— Передам, но смотря что. Если что-то в открытую такое... типа, "этого убить", "собираемся на грабеж там-то" — с легким сердцем откажусь.
— Я — и на грабеж? Это у тебя такая насмешка в мою сторону, да, Лучок? Ты бы меня еще на сто сорок шестую подписал! Короче, вот слова, запомни дословно: "Я в отпуске, проездом во Владимир". И еще. "По Томску-городу: Мороз остановлен в прошлом годе."
Запомнил, не страшно?
— Угу. "Я в отпуске проездом во владимир. По томску городу мороз остановлен в прошлом годе." Это, типа, шифровка. Но я запомнил, кому и где передавать?
— Сейчас, сейчас... дай Бог памяти... Район Зайсан — я правильно сказал, есть у вас такой?
— Есть.
— Тэ-экс... Сейчас адрес вспомню... Адресат — не вор, но наш пацан, золотой пацан, ваш местный воровской пацан, с перспективой. Других корней в Павлопетровске у меня нет. Звать его Кузя-Татарин... так, так... адрес... Крепостная улица... рядом с улицей Пушкина... и номер вспомнил... Ты ему передашь, он другим перескажет, ссылаясь на мои слова. Напомнишь ему про чифирбак с "пьяной" ручкой, чтобы он знал, что ты именно от меня, а не подставной. И что он — тот, кем представился.
Лук выслушал адрес, напутствия, приметы дома и Кузи-Татарина, кивнул.
— Знаю эту улицу, значит, и дом найду. Всё, я прочно запомнил. Но не обещаю, что сегодня или завтра передам. Уж точняк, что не сегодня.
— Это не горит, это хоть через неделю. У меня предчувствие, братишка, что недолго мне на воле бегать, повяжут вот-вот. Потому как экспромт, это я уже говорил. А рывок дело серьезное, и на абы как его не спроворишь, чтобы надежно получилось. Но я на половицах прикорнул, огурчиком закусил, а сам лежу и слушаю, как ветер по травам шуршит, как стены скрипят, яблоки опадают... И это мне вместо самого лучшего курорта... Но надобно двигать дальше, время пришло. Посему прощаемся, завтра здесь меня уже не будет. Переночую — и в путь... Вечер в хату, Лук. Пора тебе домой, к телевизору и горячему ужину. И на прощание — о нас с тобой. По поводу тебя. Есть в тебе душок. Не воровской, нет и нет, сие очевидно мне, однако он есть, уважаю за это. Я привык сразу человека чуять, с первого подлета, и ты мне показался. Что же до меня — то от души благодарствую за приют и помощь, и надеюсь, что мой подарок тебе послужит равноценной оплатой.
— Что еще за подарок? — насторожился Лук и спешно зыркнул по сторонам. — Я не просил никакого подарка!
— Подарок — это алярм, шухер, или, если хочешь — тот внезапный ужас, что ты испытал давеча, когда простой и немолодой человек, сидящий напротив тебя, который читает на досуге Чехова и Достоевского, с которым ты мирно кушаешь, вдруг оборачивается прямой угрозой тебе и твоему существованию на грешной земле. Вспомнил? Не красней и не отпирайся, я же всё чётко засек, даром что полуслепой. Вот, это вот ощущение — и есть мой тебе подарок. Никогда никому до конца не верь и не доверяй! Чтобы однажды не пожалеть об этом в последний миг. Надеюсь, что ты мои слова и тот вчерашний случай навеки не забудешь, и он, совет этот, верно тебе прослужит всю твою жизнь. Придет время, непременно придет, когда ты оценишь его по достоинству. Все, расстаемся. Давай лапу, авось и встретимся где, на просторах Союза!
И они расстались, чтобы никогда уже не встретиться.
Г Л А В А 6
Я слышу гром и слушаю дождь. Для наших далеких человеческих предков, в любой точке обжитого мира, все эти природные явления непременная часть их верований в те или иные высшие силы! Вот, загремело, вдруг хлынуло, и уже молнии разрывают и разбрызгивают хмурое небо по всем направлениям, бьют наотмашь и наугад туда, вниз... к слабым людишкам поближе. Дерутся ли боги и демоны там наверху, или просто очередной праздник справляют?..
