— Но как это происходит? Как устроен переводчик?
Носатый почесал затылок, посмотрел на лекаря и сказал:
— Да я не знаю, честно говоря. Это надо махудов спрашивать, которые их делают.
— Махудов?
— Ну да... махудов.
— Кто такие махуды?— не понял Джексон,— А, это, наверное, одно из тех слов, которые не переводятся. Если я правильно понял ваши объяснения, получается, что в моем языке нет такого понятия.
— Очень странно: махуды есть, а слова нет...— в свою очередь удивился носатый. Вот, например, Ашмаир — махуд,— он кивнул в сторону старика.
— То есть, махуд — это лекарь?
— Необязательно. Есть разные махуды: кто-то лечит, кто-то вот такие камешки-переводчики делает, а кто-то — воюет.
— Но камешки — не моя область, никогда не интересовался, как они устроены,— пояснил лекарь.
— Вы меня заинтриговали!— воскликнул Джексон.— Да, простите, я забыл представиться: меня можете называть Арни, а она — Вэй Лин,— и разведчик посмотрел на собеседников, ожидая, что они тоже назовут свои имена. Возникла неловкая пауза.
— Что такое "представиться"?— похоже, теперь носатый наткнулся на непонятное слово.
— Ну... это когда незнакомые люди в первый раз встречают друг друга, они называют свои имена.
— Ах, это такой ритуал? Интересно. А у нас имена называют, когда говорят о ком-то из присутствующих или при прощании. Примерно так: "если будете вспоминать обо мне, называйте меня Стит". Это, как вы поняли, мое имя. А если будете вспоминать ту гору мяса,— носатый указал на белого карлика (который только усмехнулся в ответ на подобное обращение),— называйте его Ургор.
— Так все-таки: кто эти загадочные махуды? Чем еще они занимаются?
— Много чем. Помогают земледельцам, лекарства делают, ловят преступников... долго перечислять.
— Ага, наверное махуд — это мастер?
— Нет, совсем не то. Вот, например, Ургора все у нас считают мастером. Он делает замечательные ножи, мечи, топоры. Но он не махуд, потому что не применяет махудские уловки.
"Черт",— подумал с досадой Джексон,— "эти камни-переводчики явно основаны на какой-то продвинутой технологии, не хуже компьютерной. Это может быть очень ценно. Как же невовремя возникли языковые проблемы! Кто же такие эти чертовы махуды и, особенно, их чертовы махудские уловки!?"
— А махудские уловки чем отличаются от немахудских?
— Это очевидно! Тем, что их применяют махуды,— солидно пояснил Стит.
Джексон мысленно застонал, а верзила вдруг расхохотался и сказал:
— Стит, ты бы еще заявил, что дерево — это то, что деревянное!
Лекарь с важным видом поднял палец и стал говорить:
— Молодой человек, мне трудно представить, что существуют страны, где нет махудов. Но вы не похожи на глупца, и выглядите искренне удивленным, значит не пытаетесь меня дурачить. Теперь мне самому стало интересно, смогу ли я объяснить вам. Я попробую рассказать о нас подробнее, может что-то из этого выйдет. Вот Ургор — кузнец, но не махуд. А почему? Да потому, что он работает с тем, что видит. Кусок металла, молот, наковальня, огонь, вода, дрова — это те предметы, которые можно увидеть глазами. Любой человек, если он не слепой, может увидеть то, что видит Ургор, когда работает. Но Ургор знает свое дело лучше, чем другие, у него руки умелые и голова в порядке. Вот он сидит, молчит, с виду — деревенщина. А потом вдруг как скажет... и прямо в цель. Голова работает получше, чем у многих. Но видит он так же, как и все. А махуды видят то, что не видят другие. Сначала способность эта совсем слабая, но ее можно развить. Мы, махуды, видим невидимое — кто-то в огне, кто-то в воде, и так далее, так что есть махуды огня, махуды воды, махуды воздуха...
