Во власти небытия

— Павел Владимирович Рябов — произнёс Павел.

— Очень приятно. Извиняюсь за нескромность, но кем изволите служить Павел Владимирович — неожиданно, довольно старомодно спросил Петр Аркадьевич.

— Я юрист. Работаю в крупной компании (сейчас в отпуске, хотел добавить Павел, но промолчал)

— Хорошее дело, очень нужное — произнёс Петр Аркадьевич.

— В современных условиях — начал говорить стандартную фразу Павел, но его перебил Борис.

— Петр Аркадьевич очень уважаемый человек. Совсем недавно он совершенно безвозмездно преподнёс в подарок нашему храму чудесные иконы. Очень дорогие, принадлежащие известному в России мастеру, с изображением великой мученицы Елизаветы Федоровны.

— Почему же безвозмездно? — спросил кротким голосом Петр Аркадьевич и, не дав что-то произнести изумленному Борису, продолжил.

— Вы дорогой батюшка Борис обещали мне, как следует молиться за всех нас, за наше общее дело, за святых мучеников убиенных большевиками. Мне кажется, что это совсем не безвозмездно, а ,напротив, очень большая цена. Можно сказать, неподъемная в наше смутное тяжёлое время. Одна видимость благополучия вокруг, а внутри совсем не стало бога, у очень многих. Нельзя быть безразличным к этому — Павлу показалось, что человек, именующий себя Петром Аркадьевичем, вот-вот пустит слезу, произнося слова, обращенные к пристыженному Борису.

— Да, конечно, вы правы дорогой Петр Аркадьевич, и я исполню своё обещание, и не только я — смущенно произнёс Борис.

— А вы, как считаете, Павел Владимирович? — спросил Петр Аркадьевич у Павла, тот вздрогнул от обращения и ответил не сразу.

— Я поддерживаю ваши слова Петр Аркадьевич и твои Борис.

Павел был похож на оправдывающегося перед грозным завучем и строгим классным руководителем мальчишку шестиклассника. Он старался не смотреть обоим в глаза. Всё время бросал взгляды то вправо, то влево, где ожидали ещё чего-то интересного прежние старушки, к которым присоединился невзрачный старичок, который заметно прихрамывал на одну ногу.

— Ну, ладно, батюшка мне нужно идти. Слишком много дел на благо нашей свободно процветающей родины — пафосно произнёс Петр Аркадьевич, затем лукаво улыбнулся и тут же добавил.

— Шучу, конечно, но работы действительно много.

Борис с Павлом остались наедине. Какое-то время молчали.

— Это он — произнёс Павел.

— Да, это он, Петр Аркадьевич Столпнин, благороднейшей души человек. Как можно больше нам нужно людей сердобольных неравнодушных к нашему обществу и к вере нашей православной.

Борис внимательно и кажется с легкой крупицей неудовольствия, смотрел на Павла. Тот хотел ещё раз попробовать начать, так и не начатое откровение: нет никакого Петра Аркадьевича Столпнина, и его фамилия с инициалами, есть лишь издевка, а есть не кто иной, как господин Выдыш. Жестокий убийца, посланник адского пламени на территории новой России, который занимается здесь совсем не благотворительностью, а неизвестно чем, но обязательно тем, от чего исходит холодной озноб могильной сырости. Над которым, сливаясь с тёмным полотном злых туч, кружатся стаей голодные вороны, и остывающей на глазах кровью блестит безжалостное полотно ненасытной шашки, которую с жадностью целует капитан Резников и улыбается ему полным доверием во всём, всё тот же поручик Выдыш...

...Только взгляд Бориса, делал даже не начавшуюся попытку бесполезной, и Павел сумел лишь произнести.

— Прощай Борис. Мне тоже нужно идти.

— Павел, постарайся успокоиться. Сходи к врачу, у тебя, по всей видимости, нервный срыв.

— Хорошо — ответил Павел.