Из всех мифологий, меня, как потребителя, больше всего привлекает древнегреческая и римская, словом, античная.
Конечно, Олимп этот, населенный многочисленными выводками враждующих между собою богов, больше напоминает колонию вечно пьяных обитателей ада, по ошибке окопавшихся в раю; нет таких преступлений против морали и человечества, которых бы они еще не совершали, причем совершенно бесплатно — инцест и имбридинг там вообще за грех не идут... Да и откуда бы взяться морали в том вертепе, если даже Зевс-громотряс ни разу в жизни книжку в руках не держал, предпочитая цапать ими за молнии и женские прелести...
Но как интересно смотреть из безопасного места за всеми хитросплетениями человеческих и божественных судеб, насколько оно завлекательнее, нежели скучные деяния Деда Мороза и Снегурочки... На улицу, хвала богам, Перуну и Зевсу, мне выходить не надо, я еще днем мусор вынес... Мне-то хорошо, а вот другу...
Только что проводил гостя: с недовольной бранью на устах от меня свалил Лук — это после того, как его мама дозвонилось до моей. Проводил его до дверей и пошел на кухню пообщаться с предками, а он теперь, небось, скачет, как ночной воробей по свежим лужам, и ежится от холодного дождя, а главное — от предвкушения родительского зудежа! Половина одиннадцатого, видите ли, поздний вечер! Взрослые такие непонятливые, когда речь идет о детской жизни с ее проблемами и дилеммами! А когда меж собою воркуют по телефону — сплошная взаимная любезность! Лук ушел, а я болтаю с мамой о том, о сем, не показывая вида, что сам пребываю в некотором офигении от услышанного. Ну, Лук, ну, сукин сын, чертов закаканица: такое приключение утаивал от меня аж целых две недели! От меня, от своего лучшего на свете корешка!.. Друг называется!
Хотя... чем кумушек считать... Да, он, вероятно, плохо поступил... если мерять скрытность его книжными канонами дружбы, мужской, настоящей... Ну, а я сам? А я-то кто после этого??? Ведь я, в отличие от Лука, не раскололся в ответ и про клуб заговорщиков "Программа Время" ему ни словечка так и не рассказал!.. И при этом еще остался недоволен его скрытностью... Почему он мне рассказывает, а я ему — ни гу-гу!? Он мне друг, или кто??? Я ему друг, или кто??? Друг — я ему, а он мне, но я предкам обещал, дал клятву, что буду молчать, без всяких исключений, то есть наглухо! Поклялся — выполняй. А с другой стороны... Ой, блин, совесть такая зануда!.. Чую, что однажды не выдержу ее угрызений и проболтаюсь Луку про нас про всех. Ведь он не выдаст!
Почему я думаю, что не выдаст???
А потому что он настоящий друг, и предварительно поклянется молчать!
Да, но ведь я тоже поклялся молчать, и не кому-нибудь, а отцу с матерью, жизнь и судьба которых зависит от моего молчания!?
А вдруг он кому-либо выдаст, как и я ему!? Не по злу, не по пьяне, а случайно, разнежившись в объятиях любимой девушки, невесты, или, там, жены... короче говоря, самому близкому человеку во Вселенной!? Которая однажды — тоже отнюдь не по злому умыслу — проболтается об услышанном сестре-близняшке, например! А та — верной и самой лучшей на свете подруге?.. А та — своей маме?..
И с каждым новым звёнышком болтологической цепи клятва "никому ни гу-гу" будет становиться все слабее, все пустее... Трех-четырех таких доверительных звеньев хватит, чтобы тайна стала известной даже генералу Пиночету из чилийской хунты.
Но я ведь молчу!
Ага, молчу — и собираюсь Луку рассказать!? Который, понятное дело, мне друг, это бесспорный факт, но который, все-таки, меньше для меня, чем папа с мамой!..
