Стрельцова помнила, что Шепард ни разу не стал отцом. У него не было детей ни от одной женщины, с которой он имел близкие взаимоотношения. Разведка Империи доложила каперангу о том, что Дэйна — та самая известная спортсменка, с которой Джон был знаком с детства, хотела забеременеть от него, но вызов на 'Нормандию' пришёл раньше и Джон покинул Землю. Карин Чаквас — не в счёт, она отдала предпочтение Андерсону. Шепард понял её выбор правильно и принял как данность. Бенезия... А что ещё хотеть спасённой матриарху-азари, обретшей способность и возможность жить нормальной жизнью? Конечно же, попытаться взять от жизни всё, в том числе — и родить ребёнка. Шепард не воспользовался своими необычными способностями и — не стал осложнять Бенезии жизнь.
Стрельцова не могла не задать себе ключевой вопрос, важный, прежде всего, для неё самой: готова ли она стать матерью детей Джона. Несколько суток подряд в самые разные моменты она задавала себе этот вопрос. И — не получала внятного ответа, понимая, что сути, сознанию, подсознанию не хватает информации для ответа. Чёткого, исчерпывающего и полного ответа на этот важный вопрос. А сейчас, уже видя впереди дверь своей командирской каюты, отпустив лёгким жестом всех троих овчаронов вперёд, чтобы они вошли в каюту первыми, Светлана ощутила, что готова получить ответ на этот, мучавший её несколько суток вопрос.
В конечном итоге взаимоотношения мужчины и женщины — это, прежде всего, семейные отношения, связанные с рождением и воспитанием детей. Трудно и даже невозможно представить себе более стойкое во всех смыслах основание близости между мужчиной и женщиной, чем дети. Новые поколения, новые люди. Природа, эволюция требовали раз за разом своего, а разумные органики обставляли этот процесс условностями, деталями, мелочами и находили в этом обставлении индивидуальную ценность, важность, нужность. Хотя... процесс и результат оставались одними и теми же — не только новые поколения и не сколько новые люди, сколько новые комбинации генов, признаков, особенностей.
Войдя в каюту, Светлана закрыла за собой плотно дверь, но включать запрещающий красный сигнал на ВИ замка не стала. Волговцы и так знают, что нужно сделать, чтобы попасть в командирскую каюту и не причинить неудобства и беспокойства её хозяйке. А пока... Пока можно было снять скафандр, убрать оружие... Кроме пистолетов, конечно. Да ещё самоспасатель проверить на поясе. Мало ли что может случиться, а несколько десятков минут полной защиты без скафандра могут очень и очень пригодиться. Лучше, как говорят мудрые, перебдеть, чем недобдеть.
Переодевшись в свежий форменный комбинезон, Светлана заменила брюки шортами и забралась с ногами на постель в своей спальне. Да, кровать большая, широкая. Когда 'Волга' проектировалась, ответственные за интерьеры и мебель-комплекты инженеры горой стояли за узкую армейскую койку, но Светлана сумела-таки доказать, что старшеофицерские каюты должны иметь комфорт и оснащённость, сравнимые с высококлассными земными квартирами. По самым разным причинам. Эти самые причины Светлана не раз и не два озвучила инженерам, и те приняли её точку зрения. Теперь вместо армейской полки-койки здесь, в спальне находилась большая широкая вполне земная кровать, двуспальная, кстати.
Светлана, поправляя застёжки на туфлях, вспомнила, что инженеры-мужчины выражали самое ясное недоумение по поводу того, почему в старшеофицерской каюте должна быть именно двуспальная, а не односпальная кровать. Но Светлана стояла мёртво. Пришлось пояснить инженерам — и она пояснила. Хотя очень надеялась, что инженеры — профессионалы и сами поймут. Дальний полёт разведкорабля... Взаимоотношения между людьми... Ну и дальнейшее, что ей, женщине, не хотелось явно словесно озвучивать в мужской компании. Женщин среди инженеров — проектантов и разработчиков в группе, занятой созданием 'Волги' было мало, а тех, кто были, Светлане не хотелось отрывать раз за разом и привлекать в качестве своей группы поддержки. Справляться приходилось самой, одной.