Через несколько секунд он оказался на улице и быстро пошёл в сторону дома, думая только о том, куда можно уехать отсюда, как начать новую жизнь в сорок семь лет, и вообще возможно ли всё это.

10.

Калинин остановил автомобиль в сотне метров от дома Степана. Дом находился на небольшой горочке, автомобиль стоял внизу, в нём сидел Калинин и курил уже вторую сигарету, наблюдая за происходящим во дворе Степана. Через неплотный штакетник и картофельную ботву ему открывался хороший обзор на заасфальтированный участок, с правой стороны от которого размещались постройки, одной из которых, без всякого сомнения, была баня. Калинин определил это по длинной металлической трубе, с аккуратным козырьком над ней. Ещё имелась натянутая поперек всего двора толстая бельевая веревка, но, слава богу, на ней ничего не висело, и потому не мешало Калинину хорошо видеть, как периодически на дворе появлялся Степан, одетый в шорты, доходящие ему до колен. Черную футболку с очередным логотипом сатанинского содержания. На голове Степана была задом наперёд одета чёрная бейсболка, делавшая его не моложе, а смешнее. Логотип на бейсболке повторял набором латинских символов надпись на футболке. Но ни ту, ни дублирующую Калинин всё одно прочитать не мог, и дело было не в расстояние до символов, а в банальном неумение следователя расшифровывать загадочные завитки и угрожающие формы самих латинских буквиц.

Степан занимался стиркой. Таскал вещи, наливал и выливал воду, и очень скоро толстая бельевая веревка, завесившись шмотками, должна была перекрыть Калинину обзор. Пока же Степан занял лишь одну её сторону, да и Калинин, к этому времени, достаточно насмотрелся на Степана, а кто-то ещё из интересующих Калинина людей так и не появился.

Калинин завёл мотор, потихоньку поднялся на горочку. Остановился возле входа в дом, не успел покинуть авто, как залаяла собака. Калинин хлопнул дверцей, собака залаяла ещё громче.

— Заткнись сволочь — грубо закричал Степан.

Калинин тут же постучал в железную дверь, окрашенную в светло-коричневый цвет. Степан не торопился открывать, и Калинин громко крикнул.

— Степан Степанович, откройте — полиция.

— Иду, я иду — недовольно ответил Степан, и Калинин услышал тяжёлые шаги с другой стороны двери.

— Представляться мне нет необходимости — произнёс Калинин, здороваясь со Степаном.

— Понятно — пробурчал Степан.

— Мне многое непонятно, вот и решил поговорить с вами, как бы выразится правильно, в неформальной обстановке.

— Проходите господин Калинин.

Степан пригласил Калинина в дом, тот разулся на веранде и, оказавшись внутри, присвистнул.

— Ничего себе.

Добавил к свисту Калинин, рассматривая многочисленные постеры, прибитые к стене пластинки-сувениры.

— Увлекаетесь металлом и... — Калинин сделал наигранную паузу глядя на фашистскую каску.

— Нет, что вы господин следователь. Металлом, конечно, увлекаюсь, а вот это.

Степан смутившись посмотрел сначала на фашистскую каску, затем на добротную имитацию Шмайсера и макет танка Т 4.

— Это мне досталось в наследство от погибшего друга. Всё хотел убрать, но как-то ещё руки не дошли.

Степан чувствовал себя крайне неловко. Калинин нарочно взял в руки Шмайсер.

— Друг был неонацистом?

— Нет, вы что. Он увлекался историческими атрибутами, только и всего.

Степан тут же показал Калинину копию отечественного ППШ и макет знаменитого танка Т 34.

— Тогда понятно, а то я уже испугался. И всё же уберите в сторону предметы с нацисткой символикой, по закону не разрешается.

— Хорошо, господин следователь — мрачно сказал Степан, понимая, что встреча началась совсем уж неудачно.

— Чем обязан вашему визиту — сказал Степан, когда Калинин не спрашивая разрешения, уселся на диван в гостиной и продолжал рассматривать рок-галерею.

— Скажите Степан Степанович, когда вы познакомились с гражданином Резниковым?

