Мало того, если про кого-то вскрывалось, что он обращается с женой дурно, то его карьере наступал конец. Асеро с грустью думал, что для Инти это стало причиной драмы — он хоть и мучается с Алой Лягушкой, на развод с ней не решается, потому что тогда ему пришлось бы оказывать в суде, что она расстраивает его здоровье. Хотя, скорее всего, доказать это удалось бы, но Инти не хочется так позориться, проблемы со здоровьем он предпочитает не афишировать
Но Слепой Старец говорил о другом. Женщины должны не просто трудиться на благо общества — должно переделать весь быт так, чтобы готовить, стирать, шить и прочее женщины могли вместе. Предполагалось, что тогда на всё это суммарно будет уходить меньше времени, и у женщин будет больше возможностей для участия в политике и прочем. Многие резонно возражали — кое-где такие эксперименты проводили, и не сказать, чтобы увенчались успехом. Конечно, есть в столовой и стираться в прачечной вполне можно. В армии так делают, но очень мало кто хотел всю жизнь провести как в армии. Кроме того, пища в армии рассчитана на молодых и здоровых, им можно давать одно и то же, а со старостью и болезнями появлялся вопрос об индивидуальной диете. Одному подавай пресное, другому солёное... Да и вкус не особенно учтёшь. Но самые большие проблемы начались, когда европейцы занесли свои болезни, передающиеся через пищу. Тут уж пришлось прикрыть общественное питание ещё сильнее.
Со стиркой вроде не было таких проблем, но не было и преимуществ. Однако теперь, в связи с появлением такой штуки, возможно, общественная стирка переживёт второй расцвет...
— Я понимаю, что разные амаута понимают вопрос о положении женщины по-разному, — сказал Асеро. — Допустим, женщины благодаря изобретению вновь станут стирать совместно. Допустим, у них появится больше свободного времени. Но что во всём этом плохого? Не ты ли сам, Горный Ветер, искал всякие самопрялки и прочие штуки, которые могли бы облегчить изготовление тканей? А она, значит, против таких штук?
— Увы, против. Вот потому-то я заинтересовался этой историей и заподозрил неладное. Она боится, что эти новшества каким-то боком отразятся на её благополучии.
Золотая Кружевница только гневно сверкала глазами.
— Отвечай, Главная Ткачиха. Чего ты боялась?
— Хорошо, государь. Я отвечу. Отвечу, а потом меня хоть с должности снимай. Самое тяжёлое для нас — это менять число работников. Если работниц недостаток, то не страшно, можно найти новых. Но хуже, когда работниц избыток. Куда мне их девать? А вот эта штуковина не только недостаток способна создать, но и избыток. Ведь придётся сократить производство тонких тканей и увеличить количество грубых. А те, кто умеют ткать тонко, не заходят на более грубую работу переходить. Так что лучше мне проблемы с одной горе-изобретательницей, которая не сумела сделать так, чтобы тонкие ткани не рвались, чем со многими ткачихами.
— Хм. Дура какая-то, — сказал Славный Поход, — вы уж простите воина за грубость, но если бы мы в армии подобным образом проблем избегали, нас бы уже давно испанцы захватили бы. И тебя бы себя обслуживать заставили.
— Не смей говорить таких грубостей! — ответила Золотая Кружевница.
— Говорю как есть. А Киноа я бы посоветовал тебя снять.
— Это сложный вопрос, — сказал Киноа, — за один день не решается.
— Но ведь она же виновата! У нас если командир виноват, его без разговоров снимают.
— Да, но встаёт вопрос о замене. Короче, мы это решим не сейчас.
— Однако есть один момент, который требует её отстранения, — сказал Искристый Снег. Асеро даже не заметил, как тот вошёл. — Только что Главная Ткачиха напрямую призналась, что скрыла важную информацию, относящуюся к делу. А это снимает и правомочность судебного приговора в отношении Медокачки, и настоятельно ставит вопрос о снятии с должности.
