Черная Рысь-2. Экзамен на прочность

Жульен толком не объяснил мне, что же произошло на злосчастном перекрестке, он едва ли восстанавливал в памяти жуткие картины его первой битвы. Конечно, молодых оборотней готовят к разным происшествиям в мире, скрытом с глаз смертных, в частности родители обязываются обучить сыновей основам борьбы и специальным, тайным приемам, но в нашей семье никто и никогда не предполагал, что настанет время, когда и я ринусь в бой за часть одного целого, важного, бесценного.

От бега кровяное давление повысилось — я ощущала, как напрягаются стенки сосудов, через участившийся пульс; к желанию поскорее добраться до места "Х" примешивалось едкое и непреодолимое чувство страха.

Жульен не переставал оглядываться по сторонам и докладывать в случае появления подозрительных личностей позади, сбоку и впереди нас: как помощник он был не заменим в тот вечер, я тяжело осознавала себя в этой реальности, видя перед собой конечную цель и ничего более. Мы нашли Марию на болконе жилого дома, куда подняться смог только Жульен. Он несильно подергал ее по плечу, но она не открыла глаза. Я знала по исходившим от нее спокойным волнам, что она еще без сознания.

— У тебя есть нашатырный спирт?— спросила я, не особо надеясь на ответ: вопрос вышел на редкость глупым.

Жульен, откинул темные, слившиеся по цвету с верхней одеждой и горшком из-под раскидистого цветка, волосы, положив пальцы на шею сестры.

— Je peux dire (фр. Могу сказать), что она жива,— сказал он, и для Жульена эта новость была вполне себе сносной и утешающей, для меня же — недостаточной.

— Дай мне руку, я поднимусь,— который раз я пожалела, что Мария не натренировала меня на акробата. Жульен, свесившись с перил, подал мне руку, но, даже подпрыгнув, я не дотянулась,— ладно, неважно. Можешь ее спустить?

— Дождемся, пока она очнется,— возразил он, снова потрепав ее то за плечо, то за ногу. Случайный прохожий не заподозрил бы ничего криминального в ее мирном, глубоком сне.

Мы ждали до рассвета. Прислонившись к стене спиной, сидя на асфальте, я старалась не бредить от желания уснуть — картинка перед глазами расплывалась, веки слипались, а угольная в ночи противоположная стена дома надвигалась на меня. Подавив зевоту, я следила за обстановкой, как полуночный страж. Жульен остался наверху с Марией. Я все же уснула. Разбудил меня Жульен, спрыгнув с балкона и приземлившись в метре от меня. Я распахнула глаза, не веря, что оказалась плохой бодрствующей охраной.

— Как она?

Прежде чем получить ответ от Жульена, я ощутила знакомую теплоту, и красная точка в моем пестром астральном поле, зажглась ярче.

— Вы еще кого-то ждете?— послышался бодрый и ложно самоуверенный голос сестры. Она спрыгнула за Жульеном, и ноги ее готовы были подкоситься, но она устояла и сделала вид, будто так и планировала свое приземление.— А вы, ребятки, не должны ли быть дома? Или у нас ранний подъем для утренней зарядки?

— Поблагодарила бы хоть,— буркнула я, неуклюже поднимаясь. Все еще хотелось спать, а солнце недостаточно высоко поднялось над парижскими домами, чтобы прогнать дремоту.

— За что?— удивилась она, но я увидела на ее лице дрогнувшую мышцу — Мария раскаивалась в своей грубой манере, ставшей отличительной и не самой лучшей чертой ее характера, несмотря на это она бы ни за что не признала свою вину, не будучи прижатой к стенке.— Я бы и сама отлично справилась. Подумаете, чуточку устала и отключилась.