Взобравшись на кровать, Светлана скинула туфли и, подтянув колени к плечам, устроилась поудобнее, подпёрла голову рукой и задумалась. Да, двуспальная кровать. Да, ей пришлось пояснять инженерам необходимость таких кроватей на дальнем разведкрейсере. И не только в каютах, но и в кубриках. Везде, где размещались не только офицеры, но и старшины и сержанты. Дальний разведкрейсер. Мало ли куда его может занести. Полёт может длиться годами, десятилетиями. Всякое могло быть, всякое могло случиться.
Сейчас, сидя на двуспальной кровати, Светлана оглядывала ложе со смешанными чувствами. Она привыкла к тому, что ни разу ни с кем из молодых людей она не разделила ложе. Ни здесь на крейсере, ни где-нибудь ещё. А сейчас... сама её внутренняя суть говорила в полный голос, громко, определённо и отчётливо, что с Джоном Шепардом она ложе, наконец, разделит. И будет этому разделению очень рада, довольна и даже горда. Потому что... Потому что тогда она станет женщиной, станет матерью уникальных и здоровых детей. Как минимум — одного ребёнка. Хотя бы одного. Да, придётся замучать Аллу требованиями проведения медконтролей, специализированных, узких, но... Сейчас Светлане уже не хотелось гибнуть, не оставив родителям внука, внучку или внуков. Не хотелось. Она ведь единственная дочка. Да, есть три брата, но это — дело совершенно другое. Она — дочь и её дети для родителей — важны. Не важнее, а именно важны.
Сейчас, сидя на кровати в полутёмной спальне, Светлана со всей определённостью ощущала, насколько ей теперь не хочется гибнуть, оставшись бездетной. Да, долгие годы она гнала от себя эти мысли о детях, о беременности, о супружестве, наконец, о близких взаимоотношениях с мужчинами... А теперь вот так, сразу, всё это навалилось... Потому что... Потому что она, Светлана Стрельцова, влюбилась. Впервые в своей жизни влюбилась глубоко и полно.
И, едва она влюбилась, как многие сновидения стали ей понятны. В том числе и одно, где рядом с ней — сын. Тёмный, закутанный в серый почти непроглядный молочный туман лес и она... она стоит перед женщиной, как две капли воды похожей на неё саму. Сын — мальчик — рядом с этой женщиной. Светлана, стоявшая неподвижно, замершая, раз за разом (а этот сон посещал её несколько раз за последние годы) видит, как эту женщину, сидящую на голой чёрной обугленной земле рядом с мальчиком, охватывает пламя. И она, обнимая рукой сына, молча смотрит на неё, Светлану Стрельцову. Фактически — на себя саму, только... бездетную. Смотрит и сгорает.
Несколько раз Светлана досматривала этот сон до конца. И потом... потом с трудом долго собирала себя 'по кусочкам', проснувшись. А когда не досматривала до конца — всё равно ходила полдня... весьма задумчивая.
Понимая, что она может погибнуть в будущей войне со Жнецами, погибнуть так, что даже её тела никто никогда не найдёт, Светлана теперь понимала и другое: этот сон напоминал ей о возможности погибнуть вместе с детьми. И о возможности погибнуть бездетной. Никого из мужчин рядом не было в том сне. Лес был уныл, тёмен и... почти пуст.
Сейчас Светлана раз за разом вспоминала, какое спокойное лицо было у этой женщины, у неё самой... Страшные, ёмкие слова: 'Времена — не выбирают. В них — живут и умирают' звучали сейчас в её сознании. Ей вспомнилось лицо мальчика, сына. Спокойное. Если женщина смотрела на неё, то мальчик смотрел куда-то в сторону, за спину Светлане Стрельцовой. И ни разу она не нашла в себе сил обернуться. Он смотрел туда так спокойно. Ей самой было трудно описать, как он туда смотрел. На ум раз за разом приходило только это 'спокойно'. И всё. Казалось, ей было этого... достаточно.