Брат Медокачки сказал, обращаясь к Асеро:
— Государь, на то, чтобы установить эту штуку, потребуется часа два времени. И подходящее место.
— Думаю, что подойдёт баня, предназначенная для моей охраны. Сейчас я позову нашего дворцового водопроводчика.
— Я уже здесь государь. К сожалению, в бане для дворцовой охраны есть некоторая поломка, так что лучше там ничего не трогать. А починить могу, только когда материалы привезут, а это будет в течение двух дней.
— А моя баня в порядке?
— Разумеется, государь.
— Значит, проводим эксперимент в моих внутренних покоях. Покажи Медокачке и ей брату, где у нас вода в бане подключается.
— Что ты делаешь, Государь! Это же преступники! — обиженно взвизгнула Золотая Кружевница.
— Куда меньшие, чем ты. Против меня они не злоумышляли.
— А я злоумышляла как будто!
— Ты хуже. Заботилась о собственном удобстве ценой свободы невинных людей. Разве это не ты, Золотая Кружевница, устроила всё так, что брату Медокачки не давали разрешения покинуть селение?
Та только молчала, поджав губы.
— Отвечай!
— Я отвечу, Государь. Но только наедине.
— Супай с тобой, а сейчас пошли устанавливать аппарат.
Медокачка и её брат возились с аппаратом. Им помогал дворцовый водопроводчик. Зрители суда тем временем тоже прохаживались по саду. Асеро было несколько непривычно, что в его саду так людно. Ну да ладно. Киноа уже собрался уходить, говоря, что придёт часа через два, а пока ему надо заняться другими делами. Асеро сказал ему:
— Конечно, держать тебя не вправе, но подумай, какая нехорошая получается ситуация. Наши главные мастера боятся новых изобретений и потому могут положить их под сукно, лишь бы не рушилась привычная жизнь. В этом есть очень большой риск опять отстать. Надо что-то сделать, чтобы вот такое не повторялось. А если бы Медокачка не догадалась мне на апелляцию своё дело подать? Любой менее настойчивый изобретатель при таком просто не может ничего протолкнуть, и проигрывает в итоге вся страна.
— Но что же делать?
— Во-первых, Киноа, надо изобретения всем твоим Главным Замам демонстрировать. Да и тебе тоже. А дальше уж кто какое мнение выскажет, но тут вероятность того, что полезная задумка попадёт под сукно куда меньше. Кроме того, изобретатель должен иметь возможность написать в столицу, его нужно пригласить, причём такое приглашение должно быть автоматическим разрешением покинуть родной айлью. Как это всё оформить — ты подумай на досуге.
— Подумаю. Однако странно, что раньше обходились без таких штук. Раньше все изобретения принимались на ура. Не кажется ли тебе, Государь, что мы теперь как будто устали от новинок?
— Не знаю, Киноа, но если это так, то это очень скверный признак. Да и потом, что значит устали? Раз есть кому изобретать, значит не устали. А если начальник ленится — значит, впору его менять другим начальником, который будет относиться к своим обязанностям добросовестнее.
— Дело не только в начальстве. Простые работники тоже порой против изменений, желают всё делать как раньше. Почему во времена Пачакути плотины усовершенствовали на ура, а теперь всё чаще проскакивает, что итак хватит, чего возиться? Конечно, нам для себя хватает, но ведь и население растёт, города растут, да и продавать зерно нам было бы нелишне. Может, дело в том, что наши изобретения дальше нашей страны не идут? Никто у нас ничего не заимствует? А если бы их заимствовали европейцы, мы и сами бы к себе относились иначе, не как к вечным ученикам, как это повелось со времён Великого Манко?
Асеро сморщился, вопрос о европейцах ему сейчас поднимать не хотелось.
— Не знаю, Киноа, сложный вопрос. Главное, что и ты, и я понимаем: останавливаться на достигнутом нельзя. А что этого не понимают разные неумные люди — не так важно.
