Тут же порешали сходиться поочередно, на кулаках. Следом и другие Пираньи подтянулись, и с интересом наблюдали за тренировкой, но, в основном, пялились на амодарок, хотели было притащить бочонок с ойреном для пущего веселья, но Веч сказал:
— Не стоит. Они пугливые, боятся громких голосов.
Пираньи не стали настаивать. Держались от амодарок подальше, чтобы не провоцировать гостеприимных хозяев, и переключились на разминку, комментируя интересные приемы и подсечки. Тем не менее, подстраховываясь, за амодарками пригляд держали поочередно вдвоем: либо оба сагриба, либо Веч с Н'Омиром. Тот так и не вышел ни разу в круг, предпочитая держаться в стороне от шумной компании.
Утомившись чужим любопытством, амодарки забрались в шатер и включили ночник. Вскоре и Пираньи, распрощавшись, отправились на постой. Выяснять подробности того, каким образом Веч заполучил жену-чужеземку, не стали, все-таки неродственные кланы, и фамильярность не к месту.
— Айю, — позвал Веч, подойдя к шатру. — Иди, полей, сполоснусь я, весь в поту и песке.
Она выбралась наружу.
— Пойдем к колодцу.
Веч фыркал и плескался, смывая пот. Растерся тряпицей.
— Ну как, наигрался? — спросила она.
— Ага.
— Странные у вас развлечения. Диковинные.
— Какие есть. А у вас, амодаров, какие?
— Нуу, — растерялась она. — Танцы, наверное. Песни.
— И у нас есть танцы и песни, на свой лад.
Жена неожиданно расстроилась, видимо, вспомнила что-то из прошлой жизни, которую уже не вернуть.
— Послушай, какая ночь. — Поднял Веч палец.
— Какая? — встревожилась она и дыхание затаила.
— Тихая, — он притянул ее к себе, чтобы поцеловать.
— Ай, ты мокрый! — однако ж, позволила и ответила тем же. И руками шею оплела, чтобы удержаться на ногах.
— Ну всё, теперь спать. Завтра к полудню будем в Амрастане.
Отодвинув полог, он пропустил жену внутрь и обернулся, проверяя сагрибов. Малой завалился спать, а Н'Омир сидел на корточках, слившись с тенью, отбрасываемой машиной, и смотрел на Веча. Сверкнули белки в темноте, когда он отвел глаза. И не шелохнулся, замерев изваянием.
Веч так и не смог определиться, доверять ли ему или нет. И не сказал жене, что ночью выбирался несколько раз наружу, чтобы проверить и удостовериться. Впрочем, она слышала, потому как спала чутко и во сне ощупывала рукой — здесь ли он, вернулся ли. Веч обходил периметр и присаживался к костровишу рядом с Н'Омиром и с В'Инаем, его сменившим, и вслушивался в ночные звуки и шорохи. Правда, соседи зла не задумывали, но чем бесы не шутят, сородичи отнеслись к женитьбе по-свойски, так-то ж свои, а чужие могут не понять и перенести неприязнь к враждебному народу на трех конкретных амодарок. Хотя война уж как год закончилась, и у доугэнцев, осоловевших от радости возвращения на родную землю, ненависть притупилась.
Утренние сборы стали точной копией вчерашних. В'Инай скрутил роскошный хвост в гульку и закрепил шпилькой, и мелкая во все глаза следила за манипуляциями. Зашептала матери на ухо, а та ответила, взглянув на модника:
— Милая, вот как отрастут волосы, и тебе такую же красоту наведем.
Покидая оазис, посигналили сидевшим у костра Пираньям, и те ответно махнули на прощание.
— Твое впечатление о сагрибах? — спросил Веч у жены. Амодарская интуиция может оказаться хорошим подспорьем в принятии спорных решений.
— Мое? — удивилась она. — Один — молодой, второй — как ты. У атата Н'Омира большой шрам на плече.
— У него нет кланового знака. Его срезали в наказание.
— За что? — ужаснулась она, видимо, представила экзекуцию.
