Чемодан без ручки (общий файл. черновик)

Первый день толкли воду в ступе на переговорах, обсуждении цен и тактико-технических данных сельхозмашин на конской тяге. Осматривали сами машины в лабазах. Условия поставки у нас были только одним вариантом: плати и бери.

Во второй состоялись сами покупки.

У ''Американской международной компании жатвенных машин'' забрали со склада единственный экземпляр дискового плуга, точнее, если переводить на язык 21 века — культиватора. Все остальное у пиндосов стоило дороже, чем у их конкурентов, или заказ на поставку с предоплатой. А доставка в течение полугода нас совсем не устраивала.

У датчанина Рандрупа, который рискнул поставить свой завод в самом Омске, взяли железные плуги на три лемеха под запряжку парой тяжеловозов, бороны и довольно прогрессивные сеялки.

У англичан из Елисаветграда — косилки, ворошилки и жатки. Запасные пилы для них.

Соответственно полный набор фирменной упряжи.

На третий день собирали покупки по складам и грузили их на ''шкоду'', что было непростым делом, учитывая, что длинные железки этих агрегатов торчали в разные стороны.

Свободные места в кузове и прицепе, что не заняли бочонками с ''русским маслом'' — перетопленным сливочным, (оно долго может храниться без холодильников), забили арбузами.

Запаслись и ''царским вареньем'' — в крыжовник вставляется кусочек грецкого ореха и варится это в вишнёвом сиропе. Объедение. Должен же я себя хоть чем-то побаловать? Тем более, что диабета у меня больше нет.

Юшко, когда бродил по городу в отвязанном состоянии, еще оптом закупился на табачной фабрике Серебрякова, и гордо щелкал ''зиппой'' перед местной публикой, прикуривая толстую папиросу.

Но справились и к вечеру, заправив водой ацетиленовые фары, рыча мощным мотором, выдвинулись из гостеприимного города, очень любящего людей у которых в кармане водятся золотые монеты.

А там и до лесной дороги, с которой ''окно'' домой Тарабриным открывалось, недалеко уже.

$

Трава уже поднялась высоко над палом, что черных проплешин видно не стало совсем. Не так как всегда, но достаточно для того чтобы начать ее косить. Вот и косили. В три конные косилки и вручную, там где косилкам неудобь. Всю работу остальную побросали — страда. Кто не косит — тот ворошит. Механическая ворошилка у нас только одна. Важное дело — зимний корм для лошадок и прочих жвачных, если таковые появятся у меня. Любой крестьянин знает, что много сена не бывает. Бывает его мало — тогда беда по весне.

После косьбы у нас пахота и сев. Сеять будем ячмень, овес и кукурузу. На последней настоял уже я. Ею не только людей кормить можно. Я и рецепт из интернета в своём осевом времени выписал, как готовить силос и силосные ямы на зиму. Сейчас день год кормит.

Ужаснах. Всю сознательную жизнь бегал я от реального производства, а тем паче сельского хозяйства, профессию выбирал такую, чтобы с ними если и пересекаться, то накоротке. И вот на тебе, куда тебе, во что тебе — председатель колхоза со всеми втекающими, разве что без райкома на загривке. И сам себе снабженец. Ни днем, ни ночью продыху нет.

Балдеет только инженер. У Жмурова вроде как отпуск образовался. Но тоже в потолок не плюёт — камушки пересчитывает. Что-то прикидывает, перетаскивая с места на место американский теодолит.

Ваня Юшко ладит три железные бороны в один агрегат — монстрой таскать. Колёса на ней уже поменял на железные. Казалось, его деревенская душа поёт. Глаза, по крайней мере, сияют.

Остальные белорусы в роли учителей при конных механизмах. Технику безопасности в народ вбивают, иной раз крепкими затрещинами.

Высохшее сено свозим с деловых полей на КамАЗе. И скирдуем в сторонке. Сеновалы построим — перенесем туда.

