На захваченной земле

— И куда им?

— Разные варианты есть... Коммунальное хозяйство, школы, библиотеки, трамвай, рынок... Ну а дальше не нашел за месяц работу — плати штраф, не нашел за два — того в концлагерь как 'злостного нарушителя'. Хотя у нас в городе это очень редко бывает. Да и мало кому 'С' ставят, это совсем уж больным надо быть.

— А что, в школы берут с образованием школы? — удивился Серега.

— Не совсем. Проходят годовой курс подготовки и через год уже работают. Только курс этот платный — потом в течение 5 лет треть зарплаты забирают в оплату долга. Только зарплата там и так гроши...

Под гуденье разгорающейся печи мы сидели за столом и пили местный 'чай' — смесь каких-то трав, в которых я мало разбирался и потому не мог точно определить. Потом Лида сняла пальто и, уйдя в соседнюю комнату, переоделась в старенький домашний халатик с какими-то выцветшими до практически полной неразличимости цветочками. Впрочем, главное было не то, а то, что только теперь я вдруг обратил внимание на то, какая же она худенькая. Явно не от хорошей жизни... Да, сложно придумать более жуткого мира, чем тот, где все мы оказались сейчас... Каждое наше знакомство с местными жителями — история еще одного человеческого горя, еще одно 'выживательство'... В стиле того, как в наше время жили те, кто отказался эвакуироваться из 'Западноевропейской особой зоны' после Западной войны... Счастливым нельзя было назвать ни одного из тех, кого мы знали тут.

— А ты кем хотела быть тогда, до войны? — сам не зная для чего, спросил я у Лиды.

— Какая теперь разница, о чем я тогда мечтала, — снова грустная усмешка, — Все это в прошлом...

— Как знать, — задумчиво произнес Серега.

— Да не смейтесь вы... Не дураки ведь.... Сами все понимаете. Или вы на американцев надеетесь? Что они сбросят на Берлин нуклеарную бомбу и освободят от оккупантов?

— Какую-какую бомбу? — чуть не поперхнувшись чаем, спросил Серега.

— Урановую бомбу, — с удивлением произнесла Лида, — Вы что, не знаете про самое мощное оружие Рейха?

— Слышали, — ответил Серега, — Американцы это называют 'атомной бомбой'. Самое мощное оружие, какое только создало человечество. Его применением американцы заставили сдаться Японию...

А ведь интересно получалось... В двух мирах — этом и других попаданцев — первые применения ядерного оружия пришлись на конец Второй мировой войны против Японии. Только у попаданцев было применено всего две бомбы в 1945 году, а здесь аж шесть в январе 1946 года. В нашем мире во Второй мировой ядерное оружие не применялось — его просто не успели создать к нужному сроку. За то спустя три десятилетия 'отыгрались', устроив 'ограниченную ядерную войну' — войну, существование которой никто не признает — официально страны Восточного и Западного блока ни дня не находились в состоянии войны между собой, воевали лишь 'западная' и 'восточная' Франция друг с другом, а остальные лишь исполняли союзнический долг силами 'ограниченных контингентов', не вступая в непосредственные столкновения с такими же 'ограниченными контингентами' другой стороны. Но вот в Японии ядерного оружия у нас не применяли...

— Только нам от этого не легче, — усмехнулась Лида.

В этот момент в дверь внезапно заколотили — причем, похоже, ногами:

— Трындец! — вскочив с места, шепотом произнес Серега, — Сдала, тварь!

— Нет-нет, — испуганно произнесла девушка, — Я сама не знаю, кто это!

— Ну-ну, — ответил на это Серега, — Вот только я в концлагерь не пойду. И, если что, пристрелю тебя первой.

Да уж, похоже, что влипли мы, товарищи... Не знаю уж, кто там за стеной и имеет ли наша новая знакомая какое-то отношение к этому визиту, но ждать чего-то хорошего от нежданных гостей точно не стоило.

