— Послушай, а ты тут один живёшь?
— До сегодняшнего дня. А теперь буду делить свой кров с вами. Тебе ведь некуда возвращаться, Золотой Подсолнух, комнаты университета они уже присвоили себе.
— Понятно... Но почему у тебя нет семьи и при этом такой большой дом?
— Была у меня семья, да вот только жена два месяца назад ушла от меня и детей забрала. Не думаю, что вернётся. До последнего времени я ещё надеялся на примирение, но говорят, что у неё теперь другой муж. Так что я не надеюсь уже.
— А отчего она тебя бросила?
— Я свидетельствовал против её брата, который проявил преступную халатность, если не сказать более. Он был командиром одной из столичных воинских частей. Захожу я как-то к нему в дом и вижу такую сцену: сидит он с англичанами, пьёт с ними это ихнее пойло, кажется, оно называется "виски" и рассказывает про свою часть такие подробности, какие вообще не положено знать посторонним, а уж иностранцам тем более. Ну, я его урезонить попытался, был скандал, меня выгнали из дома... А на следующий день в части у воинов обнаружилась английские буклетики, где наше государство объявлялось кровавой тиранией, за которое не стоит воевать. Ну и я рассказал про случай накануне, сказав, что это командир виноват, и что его снять нужно. А его не только сняли, но и посадили за измену. Ну а жена от меня ушла, громко хлопнув дверью — мол, родственник должен быть важнее, чем честь, долг, родина и даже элементарная безопасность. Тогда я беседу воспитательную с воинами провёл, конечно, но, видно, не особенно помогло. Потому что отморозки, пришедшие громить дом Славного Похода, были из тех, кто в своё время прочитал эти самые буклетики. Там и Славного Похода облили грязью. Ведь, по их логике, раз он якобы убил чьих-то детей, теперь можно расправляться с его детьми, хотя они-то точно не могут быть ни в чём виноваты по малолетству.
— Это ведь та часть, которая ближе всех отсюда? — на всякий случай переспросил бывший монах, и вспомнил пьяного Острого Камня. Новому командиру достались уже подчинённые, настроенные против инков. Да, показал он себя не с лучшей стороны, но, в общем-то, оказался крайним.
— Увы. Да и не посмели бы эти гады решиться на переворот, если бы не были уверены, что столичные воинские части будут, как минимум, бездействовать. Подозреваю, что мой бывший шурин будет на стороне новой власти, но пока лично он безопасен — его сослали далеко от столицы. Ну, кажись, я тебе про себя всё рассказал, всю правду.
И тут Золотой Подсолнух вспомнил слова Горного Ветра, что кто-то из оценщиков связан с людьми Инти, и что подумал он тогда о Золотистом Орехе. Но тогда он подумал и забыл, сейчас же... Бывший монах решился и сказал:
— Нет, Золотистый Орех, не всё ты мне рассказал. Хоть и правду, да не всю. Ты был на службе у Инти, и за своим шурином и его частью ты именно следил, а не просто там преподавал. Думаю, что с англичанами ты его далеко не случайно застукал. Но, конечно, на суде просто как свидетель выступал. Твоя жена, однако, всё равно всё поняла, и именно потому с тобой и разорвала.
— Допустим, что ты прав, и всё было именно так. Но считаешь ли ты меня по этому поводу подлецом?
— Нисколько, Золотистый Орех. Я знаю, что ты и такие, как ты, пытались спасти наше государство. Жаль, что не спасли. Но это значит, что у тебя ещё могли остаться какие-то связи, чтобы можно было переправить моего друга в более безопасное место. Потому что сам понимаешь — если к тебе придут погромщики, то нам тоже конец.
— Конечно, я уже думал об этом и буду думать ещё. Но я ещё не знаю, не могу знать, кто из наших уцелел. Многое зависит от того, какие бумаги попали в руки врагов. Да и не только бумаги... ну вот ты меня как вычислил? Конечно, ты, как бывший монах, душеведец весьма тонкий, однако неужели ты догадался обо всём исключительно благодаря чутью? Давай, говори, где я себя выдал?