— На чужом балконе,— добавил Жульен, поглядывая на нее, как и я, с ожиданием благодарности, и отвел взгляд сразу же, столкнувшись им с Марией. В парне появилась новая черта — холод, отстраненность, замкнутость, но не от всего мира, а только для одного человека. И Мария также поняла это, не показывая, что она уязвлена переменой в характере. Отчасти мне было ее жаль, хотя она и заслужила подобное обращение. Ни одна царапинка не портила ее красивого свежего после ночной регенерации лица. При этом запачканная кровью, в большинстве своем чужой кровью, одежда, грязные волосы и пыльные протертости на джинсах яснее слов говори о ее приключениях.

В квартире мы не останавливались, борясь с соблазном прилечь поспать, а заодно и попасться под горячую руку ищеек. Собрав вещи и переодевшись, мы с Жульеном ждали в гостиной, пока Мария выйдет из ванной и соберется, после чего двинулись в путь.

Стоянка для туристических автобусов около Лувра ближе к полудню заполнилась группами разных возрастов, национальностей, говоривших на языках, смесь которых не улавливало ухо. С рюкзаками на спинах и дорожными сумками мы подкрались в самый центр, окруженные гомоном неизвестных диалектов. Теряясь в массе, каждый из нас пытался выискать хоть одно знакомое слово.

— Русские,— выдохнула Мария с облегчением, обнаружив среди туристов своих земляков. Приметив самых приветливых, она с неподдельной радостью завела с ними разговор и, вскоре вернувшись, доложила,— увы, это обзорная по Парижу. Ищем дальше.

Прошло больше часа, наполненного провалившимися планами найти группу с туром до Марселя. Наконец Жульен, прищурившись, как будто не верил своему слуху и решил проверить зрение, оставил нас и подошел к водителю одного из автобусов. Тот проводил свободное время с пачкой сигарет в сторонке, осыпая пеплом ярко-зеленую молодую траву. Показывая на нас, Жульен втирал ему какую-то очевидную деталь нашего странствия, которую водитель никак не хотел принимать и покачивал головой. Я решила прийти другу на помощь, включив все свое обаяние — благо, после вчерашнего вечера уверенность в ней возрастала и возрастала. Мужчина лет сорока пяти, в дутой коричневой куртке, застегнутой по самый воротник до подбородка, удостоил меня ленивым, лишенным всякого интереса, взглядом. "Здесь ловить нечего,"— засомневалась я, собравшись повернуть обратно, к Марии, но выкинула из головы эту мысль и направилась дальше. Как оказалось, Жульен уже договаривался о цене, на легком французском объясняя незнакомцу всю тягость нашего положения.

— Скажи ему, что у нас деньги,— шепнула я,— у меня осталось еще что-то из заначки.

— Спокойно, Аннет,— Жульен прервался, посмотрев на меня ясными серебряными глазами, несколько пугающими.— Он везет группу через Бургонь и Овернь до Прованса: в дороге три дня, а у нас нет столько времени.

— Это лучше, чем ничего!— настаивала я.— Сколько?

— Спокойно,— повторил Жульен, отворачиваясь к водителю. Мария хотела было подойти к нам, но, зная ее характер и хобби все портить, я жестом оставила ее. Жульен, мягко жестикулируя, пояснял водителю, что мы не доставим хлопот и выйдем на первой же остановки, пересев на попутку — нам все-то нужно выбраться из Парижа на трассу, по которой колесят фуры и другие автобусы. В конце концов тот не выдержал.

Через час мы уже толкались с группой туристов, пролезая в салон автобуса. Наши попутчики с неодобрением пролезали вглубь, перешептываясь и ругаясь на чужом нам языке. Мы же заняли место гида по правую руку от водителя. Мне было неуютно впихиваться между Марией и Жульеном, чувствуя себя третьей лишней, но в данном случае действовала из необходимости: они, казалось, с удовольствием перегрызли бы друг другу горло, причем инициатором выступил бы Жульен. "Они и так не самые нежные друзья, но сегодня будто черная кошка пробежала между ними." Я нахмурилась, когда мысленный монолог и конкретно сравнение с черной кошкой перенеслись на реальность — я действительно сидела по серединке, и решила больше не терзать себя догадками. В особенности потому, что не хотела быть причиной разногласий сестры и Жульена.