— Посмотрим, — добавил я, обращаясь к Лиде, — идешь к двери и спрашиваешь, кто там. Мы будем стоять рядом и, если что... ну ты поняла. Верно?

Девушка в ответ лишь кивнула головой в знак согласия.

— Тогда вперед.

— Кто там? — подойдя к входной двери, спросила Лида.

— Полиция! — послышался голос из-за двери, — Внеплановая проверка домов! Открывай!

Лида оглянулась на нас, я в ответ кивнул головой в знак согласия.

— Сейчас, — отодвигая засов, произнесла она.

В дверь тотчас ввалились три мужика — один из них, постарше, носил какую-то форму, а на поясе у него висела кобура с наганом. Два других одеты в обычные ватники с белой повязкой на рукаве, из вооружения — висящий через плечо карабин Мосина.

— Воробьева Лидия Николаевна? — прочитав запись в каком-то журнале, первый вопросительно взглянул на девушку, а когда получил подтверждение, то продолжил, — 1925 года рождения, образование — 10 классов советской школы, место работы — московитская библиотека ?2?

— Все верно.

— В соответствии с указом 'О борьбе с бандитизмом на территории Рейхскоммисариата Московия' предписано проводить проверку домов на наличие запрещенных вещей не реже раза в три месяца, — произнес явно зазубренную фразу главный, — Да, это кто такие? — это уже был вопрос про нас.

В ответ на это мы достали свои документы и показали главному полицаю.

— Документы в порядке, — быстро просмотрев их, ответил полицай, — Что делаете здесь...

— Ну что-что, — на этот раз вступила в разговор Лида, — Сами не догадываетесь что ли?

— Понятно, — не став дальше расспрашивать, подвел итог главный полицай, — Теперь приступим к проверке.

Судя по тому, как Лида объяснила тут наше пребывание, тут такое не редкость... Полицай даже ничуть не удивился — воспринял как обыденное явление. Жутко... Впрочем, за счет такого объяснения и к нам вопросы отпали сразу. Не удивило даже то, что по документам мы из других мест — что поделаешь, в дороге-то ведь...

Тем временем двое полицаев перекидывали с места на место все, что имелось в доме, перечисляя это сидевшему на деревянном табурете за столом главному — тот в это время писал какую-то бумагу. Изредка он поднимал голову из-за стола и смотрел на то, что делают двое его помощников, а зачем продолжал строчить что-то у себя в журнале. Время казалось бесконечно длинным — хотя, как потом оказалось, обыск проводился достаточно формально и много времени не занял. Под конец полицаи полезли один в погреб, а второй на чердак, откуда вскоре вернулись.

— Все чисто, — подвел итог главный полицай, достал какой-то бланк, куда вписал данные хозяина и адрес, и отдал его Лиде, а затем пошел на выход.

— Желаю гражданину Рейха хорошего вечера, — взглянув на Серегу, ухмыльнулся перед выходом главный полицай.

На меня за все время он не обратил практически никакого внимание — видимо, воспринимал лишь как какого-нибудь работника или слугу Сереги. Ну и пусть.

— Только... проблема одна, — когда полицаи ушли, смущенно произнесла Лида, — Вам пока нельзя уходить...

— Почему? — спросил я, хотя примерно уже догадывался на счет ответа.

— Полицаи увидят — появятся вопросы и к вам, и ко мне. А они сейчас точно на перекрестках у всех документы проверяют и в списки заносят.

— И что теперь?

— Ничего, — пожала плечами девушка, — Переночуете здесь... Место найду.

— Так, — сказал я, — Надо предупредить наших — чтобы шли ночевать без нас.

— Хорошо, — согласился Серега, — Скажи.

Выйдя на улицу, я в условленном месте быстро нашел остальных товарищей, поджидавших нас. В ответ на вопросы, что так долго и где Серега, я вкратце рассказал о произошедшем и сказал, чтобы отправлялись в дом, где мы договорились о ночевке, без нас — встретимся снова утром, а затем пошел обратно в дом, где сели пить уже остывший недопитый чай и доедать недоеденную картошку...