Вот такие борения приходится проводить с самим собой, под звуки разгулявшейся грозы и маминых бытовых рассказов о прожитом дне, вместо того чтобы повторить кое-что по физике, а именно по электростатике, где у меня небольшой туман в знаниях. Ладно, лягу и наизусть вспомню страницу учебника... авось окончательно пойму. Да, лучше лечь, чуточку поучиться... и того... на боковую, тем более, что я уже и умылся, и зубы почистил, и пижаму надел... Лук насмехается тет-а-тет над моей пижамой, но — пока он молчит перед публикой на сей счет — мне чихать на его пристебки!
— Мик, тебя!
Я вскакиваю с кресла и бегу к телефону, зная наперед, что это Лук. Так бы он хрена с два позвонил, ему сейчас не до болтовни, но это я его заранее попросил. Потому что еще заранее мне об этом шепнула мама! Она всегда за всех беспокоится.
— Порядок?
— Угу, если не считать, что весь промок, типа. Короче, пока я бежал, я понял, как ту формулу доказывать, завтра перед уроком расскажу!
— Ништяк! Счастливо!
Какие, там, к черту, формулы!? Просто Лук воспользовался моим звонком, чтобы проговорить при родителях отмазку, что, дескать, не дурака пинали, а учебой занимались. Но это ему слабенько поможет, взрослые непременно будут нудеть раздраженными голосами. Вся надежда, что родители только что с югов и пока еще полны умиротворяющей расслабленности.
— ...Ух, ты! А ты что?
— А я ничего. Ты понимаешь, Мик, я тогда просто не нашелся, что сказать, по-тупому смолчал, да и разговор как-то в сторону перетек... Мне лично было суперинтересно узнать, как и в чем отличаются законы мафиозные, сицилийские, иные, американские — от наших уголовных. И, насколько я понял, где-то есть сходство, но в основном — отличия, и они огромны, говоря по-русски — ахренительны! Сам он что-то слышал и читал про мафию, но знает о ней еще меньше, чем ты или моя бабушка. То есть, в этом отношении зуб даю: никаких международных контактов между советским преступным миром и сицилийским, там, или американским — нет, и быть не может. Принципы построения блатных вселенных очень уж разные, их не сомкнуть...
Луку очень нравится сидеть и кружиться в моем личном кресле у моего личного письменного стола, за которым я готовлю уроки или просто бездельничаю. Кресло с обивкой из натуральной черной кожи мягкое, прочное, с очень высокой спинкой, стоит на круглой ножке-подставке и может вращаться в любую сторону. Отец в Москве его купил, в одной из командировок, потом была целая проблема доставить его домой... Купил как бы для своего домашнего кабинета, но ему не понравилось, а мне самое то!
Поскольку мое кресло занято, я полулежу на ковре, в самом центре комнаты, и, типа, изображаю ленивый бой с тенью, руками и ногами.
— Чиво, чиво ты там насчет знаний? Чиво — как твоя бабушка!? Я знаю абсолютно все, что ты мне рассказал, но! — только это, Лучина-чесночина! И если оно не много, то... как говорится... с кривой рожей на зеркало пенять...
Лук в момент завелся, спорщик лупоглазый, стал мне возражать и втаптывать в ковер... доказывать свое интеллектуальное превосходство. Надо мною! Ха-ха... Ну-ну.
— Ага! Знает он! Микус-фикус шантрапупс! Шиш тебе с маслом, сверху вниз по кривому зеркалу! Ты просто помнишь, именно помнишь, всего лишь помнишь, а не знаешь! Между этими двумя... гм... понятиями офигительно большая разница прикопана. Факт становится знанием не раньше, чем ты научишься им пользоваться, понял, нет?
— "Факт, употребленный осмысленно, становится знанием."
— Типа, да, я точной формулировки не помню. А без врубчивости в глубину темы — ты простой магнитофон-воспроизводитель. Вот, смотри, вот, я тебе даю вводные по "понятиям" "в хате", а ты попробуй без моих снисходительных подсказок...
Я понимаю, что имеет в виду Лук, говоря о разнице между "знаю" и "запомнил", признаю частичную правоту его спесивых поучений, но мне так не хочется погружаться в эти предельно идиотские "положено", "западло", "по чесноку", "не положено"...