Свежие, еще не вспаханные поля с встречали нас при удалении от насыщенного жизнью и энергией большого города, степенно проплывая за широким окном автобуса. Умиротворенный пригород, banlieue de la France, с его неспешным течением, удовольствиями лучшей комбинации работы и отдыха в условиях расслабляющих и дающих возможность пресытиться праздным существованием, может и наскучить бездельникам, но жители пригородов, в большинстве своем, либо посвящали время хозяйству, либо ежедневно добиралась на поезде до Парижа из-за нехватки престижных рабочих мест в родном местечке. Слабые желтоватые лучи солнца просачивались между веток плодовых деревьев с их широкими листьями и придавали изящным домишкам королевски нежные оттенки: персиковые, лимонные, зеленоватые цвета старого льна. Многие пригороды не уступали по аккуратности и чистоте большим городам, славившимся опрятностью. По сравнению с полосами османских домов, настолько плотно прижатых друг к другу, что кажется, будто они слеплены в неразлучную сетку, пригородные здания были разрознены, и каждый владелец пожелал иметь свое личное пространство, участок и дворик.

Иль-де-Франс, провинция со столицей в сердце, незаметно сменилась виноградными садами провинции Бургонь. В одной из типичных средневековых деревушек автобус остановился, и напротив отеля туристы по одному стали выходить на улицу, восхищенно потягивая воздух, словно он чем-то особым отличался от парижского.

— Дальше я не еду,— сказал водитель, выжидающе глядя на Жульена. Тот поймал намек и зачерпнул ладонью горстку монет, положив ее на блюдце, которое мужчина использовал вместо пепельницы.

— Ну и куда дальше?— спросила я устало, не спав толком всю ночь. Мы брели вдоль проселочной дороги спиной по ходу движения и лицом к проезжавшим автомобилям. Жульен вытянул руку с поднятым большим пальцем.

— Пора Marie действовать,— протянул он,— все смотрели "Евротур"?

Сестра фыркнула, опустив взгляд на свою грудь и вновь подняв его на дорогу.

— Вот уж нет, дорогуша, за отдельную плату.

— Жаль, у меня больше не осталось мелочи,— улыбнулся Жульен. Мария показала ему язык.— Тогда, Аннет, твой черед.

— Еще чего!— я машинально отдернула кофту, будто и без того соблазняла рассеянных водителей. Обдавая пылью, машины проносились мимо.

— А чего тебе бояться, Аннка?— подтрунивала сестра, сплотившись с парнем в команду.— Тут все свои: глядишь, и на проезде благодаря тебе сэкономим.

— Ты не понимаешь, Marie, у девушки внутренний заслон. В отличие от некоторых, она хранит себя для любимого, да, Аннет?

Мария играючи стукнула Жульена по плечу. Оба засмеялись.

— Тоже мне праведник нашелся,— хмыкнула она,— но что-то в твоих словах есть дельное. По поводу любимого: не дай бог, вызовет ревность у похотливых дальнобойщиков, и принц мигом пригонит на Феррари, таком же красном, как твое платье. Кстати, классно смотрится, не холодно в нем гулять было?

Я сама похолодела от неожиданности. "Ну как же я забыла? Мы ведь отправились за Марией, не заходя домой. Наверняка шелк затерся до дыр." И с опозданием до меня дошло, что она могла уже догадаться о моей встрече с Дарином. Посмотрев на нее, я поймала ее серьезный, идущий вразрез с насмешливым голосом, взгляд; губы сестра сжала, кусая губу изнутри.

— Не холодно,— ответила я подобным ее тону,— Машка, не начинай сейчас, ладно?

— Как скажешь, сестренка,— она кивнула без тени улыбки, спрятав в карманы руки и развернувшись лицом к дороге,— как скажешь.

Не успел Жульен уточнить, о чем шла речь или кого мы, не называя имен, обе подразумевали, как у обочины затормозил пикап. На краске под темный хаки бледнели царапины, начавшие ржаветь, но в остальном машина казалась новой. Улыбчивый водитель опустил окошко, и Мария тут же подлетела к нему, как наивный мотылек. Мы с Жульеном переглянулись с похожими удивленными рожами, и вовсе лишились дара речи, когда сестра обернулась, закатила глаза и показала на заднюю дверцу, отворяя для себя переднюю.