— Вот скажи, кстати, — спросил Серега, — Ты говоришь, что с контрабандистами связываться нельзя. А как тогда на восток проехать?

— Не знаю пока, — подумав, произнесла девушка, — На восток так просто не пробраться... Транспорт туда ходит только служебный. Да и того мало.

— Почему? — спросил Серега.

— Сами как будто не понимаете... Большая часть людей не имеет права ездить дальше ближайшего райцентра, а кто и имеет — что им у казачков делать? Ограбят как нефиг делать... Разве что граждан Рейха не тронут — знают, что за это будет, но что им там делать?

— А как же контрабандисты? — спросил я.

— А у них там в доле все... Попробуй там кто контрабандистов ограбить — их собственные командиры на ближайшем суку повесят.

— А вообще ездит туда кто?

— Ездят... Путейцы ездят — дорогу ремонтировать... Лес возят... Руду... Иногда кого-то из немцев по делам отправляют — инспекция шахт или еще чего...

— И как они добираются?

— Ну как... 'Кукушку' отправляют.

— Но посторонних они не берут? — спросил Серега.

— Почему нет? — удивилась Лида, — Берут, хоть и дорого. Только когда ближайший поезд туда пойдет?

— Ну да, — согласился Серега.

— — — — — — — — — — — — — — —

Глава 8.

28 января — 4 февраля 1953 года. Рейхскоммисариат Московия.

— В общем, единственный транспорт отсюда на казачьи территории — изредка ходящие 'кукушки'. Возят, в основном, командированных, но берут и просто случайных пассажиров, кто заплатить может, — когда на следующий день все собрались вместе, сказал Серега, — Ну и товарняки, конечно. Только они людей не возят, только грузы.

— Получается, застряли мы тут? — спросила Вася.

— Надо в Горький мне ехать, — ответил на это Серега, — Разведать, какова обстановка в городе сейчас. И, если все более-менее спокойно, попробовать связаться с подпольщиками. Дали мне партизаны кое-какие контакты...

— А почему тебе дали, а мне нет? — обиженно протянула Вася.

— Потому, что за языком следить не умеешь, — ответил Серега.

— Ладно, хорошо, — согласился Семен, прервав начинавшийся было спор, — Кто поедет?

— Ну кому ехать... Мне только, — усмехнулся Серега, — 'Унтерменшам', как вы помните, въезд в Гепнербург 'временно запрещен'.

— А я как же? — тем же тоном, что и прошлый раз, спросила Вася.

— А тебя не возьму, и на надейся, — ответил Серега, — Учись лучше пока за языком своим следить.

— Ну, по правде говоря, благодаря ей мы на неприятности не наткнулись, — заметил Семен.

— Не наткнулись, — согласился Серега, — Но могли нарваться на не меньшие. А скорее большие.

Все с этим согласились единогласно. Через два часа Серега уехал, а мы остались в Дзержинске. В первый день мы еще раз обошли город — на этот раз побывав в других районах и попутно выяснив еще интересные факты. Как оказалось, Дзержинскую ТЭЦ здесь реально построили куда раньше срока. Заводов тоже было куда больше, чем в Дзержинске того же времени в нашем мире. А скоро, судя по всему, должно было стать и того больше — в нескольких местах мы наткнулись на законсервированные на зиму стройки. Ради интереса зашли в несколько подъездов новых пятиэтажек, которые произвели откровенно гнетущее впечатление... Зассанные, заблеванные, с непонятными рисунками на стенах подъездов, горы окурков и битых бутылок около подъездов и на лестничных площадках, разбитые окна на лестничных пролетах... В домах постарше к этому добавлялась канализационная вонь на первом этаже, обвалившаяся штукатурка, облупившаяся краска, следы протечек крыши на пятом этаже...