— Вы уже спрашивали об этом. Я ответил вам совершенно честно.

— Да, конечно, но может вы вспомнили что-то ещё.

— Напрасно господин Калинин вы подозреваете меня. У меня в любом случае не было никакого мотива убивать деда Прохора.

— Я вот как раз интересуюсь по поводу этого самого мотива. Выходит, что его не было ни у кого, или он был у кого-то совершенно неизвестного мне.

— Я не знаю ничего об этом. Просто купил шашку, посидели, поговорили и я поехал домой.

— Странного ничего не заметили?

— Нет, разве, что дед выглядел как-то плоховато и ещё сказал: что мы больше не встретимся.

— Стоп, Степан. Сейчас давайте поподробнее.

Калинин остановил Степана. Степан понял, что сам того не желая сболтнул лишнего, чему он сам не придавал значения, но за это мгновенно зацепился Калинин.

— Я сказал: скоро увидимся, на рыбалку приеду.

Он ответил: что, нет, Степан не увидимся.

— Он чувствовал или знал, что его должны убить?

— Не знаю. Может он просто предположил, что наши жизненные тропы не сойдутся больше.

— Бросьте Степан Степанович врать, когда он это говорил, вы точно подумали, что он имеет в виду собственную смерть.

— Да я действительно подумал тогда об этом, но я думал о естественном процессе, как бы вам это правильно объяснить.

— Не нужно я хорошо понял вас. Лучше скажите, говорил ли Афанасьев о Резникове и Выдыше или о ком-то из них в отдельности.

— Нет, этого не было, он вспоминал своего отца, а про Резникова или Выдыша ничего не было.

— Выдыш не заходил в дом в тот злополучный день?

— Нет, я уже говорил об этом под роспись.

— Скажите Степан, сейчас у вас какие отношения с Резниковым?

— Да никаких нет отношений.

Произнеся эти слова, Степан побледнел. Почувствовал на губах сухость и неприятное ощущение в груди. Калинин, уже в какой раз, отметил внешние метаморфозы в поведение Степана, но снова сделал вид, что внутренняя борьба Степана остается известной только самому Степану.

— Я недавно виделся с господином Резниковым, и знаете, у него в паспорте от чего-то значится регистрация по месту жительства с вашим Степан адресом. Как вы сможете мне это объяснить?

— Не знаю, этого не может быть. У меня здесь помимо меня прописана ещё тёща.

— Одна тёща?

— Нет, ещё её сын. Моя бывшая жена, дочь.

— Вот видите сколько много. Может вы запамятовали в этом списке господина Резникова. Если это так, то видимо, вы знакомы давно. Одна лишь процедура постановки в паспорт штампа длиться восемь дней, а вы говорите, что познакомились с Резниковым семь дней назад.

Степан реально недоумевал. Что говорит Калинин? Хитрый розыгрыш или Резников зачем-то ввел Калинина в заблуждение. Встречались ли они вообще?

— Не угостите ли меня чаем, извиняюсь за наглость, но пить сильно хочется — попросил Калинин.

— Конечно — ответил Степан, включил чайник и заметил, что Калинин внимательно смотрит на шашку, которая находилась в маленькой комнате, совершенно забытая Степном во время его разговора со следователем.

— Покажите мне её ближе — произнёс Калинин.

Степан почувствовал неприятный холодок внутри, который смешивался с одной единственной мыслью: как я мог, забыть её убрать.

— Шашка, как шашка, что её смотреть — сопротивляясь, ответил Степан.

Калинин отметил, как изменилось лицо Степана, стоило ему коснуться шашки. Просветление мгновенно появилось в душе Калинина, он ликовал, понимая, что правильно нащупал пульс столь странного дела, которое он ещё не мог даже, как следует упорядочить. Видение Резникова, Выдыша. Слова Резникова. Полный сумбур, и всё же правильный вывод: Степан купил шашку. Шашка нашла нового хозяина. Старый хозяин стал не нужен и его убили.

