Но вот один раз, кулак чуть соскользнул на краткий миг, и браслет, охваты-вающий запястье его левой руки, коснулся стены. И в то же мгновение в стене образовалось пульсирующее ярко-фиолетовым флером, подобное эллипсу, непрозрачное, размерами: высотой метра в два, и шириной — где-то в полтора метра — отверстие, дверь, окно?
"За неимением гербовой, пишем на простой!" — Вспомнил Николай цитату, считая по аналогии, что терять ему совершенно уже нечего и решительно шагнул в этот проход затянутый подозрительным маревом. В последний момент, уже скрываясь внутри, он повернул голову назад и увидел, как вдоль коридора беззвучно пронесся поток оранжевого пламени. Что это было, он мог только догадываться. "Возможно — долгожданный ракетный залп Владимира? Если это так, атака не принесет абсолютно никаких результатов. Этим видом оружия мы ничего не добьемся. Взрывы ПТУРов не смогут повредить даже кольцевой коридор", — Промелькнула в голове мысль.
Именно об этом Николай успел подумать в те доли секунды, когда флер сомк-нулся за его спиной, отрезав Николая от кольцевого коридора. Он оказался в ради-альном, прямом коридоре, диаметром намного меньшим основного обода. И этот коридор не был материален. Не видно было ни стен, ни пола, в той сущности, что под этим подразумевается. Сверкающий туннель напоминал скорее большую трубу, сотканную из переплетенных в замысловатую сеть, жгутов оранжевого света. Это зрелище будило в Николае описания воспоминаний людей, побывавших в объятиях клинической смерти и чудом вернувшихся к жизни. Только они рассказывали о темных коридорах, ведущих к светлой жизни после смерти. Здесь же, в отличие от описанных в воспоминаниях коридоров, света хватало в избытке, а вот конец коридора зиял глубокой чернотой. И было совсем непонятно — куда все же ведет этот коридор? Какого-либо жара в этом тоннеле, Николай не чувствовал. Даже, наоборот, здесь, посредством легкого ветерка, веяло приятной прохладой, которую он ощутил открытой шеей, не защищенной откинутым капюшоном костюма Л-1.
Мордовцеву только оставалось гадать — куда его забросило? То, что попал сюда через дверь-телепорт, которая в свою очередь открылась оттого, что он случайно коснулся стены браслетом, Николай уже не сомневался. Получалось, что браслет является своеобразным ключом в этом корабле. И Николаю несказанно повезло, повезло, что он догадался прихватить с собой эти странные браслеты. Браслеты, которые по-прежнему продолжали извергать из себя свечение изумрудного оттенка. Цвет их, несмотря на то, что Николай уже не использовал "кошачьего глаза", к великому его изумлению, оставался неизменным. На что еще способны браслеты, кроме уже проявленной ими антигравитационной составляющей, при помощи которой они весьма стремительно смогли доставить Николая в космический корабль? "Не оказались ли они, по сути, пропуском в этот инопланетный агрегат? Управляет ли ими кто-то, или они действуют автоматически? И если имеется неведомый оператор, то почему он допустил мое проникновение в корабль? Или мои желания полностью совпадали с желаниями этого оператора?" — Проносилось в голове.
Эти мысли только на время отвлекли Николая от другого неизбежного во-проса: "Что ему делать дальше? Двигаться по тоннелю? Тоннелю, который казался бесконечным? Или с помощью браслета поискать другие "двери"?" Только Николай не представлял, как можно касаться браслетом этих нематериальных, по всей видимости, а энергетических стен. Хотя энергия — это, по сути, тоже материя. А как можно потрогать энергию? Другой энергией! Какая энергия находится в его распоряжении? Чуток электричества в аккумуляторах "ноктовизора" и командирских часов, и все? А можно ли считать силу мыслей энергией? Если это и энергия, то весьма тонкая и очень слабой напряженности..."
Мысли сумбурным противоречивым потоком изливались в голове мутным водоворотом, вычленить из которого что-то конкретно нужное казалось проблематичным. "Стоп! Мне нужно к центру "тарелки" и если этот тоннель из энергетических струй перпендикулярен кольцевому коридору, то он неизбежно должен привести меня к центру. Но сколько времени придется пробираться по этому коридору?.." — Появилась здравая мысль.
Время. Сейчас все решает время. И хотя в данную минуту в голове не был слышен своеобразный метроном, но все действия Николая и его телодвижения были словно подчинены неумолимому ритму. "На улице с каждой минутой падает температура воздуха. И чем дольше я здесь пробуду, если не смогу выполнить свою задачу, то город обречен. Время, время, время!.." — Лихорадочная работа мысли накаляла мозг Николая. Бог знает, что бы Николай мог отдать, чтобы оказаться сейчас там, в центре тарелки, где, как он думал, находится центральный командный пункт. Чем Николай может пожертвовать? Жизнью он уже, по сути, жертвует!