Киноа ушёл. К Асеро подошла Золотая Кружевница и сказала:
— Государь, неужели ты не боишься простой вещи? Ты ведь знаешь, о чём говорит Слепой Старец — что если выполнить заветы Манко Капака в полном объёме, то правители как таковые станут не нужны?
— Во-первых, пока у нас есть враги, всё равно будет армия, будет оборона и разведка. А врагов у нас не будет разве что при внуках моих внуков, да и то вряд ли так скоро. А хозяйственным планированием кто-то должен будет заниматься всегда.
— А подумай о своём потомке, который останется не у дел? Тебе его не жаль?
— А почему его должно быть жаль? Может, он вполне будет счастлив предаться вместо государственных дел каким-нибудь учёным занятиям. Что тут такого ужасного?
— Государь, ты слепее Слепого Старца! Так это потеря всех привилегий!
Асеро пожал плечами:
— Невелика потеря, если при этом не отнимают ни жизнь, ни свободу, ни здоровье, ни честь. А ты, видать, боишься, что тебя разжалуют в простые мастерицы, и кружева тебе больше не носить?
— Настанет день, и ты пожалеешь об этом разговоре, Государь.
— Сказав это, Золотая Кружевница удалилась.
Вышла Луна с корзинкой, в которой лежали грязные туники и платья.
— Посмотрим, что она запоёт, когда мы в этой штуке свою одежду постираем. И ведь не порвётся ничего, нет у нас кружев, а вышивки мы давно заменили набивными тканями.
— Только мою парадную вышитую тунику лучше в агрегат не запихивать. Кстати, если такие штуки и в самом деле получат распространение, то от вышивок придётся отказаться.
— Да, в общем, и так надо. Набивка тканей её вполне заменяет. Но иные не хотят отказываться от традиций, иными словами, просто выпендриваются. Как будто человек в вышивках чем-то лучше человека без вышивок!
— Я это понимаю, ты это понимаешь, а что делать?
Подошла мать Асеро. Она сказала:
— Что-то тут народу многовато, что ты всех сюда привёл, есть же баня для охраны.
— Мама, там ремонт, будет готова через два дня, а я не могу так отложить испытание... Неудобно.
— Значит, об их неудобстве ты беспокоишься, а о старой матери — во вторую очередь. Хоть бы предупредил, что гости.
— Прости, мама, я ещё утром не знал, что так понадобится, но я же не простой обыватель, который может иметь гарантированный покой. Впрочем, даже если простой обыватель регулярно оказывается слишком ленив, чтобы пожертвовать отдыхом ради установления справедливости, это всегда плохо кончается.
— Да это так, сын мой. Ты истинный потомок Манко, не обращай внимание на ворчание глупой старухи.
Зрители с любопытством рассматривали металлическую бочку, которая была присоединена к водопроводной трубе. Рядом же стояла кастрюля с горячей водой. Медокачка объясняла.
— Итак, положить бельё, положить налить жидкого мыла, И залить водой. Нужно также добавить горячей для нужной температуры.
Славный Поход спросил:
— А вторую трубу с горячей водой сделать нельзя?
— Отчего же, можно. Но для этого нужно её тоже подводить. К тому же баня должна работать.
— Для нас это самое то. Воины моются, а их одежду тем временем стирают.
— Тогда напор увеличивать надо, — сказал водопроводчик, — если таких в городах будет много, все трубы надо менять на более объёмные.
Медокачка продолжила:
— Итак, когда всё залито, то можно крутить ручку.
Медокачка стала крутить ручку, приделанную сбоку к бочке, вода в баке стала крутиться вместе с закинутым туда бельём, Асеро стало даже тревожно: как-то рискованно остаться почти без всего гардеропа с одни платьем, которое на нём.
— Не вижу никакого смысла, — сказала мать Асеро, — что так напрягаться, что эдак.
— Спину так не ломит зато, — сказал Медокачка, — только руки устают, но это легче.
Мать Асеро ничего не ответила.