Джексон воскликнул:
— Постойте-ка... махуды огня, воды, воздуха... что-то мне это напоминает... а, вспомнил! Маги огня, маги воды, маги воздуха, махуды — это маги?!— спросил Джексон и осекся, увидев выражение лица лекаря. Оно было гневным. Мягко говоря. Джексон попытался исправить ситуацию:
— О, я, наверное, что-то не то ляпнул, возможно, у вас не полагается перебивать или еще какой-то обычай, прошу прощения...
— Дело не в этом!— ответил Стит, повысив голос, и тоже хмурясь,— скажите, маги ведь шарлатаны?
— Ну... в общем... да.
— Вот видите! А разве Ашмаир — шарлатан?! Разве он не вылечил вашу женщину!? Как вы можете называть махудов магами, тем более, когда рядом сидит пожилой и всеми уважаемый махуд?!
Джексон понял, что сказал что-то сильно не то. Требовалось срочно исправлять ситуацию. К счастью, разведчик соображал достаточно быстро в нестандартных ситуациях, недаром капитан выбрал для этой миссии именно его и Вэй Лин.
— Я прошу меня простить... — Джексон хотел поклониться оскорбленному лекарю, но вовремя остановился, "мало ли что означает поклон в жестах этого народа, может, вызов на дуэль!"— Я вам благодарен за помощь. По обычаям моего народа нельзя оскорблять того, кто тебе помог. Это какое-то недоразумение. Наверное из-за того, что я еще не привык пользоваться вашим переводчиком. Вы сами говорили, что могут быть недоразумения, из-за которых даже ссорятся. Мне надо было сразу понять: раз камешек не перевел слово "махуд" как "маг", значит, между этими словами слишком большая разница. Если я правильно понял, то махуды не жульничают, маги — жульничают. Есть ли другие различия?
Кажется, старый лекарь смягчился, поскольку немедленно ответил, хотя в голосе еще оставались сердитые нотки.
— Пожалуй, это главное. Маги не жульничают.
Джексон опешил:
— Постойте... но ведь вы только что сказали, что маги жульничают...
Лекарь и Стит переглянулись и рассмеялись. Лекарь сказал:
— Да, похоже у вас будет еще много проблем с переводчиком. Вы не поняли, что произошло? Вы мысленно согласились, что те, кого вы привыкли называть магами, могут быть честными. Для вас слово "маг" потеряло значение "шарлатан", и переводчик стал переводить то же самое слово по-другому.
Джексон забеспокоился:
— Это что же, переводчик читает мои мысли?
На этот раз лекарь и Стит хохотали еще громче, к ним присоединилось довольное ржание верзилы.
— Надо бы, конечно, подразнить вас, сказать, что мы видим насквозь все ваши страшные тайны,— ответил, ухмыляясь, Стит.— Но я вас успокою: переводчик говорит только то, что вы хотите, ничего лишнего. Если вы врете, то переводчик тоже врет. Вы знаете, что переводчики иногда применяют даже люди, которые говорят на одном языке?
— Это еще зачем?
— О! Вы даже не представляете, как это бывает полезно. Особенно, когда говоришь с женщиной.
— А при чем тут женщины?— Джексон был сбит с толку.
— Видите ли, женщины слишком любят намеки. Поди пойми, что она имела в виду. В самом деле она отвергает твое внимание или просто дразнит. Или жалуется на одно, а хочет, чтобы ты сделал совсем другое. И ведь она не собирается меня обмануть, просто она полностью уверена, что я пойму ее и так! Но я-то не понимаю... Вот тогда я одеваю на нее медальон-переводчик, и все действительно становится понятно! Например, моя жена говорит мне: "у меня болит спина", а я слышу: "я на тебя обижена". Значит, надо идти к цветочнице, чтобы она перестала дуться. А на другой день она говорит мне: "у меня болит спина", и я слышу: "у меня болит спина". Значит, на этот раз у нее и правда болит спина, и теперь надо идти не к цветочнице, а за Ашмаиром.
— Местные мужики такие же лентяи, как и наши: вместо того, чтобы учиться понимать любимую женщину с полуслова, они используют какое-то устройство. Грош цена такому пониманию...— эти слова произнесла Вэй Лин, приподнимаясь на своем ложе.
