Крип (закончен 11.03)

Криптман неверной рукой взял дневник и понес к читальному столику, который больше походил на пюпитр. Томик оттягивал руку, словно был сделан из грубого картона с жесткими волокнами вторсырья. Фидус опустился в твердое кресло и снова замер, будто не решаясь прочесть записи Криптмана-старшего. Казалось, само время остановилось в ожидании, минуты умирали, едва рождаясь, одна за другой. И наконец, с едва слышным шелестом книга открылась.

'В давние годы я начал вести дневник, более по традиции, нежели ради практической надобности, а также ради утоления собственного тщеславия. Мне думалось, что придет час, когда не станет инквизитора Криптмана, но летопись его жизни останется в веках, сохранив память обо мне иным способом, нежели архивы Ордо Херетикус, что скрывают все и ничего не выпускают наружу. Это, безусловно, грех, однако, думается, простительный. Ведь тогда казалось, что записей останется не так уж много, ибо перед людьми, Богом и собственной совестью я открыто говорю, что всегда смотрел в лицо угрозе, сколь бы тяжкий удел ни ждал меня.

Однако все сложилось по-иному ...

Я прожил долго, намного, намного дольше, чем рассчитывал в самых смелых мечтах. Жизнь моя завершается в почете, уважении, признании коллег и соратников. И каждый шаг этого пути отмечен в летописи, что началась с одной тощей тетради, а теперь занимает не один шкаф моей обширной библиотеки. Ныне я гляжу на обширное собрание томов, где строго и беспристрастно запечатлены взлеты и падения, успехи и неудачи. Но признаюсь, что чувствую ... лишь печаль. Ибо вскоре я покину этот мир, что осенен благодатью Императора, мир, к удержанию коего я также был приобщен, чем горжусь, не скрывая того. Однако не смерть пугает меня и вселяет робость. Не смерть, но явственное понимание, что главное сражение я проиграл. И знание об этом вопиет со страниц моих воспоминаний, моего беспристрастного дневника.

Да, я ухожу побежденным. Но в грусти сокрыт утешительный росток, имя которому — надежда. Надежда на то, что придет час, когда мои изыскания вспомнят, извлекут и воспользуются ими для познания Великого Врага. Быть может самого страшного из всех, с коими встречалось и еще встретится человечество в победном шествии по галактике.

Последний том моей летописи — не дневник, не кропотливая ежедневная фиксация событий. Это совокупная история, экстракт моих поисков, той борьбы, которую довелось вести десятилетиями и — увы — в одиночестве, чувствуя скептические улыбки за спиной и слыша доброжелательные насмешки неверящих коллег.

Если вы читаете это, значит, моя надежда была не напрасна. Крупицы знаний, что я подбирал, будто хлебные крошки в лесу, полном тайн и опасностей, зловещие факты, что кропотливо собрал и классифицировал — все пригодится вам, кем бы вы ни были, открывшие эту книгу.

Если вы мои коллеги из Инквизиции, то помяните меня добрым словом и поблагодарите за безответный, неблагодарный труд, который принес мне при жизни лишь саркастические насмешки. Я не считаю себя достойным воссесть близ Императора в посмертии, моя душа растворится в небытие, так что ваше поминовение меня не достигнет. Но доброе слово нужно не мертвым, в нем нуждаются живые, и тем вы сотворите благо не мне, но себе.

Если же эти страницы листает мой сын, то я воздержусь от напутствий и комментариев, ибо все, чему надлежало быть сказанным — уже сказано.

Переверните же страницу и узнайте, что много лет назад, в ходе операции на Ста ... '

Дальше запись обрывалась, хвостик 'а' вместо того, чтобы загнуться крючком, опускался вниз, истончаясь. Эта буква стала последней, которую написал Фидус Криптман Старший. И последним, что он сделал в жизни.

Сын перевернул страницу, открывая вложенный отдельно большой черно-белый рисунок на полный разворот. Долго смотрел на него, затем достал из кармана другой рисунок, положил рядом и снова замер, вглядываясь.

Изображения были совершенно не похожи. Один выполнен уверенным стилем хорошего графика — каждый инквизитор в обязательном порядке проходил курс академической живописи, потому что не всегда под рукой оказывалась аппаратура. Зачастую приходилось полагаться лишь на собственную память и твердую руку. Отменная бумага, дорогой уголь, ровные и выверенные линии.

Другой накарябан самым дешевым стилосом на таком же скверном листе из старого блокнота, который вышел из многократной переработки утильсырья и обречен был сгинуть там же. Рукой, что в лучшем случае малевала человечков из кружков и прямых линий.

И все же, два абсолютно разных изображения, которые разделило без малого полтора десятилетия, вполне явственно изображали одно и то же создание.

Большая, непропорционально-'луковичная' голова. Круглые глаза навыкате, ощерившаяся мелкими треугольными зубами пасть. Рисунок Старшего Криптмана во всех подробностях передавал выражение абсолютной, злобы на морде, которую вполне можно было назвать 'лицом'. Младший видел и мутантов, и ксеносов, привык воспринимать и не удивляться их чуждости. Но все равно — при взгляде на тварь его передернуло, а вдоль позвоночника скользнула струйка ледяного пота. Захотелось оглянуться и проверить, не подкрадывается ли сзади тень смерти с головой зубастого богомола.

Фидус откинулся на твердую спинку, отполированную спинами десятков поколений Криптманов. И прошептал снова фразу, которую Ольга уже однажды слышала, однако не поняла.

— Отец, неужели ты был прав?..

Конец

__________________________________

Вот и закончилась история ... точнее скорее прелюдия, вводная повесть в Большую Историю про двух главных персонажей, которые так непросто и опасно встретились. Что будет дальше — посмотрим. Планов много, а вот насколько их удастся реализовать — как обычно большой и непростой, отчасти даже болезненный вопрос.

Сейчас я в любом случае сделаю перерыв на несколько других тем, а пока буду подводить итог "Крипа", в том числе и финансово-донатный. От этого и будет зависеть будущее большого проекта.

А на следующей неделе возвращаемся к "Искусству".