— За провинность. Клан лишил его своего покровительства и поддержки. Как правило, знак срезают из-за вопросов морали и чести. Это такой же давний обычай, как и свадьба с браслетами. За иные преступления человек отвечает перед судом. Он пугает тебя или дочь твою? Говори, не стесняясь.
— Пожалуй, нет, — ответила жена, подумав. — Оба атата — незнакомые, и я чувствую себя скованно.
— К их присутствию придется привыкать.
— Мы постараемся.
— Айю, расскажи, как вы жили, когда не стало гарнизона в городе.
— Тебе интересно? — спросила она с неохотой.
— Очень. Мало ли, вдруг поможет делу. Как Имар переправил вас через границу?
Она рассказала. О том, что приходила докторица и допытывалась, решая, сразу ли пустить в расход маленькую семью или оставить на съедение городским патриотам. Рассказала и о напарнице, которую под горячую руку вздернули на ближайшем суку, как и других женщин, которым не повезло работать на доугэнцев, и о том, что Имар появился за минуту до точки невозврата. Скупо рассказывала, неохотно, потому что, говоря о плохом, и язык ворочается с трудом, и лучше бы забыть о случившемся как о страшном сне, но забывать нельзя и нужно помнить ради мертвых и живых.
Веч слушал, а руки вросли в оплетку руля. Получается, все, ради чего затевался подлог с ее смертью, оказалось пустым, ненужным. Лучше бы ее депортировали в Доугэнну, в поселок строгого режима, но гарантированно живой. А уж Веч бы придумал, как её вытащить оттуда. Хотя нет, не смог бы, он сейчас бы толкал вагонетки с нибелимом* из шахты. А теперь они оба — преступники в законе, и добавился неоплатный долг перед родственником. Зато на свободе и с шансами на успех.
Полдень еще не наступил, а воздух в салоне стал горячим и задувался в открытые окна вместе с пылью. Амодарки чихали, терли носы. Веч показал, как правильно завязать платок, натянув на нос, чтобы защитить дыхание.
— Мам, смотри, я разбойница, — разыгралась фантазия девчонки. Лицо спряталось под плотной тканью, лишь глазенки блестят.
— Хулиганка ты, — ответила эсрим Эма. — Лучше повтори стишок, который разучила.
Жена вытерла лоб уголком платка. Амодарки тяжело переносили дневную жару, и неизвестно, смогут ли к ней когда-нибудь привыкнуть.
— Потерпите, в караван-сарае отмоемся в купальне, — сказал с оптимизмом Веч.
Они уезжали из Беншамира, не оглядываясь, город остался за спиной, и жена не успела разглядеть его великолепия. Зато Амрастан предстал во всей красе, раскинувшись среди холмов, за которыми в солнечной дымке пробивались очертания горных хребтов. Большой город с древней архитектурой, не разоренной войной, но меньше Беншамира. И фабрик меньше, и нет городской стены, как и нет сагрибов, охраняющих поселение. Потому как амодары в Амрастане — вещь фантастически невозможная.
Ему всегда удавалось вкладывать в голову собеседника нужные мысли и направлять их по требуемому руслу. Главное, правильно их преподнести, эту аксиому Веч усвоил со времен обучения в военной школе, благодаря советам преподавателя по психологии, ривала* по национальности. Умение убеждать не раз выручало, оно же помогло и в недавнем разговоре со следаками*, прибывшими, чтобы застать беглецов с поличным и убедиться в словах Имара.
Хозяин караван-сарая не стал исключением. Знакомый постоялый двор на окраине был выбран с умыслом, Веч откупил добрую часть этажа, оборудованного элементарными удобствами и изолированной трапезной. С сагрибами* обошел территорию, выявляя точки с хорошей просматриваемостью арендованных комнат, определив их как потенциально опасные, заодно просчитал запасные пути в случае непредвиденной ситуации.
— Непредсказуемыми могут быть как приезжие постояльцы, так и городские охламоны, которые попрут сюда, прознав об амодарках. До рукоприкладства, думаю, не опустятся, но любопытством докучать будут, — поделился своими соображениями с охранниками.
