Жало

Наша Гайка с каким-то неторопливым изяществом легла на борт, догоняя станцию и вписываясь между тремя продольными "мостами". Станция по сравнению с ней смотрелась такой, знаете. Ажурной. Я невольно напрягся — что, если корабль не успеет вовремя погасить скорость?

Волновался зря. Гайка ювелирно встала вплотную к косым срезам "мостиков", соединенных тонкими опорами. От хвостовых модулей к ней потянулись нити тросов. Финальное движение — и срезы бережно коснулись бортов. Я видел, как в промежутки между ними выдвигаются многочисленные шпеньки, входят в гнезда стыковочных устройств.

— Этот корабль, — нарушила затянувшееся молчание Ханна, — несет производственное оборудование. Все необходимое для добычи льда и металлосодержащих хондритов на околоземных астероидах. Теперь станция может пополнять запасы топлива прямо на орбите, Костя. И строить новые корпуса и двигатели. Пока, конечно, ей очень далеко до независимости — но начало положено.

— Безуспешное, — ее голос вдруг зазвенел металлом.

Космос исчез. Налился серым туманом, разошедшимся под лучами золотого солнца. Я снова смотрел в огненную зарю Эквестрии — и отработанный до автоматизма рефлекс едва не бросил меня в воду в поисках укрытия.

Мы стояли на пологом склоне. Склон был неровным, по нему струились ручейки воды, там и сям он бугрился известняковыми глыбами. Далеко впереди, почти скрываясь в дымке эквестрийской атмосферы, виднелась цепочка невысоких холмов.

От самых холмов и на сколько видел глаз, склон покрывали огромные каменные кактусы.

Странный изломанный лес тянулся к морю и продолжался в его волнах — я видел торчащие над водой черные верхушки. Разлапистые ветви изгибались, тянулись вправо — будто какой-то волшебный ветер наклонил каменные изваяния вслед за морским течением. Черные грибы росли между кактусов так плотно, что глаз не находил, куда ногу поставить.

— Ён продержалась дольше всех, — сообщила Ханна. — Почти шестьдесят лет. Она многого добилась.

Среди кактусов мелькнула наклонная мачта.

Плот был, похоже, изготовлен из нескольких связанных вместе грузовых контейнеров. Посередке поднимался серый тент солнечного укрытия, сейчас, впрочем, команда его сворачивала, благо разрыв уже смыкался. Я видел три человеческих силуэта, два повыше, третий пониже. Один из матросов ловко метнул лассо, захватив петлей кактусовую ветвь.

Я сразу узнал Ён, несмотря на прорезавшие лицо глубокие морщины. Держалась она, впрочем, прямо и уверенно, хоть и опиралась на посох из, похоже, металлопластиковой трубы. Глаза горели знакомым черным огнем.

— Ну здравствуй, — тихо прошептал я.

Девушка, очень похожая на саму Ён, помогла ей спуститься с борта. Ее наготу прикрывала только набедренная повязка и грива вороных волос ниже пояса. А кого мне напоминает одетый так же паренек с рюкзаком на спине, который сейчас прощупывает путь перед собой еще одной металлопластиковой палкой? Что-то неуловимо знакомое в его чертах лица...

Здание, похоже, было выстроено вокруг каменного кактуса.

Ну как здание? Хижина-переросток. Сплетение веревок, каких-то лоз, мелких камушков, словно на клей посаженных на эту грубую дерюгу... Одной стены у хижины не было — с той стороны, что обращена от солнца. В стороне виднелось еще несколько лачуг — стены одних сплетены из такого же материала, другие собраны из ржавых металлических листов. Из тумана проступал скалистый кряж, в каменной стене виднелось черное отверстие.

— Она многого добилась, — повторила Ханна. — Она с самого начала знала, что нельзя вечность полагаться на помощь Земли. Она учила своих детей рассчитывать только на себя — и то, что может дать им Эквестрия.

Теперь я видел несколько углублений в скале — то ли взорванных, то ли выдолбленных. Я бы не удивился и второму варианту. Впрочем, судя по размеру, углубления правильней было бы назвать прудами.