Когда костёр догорал... Иногда Светлана видела в том тумане мятущиеся, предельно нерезкие, дымообразные фигуры. Мужчин, женщин, юношей, девушек, детей. Наверное, там, среди этих фигур, были и старики. Бабушки и дедушки. Когда Светлана видела эти фигуры, она слышала разные голоса. На разных языках они говорили. Обычные разговоры, обычные реплики. Разрозненные, рваные. Это было слышать очень страшно. Лес, туман и эти дымообразные, едва заметные в молоке тумана фигуры.
Этот лес являлся Светлане в её сновидениях нечасто. И сейчас она понимала — воспоминание о таких снах пришло к ней не просто так, далеко не случайно. Впереди — война. Галактического масштаба столкновение. Убитых и раненых тогда будет уже не миллионы, а миллиарды. Это — не внутрирасовый и не межрасовый конфликт, это — конфликт межгалактического уровня. И вот так совпало, что до войны осталось совсем немного, а она, Светлана Стрельцова, полюбила впервые в своей жизни. И теперь ей придётся совмещать. И войну, и любовь. К такому... невозможно быть полностью готовым. Можно, может быть, подготовиться частично, но полностью вряд ли.
Теперь ей предстоит бояться за того, кого избрала её внутренняя суть. Бояться за Джона Шепарда. Бояться всегда, даже не став его законной и официальной женой. Любовь не спрашивает об этих пластобумагах с печатями и красивыми фоновыми рисунками. Любовь требует своего, требует эмоций, чувств, высокоуровневых отношений. И то, что и она, и Джон — воины, офицеры, профессионалы, спецназовцы, не снижает планки требований. Кем бы они ни были, они важны друг для друга. И прежде всего они — люди, а уж потом — воины и офицеры. На войне чувства, эмоции, взаимоотношения становятся определённее, чётче, яснее. Потому что рядом — смерть. Мгновенная и неминуемая смерть. Смерть тела — прежде всего. И тогда для того, кто будет жить дальше, останутся боль и память.
Светлана перевела взгляд на один из настенных экранов. Вспомнила о том, что ей удалось узнать о Джоне. И помрачнела ещё больше. Он ведь такой... Всех остальных отпихнёт к себе за спину, а сам — вперёд, на самый трудный и опасный участок. На самого опасного врага. И ведь своими внегалактическими возможностями и способностями он пользуется крайне редко. И всегда — очень осторожно. Не хочет прослыть монстром. Не хочет, чтобы его считали предельно не похожим на обычных землян, на обычных людей. А ведь он уже и так необычен, ведь он — обладатель высшего спецназовского ранга. Такой ранг просто так не дают. А он его — заслужил и заработал. Всегда был там, где труднее, опаснее и, чего уж там скрывать, больнее всего. Защищал и служил. Не за звёздочки и лычки на погонах и шевронах — он до сих пор фактически — только капитан-лейтенант, а за что-то большее. То, что понимается лишь внутренне, без слов.
Согласно плану имперского командования разведсил ВКС России крейсер 'Волга' должен будет в определённый момент встать рядом с 'Нормандией'. И образовать с этим кораблём неразрывную пару. В принципе ничего не обычного в этом плане не было — такое уже делалось и не раз. Только вот впервые придётся осуществлять такое объединение в условиях приближения галактической войны. Ладно там тактическое объединение двух кораблей. А вот как посмотрят волговцы и нормандовцы на то, что старпом фрегата и командир крейсера — влюбились и полным ходом идут к семейному формату взаимоотношений — это ещё очень большой вопрос. Больной вопрос, можно даже так утверждать. Потому очень хорошо, что Светлана ощутила влюблённость в Шепарда задолго до того момента, когда возникнет необходимость поставить 'Волгу' рядом с 'Нормандией'. У неё есть теперь крайне необходимое время для того, чтобы выстроить ситуацию неспешно. И, главное, ненасильственно. Так или иначе, она выполнит приказ штаба — крейсер встанет рядом с фрегатом. А будут ли у неё с Джоном семейные взаимоотношения или они останутся только рабочими, служебными — покажет время. Да, чего там скрывать, ей хочется семьи, хочется детей, хочется свой семейный дом. Только вот всё это пока — просчёт ситуации, не больше того. И подготовка всего необходимого для безопасного 'развёртывания' в случае развития той же ситуации по определённому сценарию. Так всегда было, только люди не отмечали это столь точно и чётко.