— К чему подозрительность, брат? — поинтересовался хозяин караван-сарая, принимая расчет. — Или не доверяешь?
— Тебе доверяю, брат, а в твоих сородичах не уверен, — ответил честно Веч и также честно предупредил, кто будет проживать в комнатах на втором этаже в ближайшие несколько дней.
— Значит, это ты сокрушил наш круг свадьбой на амодарке? — ухмыльнулся хозяин. — Сородичи намедни вернулись с Совета, рассказали, как дело обстояло. Про вас, Барсов, теперь везде знают, но то, что это ты оскандалился, я и в голову не взял.
— Как бы то ни было, рассчитываю на твой авторитет, иначе бы не остановил выбор на твоем караван-сарае, — ответил Веч солидно, и хозяин приосанился, соглашаясь с услышанным.
Можно не сомневаться, теперь он костьми ляжет, но не допустит провокаций на своей территории в отношении амодарских гостий.
Хозяин самолично препроводил постояльцев в комнаты, конечно же, для того, чтобы стать первым Волком, увидевшим амодарок на земле Амрастана, и рассказывать в подробностях о чужеземках охочим до слухов и сплетен горожанам.
— У нас приличное заведение, бузотеров выпроваживаем, — сказал он степенно, и Веч ответил согласным кивком делового человека.
Жена прошлась, изучая скудную обстановку в комнатах, и подивилась узости спальных мест.
— Тесная кровать и невысокая к тому же. И твердая, — потрогала рукой.
— Это традиционная кушетка, рассчитанная на одного человека. У нас не принято, чтобы супруги спали вдвоем, — пояснил Веч и на изумление жены добавил: — Семейному человеку не пристало уделять внимание одной из жен, все они одинаково равны в браке. Жена приходит в комнату супруга и после... эээ... подаренного блаженства... — почесал он макушку, — удаляется на женскую половину.
— После подаренного блаженства? — уточнила жена, как ему показалось, насмешливо.
— Считается, что так, — подтвердил со смешком Веч.
— Хорошо, супруг мой. Когда надумаете... гхм... подарить блаженство второй из ваших жен, соблаговолите предупредить заранее об этом замечательном событии, — посерьезнела она и направилась к двери, разделяющей смежные комнаты. За нею расположились эсрим* Эма и мелкая с нехитрым скарбом, принесенным из машины.
— Постой, упрямая, — перехватил Веч жену. — Я рассказал, как принято в Доугэнне, а не как принято у нас с тобой. Сейчас принесут вторую кушетку. С непривычки постель покажется жесткой, потому что матрас лежит не на пружинах, а на настиле.
— К жесткости мы начали привыкать, ночуя на природе, — ответила она, не став однако рваться из объятий. — Как долго мы тут задержимся?
— Несколько дней. Мне нужно уладить кое-какие дела. Располагайтесь, осваивайтесь, я покажу, как и что здесь устроено. Через час освободится купальня, смоем пыль и пот.
— Придется надевать никаб*? — спросила она настороженно.
— Зачем? Нам нечего скрывать и прятать. Если хочешь, набрось платок на голову, чтобы не напекло солнце.
Мелкая радовалась любой новизне в обстановке, тем более, приключения лились непрерывным потоком, а эсрим* Эма споро перебирала и раскладывала вещи. И снова Веч подивился сноровистости старшей из амодарок, у нее определенно имелся немалый опыт по части быстрых сборов, когда за короткое время отбирается самое необходимое, но жена почему-то не унаследовала этого умения от матери.
— Это трапезная, — показал Веч помещение напротив. — Обычно в караван-сараях есть общая трапезная, совмещенная со стряпной*, и можно заказывать у хозяина различные кушанья за дополнительную плату. У нас же есть возможность уединенного приготовления пищи отдельно от прочего люда. Рядом уборная и комната охранников.
Сагрибы поднялись при их появлении, перед Н'Омиром стояла кружка с чаем, духмяный аромат которого расползся по небольшому помещению.