— Горный Ветер как-то намекнул, что среди оценщиков есть его человек. Поскольку из них в Амазонии был только ты, то я подумал на тебя. Только вот... пока ты не согласился, я не был до конца уверен, но решил пойти "ва-банк", как говорят у белых людей. Что ты думаешь делать в ближайшие дни?
— Хочу понять ответ на один вопрос. Мой дом с домом Инти связывал подземный ход. Горный Ветер дорожил жизнью жены и детей, и причина, по которой он не смог их спасти, мне не вполне ясна. Я пытался сам по нему пройти со своего конца — увы, запорный механизм не сработал. Хотя он был рассчитан на открытие в обе стороны. Так что теперь, когда дом Инти обратился в руины, мы можем беспрепятственно зайти туда на рассвете и понять, в чём дело. Сможем ли мы восстановить выход или нет.
— А сам ты как думаешь?
— Разумеется, девять из десяти шансов, что имела место не просто поломка, а измена. Кто-то изнутри очень хотел, чтобы семейство Горного Ветра попало в руки врага. Я даже подозреваю причину этого — просто пытками Горного Ветра было не сломать, но вот если на твоих глазах истязают жену и детей... Такое мало кто способен выдержать. Но вот вопрос — ломавший знал механизм, или просто сломал наугад? Это сможет мне сказать о степени посвящённости предателя во внутренние дела, а значит, и о том, знал ли он, куда ведёт ход. Отсюда можно понять, что лучше сделать — остаться здесь или бежать. Ладно, я пошёл за лекарем. Надеюсь, что вернусь скоро. Впрочем, где у меня еда и вода, ты видел, так что на первых порах не пропадёшь.
— Послушай, Золотистый Орех, ведь в доме Славного Похода охрана была, почему же они не смогли дать отпор погромщикам?
— Была. Всего четыре человека. А погромщиков сколько? Никак не меньше десятка, а то и полтора. И не просто бухие парни с булыжниками, а, судя по всему, каньяри, умелые воины, и презлющие. Пачку коки охранники сопротивлялись, как раз чтобы Шерстяной Накидке документы сжечь, а так исход был предрешён. Один с детьми пытался бежать через боковую дверь, но его тут же на улице и сразили стрелой в лоб.
Как только Золотистый Орех ушёл, бывший монах подошёл к раненому, чтобы проверить как он там, и обнаружил, что тот не спит.
— Когда ты проснулся?
— Пачку коки назад. И я слышал, о чём вы там с хозяином говорили. Вот что, Подсолнух, утешительная ложь ни к чему. Дела мои очень плохи. Если я и в самом деле больше никогда не встану, то лучше бы меня просто убили сегодня.
— Но ведь Золотой Орех говорит, что с ним также было. Подождём лекаря, может, он скажет что-то обнадёживающее...
— Короче, обещай мне... если я безнадёжен, то помоги мне принять яд.
— Давай лучше потом об этом поговорим.
— А о чём ещё говорить сейчас?
— Ну, что-то мне хотел сказать ещё там... Перо, я знаю... догадываюсь, что у тебя была девушка. В других обстоятельствах я бы не стал тебя расспрашивать, но теперь...
— Да, пожалуй, мне стоит про это рассказать, — согласился Золотое Перо, — может, ты увидишь Властиславу и расскажешь ей, что я любил её до последней минуты...
— Значит, её зовут Властислава?