Густой слой плесени покрывал пруд. Или не плесени — ряски? На зеленом покрове что-то мельтешило, двигалось, ползало. Из соседнего пруда поднимались острые зеленые ростки, я видел небольшие гроздья то ли цветов, то ли семян. Трава в третьем росла повыше, над прудом колыхались бурые колоски.Четвертый представлял собой лужу густой бурой грязи.

— На земных запасах был запущен цикл, — сообщила Ханна. — Ну, если я стану рассказывать — и показывать — как его замыкали, то ты сблюешь себе под ноги, и мы опять потеряем время. Поэтому поверь на слово — они сумели его замкнуть, пусть и очень примитивными методами.

Я увидел мужчину, склонившегося над водой и черпающего оттуда что-то большой авоськой. Волосы его были собраны в косу, перекинутую через плечо. Краем глаза я увидел, что копошилось в авоське, и к горлу действительно подкатил комок. Мелькнул молодой парень, сидящий на корточках у подножия кактуса и сосредоточенно обвязывающий его тонкой веревкой. Затем картина вновь сменилась.

Космическая станция здорово подросла в размере. Конец, который раньше был увенчан стопкой "гаек", теперь венчала серая каменная глыба. Вокруг мелькали огоньки каких-то то ли роботов, то ли, судя по размерам, небольших космолетов — опять-таки очень похожих по виду на пивные банки.

Мы с Ханной стояли среди никелированных металлических стеллажей — вдоль которых тянулись ряды стеклянных труб. С потолка падал яркий свет светодиодов.

И резким контрастом с никелем, хромом и стеклом — черный грубо обработанный камень пола и потолка. А стен мы не видели.

Потому что их закрывали ряды зеленых стеблей с буро-лиловыми соцветиями, выбивавшихся из труб.

В зеленом коридоре перемещались люди в белых костюмах-трениках. Они пристально разглядывали растения, порой обменивались тихими репликами.

— Лунная колония, — заговорила Ханна, протянув руку и перебирая соцветия между пальцами, — оказалась самым перспективным проектом. Лавовые трубки легко закрыть, они защищают от излучения и микрометеоритов. Есть гравитация для выделенного направления, есть лед и грунт для охлаждения. Легкий колодец. Удобно.

Меркурий — слишком близко к Солнцу, Марс — тяжел и с тонким воздухом, Пояс требовал больше, чем давал — по топливу, по металлу, по жизням и кислороду. Конечно, база на Марсе откопала кое-какие интересные следы, оставленные Оводом, — она озорно усмехнулась, — но в остальном была ужасно бесполезна. Основа, центр — здесь, на Луне, — она щелкнула пальцами.

И нахмурилась.

— Но и этого не хватило.

Щелкнула пальцами. Мы снова висели в пустоте на фоне звезд. Космическая станция проплывала мимо — черный силуэт в огнях на фоне земного шара. Только сейчас я сообразил, что Земля стала реально так поменьше, чем в предыдущем видении со станцией. Игрушечный бело-голубой мячик среди звезд.

— Уилер ошибалась, — хмуро проговорила Ханна. — Петля Жала отслеживает сложного наблюдателя, а не генетический код. Конечно, кодирование белков тоже важно — аксонные стенки, синаптические щели и прочая прелесть — но не критично. Как я уже говорила, Ён держалась долго — но...

Она слегка хлопнула в ладоши.

— Коллапс!

И вспыхнуло пламя.

Я ждал, что взрыв будет, как в Звездных Войнах. Вспышка и Земля, разлетающаяся горящими обломками.

Земля засветилась.

Голубой свет смыл города и континенты, облака и океаны. Атмосфера вскипела. Облака синего огня поднялись над ней, слились... Шар голубого пламени плыл среди звезд. Огонь бурлил, закручивался водоворотами, тускнел и разгорался.

— И кто спасется от огня — тот будет предан сверкающей молнии, — пробормотала Ханна. Она смотрела прямо перед собой, на зеркальный клубок Овода, висящий рядом со станцией. Отсветы пламени отражались в его извивах.