— Залезайте, спиногрызы, будьте хорошими детками — у меня планы на этого милого молодого человека,— она притворно улыбнулась водителю, который и вправду был в ее вкусе, но скорее чтобы позлить нас этой самодовольной улыбочкой победительницы. Не вступая в дискуссии, мы с Жульеном, довольные, покидали сумки и сами завалились на диван пикапа, не предназначавшийся, видимо, для перевозки пассажиров.

— Je ne croix pas mes yeux (с фр. Не верю своим глазам),— пробормотал Жульен, обращаясь ко мне. Я кивнула; Мария же, слыша наш разговор на диване, не проронила ни слова, и напряженный, разочарованный взгляд, направленный на меня через зеркало заднего вида, переметнулся в окно, на сменяющийся пейзаж. После этого взгляда я пожалела, что связалась с Дарином и позволила ему обмануть себя вчерашним вечером. Истинктивно я поняла, как сильно погрязла в болоте лжи и какими невозможными усилиями старалась Мария удержать меня подальше от него. Мне было горько, что я не оправдала ее ожиданий. Но в обществе Дарина, видя его в такой располагающей к откровенности обстановки, он мне представился безобидным. Лишь позже догадки всплывали, принося с собой боль от неоправдавшихся надежд: это не Мария удерживала меня подальше от Дарина, а он удерживал меня от нее. "Неужели, это ловушка?"— я сдерживала слезы,— "неужели он правда так искусно врет? Неужели я настолько предсказуема во всех своих шагах?"

— Аннка, возьми себя в руки!— прикрикнула Мария, отвлекаясь от милого разговора с водителем, которого звали Альфред. Я промокнула глаза рукавом.

— Прости меня. Я такая дура!— я обхватила себя руками.

— Возьми себя в руки, я сказала!— она повысила голос.— Ты моя сестра или чья? Мы не плачем!— она просунула руку в отверстие между спинкой сидения и окном, показывая мне свой испорченный маникюр, и положила мне ее на колено.— Сейчас будь спокойны, но чуть опасность — они просыйся, тормоши в себе зверя, и пусть наши враги добра не ждут. Мы вместе, и бояться нечего. Запомни это и повторяй, как молитву, каждый раз, когда захочешь плакать.

Альфред спросил Марию о ее деятельности в жизни, и она повернулась к нему уже с милой улыбкой, которой больно ударила по чувствам Жульена. Но парень не подал виду, что она его задела. Он прикрыл глаза и быстро заснул.

Лавандовые поля Прованса как сказка вторглись в зеленые луговые холмы. Фиолетовые краски жгли глаза лишь поначалу, но как только палитра стала привычной, тона свежих молодых цветков тонкой сеткой обволокли придорожные пространства с обеих сторон от трассы.

— Voila Marseille,— сказал Альфред. В приоткрытое окно ветер доносил запахи моря, лаванды и морепродуктов из небольших частных ресторанов. Главная дорога тянулась вдоль Лазурного берега, ослепляющего спелым контрастом насыщенного синей краски моря и пологих, местами крутых скалистых берегов. В бухтах мирно пришвартованные яхты под остроконечными белыми парусами.

Мария вкрадчивым голосом попросила Альфреда подвезти нас прямо к институту исследований, чем вызвала его удивление и жалкие попытки отказаться. Куда уж ему, простому французу, было отказывать Марии? Она всегда выглядела великолепно, была убедительна и умна в речах, и ради одних только лукавых желтых глазок стоило потратить двадцать лишних минут своего времени. Не наглость ли заставлять чужого человека, оказавшего нам огромную услугу, отрывать от его дел и потакать нашим прихотям? Жульен закатил глаза, устремив взгляд в окно автомобиля, когда из уст Марии вырвалась очередная приторная, как топленый шоколад, просьба.