— Да... Она была дочерью Жёлтого Листа. Видно, ещё когда он давал ей имя, он уже мечтал о власти и о славе. Потомок Солнца... А может, он уже тогда планировал выдать ей выгодно замуж за наследника престола. Пытался выдать её за Асеро, но только если на дочь он ещё мог давить, то на самого Государя — никак. Властислава подозревала, что её отец как-то причастен к интриге с попыткой устроить жене Асеро выкидыш, чтобы она точно не родила наследника и стала бесплодной, но так её отец в эти дела не посвящал. Потом он вроде поменял планы, давить на неё на тему брака с Асеро перестал, но зато намекал, что есть кандидат подостойнее. А меня он, естественно, отшил — не годится, мол, мне так высоко нос задирать, чтобы на его сокровище покушаться. Ведь мой отец из простых выбился сам, к потомкам Солнца прямого отношения не имел... Конечно, можно было заручиться согласием отца, похитить девушку и поставить Жёлтого Листа перед фактом... Отец бы меня понял и поддержал. Но тогда мне надо было расстаться с мечтой о карьере звездочёта и делать военную. А я этого не хотел. Я не знал, на что решиться, потом появилась возможность переселиться в город Звездочётов, где сразу выдадут дом. Обидно! — юноша даже всплакнул от досады. — Если бы переворот случился хоть на неделю позже, я был бы уже там, живой и здоровый.... Но Властислава не хотела ждать так долго, и ей и мне очень хотелось... А может, она просто надеялась, что, лишившись невинности, она уже перестанет быть игрушкой в руках её отца, он не сможет выдать за этого самого наследника... Ну, отец как-то обнаружил нас, меня прогнал, а она куда-то исчезла. А сегодня утром от неё письмо пришло, что она беременна и она в Кито. Послала она его по своим каналам, конечно, а не прямо по почте. И мне его передали на диспуте. Оно до сих пор у меня на груди, я его из туники в тунику переложил... Обидно будет, если я так и умру, не увидев своё дитя. Ещё утром я мог надеяться, бороться... а теперь всё! Пусть выходит замуж за кого получится, не всё ли равно....
— Не думаю, что даже в нынешних обстоятельствах она согласится идти за этого... которого на престол пророчат. Не может он быть хорошим человеком, раз связан со всей этой мерзостью.
— Подсолнух, что ты думаешь о будущем? Лучше езжай в Кито, там должно быть безопаснее, заодно может найдёшь её.
— Не знаю, что делать. Думаю, что выехать из города будет сложно. К тому же это должно было случиться в обеих столицах одновременно, иначе бы Жёлтый Лист свою дочь туда бы не послал.
— Хм... похоже, ты прав. А у меня не только спина сломана, но и голова не варит.
— Я думаю, что сейчас не стоит резких движений делать, надо сначала понять обстановку. Дня через два-три решу.
В этот момент вернулся хозяин вместе с лекарем. Золотой Подсолнух вышел в прихожую и сказал, что его друг не спит, можно осматривать прямо сейчас. Лицо лекаря показалось ему смутно знакомым. Лекарь сказал:
— Мне Золотистый Орех рассказал, что вы из заложников сбежали. Дело очень скверно обстоит. Сам я не очень хорошо умею с костями разбираться, я по ядам специализировался, но наш главный костоправ, увы, всё равно в заложниках. И сколько эта история продлиться может, никто не знает. А среди заложников уже есть жертвы. Страшную смерть приняла Радуга, её казнили как человека Инти. Ходят слухи, у кого-то из пленных не выдержало сердце.
Золотистый Орех сказал на это:
— Повезло нам с тобой, Панголин, что мы на этот диспут не пошли. Хоть меня Радуга и приглашала её поддержать, но я видеть эту Заколку не могу, тошнит просто. А теперь вдвойне досадно, что Радуга мертва, а Заколка... не удивлюсь, если она потом станет служить этим сволочам!
— Сейчас я осмотрю больного.
— Тебе помочь?
— Боюсь, вы его излишне смущать будете. Лучше посидите в столовой, я позову вас, если будет нужно.
— Хорошо.
Бывшие оценщики остались в столовой вдвоём. У Золотого Подсолнуха на языке вертелось множество вопросов, но в то же время его он как-то робел. Всё-таки Золотистый Орех ему в отцы годился, хоть формально и был его подчинённым.
— Значит, Радуга мертва? — спросил, наконец, бывший монах.