И вот в какой-то неуловимый миг Николай ощутил, что в его подсознании произошел мизерный, но вполне ощутимый перелом. Ранее, благодаря защитным функциям психики он, можно сказать, неосознанно воспринимал все происходящее с ним, как разновидность какого-то фантастического, весьма похожего на реальность сновидения, чему способствовал памятный "вещий сон". Теперь же вдруг резко, словно какая-то невидимая пелена спала с его сознания, и Николай неимоверно отчетливо понял, что действительно находится, хотя и в невероятной, и даже более чем фантастической, но суровой реальности.
К удивлению Николая, он даже ощутил нечто вроде облегчения. Мир стал ярок, и в мутном водовороте информации с неимоверной скоростью заструились четкие мысли, поначалу некое подобие понимания, а уже затем появилась какая-то бесшабашная уверенность в том, что у него все получится. Николай вновь подумал о "браслетах" как о ключах в этом вместилище порождения чужой техники, и тут же увидел, как на протяженности всего коридора засияли овалы, обозначив имеющиеся в нем проходы. "Час от часу не легче! — Подумал Мордовцев. — И как же мне выбрать из этого множества проходов нужный мне путь, единственный?" И одновременно в нем поднялось желание такой силы, требование к себе, к окружающему его миру, требование достижения цели. Эта целеустремленность охватила все его существо и, хотя он совсем не представлял, что может ожидать его в конце пути. Представлял только, что на этом окончании у него вновь сформируется уже другая цель, но какие силы и способности ему для этого понадобятся, он совершенно не представлял. Но какое-то наитие вело Николая вперед — неизвестно к победе или гибели.
В тот же миг, едва ли не раньше последней промелькнувшей мысли, кратко мигнув, переходы в субстанции коридора растворились, оставив мерцать всего лишь один, буквально где-то в тех шагах от Николая. Не слишком задумываясь о причине таких трансформаций сущности энергетических выкрутасов коридора, хотя в то же время манипуляции эти память отложила на задний план, связав такой результат с влиянием трофейных браслетов, Николай, приведя автомат в боевое положение, решительно шагнул в овальное марево перехода.
Помещение было наполнено слабым сумеречным светом, и оттого Николай с некоторым трудом рассмотрел плоский, овалом изогнутый пульт в виде чуть наклонного, словно ученическая парта, столика, расположенный перед обширным экраном. На пульте не было привычных для человеческого глаза лампочек, рычажков и циферблатов. Были только парные, на троих углубления для пятипалых рук перед тремя креслами-ложементами перед ним. В креслах находились существа, которых Николай в другое время назвал бы людьми, но сейчас после всех виденных в городе ужасов, он не стал к ним присматриваться, как не стал приглядываться к изображению на экране. Просто он не собирался с ними церемониться, не считая этих "зеленых человечков", хотя они на самом деле и не были зелеными, достойными для контактов какого либо рода, кроме одного единственного — скоротечного огневого.
Пришельцы, по-видимому, не успели даже осознать, а может быть и увидеть его появления. Короткими очередями, как учили в армии, наверное, в целях экономии патронов, но учили все-таки неплохо, ибо Николай заученными скупыми движениями, почти бездумно, на одних рефлексах, и почти не целясь в какие-то секунды, поразил всех троих. И пульт, и экран забрызгало содержимым их голов. Треск автоматных очередей показался оглушительным в тишине помещения, и тела обмякли в креслах. Николай с некоторым облегчением вздохнул — первый этап завершен успешно.
На втором этапе он планировал снарядить пульт пластидом и, поставив детонатор с таймером, постараться по возможности смыться из "тарелки" так быстро, как только сможет. "Ведь если я не успею выбраться из бронированного космического корабля пришельцев вовремя, то взрыв моей мины уничтожит функции управления всеми системами. Перестанут работать нуль-переходы, ибо других выходов в нашем понимании, как-то дверей, окон, то бишь, иллюминаторов, в этом транспортном средстве инопланетян было просто не предусмотрено. И тогда я окажусь запаянным в этой огромной консервной банке без возможности выбраться наружу, и жить мне останется ровно столько, сколько будет кислорода в моем изолирующем противогазе. А небольшой набор регенеративных патронов к нему только продлит агонию". — Мозг Николая почти бессознательно анализировал ситуацию и искал приемлемое решение.
Мордовцев снял с плеча сумку из-под противогаза, набитую пластитом. Потя-нулся за рюкзаком со второй порцией взрывчатки, и в этот-то момент его и скрутило!..
Голову сжало словно тисками, лишь краем глаза он успел увидеть светло голубое сияние, окутавшее его тело своеобразным коконом, затем свет померк, и Николай как будто лишился зрения. Перед глазами была чернота, только одна чернота, ничего, кроме черноты.