Когда Медокачка показала ещё, что при более быстром вращении отжать можно лучше, чем на руках, Славный Поход пришёл в восторг. Тем более что тут всё обошлось без аварий и ни одна вещь не порвалась.
— Значит, одежда не будет сохнуть целыми днями. Заказываю сразу пятьдесят штук! Где Киноа, сейчас всё тут же и оформим.
Довольная Луна шла вывешивать в саду одежду, радуясь, что ещё несколько дней не надо будет думать о стирке. И о том, что скоро у них обязательно появится столь полезный агрегат. Конечно, это всё время займёт, нужно создать мастерскую... Тем временем Асеро сообщили, что Небесный Свод оправился настолько, что можно созывать Носящих Льяуту.
Вечером после ужина, когда Асеро, уже не ожидая посетителей, взял молоток и гвозди, чтобы починить скамейку в саду, к нему пришла Золотая Кружевница:
— Асеро, пожалей меня. Киноа разжаловал меня в простые кружевницы и высылает из столицы. Скажи ему, чтобы уж если высылает... то хоть начальницей...
— Ничего такого я говорить ему не буду. И сам бы тебя в начальстве не оставил — жалко твоих подчинённых.
— Но ведь это унизительно! Была начальница, а теперь никто!
Асеро приставил гвоздь к скамейке и приноравливался к удару.
— Значит, простая мастерица для тебя — никто? Тогда тебе точно нельзя быть начальницей.
Ударив, Асеро добавил.
— Или ты просто мастерство своё прежнее растеряла?
— Нет, конечно, делать кружева, и даже ткать и прясть я не разучилась, но ведь надо мной смеяться будут!
— Насмешки не так страшны, как тюрьма. А ведь у Медокачки дом и семья, каково было бы её детям, если бы мать села твоими стараниями? На месте Киноа я бы с тобой поступил бы ещё круче. Но он не хочет скандала, да и вообще снисходителен к людям.
— Медокачка — это Медокачка, то, что легко перетерпеть ей, никак нельзя применить ко мне.
Асеро чуть по пальцам себе от такого не ударил. Как будто перед ним опять возник английский посол, произносящий фразу: "Потому что мы это мы, а они это они". От гнева Асеро не мог некоторое время вымолвить ни слова. Не замечавшая этого Кружевница продолжала:
— Ну, так что, поможешь мне?
— Вон! — закричал Асеро. — Пошла прочь, пока я тебе этим молотком по башке не заехал. И чтобы я тебя больше здесь не видел — пред мои очи являться не смей.
— Ты об этом пожалеешь, Асеро, — прошипела бывшая Главная Ткачиха и удалилась.
— Дура она, ? сказал Луна, явно услышавшая какую-то часть разговора, ? даже если бы мы все стали есть в столовых, а стирать в прачечных, всё равно женщины не смогли бы быть так же свободны, как мужчины. Надо следить за детьми. А если здоровых детей можно собирать вместе, то с больными так уже нельзя. Надо следить, чтобы они на своих приятелей не кашляли, и всё равно из детей кто-то будет дома. Вот если бы Шрам от Шпаги сократил количество болезней, может, и было бы о чём говорить, и мы бы вернулись к временам до белых пришельцев — было бы другое дело.
— Да я понимаю, что провести всю жизнь с детьми — не мёд. Порой я даже думаю, что ты бы точно смогла бы управлять государством не хуже меня, а смог я воспитать наших дочерей так хорошо, как ты — не уверен. Только мы всё-таки счастливые, что все наши дочери живы и твои труды не пошли прахом.
— Боюсь, как бы твои не пошли. Знаешь, в чём разница между тобой и Манко?
— Во многом, ? усмехнулся Асеро. ? Во-первых, он поднимал страну из руин, а я пришёл на всё готовенькое.
— Вот именно. Казалось бы, тебе даже проще должно быть, чем ему. Но если производимые им изменения встречали с восторгом, то твои начинания встречают с прохладой.
