Света послушно подняла и безропотно терпела, пока тот, что с автоматом, светил ей в глаза из карманного фонарика, наблюдая за реакцией зрачков на свет.
-Она в порядке— сказал он. Света моргала. В глазах плясали золотые окружности. Сзади подошли ещё двое дружинников. На груди обоих значилось: сто второй отряд гражданской самообороны на базе спортивного комплекса "Рассвет".
-Светка, привет!
-Привет— наугад отозвалась Света, стараясь проморгаться. Не фонарик, а какой-то прожектор.
-К своим бежишь?
-Ага.
-Здесь не пройдёшь— посоветовал тот, который светил: -Там безопасники диверсантов ловят. Нас поставили в заставу. Никого не пускать. Кто попытается пройти — разворачивать. Не разворачиваются — задерживать.
-Многих задержали?— поинтересовалась Малиновская. Круги в глазах наконец-то проходили.
-Да вот— махнул рукой дружинник: -Пока двоих.
Проследив по направлению руки, она увидела две измазанные в грязи фигуры, тихо и спокойно лежащих на сложенном вдвое тенте. Сверху их укрыли плотной тканью, чтобы не замёрзли.
-Один сразу три парализующие шприц-пули словил— продолжал делиться словоохотливый дружинник: -Пришлось искусственное дыхание делать. Но вроде теперь нормально. Скорую ждём, должна вот-вот приехать. Ты "психов" раньше вживую видела? Я вот не видел. Эти первые. Ничего сложного. Думал страшные, а они — пшик.
-Хватит язык тренировать— поморщился командир импровизированного отряда: -Заражённые страшны в массе. У этих ни оружия ни программаторов. Видимо стаю разбили и они сбежали. Или просто потерялись.
Света заметила неестественную бледность дружинника. Вчерашний рабочий или студент. Сегодня вышел на улицу. Вокруг грозит разразиться эпидемия. Естественно он боится, скрывая страх за потоком слов. А она — она боится?
Бойся — не бойся, нужно действовать потому, что бездействие хуже позора. Она и без того опаздывает. Командир отряда и опаздывает. Надо спешить.
-Я побежала?— наполовину спросила, наполовину сказала Света. Кто их знает, вчерашних студентов или рабочих. Ещё угостят в спину парализующей шприц-пулей из пневмопистолетов-пулеметов. Пожалуй, одну комбинезон задержит, может быть и целых две. Только бегать она тогда не сможет, будет ходить как старушка — медленно и кособоко.
-Только не через Октябрьскую— разрешил дружинник: -Попробуй пройти по улице биотехников. Там вроде бы спокойно. Чёрт, как же раздражает, когда сети нет!
Света кивнула и побежала не тратя дыхание на ответ. Дружинники за её спиной так и стояли кучкой, провожая взглядом. Дурачки, неумехи — разве можно в опасной ситуации стоят кучей у всех на виду? Первый же вооружённый автоматом "псих" их всех положит и не спасёт комбинезон, он просто рабочая одежда, а никакая не броня.
Дальше по Октябрьской: три крохотных великана в маскирующей броне окружили двоих, в аналогичной броне, зажав в продовольственном магазине. Они бы давно их взяли, если бы у них не было заложника. Точнее у тех двоих, в магазине, заложников было человек тридцать — почти все "запрограммированные". Но кроме "психов" у них был ещё один важный заложник — чья потеря недопустима.
В одном из задних помещений лежал безвольной куклой Денис Мотылёв. Блокировав террористов в магазине, безопасники держали их до прихода подкрепления. Время от времени кто-то из "психов" высовывался из окна, начиная обстреливать позиции безопасников.