Народ только жалуется, что баб мало и им самим приходится в поле весь женский труд работать.

Как я понял, что механизмы заменили кучу народа, вывел из сельхозобращения артель каменщиков. А то стройка совсем встала. И пилорама встала. А это не дело.

Жмуров этому был не рад — настроился уже на лёгкий труд, а то и совсем на отдых.

Только Сосипатор со своими рейнджерами не принимал участие в битве за сено. В степь сайгаки вернулись, и они народ мясом обеспечивали. А то какой из мужика работник без мясной пайки?

$

Темпоральное окно в Гатчину 1917 года открыли на лесном участке Красносельского шоссе южнее села Вайялово — там было пустовато в это время суток. И еще целый час катили по нему на монстре с нашей невеликой скоростью, пока не показались крайние дома самой Гатчины. При этом основательно подмёрзли — все же декабрь месяц под Петроградом далеко не юг.

7 декабря по старому стилю была основана Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров Российской республики. А мы припёрлись в Гатчину 14-го — через неделю. Пока никто не очухался и шел в этой страшной структуре организационный период. А царскую псарню еще не успели ликвидировать путём поголовного расстрела собак, как царских сатрапов и опору старого режима.

Подготовились солидно. На монстре развивались сразу два красных флага, прикреплённых к крыльям передних колёс. Вся команда была одета в кожу — куртки, галифе, ботинки, краги и ремни, добытые в Архангельске летом 1917 года. Всё новенькое, аж скрипучее. Перчатки из века ХХI-го. Под куртками у всех гимнастерки и черные свитера под горло. Разве что шапки-ушанки матросские были на нас из ХХ века — иначе можно было и дуба дать, — только красные звёзды ярко выделялись на черном мехе чебурашки. Ещё кокетливые бантики на груди красные.

Черные ангелы революции.

Только у меня на ногах были чешские рыжие шнурованные сапоги и рыжий же ремень. Да еще рыжими были деревянные кобуры маузеров. Только Сосипатор не стал изменять своему большому ''Смит-Вессону''.

Винтовки австрийские и пулемёт Горюнова в кузове у заднего борта в качестве ретирадного орудия.

За этим пулеметом пришлось мотаться на незалежную и самостийную Украинскую державу 1994 года, где прапорщиками вооруженных сил Украины проводилась большая распродажа родины. По дешёвке. Правда, ни российские рубли, ни свои фантики, иронично украинцами же именуемые ''хохлобаксами'', никто брать не хотел — все требовали только портреты вечнозелёных мертвых президентов одной залужной страны. Но у нас их было. Так что всё срослось к обоюдному удовольствию.

В нагрузку к пулемету СГМБ пришлось взять три ящика мосиновских винтовок образца 1930 года, ящик пистолетов ТТ (эти брали ради патронов, которые подходили к маузерам), пару ящиков ППШ. Оставшееся место в кузове КамАЗа забили ящиками с патронами. Всё с мобилизационного склада под Белой церковью. Ничего более современного в этот заход заполучить не удалось, хотя на будущее обещали и СКС, и пулеметы РПД. Автоматов Калашникова на этом складе не было вообще.

И это еще я еле отбился от нагрузки в виде гранат РГ-42.

А так только плати — весь склад вынесут. Но все по рангу и ранжиру. Если прапор торговал винтовками и патронами, то полковники барыжили танками и бронетранспортерами. Генералы самолётами, тактическими ракетами и средствами ПВО. Адмиралы сидели в готовности, распились весь флот — хотя бы на иголки. Все равно мичмана уже все, что можно с кораблей поскручивали на продажу. Но нам такого добра не надо — воевать не с кем. Для неандертальцев даже мосинка явно избыточна.