— Вэй!— обрадовался Джексон,— ты выздоровела? Ты слышала все, что мы говорили?
— Конечно. И даже все видела. Только я ничего не могла сказать, я даже дышать не могла. Жуткое ощущение: воздуха не хватает, а вздохнуть не можешь. Ты не представляешь, какое было облегчение, когда мне стали делать искусственное дыхание! Да что там, я даже думала ужасно медленно и тяжело, словно сонная черепаха в маразме.
— Четвертого медальона у меня нет,— развел руками Стит,— придется вам пересказывать, что говорит ваша спутница.
— Кажется, она окончательно пришла в себя, потому что шутит и делится впечатлениями. И она очень благодарна Ургору за первую помощь.
Джексону показалось, что молчаливый верзила слегка смутился.
— Скажи им, что мы торговцы и готовы заплатить за лечение, если поймем, какие товары пользуются спросом в их стране,— подсказала Вэй Лин.
Лекарь заявил, что за услуги ему ничего платить не надо. Вэй Лин вдвойне зауважала местных целителей, когда узнала, что по их традициям нельзя брать деньги с человека, которого спасаешь от верной смерти. Дескать, жизнь за деньги покупать — кощунство. Или как-то так.
Джексон заметил, что в любом случае он интересуется торговлей, что если это не запрещено, он хотел бы купить партию медальонов-переводчиков.
— О, это как раз по моей части,— оживился Стит.
Оказалось, что он местный торговец. Стит буквально забросал землянина информацией. Да и у Джексона обнаружилась, так сказать, коммерческая жилка. Обсуждение затянулось. Лекарь заскучал и засобирался домой.
Скучно стало не только лекарю. Верзила заявил, что ему завтра рано вставать, идти в кузницу, и отправился спать. Вэй Лин не заметила, как задремала на той же кровати, где ее лечили. Джексон и торговец обсуждали бизнес до самого рассвета и остались весьма довольны друг другом.
Землянин составил подробный список товаров, услуг, узнал цены на них в ближайших городах и в Столице, получил сведения о торговых законах и традициях. Стит в свою очередь, уже предвкушал неплохую прибыль. Оказалось, что планета довольно бедна цветными металлами, причем все они ценились весьма высоко. Джексон посулил ему партию меди.
С рассветом землянин разбудил напарницу, и они отправились обратно, по дороге на восток.
Изгнание
Свет пробивался сквозь тонкие муаровые занавески в комнату лазарета. Сплошь разрисованные стены изображали леса, поля и города. Роспись изобиловала мелкими деталями и даже ребусами. Предполагалось, что созерцание картин и разгадывание загадок развеет скуку больных. На кровати, глядя в потолок, лежал иерарх Икен.
В дверь постучали. Вошла Алия.
— Рад тебя видеть в добром здравии, девочка.
— Да уж. Джерр меня разве что грудками урчаток не кормил. Насмешничать перестал, я даже стала подозревать, что ему что-то от меня нужно...
— Хе-хе... ну ты даешь... она "стала подозревать", не прошло и пяти лет. Ну что может быть "нужно" молодому парню от красивой девушки? Тоже мне, тайное знание...
— О! А вы, я смотрю, насмешничать не перестали, иерарх, значит, идете на поправку, верно?
— Со мной все будет в порядке, только не так быстро... у меня же нет пылкого возлюбленного лекаря,— шучу, шучу, не сердись, просто я старше и мне сильнее досталось. Ты кому-нибудь рассказала о том, что произошло?
— Только то, что случились неприятности, а обо всем остальном пусть узнают у вас. Иерарх Пур задолбал меня расспросами...
— Так я и знал!
— Но я уперлась копытом.
— И почему же ты ему не рассказала больше?
— Только не иронизируйте, хорошо? Это все женская интуиция.
— Ах! Опять эта жен... хм, ладно, не буду брюзжать, в этот раз она тебя не подвела. А что говорят? Какие новости?