Люди, советские, только зазомбированные. Безопасники отвечали из снайперских винтовок, стараясь вывести стрелков из строя не причиняя летальных повреждений. На этом их уже дважды поймали. И если первый раз обошлось — пули из лёгкого стрелкового оружия прошлого поколения не смогли пробить ткань брони, лишь отбросив и повалив безопасника. То во второй раз, под одновременным огнём четырёх "психов", ткань брони треснула, не выдержав попадания нескольких пуль в одну точку, разом разлетаясь на куски. Пострадавший безопасник остался жив, но резко потерял в возможностях как боевая единица.
После этого случая капитан тройки отдал приказ на смертельную стрельбу. Управляемые ракеты разворотили правое крыло магазина, где собрались несколько вооруженных "психов". Построенное из слабогорючих материалов здание слабо дымилось. Вспыхнула пара небольших пожаров, но сами собой сошли на нет. Где-то в левом крыле, согласно получаемой со сканеров информации, находился главный заложник. Там же засели террористы. Вот ещё странность. Оружие у тех, что в броне, американское, а действуют совместно с "психами". Точное местоположение террористов определить не получается. Мешают помехи. Одноразовые генераторы помех, разбросаные по всему крылу, надёжно закрывают от проникающего взора сканеров.
Ничего — не уйдут. Неуда им уйти. Лишь бы Мотылёва не убили со злости.
Запрошенное подкрепление из центра не приходило. Капитан повторил отправку кодированного сигнала. О полноценной связи оставалось только мечтать — глушилки работали хорошо. Нужно подождать.
Он задумался — те двое тоже чего-то ждут. Не предпринимают попыток выбраться, прикрываясь заложником. На что-то рассчитывают. На что?
-Сзади. Далеко— подал голос подчинённый.
Он и сам видел. Область видимости, покрываемая сканерами, сжалась чуть ли не втрое, но и на этом крохотном квадратике можно разглядеть как в их сторону движется волна заражённых. Больше тысячи человек. Их просто сомнут. "Психи" будут здесь через пять — восемь минут. Ещё есть возможность уйти, но тогда террористы беспрепятственно вывезут Мотылёва. Он уже успел убедиться, что кем бы ни были засевшие в магазине — исламистами или американцами, но заражённые подчиняются их приказам.
-Косолапов, приготовиться к штурму. Свиридов, уходи.
Боец дёрнул головой, но промолчал. В повреждённой броне он не тянул на полноценную боевую единицу. Вдобавок одно проникающие ранение. Когда закончится действие стимуляторов, он превратиться в тряпку.
-Уходи— повторил капитан.
Стая заражённых накатывалась подобно волне. Не хотелось думать о судьбе членов отрядов самообороны поставленных в начале улицы. Поставленных больше чтобы заворачивать случайных прохожих, нежели в надежду на серьёзную поддержку. Вспыхнула надежда — может быть мальчишки догадались схорониться. Вспыхнула и погасла. Мальчишки есть мальчишки. Заражённые сметут хлипкий заслон, с лёгкостью человек сдувающего пыль со стола. Хорошо, если стоящих на страже мальчишек обратят. Заражённые старались при любой возможности увеличивать численность стаи. Это было что-то вроде искусственных инстинктов вложенных в ужасное детище бездушными создателями. Но сейчас заражённых явно гнал приказ имеющий высший приоритет. Думать об этом было больно. Почти также, как думать о том, что каждый заражённый на самом деле живой советский человек. Возможно даже друг или родственник. У капитана жила в Чернореченске семья двоюродного брата. Наверняка они успели укрыться в убежище, но вдруг...
Нельзя, нельзя думать. Нельзя медлить. В этом страшная опасность чудовищного оружия исламистов. Задумался — пожалел — помедлил — умер. Или стал частью стаи. Подлое оружие. Наверное, самое подлое оружие на свете — превращающее друзей во врагов, а людей в биороботов.
Эпидемиологические вспышки воздействия программирующего оружия купировались максимально быстро. Город рассекался на зачищаемые один за другим сектора. В случаях, когда численность заражённых превышала сотню человек подключались военные, заливая улицы усыпляющим газом. Почему-то сейчас армии всё ещё нет. Не успели прибыть или где-то в другом месте нужны больше чем здесь? Время размышлений прошло. Настало время действовать.