Последний штрих в подготовке лежал у меня в полевой сумке — изготовленный в фотошопе мандат Совета народных комиссаров Российской республики за подписью управляющими делами СНК тов. Бонч-Бруевича о ликвидации царской охоты и увольнении всего ее персонала со службы. Вторая бумага была серьезнее — мандат за подписью председателя ВЧК тов. Дзержинского об организации охраны московского кремля и лично председателя ВЦИК Съезда Советов тов. Свердлова. В том числе охраной собаками крупных пород, коих член коллегии ВЧК тов. Беленький имел право конфисковать в любом месте Российской республики у любого владельца. А в случае саботажа применять все репрессивные меры на месте. Все подписи, штампы и печати на месте, скопированные с подлинных документов в архиве. Не придраться, разве что к хорошему качеству бумаги. Но Финляндия рядом и вроде как еще из состава России не вышла.

У каждого бойца моего маленького отряда в кармане лежала бумага, что он — далее шла настоящая фамилия, чтоб не путаться, является бойцом отряда особого назначения орготдела ВЧК.

Австрийские винтовки взяли потому, что народ обращению с ними уже обучен, да и их длинные клинковые штыки выглядели более зловеще тонких мосинских ''иголок''.

Прошли Гатчину насквозь, распугивая редких поутру прохожих и, перевалив через мост, углубились в Егерскую слободу.

Завалившись в канцелярию обер-егермейстера Его Императорского Величества, бросились отогреваться около жарко натопленной изразцовой печи, коротко приказав находившемуся там человеку подать горячего чаю. На что он у нас даже документов не попросил предъявить. Даже обидно — столько труда в них было вложено.

На улице оставили только часового при монстре, облачив последнего в большой — до полу, бараний тулуп с высоким воротником. А то открутят со ''шкоды'' какую-нибудь важную деталь, а нам еще обратно отсюда катить.

Когда принесли кипящий самовар, мы уже слегка отогрелись у печки. И, зная о нерегулярном снабжении города продовольствием, выставили на стол паюсную икру, сало, хлеб и репчатый лук, что взяли с собой в дорогу. Угостили и сторожа, который приготовил нам самовар и заварил крепкий чай.

Приняли для согрева по пятьдесят грамм водки, чем очень удивили конторского сторожа, который с 1914 года уже привык к сухому закону в стране.

— Неужто отменили?... — спросил он в пространство, и мелко перекрестившись, со смаком выпил. Потом выдохнул. — Слава тебе, господи Иисусе.

Успели сменить замерзшего на улице часового, когда в помещение ввалился очень высокий сухощавый человек в длинной кавалерийской шинели без погон, но с желтыми петлицами. Оружия при нем не было.

— Кто вы такие? — спросил он, отряхивая голиком снег с сапог.

— А ты кто такой, красивый? — спросил его в ответ Сосипатор.

Размотав башлык и сняв папаху, пришедший доложился.

— Отставной взводный унтер-офицер лейб-гвардии Ея Императорского величества кирасирского полка Владислав Рагузский. До первого ноября исполнял должность смотрителя конюшен Императорской охоты. На данный момент самое высокое начальство здесь. Бывшее начальство. Назначенный Временным правительством управляющий Государственным учебно-показательным охотничьим хозяйством господин Карпов бежал из Гатчины вместе с Керенским и его генералами.

На вид визитёру было лет пятьдесят.

— А вы что же не сбежали? — спросил я из чистого любопытства.

— Ну, во-первых, я не генерал, а простой унтер. Во-вторых, у меня тут дом. Часть дома. И другого нет. И всё-таки позвольте полюбопытствовать на ваши документы.

Ну, раз настаивает, покажем. И я вынул из планшетки свой мандат. В свою очередь спросил.

— О создании ВЧК по борьбе с контрреволюцией и саботажем слыхали в вашем медвежьем углу?

— Газеты получаем, — уклончиво ответил Рагузский.

— Я член коллегии ВЧК Беленький, — представился я временным оперативным псевдонимом и протянул ему мандат, ''подписанный'' Дзержинским. Кстати, товарищ Беленький действительно был такой в первой коллегии ВЧК. Хоть по телеграфу проверяй.