Зирда поскреблась в полуприкрытую дверь спальни. Светлана очнулась от размышлений, встала, подошла к двери, открыла. Овчарка вошла, остановилась. Зорд и Грэй посмотрели на хозяйку, но своих ковриков не покинули. Привыкли, что именно Зирда, как дама, наиболее плотно опекает и контактирует со Светланой. Знали, что она поймёт хозяйку точнее, глубже и полнее. Убедившись, что с овчаронами всё в порядке, Светлана тихо закрыла дверь спальни, обернулась к замершей у кровати Зирде — овчарка сразу определила, где провела всё это время её хозяйка и решила, что ей тоже будет лучше побыть рядом с кроватью. Мало ли что... Сейчас собака была спокойна, она уже поняла, что хозяйка уединилась для раздумий, для размышлений. Стрельцова не сомневалась, что Зирда также уже определила: её хозяйка не плакала, не была слишком уж расстроена, хотя, конечно, воспоминания и размышления далеко не всегда были приятными.
Вернувшись к кровати, Светлана забралась на неё с ногами, снова подтянула колени к подбородку, замерла. Зирда легла сбоку от кровати так, чтобы видеть хозяйку не поворачивая головы. Присутствие овчарки не напрягало. Помогало успокоиться, сосредоточиться.
Мысли сами собой вернулись к тому сну о лесе, полном тумана и неясных фигур. Сейчас Светлана вспомнила, что несколько раз она пыталась протянуть своей копии, фактически — самой себе, раз за разом сгоравшей в пламени костра, руку, пыталась схватить хотя бы ребёнка... И каждый раз, каждый раз не успевала. Она ощущала, понимала, что её лицо было спокойным в такие моменты — хорошо научили на спецфакультете держать себя мёртво в руках — в самые что ни на есть кризисные секунды, минуты, часы. Но... просыпаясь, Стрельцова раз за разом очень жалела, что в очередной раз не успела спасти не только женщину, но и её сына. Многозначность сна зашкаливала. И Стрельцова не пыталась обратиться к многостраничным электронным сонникам. Не хотелось расхолаживать себя окончательно, вводить в нестабильность, усиливать потребность зациклиться на увиденном во сне.
Зирда подняла голову, взглянула в глаза хозяйки и в её взгляде Светлана прочла: 'Что же ты думаешь всё время о плохом, Света? Подумай о чём-нибудь хорошем. Например, о том, что ты теперь будешь рядом с достойным человеком. Очень достойным. Я же была рядом с тобой, когда ты тут часами сидела на кровати, просматривала материалы о нём. Ты же сама чувствуешь: он — достоин тебя. Так почему же ты раз за разом возвращаешься к мыслям о плохом, об огне, боли, смерти? Всё это будет впереди, а пока... Пока есть возможность подумать о хорошем и порадоваться чему-то очень хорошему'.
Да, собаки — не говорят на человеческих языках. Но за последние сто лет люди ощутимо продвинулись вперёд в понимании своих четырёхлапых и хвостатых первых помощников. Потому Стрельцова едва заметно кивнула. Зирде этого кивка оказалось достаточно, чтобы снова улечься поудобнее, опустить голову на мощные, сильные и быстрые лапы. Да, Зирда — овчарка. Служебная собака, прошедшая несколько курсов полной дрессировки и спецподготовки. Она стала тенью Светланы, её советницей и, в значительной степени, самой желанной собеседницей в те минуты, когда Стрельцовой не хотелось видеть никого из людей.