Одновременно с двух сторон, безопасники огромными прыжками преодолели расстояние до магазина. Заражённые попытались открыть огонь по смазанным силуэтам, но толком не успели. Да и не просто прицелиться в меняющую высоту, скорость и направление прыжка, практически летящую вперёд, фигуру.
Под стенами, вне сектора обстрела, капитан активировал три пары интеллектуальных наручников. Шустрые механизмы самостоятельно отыщут себе цели. Человека в боевой броне им не остановить, но заторможенный "псих" почти идеальная цель. С противоположенной стороны здания раздался взрыв. В небо взметнулся огненный цветок. Словно опомнившись, замороченный помехами детектор показал скрытые маскирующим полем, медленно ползущие к капитану, противопехотные мины.
Он подпрыгнул, многократно усиливая прыжок короткой реактивной струёй. Ближайшая мина прыгнула следом — не достала. И, посчитав, что не сможет сколько-то значимо повредить цель, без взрыва упала вниз. Ещё в прыжке капитан разнёс мину из ручного гранатомёта. Под ногами полыхнуло огненное море. Будто ангел на распахнувшихся вовсю ширь огненных крыльях, он влетел в окно второго этажа. Стекла было выбито раньше. Массивная бронированная фигура проломила оконный проём вламываясь внутрь. Внутри оказались двое "психов". Прежде чем они успели среагировать, одного удалось оглушить из пневмопистолета. Второго капитан отбросил в сторону. От обилия помех создаваемых разбросанными по зданию одноразовыми генераторами, сканеры сходили с ума. Броня ослепла, но также слепла и броня террористов. Сколь бы не была совершенна и умна техника, но, в конечном счёте, при схватке с равным по техническому оснащению противником, всё, как и раньше, сводится к носящему броню человеку. Взгляд против взгляда. Рука против руки. Вера против веры. Пожалуй, это самое важное. Если вера слаба, то не помогут ни рука, ни псевдомускулы брони, ни ручной гранатомёт.
Битва профессионалов скоротечна. Неумехи могут избивать друг друга часами и оба оставаться на ногах. Сделавшим войну своим призванием порой достаточно одного единственного удара решающего исход.
Террористы ждали его внизу. Капитан знал об этом. Экран сканера забит помехами, но если бы он защищался, то сам бы устроил засаду внизу. И террористы знали, что он знает. Но к магазину стекалась большая стая заражённых и другого пути не было.
Вперёд полетала ЭМИ граната. С двухсекундной задержкой ещё одна. Затем, в развороченный двойным взрывом зал, упал капитан.
Слишком близко, чтобы стрелять. На чистой интуиции он увернулся от яркого луча одноразового лазера ослепившего, несмотря на светофильтры, и взорвавшего стену за спиной. Универсальный десантный нож воткнулся в броню террориста. Человеческой силы удара не хватило бы чтобы прорезать мгновенно затвердевшую ткань, но сражались двое сравнимых по техническому оснащению противника и усиленный псевдомусколами удар превысил предел прочности вражеской брони. Она пошла трещинами в месте удара, осыпаясь бесполезными осколками. До определённого предела броня держит удары как единое целое, но когда предел превышен — локально выходит из строя. Пробивший броню нож вонзился в тело, пробивая его насквозь и одновременно сбрасывая с лезвия, в сторону, где находился второй нападавший.
В бок ударил свинцовый град. Капитан неправильно оценил местоположение второго террориста. Ведущемуся практически в упор огню из крупнокалиберного оружия, предназначенного для близкого боя с защищённым бронёй человеком, он не мог сопротивляться. Треснула, разлетаясь на куски, броня. Треснула, разлетаясь веером рубиновых капель, жизнь. Умирать не больно. Может быть, на пыточном столе палача... Но так, в горячке боя — не больно. Скорее обидно. Семья, люди, дела — всё оставалось здесь, а он уходил. И не мог задержаться как бы сильного того не желал.