— Если вы о той твари, то она больше не прилетала. В Совете Цитадели обычные склоки...
— Договаривай.
— Лучше потом, когда вы выздоровеете.
— Так! Я, конечно, еще не могу летать и воевать, но уши и глаза у меня в полном порядке! Даже не видя твоей ауры, я понимаю, что ты что-то скрываешь. Говори!
— Я не знаю...
— Что-то случилось? Пур опять задумал какую-то гадость?
— Не совсем... может, лучше все-таки потом?— в голосе Алии появились необычно жалобные интонации.
— Если ты сомневаешься, значит дело важное. Ты вообразила себе, что должна меня жалеть? С головой у меня все в порядке! Не помру, выкладывай.
— Ну... знаете... когда мы улетели, тут случилась беда,— и Алия подробно рассказала о панике в Столице и том, что об этом говорят.
— Значит по городу ходят слухи, что это я во всем виноват?
— Да. Они не хотели говорить, но сведения как-то просочились. Разгорелся невообразимый скандал. Все считают, что арх сделает из вас козла отпущения.
Старик задумался. Глаза его стали отрешенно-стеклянно застывшими. Наконец, он произнес:
— Когда мне было пять, я думал, что отец никогда не ошибается. Когда мне было десять, я думал, что он ошибается очень редко. Когда мне было пятнадцать, я думал, что взрослые вообще ничего не понимают. Потом мне исполнилось двадцать, и мне казалось, что это я не ошибаюсь почти никогда. В тридцать я стал сомневаться в этом. В сорок я стал презирать двадцатилетних, которые не видели своих ошибок. Потом меня это стало забавлять. Позднее я их жалел. В какой-то момент я смирился с тем, что все время от времени делают ошибки, очень часто их не замечают и не признают. В конце концов... я даже привык к тому, что из-за моих ошибок погибают люди. Скажи, Алия, может быть человек не должен жить так долго, иначе он превращается в черствое бревно? Конечно, я могу привести оправдания для себя... быть может, даже разумные...
— Если уж на то пошло, то ваш купол только отразил на город заклинания ужаса, а разве не виноваты те, кто их послал, вопреки приказу? А те, кто испортил ваш купол своими? Без тех и других ничего бы не случилось!
— Вот видишь: то, о чем я и говорил — разумные оправдания. А люди погибли. Но, знаешь, я не чувствую раскаяния. Я привык. Представляешь? Это странно, но это так. Может быть я с возрастом схожу с ума или деградирую? Это дико, но я привык! Не знаю... может быть, когда-нибудь я привыкну к тому, что привык...
Иерарх снова замолк, задумавшись о чем-то. Алия не знала, что тут сказать. Она не представляла себе, какими словами утешить старца. И надо ли. Молчание иерарха слишком тяготило, и она ляпнула первое, что пришло в голову:
— Может быть я еще в каком-то неправильном возрасте, но когда меня начинают мучить мысли о том, плохая я или хорошая, я что-нибудь взрываю или поджигаю, и мне сразу становится легче. Давайте пойдем и разберемся с джаа, или что это за тварь, раз уж все началось из-за нее. Мы должны взять реванш!
Старик посмотрел на Алию так, будто впервые ее увидел.
— Реванш? Реванш... реванш... Алия, ты можешь позвать арха Оруда?
Арх Дахар Оруд, двойной маг земли и воды, глава факультета земли пришел один. Его лицо было подчеркнуто непроницаемым, а одежда — подчеркнуто официальной, но не торжественной. Главный маг самого большого города надел длинную мантию из лоснящейся темно-зеленой ткани со множеством тонких синих вертикальных полосок и подпоясался черным поясом. Пальцы босых ног переплетала прочная жилка, усеянная черными бусинками.
Икен сразу перешел к делу:
— Дахар, мы с тобой никогда не были ни врагами, ни друзьями, так что я могу положиться на твою беспристрастность и нейтралитет. Сразу скажу, я не собираюсь оказывать сопротивление. Считай, что я подписал безоговорочную капитуляцию.