В области, чуть ниже затылка, возник сначала небольшой, размером с минда-лину, очажок пульсирующей жгучей боли, потом разросшийся до размеров среднего грецкого ореха. Эта боль поступательно увеличивалась, казалось, раскаленный уголек внутри мозга самопроизвольно все накалялся и накалялся, грозя расплавить все содержимое его черепной коробки. Одновременно тяжесть сдавила уже не только на виски, в полной мере давящую боль приняли на себя и глазные яблоки, продолжающие воспринимать только мрак. И все же боль в глазах была несколько слабее, но по мере возрастания боли в затылке, увеличивались и эти болевые ощущения, неумолимо нарастая. Зубы стиснуло непрекращающейся судорогой, и даже непроизвольный крик, рвавшийся из горла, не мог преодолеть образовавшийся заслон. Только слабый стон смогли услышать его уши. Но и слух вскоре отказал тоже. Очень скоро боль полыхала по всему объему мозга, циклично пульсируя, распространяя пузыри боли, лишая всякой возможности мыслить и осознавать свое состояние. Болевой шарик, уже превратившийся в шар волнами во все стороны испускал из себя пульсирующие шаровые оболочки, словно радиоисточник, только оболочки эти не затухали с расстоянием, а сохраняли постоянную величину своей силы. Казалось, мозг плавится, находясь, словно в центре ядерного реактора, в период интенсивного распада. Волны боли изнутри встречались с давящим силовым полем наружного давления.
Тем не менее, Николай оставался на своих ногах, но был практически парализован, не имея малейшей возможности двинуть конечностями хотя бы на миллиметр. Тем временем мозг словно закипал, как манная каша в герметичной скороварке, причем скороварке, в которой не предусмотрен клапан для сброса избыточного давления — вот-вот эта скороварка взорвется от неимоверного внутреннего напора.
Наступил момент, когда даже мысли устали пробегать по нейронам мозга. Боль достигла того порога, когда уже перестала восприниматься как боль. Но сознание все еще не покидало его парализованные тело и мозг. "Если я не чувствую боли — то жив ли я? И если еще могу что-то осознавать — то и не умер же?.." — Мозг все еще пытался объяснить необъяснимое.
И в этот миг в кипящий котел его мозга стремительным потоком вторглось "что-то". Николай воспринял "это" как тягучий, несмотря на свою стремительность, информационный сгусток, бесконечный по объему и насыщенности. Никакой обычный мозг не мог обладать способностью, усвоить и переварить такой объем информации, не лопнув от напряжения. Его мозг "это" воспринял. В общем информационном потоке, воспринимаемом Николаем материальной сущностью, пульсирующими болевыми уколами пошли ключи и коды, открывающие информацию для прочтения.
Николай вдруг осознал, что все мучения его бедной головы были произведены именно с той целью, чтобы подготовить мозг к возможности приема этой, хлынув-шей в него информации. Кем подготовлен мозг? Откуда информация? Для чего?.. Теперь Николай это знал.... Боль начала стихать. Но на этом ничего еще не закончилось.
19
Как человека можно распознать по обществу, в котором он вращается,
так о нем можно судить и по языку, которым он выражается.
Д.Свифт
"Нет, это поразительно! Просто поразительно!" — Услышал Букограй, входя в кабинет генерал-лейтенанта Игнатьева. Генерал оказался, по мнению самого Букограя, даже слишком демократичным, чем следовало. По видимому сказывалось многолетнее общение с научной и околонаучной братией, с которой тому по роду своей деятельности, наверняка приходилось общаться довольно часто. В кабинет к Игнатьеву, когда он работал, как сейчас, в "полевых", так сказать условиях, можно было заходить без стука. Но этим обстоятельством, к счастью, пользовались: лишь сам Букограй, как заместитель генерала, да крупные научные работники, прибывшие с комиссией. Вот и сейчас, расхаживая по паласу перед столом генерала Игнатьева, изливал свои восторги один из "научни-ков" — моложавый, несмотря на возраст и густую седину остатков волос на сильно облысевшей голове, по специальности не-то физик, не-то химик, профессор Вельяминов. Именно его тираду услышал Букограй в первую очередь, лишь только открыл дверь кабинета.
— Вы представляете, этот "барьер"..., — дальше следовала каша научной терминологии, которую несведущий, к коим себя относил Букограй, да и генерал наверняка тоже, понять был не силах, — вода, изливающаяся сквозь него, дистиллируется. — И снова смесь непонятного текста, словно профессор говорил на иностранном языке, неизвестном окружающим. Генерал-лейтенант Игнатьев вежливо слушал, стоя за своим столом, но Букограй не сомневался, что тот не понимает абсолютно ничего, кроме того, что воды рек, протекающих через Ястребовск, спокойно просачиваются сквозь "барьер", и на выходе вытекают уже очищенные, словно прошедшие дистиллятор.
Полковнику вспомнилось, как совсем недавно Игнатьев опасался именно такого изложения научных достижений научной командой. Словно созвучно мыслям Букограя, в кабинете находился и лейтенант Платонов. Он стоял у окна и, похоже, вылавливая из речи профессора некий смысл, резво черкал что-то в своем блокноте, возможно переводя объяснения Вельяминова на общечеловеческий язык. Но Платонову-то было несколько проще — он побывал с рядовыми членами научной команды непосредственно у самого "барьера", и, возможно, смог там понять в упрощенном виде ту истину, которую сейчас пытался объяснить профессор.