Казалось, Овод — или как там его, конструкт? — принюхивается к плывущей над горящей Землей станции. Я попытался представить себе, что случится, если Жало возникнет прямо в ее отсеках...

Овод исчез. Мгновенно и беззвучно, как у него было заведено. Просто растаял в вакууме.

— Что, не понравилось? — спросил я то ли у Ханны, то ли у пустоты. Пламя тускнело, в нем преобладали уже алые и багровые оттенки. Диск Земли — того, что было Землей — затягивало белой дымкой.

— Нет необходимости, — тихо ответила девушка. — Популяция на Эквестрии выживает. Повторная переброска на этом интервале — насколько я могу предположить — не согласована.

Огонь угас. Под нами плыл шар из пушистых облаков цвета слабого чая с молоком. На станции медленно загорались огни, словно экипаж приходил в себя после чудовищного взрыва внизу и встречи лицом к лицу с инопланетным чудовищем.

Серая пустыня под черным небом, полуразрушенный вал от горизонта до горизонта. Уже привычные по первому видению полуцилиндры эллингов, горящий огнями купол. Несколько треугольных модулей — здесь, на поверхности, эти громадины с дом размером совсем не кажутся детальками от конструктора. Убегает куда-то вдаль труба толщиной в человеческий рост.

Неспешно опускалась на посадочную площадку летающая коробка, пыхая под себя туманными струйками. От одного из зданий в ее сторону ползла другая коробка, в форме полуцилиндра и на множестве колес.

— Лунная база держалась до последнего, — заговорила Ханна, следя за посадкой. — Замолчали станции на астероидах, вышла из строя коорбитальная верфь. Без поставок с Земли замкнуть цепочки не удавалось. Электроизоляция, прокладки, редкоземы... Сопротивляться вакууму, излучению и невесомости тяжелей, чем скрестить теплицу с выгребной ямой.

Огни на треугольных модулях тускнели один за другим. Труба потемнела, выцвела, провалилась в себя. Угас и потемнел купол.

— Они оставили наружные поселения, — продолжала Ханна. — Те, что не смогли разобрать. Слишком велик риск, слишком мало запасов, чтобы тратить на ремонт. Вымерла околоземная станция, замолчал даже Лагранж. Техноканнибалы в лунных пещерах — вот все, что осталось в Солнечной системе от человечества.

Перед нами снова плыла станция. Безжизненная, темная. Я различал дыры и пробоины в обшивке, полуразрушенные модули. В центре одного из октаэдров зияла дыра с рваными краями — словно внутри взорвалось что-то мощное.

— Прошли десятки лет, — задумчиво сказала моя экскурсоводша, оглядывая останки. — И, когда население сократилось до критического уровня — они предприняли последнюю попытку. Дерзкую до неприличия.

Нечто типа коробки с воткнутой в нее трубой приблизилось к станции. Несколько раз подряд ткнулось в то, что было стыковочным узлом, отступило.

На поверхности "коробки" прорезалась щель. Люк приоткрылся, белая фигура метнулась через пропасть. Заскользила по переборке, цепляясь за что ни попадя. Вцепилась, распласталась по металлу.

Между станцией и кораблем протянулась черная нить. По-моему, космонавт без затей просто обвязал трос вокруг первого попавшегося выступа. Впрочем, не стану говорить с уверенностью — было далековато, знаете ли.

Скафандр завозился. Створка люка на корпусе ушла внутрь, но не до конца. Мне казалось, этот чувак не пролезет в полуоткрытую щель, но он справился. Корабль снова пошел вперед и на сей раз — прочно воткнулся коробчатым носом в станцию.

— Они обнаружили старинные архивы. Прошло не меньше десяти поколений, история уже становилась легендой, и даже стали сочиняться анекдоты. Но они решили попробовать. Они были очень храбрыми каннибалами.

С борта станции сорвалась стальная пуля. Умчалась куда-то в сторону крохотной Земли, все еще плотно покрытой белыми облаками. Через секунду станция провалилась в никуда, и нас окутал туман.