— Лук, всё! Пау! Брек! Харэ-харо! Избавь меня хоть сегодня вечером от твоих занудных лекций!.. Ну, хорошо, я сам к тебе снизойду с вопросом: и в чем самая большая разница между "ихними" и "нашими"? Только без вводных и сжато! Ну, например?
Лук перестает кружиться в кресле, закидывает ногу на ногу (левый носок у него рваный, с дыркой на пятке), указательными пальцами потирает виски... правый палец тянется к носу... Ему кажется, что он состроил на лице очень глубокомысленный вид... А мне так не кажется, но я привык и терпеливо слушаю.
— Н-ну-у-у... Например: там, в мафиозной семье сицилийского типа есть довольно жесткая иерархия: "солдат", "капорежиме", босс или дон, а у нас как бы анархия: все воры — по понятиям — формально равны, и разница между ними всеми — в таком зыбком слове, как "авторитет". То есть, пардон, зыбкое не само слово, а круг поня... гм... исчерпывающий набор смыслов, это слово характеризующих... А там, "у них", еще личное богатство значение имеет, как один из важнейших элементов накопленного престижа... Но это в Америке, а на Сицилии для этих... для мафиози старого замеса, тоже не деньги самое главное, а личный престиж. Считай, авторитет, как у наших...
Когда мы с Луком перевалили в десятый выпускной класс, мы, в наших с ним разговорах, потихонечку стали примерять на себя взрослую жизнь, до которой уже рукой дотянуться. И постепенно, слово за слово, мысль за мыслью, беседа за беседой — увлеклись некоей как бы игрою на две персоны: трепаться так, чтобы это по возможности походило на книжную или взрослую речь. Нам понравилось изображать из себя златоустов, хотя и получалось не всегда; к тому же никто из числа наших друзей и приятелей эту придурь не поддержал. Да, и Лук, и я то и дело сбивались на мычание, конечно же, сплошь и рядом несли всяческую ахинею, но все-таки... Мне было проще с красноречием, поскольку я вживую перенимал взрослую манеру вести серьезные беседы, в первую очередь, от предков и от подслушанных "конспиративных" разговоров, а Лук "снимал" из книг и с меня. Больше из книг.
— ...ну, да, точно, четкая граница: там еще имущество и деньги важны, в Америке больше, на Сицилии меньше... И женитьба разрешена, и работа, в тюрьме и на воле, и всякое такое... Ихним все это не в падлу, а нашим западло. Там бывший коп, типа, мент из полиции, способен полноправно войти в мафиозную семью, а наш мент или прокурор даже сидеть обязаны только на спецзоне для ментов, иначе убьют. Короче говоря, Микус, возвращаясь к теме: я ему ничего не вякал по поводу комсомола и прочего. Просто смолчал. Уклонился от реплик и всё. А сам про себя жёстко решил: НЕТ! Не буду выходить из комсомола, никогда не войду в партийную или комсомольскую карьеру, никогда не вляпаюсь в воровские дела. Этот дядя Вася, или дядя Вова, Владимир Петрович, довольно образно, с полным знанием дела, рассказал мне, чем пахнет тюремная романтика. И дело не только в туберкулезе, говне и хлорке. Да я и без него примерно все так и представлял... Короче, у меня свой путь. И не с ворами я, и не с коммунистами, и не с диссидентами... и не с мещанами... Да, у меня свой путь.
— Какой?
Вопрос, что я Луку задал, в общем-то, весьма логичен и прост, но Лук с него неожиданно "поплыл". Замялся, стал шарить в пустой коробке из-под "шоколадной" жвачки, да только там уже ничего не осталось кроме фольги и фантиков: все четыре жвачки мы с ним употребили, по-братски разделив. Я свой комок выплюнул прямо в форточку, не испытывая ни малейших угрызений совести перед дворниками и прохожими, но Лук все еще дожевывает. Лук сопит громче обычного, а я стою у окна, под открытой форточкой, наблюдаю распоясавшийся от безнаказанности дождь и хищно молчу, мне любопытно — что он ответит? Всегда такой находчивый, а тут растерялся. Самое время допинывать другана...
