживо?!
— Но при чём тут я? — продолжал я валять Ваньку, в надежде охладить полыхание страстей, но, похоже, ещё больше распалял их.
— А кто же?! — голос Визгливого утонул в общем возгласе возмущённых аборигенов: — Ведь ты же Бог!!!
Я равнодушно пожал плечами:
— Ребята, вы меня с кем-то путаете. Я — обычный человек. Как вот ты! — Я ткнул пальцем в Визгливого, отчего тот резко отшатнулся назад. — Или вот как ты! — Звероватый хоть и не отскочил, но заметно посерел. — Как я мог погубить вашу землю? Вот ты такое сможешь? — Я показал ещё на одного, стоявшего рядом со Звероватым. Этот даже не шелохнулся. Стоял, широко расставив ноги, и, ухмыляясь, крепко сжимал в руках автомат, видимо, свято веря в его всемогущество.
— Землю — нет, — фыркнул он. — А вот пулю в лоб тебе точно пущу. Чтоб хоть немного уважал астеев.
— "Астеев"? — состроил я удивлённое лицо. — Это кто?
— Астеи — это мы! — гордо выпрямился Визгливый, положив нижнюю челюсть себе на грудь. — Избранные!
— Хорошо, — кивнул я, стараясь разговаривать с ними, как с душевнобольными. — Хорошо. И чем же вы занимаетесь, избранные?
— Не твоё собачье дело! — Браслет именно так и перевёл слова Кровожадного, того, что обещал пустить мне пулю в лоб. — Ты нам зубы не заговаривай, а лучше говори, зачем пришёл?
— Я уже сказал — с миром и помощью.
— Ха! — взорвался ещё один, с седым ёжиком на голове. Он до сих пор хранил молчание, но, видать, и его припёрло. — Если ты — обычный человек, то какую помощь ты нам можешь оказать? Какой нам толк от тебя и от твоей помощи?
— Ну, — со скромной улыбкой потупился я. — Кое-что я, всё-таки могу.
— "Кое-что" могу и я! — нехорошо осклабился Кровожадный, выразительно поводя стволом. — Лоб у тебя вон какой! Точно не промахнусь! — И он заржал, довольный своей шуткой.
— Погоди, — остановил его Седой. — Говори, — деловито обратился он ко мне, внезапно сменив гнев на милость. — Что ты можешь?
— А нельзя ли нам того?.. — выразительно кивнул я на костёр. — К огню присесть?
— Ещё чего! — с пол-оборота завёлся Визгливый. — Наравне с астеями захотел?!
— Богу позволено всё! — отрезал Седой и, оттолкнув Визгливого, поманил меня за собой.
— То бог, то не бог! — заныл Визгливый, ковыляя следом. — Не понимаю...
Меня усадили на один из валунов, в определённом порядке расставленных вокруг костра. Остальные астеи, как они себя называли, расселись вокруг. Седой сел справа от меня. Видимо, заправлял здесь он. С другой стороны, не отводя от меня дула автомата, примостился Кровожадный. Его насмешливый взгляд ужасно нервировал меня, всё время подмывало испортить ему настроение, но — приходилось терпеть. Цель оправдывала все неудобствия.
— Говори! — приказал Седой.
— Вообще-то, — замялся я, — мне хотелось бы послушать вас. Расскажите о своих заботах. Может, я и смогу вам чем-нибудь помочь.
— Наши заботы тебя не касаются! — крикнул со своего места Визгливый.
Но Седой жестом заставил его замолчать.
— Какие у нас заботы? — как бы размышляя, сказал он. — Она у нас одна — выжить! Вот и вся наша забота. Это становится делать всё труднее. Земля давно не родит. Запасы кончаются. Людей осталось не так много, как хотелось бы. Вымираем.
— Да чего ты перед ним расплакался?! — опять не выдержал Визгливый, но тут же заткнулся, встретив кинжальный взгляд Седого.
— Я дам вам новую землю, — неожиданно для себя брякнул я.
И сам испугался. Конечно же, не расправы над собой, нет, это было бы глупо в моём положении, а той ответственности, которую я вновь возлагал на свои плечи. Теперь, когда мне стало известно, как я облажался со своими ядерными игрушками, на меня давило огромное чувство вины перед этим народом. И надо было как-то от него избавляться. Идея у меня на тот момент созрела, но очень сырая и неподготовленная, а самое главное — о ней никто из моих товарищей ещё не знал. Она возникла вот только что, когда я смотрел в эти измождённые суровые лица.
Аборигены загалдели и повскакивали со своих мест, возбуждённо жестикулируя. Только Седой, да ещё Кровожадный, добровольно взявший на себя роль моего надсмотрщика, остались на местах.
Седой долго и задумчиво смотрел на меня. Потом поднял руку, призывая соплеменников к тишине.
— Объяснись, — сурово приказал он.
— Всё просто, — сказал я серьёзно. — Вы собираете всех людей в одном месте, а я открываю дверь в другой, благодатный мир, где ваш народ обретёт новую родину.
Астеи опять зашумели, выражая недоверие:
— Ты его больше слушай! Тогда не добил нас, так решил теперь довершить чёрное дело! Гони его прочь! Он смеётся над нами! Двадцать лет продержались, и дальше сами проживём! Без благодетелей!