— Недостатком является общий коридор, — сказал им Веч после совместного изучения планировки помещений. — Обратите внимание, крыло не изолировано, и тут может шляться разный народ. Второй недостаток — множество дверей в жилых комнатах: в общий коридор и на террасу, а также смежные межкомнатные двери. Проверяйте, чтобы амодарки не забывали запираться.
В'Инай кивнул с серьезным лицом. Парень проникся возложенными на него обязанностями, засунув юношескую горячность в дальний угол. Н'Омир внимал с бесстрастным лицом.
Мытье в купальне освежило и голову, и тело. Веч натянул чистую рубаху, амодарки же облачились в платья, потому как пропыленная в дороге одежда требовала стирки.
Оставив женщин за приготовлением обеда под присмотром сагрибов, Веч отправился в город. Сперва уверенным шагом добрался до Атеш-кед*, помня расположение улиц и зданий. Там проходили слушания, зал был полон зрителей и участников, и Веч при входе показал распорядителю документы о своей свадьбе-женитьбе и об амодарках, находящихся под его ответственным надзором.
— Прошу сообщить о данном факте старейшинам кланового Совета во избежание недоразумений. Надеюсь, инцидентов, связанных с пребыванием в городе амодарок, не возникнет. Клан Серых волков славится мудростью и зрелостью в принятии решений. Кроме того, за успешностью доугэнско-амодарского союза присматривают в Большом Круге, думаю, гостеприимность вашего города повысит его репутацию, — сказал Веч заготовленные фразы.
Вот так, вывалить всё и сразу на оторопевшего распорядителя и распрощаться. Заодно отправить с переговорного пункта по радиосвязи в генштаб уведомление, что Амрастан, как следующая точка маршрута, достигнут.
Оставалась следующая миссия, не очень приятная, но необходимая. Пройти два квартала, пересечь торговую площадь, свернуть в узкую улочку, толкнуть дверь лавки с вывеской "Специи, приправы, сборы", и сказать женщине, обернувшейся на звук скрипнувших петель:
— Здравствуйте, матушка. Пусть Триединый пошлет вам долгих лет здоровья.
В рассеянном свете нибелимовых ламп и без того тесная лавка казалась крошечной. На полках и на витрине аккуратными рядами стояли банки со специями. В носу засвербело от невообразимой смеси запахов, наверное, в силу внушения, потому как содержимое банок закрывалось плотными крышками. Мать показала знаком: сейчас рассчитаю покупателей и обращу свое внимание на тебя, сын. Посетителей, возжелавших приобрести товар, оказалось немного, однако ж, они специально приезжали издалека, покупали зараз и много, и считались наиболее ценными клиентами, поскольку давали лавке основную долю прибыли.
Мать прослыла в узких кругах достаточно опытной рикитим* и продавала за хорошие деньги авторские рецепты, использовавшиеся для получения изысканных сигар, в приготовлении вин, дорогих сортов сахша*, кулинарных изысков. Она добилась известности, с юности шагая по выбранной стезе под началом своего отца, деда Веча, и отстояла свое право быть свободной самостоятельной женщиной, не связанной оковами брака.
Веч читал этикетки на банках с мудреным составом компонентов внутри, покуда мать заключала сделку. Мальчишка-служка таскал из подсобного помещения коробки с заказом, покупатели пересчитывали и составляли в тележку.
Совсем не изменилась, — посмотрел на ее отражение в оконном стекле, в последний раз он виделся с матерью перед войной, приехав в Амрастан попрощаться. Расставание вышло скупым, впрочем, как и всегда, и мать не показала — ни жестом, ни словом, что ей страшно представить, вдруг сын не вернется живым с фронта. Эдакая стальная независимая женщина, не прогибающаяся под обстоятельствами. Порадовалась ли она, узнав, что он целым и почти невредимым прошел войну, от начала и до конца? Погордилась ли им? Разлука оказалась долгой, они не виделись без малого пять лет, и краткость встреч дала бы фору любому, но мать и виду не подала, что взволнована нежданным визитом, словно боялась показаться слабой и разрушить образ, старательно вытачиваемый годами.