— И этим домам всего-то по десяток лет? — удивился я, глядя на это зрелище.

— Согласен, — ответил Семен, — Качество постройки просто высший класс...

— А еще говорят про 'немецкое качество', — заметила Вася.

— Качество это у них явно для своих только, — ответил Семен, — У местных немцев, во всяком случае.

Кстати, сами по себе дома представляли длинные коридоры, по бокам которых тянулись ряды дверей с номерами. Судя по расстоянию между которыми, квартирки здесь были хорошо если метров по пятнадцать. Всего. В коридорах, кстати, когда-то висели лампочки — но сейчас не осталось от них даже патронов, только свисающие с потолка обрезки провода.

Потом еще малость походили по городу, посмотрели на 'учреждения для унтерменшей'. Зашли еще в парочку библиотек — где не нашли, однако, ничего для себя интересного. Побывали в кино, посмотрев какой-то откровенно пропагандистский фильм, показывающий как, якобы, хорошо живется при немцах. По сюжету главный герой, мужик лет тридцати, приезжает из деревни в Растяпино — работать на химзаводе. Имея образование в 10 классов, он сразу же получает направление в инженерное училище, с отличием заканчивает его, начинает работать, быстро расплачивается с долгом за учебу, потом находит себе жену и т.д. и все идет просто отлично. И весь фильм ГГ постоянно повторяет, что как хорошо стало при немцах жить — не то, что 'при Советах'.

Потом ради интереса зашли и в то самое инженерное училище, где посмотрели список специальностей, по которым проводят учебу. Как оказалось, непосредственно не связанной с химической промышленностью специальностью была только одна — инженер-электрик. Только вот именно по ней и цена учебы была максимальной. Кстати, там же рядом был стенд, где указывались имеющиеся вакансии в городе. Упорядоченные по убыванию зарплаты. В основном, все они связаны были с химической промышленностью города, но в конце него имелись и другие: 'врач городской московитской больницы', 'учитель московитской школы', 'водитель трамвая', 'слесарь-сантехник', 'слесарь ВРМ трамвайного депо', 'библиотекарь', 'водитель мусоровоза', 'кочегар городских котельных', 'подсобный рабочий городского коммунального хозяйства', 'дворник'...

Потом вновь отправились в библиотеку к нашей новой знакомой. Сидели, читали различные книжки. Делать все равно было нечего, а тут хоть посмотрим, как вообще здесь и сейчас трактуют происходящее вокруг. Так и прошла неделя. Серега вернулся лишь на восьмой день — но поездкой он был явно доволен. Во время прогулки по улице он рассказывал нам о том, что произошло за прошедшее время.

Как оказалось, меры безопасности в Гепнербурге были реально усилены. Сразу после прибытия на станцию его, несмотря на происхождение из 'фольксдойчей', обыскали. К счастью, ничего запрещенного брать он не стал. Однако это было не все. Весь город был заполнен фашистскими патрулями, постоянно проверяли документы. Так что люди старались без крайней нужды не высовываться из дома. А после 20 часов выходить на улицу было вообще запрещено.

Кстати, в отличие от Дзержинска, Горькой был куда больше похож на тот же Ковров. Такой же умирающий город... Нормально смотрелся лишь центр, а сунься чуть дальше — и вот тебе и заброшенные дома, и руины заводов, и следы пожаров... И торговля рабами. Причем, не по выходным, а ежедневная — были для этого даже специальные магазины. Вот тебе и окружной город...

Тем не менее, встретиться с нужным человеком Сереге удалось достаточно легко. В Гепнербурге он работал начальником городского коммунального хозяйства — и у немцев считался во вполне благонадежных. Подозревать его в связях с партизанами немцам явно и в голову не приходило. Общались они очень недолго и вроде как чисто по делу, но за это время смогли все обговорить. Потом еще несколько дней Сереге пришлось пробыть в Гепнербурге в ожидании ответа, и вот теперь он вернулся обратно.