Смерть не несёт с собой боли. Умирать стыдно. Капитан ушёл, оставив после себя невыполненный приказ.
Глава11
Хорошее в человеке приходится проектировать, и педагог это обязан делать...
Макаренко Антон
Считается, будто в космосе тихо. В безвоздушном пространстве звуки не передаются.
Только человек находится отнюдь не в безвоздушном пространстве. Он ограждён от него обшивкой кораблей, перекрытиями лунных баз или, хотя бы, стеклом шлема. Вместе с собой человек везёт в космос маленький кусочек привычного мира. Маленький кусочек со всем, чем положено — теплом и светом, вырабатываемым реакторами. Запахами пролитого масла, разогретого металла, ионизированного воздуха. И, разумеется, звуками — тяжёлым журчанием реагента в охладителях, едва слышным шелестом работающих вычислительных машин, скрипами и стонами разнообразных механизмов и агрегатов. Наконец, человек всегда может всегда услышать собственное дыхание и отдающийся в ушах ток крови. Может быть, когда-то, в космосе действительно было тихо — до того как сюда пришёл человек. Пришёл и принёс с собой кусочек собственного мира. Принёс стремления, надежды и мечты. Принёс и распри.
Луна пылала. Она горела.
Ну, как горела? Не так уж много на единственном планетарном спутнике собралось людей: солдат и учёных и подчиняющейся им техники, чтобы поджечь всю Луну. Скорее тлела. Багрово-красным, с чёрными отсветами, пламенем войны.
Луна! Бледная и загадочная хозяйка ночного неба, будоражащая человеческое воображение с самого начала времён, с той поры как это воображение только появилось и его стало возможным тревожить и будить. Муза поэтов. Отрада заблудившимся в ночи далеко от дома.
Луна! Последняя господствующая высота Земли. Государство контролирующее луну — контролирует землю. Неуничтожимая, огромная, вращающаяся вокруг планеты, станция. Угроза и защита одновременно. Не меч — скорее кузнечный молот. Но и молотом можно защищать, а можно угрожать.
Двойственная природа луны определяется двойственной природой человека. Такая вот диалектика.
Луна! Стремление обладать ей и контрстремление не позволить никакому другому военному блоку в одиночку располагать луной, возможно, послужит началом очередной мировой войны. Причина или всего лишь повод разом разрубить старые, ссохшиеся и окаменевшие от времени противоречия между тремя сверхдержавами? Никто, в здравом уме, не желал войны. Возможно, она просто назрела, как под плёнкой чистой кожи назревает гнойничок на лице подростка по имени человечество.
Испокон веков люди воевали. Иногда сами с собой. Иногда друг с другом. Маршалы, генералы и адмиралы. Аналитики и прогнозисты. Генеральный секретарь, вместе с высшим советом. Президент вкупе с его администрацией. Факих, аятоллы и шейхи. Все были уверены, что война за передел лунных территорий будет сугубо локальной. Ни по чьим планам она не должна была выйти за границы естественного спутника. Если и отразиться на Земле, то напряжённым экономическим противостоянием, не более того. Всего лишь испытание на прочность экономических моделей. Проигравший по очкам самостоятельно и мирно сходит с дистанции, как и положено в цивилизованном обществе высокой политики. Смешно! За многие десятилетия условного мира лидеры так долго убеждали людей в своей способности контролировать течение мировой политики, что невольно и сами поверили в это. Под ликом западного джентльмена или вещающего о любви "святого" человека порой скрывается даже не средневековый варвар, а дикий зверь. Умный, хитрый, жестокий зверь. А партбилет вовсе не гарантия всеведения, выдающегося ума или высокого морального уровня своего владельца. Ум и совесть партийца контролируются, отнюдь не должностью или официальной бумажкой, а собратьями по партии. Которые тоже люди, не боги.