— Увы, мой друг. Она приняла страшную смерть. Зная характер Радуги, я полагаю, что она сказала этим подонкам что-то дерзкое, а может, они прознали про её связь со Службой Безопасности... Но её вывели на крышу университета, облили маслом и подожгли. Она упала с крыши, утянув, правда, одного из палачей. А они в отместку поволокли её тело по улицам... Панголин видел всё это, так как его комната выходит окнами на университет. Это ужасно — видеть и не мочь спасти...
— Радуга... я преклоняюсь перед её памятью. Они убили её потому, что знали — её нельзя ни запугать, ни подкупить, ни ввести в заблуждение. Она прекрасно знала кто есть кто и старалась раскрывать глаза другим. Жаль, многие отворачивались от её правды как от слишком яркой лампы, она им слепила глаза.
— Конечно, мой друг. Когда они не могут ни запугать, ни подкупить, ни обмануть, врагам только и остаётся, что надругаться и убить, облить грязью и оклеветать. Они не могут не стремиться обесчестить достойнейших.
— Орех, я давно хотел спросить тебя... почему меня всё-таки назначили сразу Главным Оценщиком, когда были более опытные и достойные. Почему не назначили тебя, например?
— Потому что я им уже был. Да пришлось в простые оценщики переходить во избежание худшего.
— Не понимаю...
— Да писатели наши народ нервный. Не нравится им, когда Главным Оценщиком выступает человек твердокаменных убеждений, да ещё и лояльный Инти. Им уж лучше подлеца Жёлтого Листа терпеть... Хотя и тот их достал.
— Не пойму, за что они так на тебя обиделись? Ведь твои оценки были всегда обоснованы.
— Ну, они так не считают. Если произведение вредное, я не пропускал его в печать, сколь бы талантливо оно не было написано. А они считают, что таланту можно всё, и вечно норовят написать чего-нибудь такое... А теперь "звери убивают людей", как они боялись...
— Не понимаю, о чём ты...
— Да есть у нас один писатель. Он как-то повесть написал, про монахов, которые бегают по улицам и устраивают погромы, убивая всех умных и образованных...
— Это он про инквизицию? Но ведь она...
— Действует по-другому? Да! Но на самом деле, это было вообще не про монахов...
— А про кого же? — спросил бывший монах, окончательно сбитый с толку.
— Про нашу службу безопасности. Глава этих монахов — это, для понимающих, якобы Инти. Он, мол, всех умных и образованных якобы в порошок стереть собрался.
— Но ведь Инти... Разве он против науки и учёных? Я, правда, с ним очень близко не общался, но знал от Горного Ветра, что отец него очень образованный и начитанный... Я не понимаю.
Говоря это, Золотой Подсолнух почти физически ощущал на языке горечь... Трудно было поверить и принять, что ни Инти, ни Горного Ветра больше нет в живых.
— Да нечего тут понимать. Тут нет логики. Просто среди наших амаута принято верить в некоторые вещи, не имеющие отношения к реальности. Если ты веришь в бессмысленную злобность нашей Службы или в тиранов, которые способны убивать людей просто так, то ты свой, а не веришь, как не верил я или Радуга — то ты чужой. И плевать на твои достоинства. Знаешь, тут только лекаря, которые безумцами занимаются, помочь могут. Как оценщик, я старался, чтобы они из своего творческого гадючника свои глупости на свет не выносили. Ну и стал для них врагом, потребовали они сменить Главного Оценщика. И назначили Жёлтого Листа. А против него они так организованно не бунтовали, хотя и считали подлецом. Знаешь, что меня больше всего мучает — что раз случилось то, что случилось, то значит, недоглядели мы где-то, ошиблись... И теперь такие жертвы — одни мертвы, другие искалечены... Но будем бороться... Нельзя нам раскисать, нельзя... — и в отчаянии Золотистый Орех закрыл глаза ладонью...
— Теперь понял, — сказал Золотой Подсолнух, — писатели несут ответственность за то, что Инти и его людям многие не доверяли, не доносили об опасных вещах, они не справились, и теперь всё рухнуло?