Мандат от Бонч-Бруевича я благоразумно придержал, так как царская охота была закрыта еще в конце марта 1917 года временным правительством князя Львова. Это мы вовремя от сторожа узнали, а то бы вляпались, как Штирлиц с волочащимся парашютом на Унтер-ден-линден.

Бывший кирасир бегло прочитал мандат и, отдавая его обратно, примирительно сказал.

— Это вам не ко мне. Это к Баранову. Я подумал, вы за лошадьми приехали. Так что позвольте откланяться.

И надел папаху на голову, заматывая башлык.

— Метёт? — участливо спросил Ваня Юшко.

— Метёт, — подтвердил бывший кирасир. — К вам Баранова прислать?

— Если будете так любезны, мы были бы вам за это благодарны, — ответил я.

Когда входная дверь стукнула за ушедшим кирасиром, я сказал Юшко.

— Ваня, доставай еще один штоф ''Смирновской''. По писятику маловато будет. До наркомовской нормы не дотягивает.

Выпив, и с удовольствием закусив бутербродом с салом и луком, я спросил у сторожа.

— А этот Рогузский тут большой начальник был?

— Если не брать князя обер-егермейстера и барона егермейстера, да царского ловчего, то в нашей Егерской слободе третьим он тут после царского стремянного и царского ружьеносца. И хотя с должности сам ушел по болезни, на конюшне кажон день пропадает. Беспокоиться за лошадок. Любит их. Дневальные-то конюхи разбежались все.

— Он дворянин?

— Откуда, — захихикал сторож, — почётный гражданин, правда, потомственный. А так происхождения он самого подлого — крестьянского. Рази что католик, а не православный. Но конюшнями в нашей слободе он четверть века уже ведает. Трудно сказать, откуда он у нас появился. С какой стороны. Тут почти все потомственно должности перенимают. А этот — кирасир, едри его мать.

И присев на корточки сторож подбросил пару поленьев в печь, хлопнув чугунной дверцей.

— А Баранов? Кто таков будет? — не отставал я от сторожа, ибо информации лишней не бывает.

— Барановы — наш род. Слободской. — Ответил сторож, поднимаясь на ноги. — Завсегда при собаках службу несли и передавали ее от отца к сыну. Только вот от всего этого рода тут один человек и остался. Кого на японской войне побило, а кого и на германской.

— Разве царских слуг в армию призывали? — удивился Ян Колбас.

— Даже великие князья на войне гибли, — усмехнулся сторож. — А уж дворцовых служителей от воинской обязанности никто не ослобонял. В соответствии с возрастом все в войске служили.

— А должность у Баранова какая? — не отставал я от сторожа.

— Был государев доезжачий [конный псарь]. Сейчас — корытиничий [лицо, заведующий кормлением собак] при меделянах. Сам попросился на такое понижение, после того как царскую охоту закрыли и государевы чины не у дел остались. Он и живёт с ними на псарне, хотя четверть дома в слободе имеет. Бобыль. Ближе собак у него никого нет.

— А в каком сословии Баранов состоит?

— Иван Петрович-то? Личный почётный гражданин. А вот и он.

В горницу вошел крепкий мужик лет сорока в короткой крытой сукном бекеше, черной смушковой папахе и верблюжьем башлыке на плечах. С арапником в руках.

— Метель закончилась? — спросил его Юшко вместо приветствия.

— Развиднелось, слава богу, — ответил визитёр, обметая веником снег с бурок. — Я — Баранов, кому я тут понадобился?

— Мне, — ответил я. — Раздевайтесь. Проходите. Присаживайтесь к столу, пока самовар еще горячий.

Прежде чем пугать мандатом налили пришедшему чаю, пододвинули тарелку бутербродов с икрой. Подождали, пока попьёт-поест.

Ознакомившись с мандатом ''от Дзержинского'', Баранов спросил.

— А что будет, если я собачек не отдам? Расстреляете? Мне уже матросня штыками грозила, да мордашей спужалась.