— Покажите Степан Степанович, не забывайте, что этот предмет фигурирует, и очень заметно, в уголовном деле об убийстве Афанасьева.

Степан поставил перед Калининым чашку с горячим чаем, пододвинул к нему вазочку с шоколадными конфетами и очень неохотно пошёл за шашкой. Калинин с наслаждением наблюдал, как бережно, любовно Степан взял в руки шашку. На долю секунды Калинину показалось, что сейчас Степан поцелует стальное полотно, но Степан не сделал этого и через несколько мгновений он протягивал шашку Калинину.

Калинин повторил бережные движения Степана, взяв шашку в руки. Заметный холодок пробежал у него по всему телу. Калинин вздрогнул от этого и вопросительно посмотрел в сторону Степана, но тот стоял к нему спиной наливая чай самому себе. Шашка притягивала к себе, и Калинин от этого невольно съёжился. Пальцы правой руки, державшие оголенную сталь, начали нагреваться. Калинин увидел непохожее отражение на зеркальном полотне шашки, начал вглядываться пристальней.

— Что там интересного — оглушил его посторонний голос.

Калинин поднял голову, — и дыхание в его груди застряло, превратившись в перегородивший глотку камень. Вместо Степана перед ним стоял Резников, одетый в военную форму времен гражданской войны. Во рту дымилась проклятая папироса, что уже в третий раз напоминала Калинину о себе. На поясе, как ни в чём не бывало, висела расстёгнутая кобура, из которой был виден револьвер системы наган. Неприятный блеск резанул глаза Калинина, отразив свет от начищенных сапог Резникова. Руки Резникова были запачканы свежей кровью.

— Так что там интересного господин капитан? — ещё раз спросил Резников, в упор разглядывая Калинина.

— А где Степан? — прошептал Калинин, чувствуя, что сердце в груди бьется слишком сильно, настолько сильно, что Калинин боялся того, что этот стук будет слышен не только ему.

— Степан вышел, покурить — спокойно ответил Резников.

— Это тот наган? — продолжая испытывать страх, спросил Калинин.

— Да, это тот самый — Резников противно улыбнулся, обнажив всё свои зубы, затем обыденно взял со стола кухонное полотенце и начал старательно вытирать кровь со своих рук.

Калинин видел, как вафельная, белая ткань покрывается разводами, меняя свой цвет на что-то розовое, ядовитое.

— Там кровь — произнёс Калинин, сам до конца не понимая, зачем понадобилась ему эта реплика.

— Конечно кровь. Хорошо, что вы господин капитан не подумали, что это томатный сок.

— Гражданин капитан — робко поправил Резникова Калинин.

— Господин капитан звучит лучше. Согласитесь, а то у вас получается, как у незабвенного душки Керенского.

Калинин не ответил на эти слова, но решился задать другой вопрос.

— Вы господин Резников убили Афанасьева?

-А вы сами, как думаете? — вопросом на вопрос ответил Резников и уселся за стол рядом с Калининым.

— Я просто уверен, особенно сейчас, что это сделали вы — произнёс Калинин, потихоньку ощущая, что страх совсем недавно не дававший ему дышать, начал растворятся, пропадать в неизвестном направлении.

— Нет, он сам убил себя, так же, как и его наставник, отец Кирилл — засмеялся Резников.

По его глазам Калинин видел, что он откровенно лжёт, да и к тому же надсмехается над всем этим.

— Все— таки это были вы капитан — Калинин отхлебнул глоток чая — Позвольте ещё раз вашу папиросу? — продолжил Калинин.

Резников протянул к нему открытый портсигар.

— Скажите господин капитан, за что вы убили Афанасьева? — снова заговорил Калинин.

— Интересные люди жандармы. Всю жизнь удивляюсь вам — с улыбкой произнёс Резников.

— Я вообще-то полицейский — не согласился Калинин.

— Какая разница, мой дорогой, что одно, что другое.

— Я знаю, что военные относятся к нам с некоторым пренебрежением, но все-таки какой мотив, господин капитан.