Сперва мне показалось, что мы вернулись в Эквестрию.

Туман и скалы — только не разноцветные, как на планете с именем из мультика про лошадок, а черные. Пасмурное небо без солнца и вой ветра. Туманные смерчи пляшут вокруг, возникая и распадаясь. Ничего толком не разобрать. Чавкает под ногами какая-то черная грязь, тонким слоем покрывающая камни.

— Когда-то это была Африка, — сообщила, позевывая, Ханна. — Кажется, восточное побережье. Родина человеческой расы. Как символично.

— Почему... так?

— Испарение океанов спровоцировало парниковый эффект. Положительная обратная связь, все дела. Новое тепловое равновесие установилось на точке около ста двадцати градусов по Цельсию. Пар костей не ломит, а, Костя?

Над головой мелькнула тень. Капсула спускаемого аппарата покачивалась на парашютных стропах, что-то грохнуло, сверкнуло. Перевернутый наконечник "пули" плюхнулся в черное болото.

— С первой попытки? — Ханна покачала головой. — Божечки. Ребята, вы сами не знаете, как вам повезло — самосогласованность на вашей стороне. Ну или контур слегка заигрался с драматичностью реконструкции. Не суть важно. Посмотрим на реакцию конструкта.

Туман скрутился в судороге псевдотяги. Черные скалы изогнулись, распахнулись призрачной пропастью. Белый скафандр вздрогнул. Попятился. Я покачал головой.

Псевдотяга рванула космонавта к Жалу, макнула шлемом в грязь. Тот, впрочем, ловко извернулся, избежав удара шлемом.

Поднялся. Сделал несколько шагов вперед. Вгляделся в выгнувшееся в себя, раскрывшее пасть Жало.

— Нет! — мой крик не был услышан, впрочем, космонавт и без меня знал, что делает. Спокойно, не пытаясь бороться с псевдотягой, подался в сторону. Коснулся шлема. Опустился на четвереньки и пополз по невидимому склону к размазанному в пятно посадочному аппарату.

Теперь уже вереница скафандров приближалась к Жалу. Облачка какого-то газа или пара вырывались из патрубков на их плечах. За их спинами высились корабли — я едва различал стальные контуры, искаженные Жалом. Одни — неуклюжие стальные махины, для меня оставалось загадкой, как они вообще смогли приземлиться в это кипящее болото. Другие — похожие на первый обтекаемые аппараты.

— Предпоследние остатки человеческой расы, — задумчиво сказала Ханна. — Что же, у них есть повод для гордости. Отчаянная, безумная, почти обреченная попытка. Про нее одну можно будет сочинить сотни легенд. И их сочинят, Костя. Я гарантирую это.

Снова Эквестрия. Каменная стена отстоит довольно далеко от Жала, распахивается купол крохотного парашюта. Я сжался, ожидая, что вес скафандра утянет смельчака на дно — но, похоже, что-то из его амуниции работало как спасательный пояс. Белая фигура зашевелилась, принялась довольно активно выгребать куда-то к камням...

Туман белеет от десятков парашютов. Сколько же здесь человек? Пятьдесят? Семьдесят? Одни парашюты спускают грузовые контейнеры — непохожие на наши, овальные, серо-металлические. Под другими покачиваются человеческие фигурки, облаченные в скафандры. Несколько исчезают в волнах — то ли отказало спасательное оснащение, то ли еще какая хрень пошла не так. Но другим удается добраться до берега, до крохотной каменистой полоски между скалой и морем.

На пятачке воцарилась суматоха. Кто-то пытался вытянуть на камень пойманные контейнеры, кто-то — самих себя. В этой толчее я с трудом отличал людей от груза.

— Ну и ну. Сюрреалистический гибрид Исхода, Ноева ковчега и десантной операции, — заметила Ханна, вглядываясь через мое плечо.

Шатаясь, один из скафандров отошел от берега. Х его з, но вроде как это был тот самый парень, что пристыковал корабль к станции. Он медленно поднял руку к забралу...