Жало

Жаркий летний полдень. Бензиновый угар. Гудение бесчисленных автомобилей, столпившихся перед выездом на площадь.

— ... представляет собой замечательный образчик неоготического искусства времен последней четверти...

Я поморщился и выключил автогида. Школьная прога на мобильном никак не хотела признавать, что мы любуемся этими двумя островерхими башнями вот уже двадцать минут кряду. И порывалась заглушить собой симфоник-панк-альбом, гремящий в наушниках.

Пробка медленно ползла вперед. Ну город, конечно, зашибись красивый и всякое такое, но его улочки строились с расчетом, что по ним будут кататься на лошадках, а не ездить на автобусах. Водилы сигналили не так активно, как в Москве, но звуковой фон, тем не менее, создавали. Хорошо ложится на музыку, кстати.

Что-то меня задолбала эта поездочка. Ну правда — последние нормальные каникулы. На следующий год придется сдавать ЕГЭху, нет бы нормально потусить с ребятами, пока есть возможность. Но нет — все носятся как приплющенные от слов "президентский грант" и "международная универсиада". И вот тебя пихают в самолет и сплавляют на долгих шесть недель июля за границу, "защищать честь страны" и тому подобная муть.

Эх. До появления Овода мне бы не светило этакое счастье. Тогда время по сравнению с нынешним было напряженное, санкции-фиганции и всякое такое. Я сам был слишком мелким, чтобы запомнить, но батя скидывал на Ютубе парочку новостных роликов. Как он выразился: "чтобы вы, шкеты, понимали, в какое время живете". Я спорить не стал, только старался не зевать во весь рот во время просмотра.

А вот Овода я запомнил. Да кто бы его не запомнил, даже из детворы?

Родители тогда просиживали перед компом сутками кряду, каждые полчаса обновляя новости. Мелькали на всех сайтах умные лица из правительства, между ними вклинивались психи разных мастей — для меня, шестилетнего, разницы особо не было. Взрослые на детских площадках и в магазинах переговаривались полушепотом, как-то напуганно глядели в небо. Даже шестилеткой можно было ощутить нависшую над Москвой — и всем миром — настороженное ожидание.

На мобильном у меня хранилась нарезка из фоток того времени. Первый снимок с земли — светлое бесформенное пятнышко в черном небе. Первый снимок со спутника — блестящий комочек не то ниток, не то макарон. Первая видеозапись с американского зонда — комочек наплывает на экран и растет, превращаясь в сплетение зеркальных веревок, суетящееся и мельтешащее, словно клубок червей.

Прошло полгода. Тревожное ожидание сменилось такой, знаете, чуть истеричной волной всеобщей дружбы. Договор о совместном изучении Объекта — тогда его еще никто не называл Оводом. Договор о совместной обороне в случае чего. Договор о совместном освоении космоса — это когда наши с американцами собрали МКС-2 из двух слегка потрепанных космических станций, ихней и отечественной.

Потом Объект всем поднадоел. Смирно висел себе на высоте от тысячи до двадцати тысяч километров. Клал с прибором на гравитацию и другие законы физики. Изредка перепархивал с места на место, причем никто не видел его в движении. Клал с тем же прибором на попытки его пощупать, просветить и отрезать кусочек.

Прошло два года — и Овод принялся жалить.

Первым огреб Мадрас. Большая дырка посреди города и восемьсот. Спустя три месяца последовал Осло. Снесен спальный квартал, семь тысяч погибших. Еще через двадцать дней прилетело Марракешу. Жахнуло сильнее и без малого миллион арабов приняли ислам.

За три минуты до каждого взрыва — Овод появлялся точно над его эпицентром. На высоте в триста километров.

Тут уж все перепугались, особенно военные. Влепили по Оводу ядерной ракетой. Потом еще и помощнее. Оводу было пофиг.

А потом все привыкли. Поняли, что с Оводом ничего не сделаешь. Если ему захочется — снесет старую хрущевку. А если захочет — взорвет Нью-Йорк со Статуей Свободы и Белым Домом впридачу. Правда, таких сильных фейерверков, как в Марокко, он больше не устраивал — самый сильный взрыв был килотонны на четыре, по примерным подсчетам.

В общем, это как жить в одной стране с какими-нибудь поехавшими террористами. Можно угодить под взрыв или обстрел, но по статистике на это мало шансов. Ну да, напрягает. Но что с этим делать? Всем разъехаться из крупных городов в деревни? Так неизвестно, чем сильнее тряханет экономику — Оводом или такой вот эвакуацией.

Последние лет восемь за этим наблюдают. Специальные спутники и обсерватории постоянно мониторят Овода. По разным странам создали специальные базы, задача которых — спешно вылететь к Жалу и прощупать его приборами, пока оно не рвануло. Самое долгое Жало существовало полчаса, прежде чем взорвалось. Экспедиция успела загнать в него добрый десяток роботов на радиоуправлении. Вот только их вертолет оказался слишком близко, когда Жало шарахнуло.

Не, говорят, марракешское провисело над городом почти сутки. Но тогда научники не успели до него добраться — не пустили тамошние вояки.

Не, я, конечно, интересовался Оводом. Мелким вообще мечтал стать, когда вырасту, пилотом или ученым в Службе Отслеживания. Или даже космонавтом, чтобы высадиться на Овод, как Патрик Чейн и Николай Андреев. Потом-то, конечно, я перестал страдать такой фигней. Особенно когда обратил внимание, что одноклассницы отличаются от одноклассников не только одеждой.

Но и тем, что под ней.

Я типа невзначай покосился на девчонку в соседнем кресле. А ничего так. Конечно, на лицо не такая красавица, как Инка Кострикова — нос картошкой и щеки, как у хомяка. Зато если посмотреть чуть ниже... Футболка, одетая по жаре, скорее подчеркивает, чем скрывает... а подчеркнуть есть что...

Каштановая челка качнулась. Соседка обернулась. В свою очередь смерила насмешливым взглядом. Я понял, что краснею — и уткнулся в спасительный мобильник.

— Очень было надо, — пробормотал я себе под нос.

Нет, я не то чтобы так уж боялся заговаривать с девчонками. Не, ну конечно, с такой красоткой, как Ирка, ловить нечего — с ее-то выбором поклонников из половины пацанов в классе, не считая параллельный. Но вот с Катькой Елисеевой мы пару раз бывали в киношке, а на школьном дискаче мне даже обломился долгий поцелуй в коридоре и пара всяких-разных интересных прикосновений, которых Катька вроде бы сделала вид, что не заметила... Но вот с "логическим финалом" — ну все же тут мои знания были как-то теоретическими. Не, когда мы с пацанами обсуждали, кто, с кем и когда — тут я, конечно, слегка преувеличивал...

Но духу заговорить, а тем более — познакомиться с зеленоглазой футболкой через проход, у меня теперь точно не хватит. А, ладно. Она на вид старше меня лет на пять, так что ловить тут так и так нечего.

А вот и конец пробки. Светофор сменился на зеленый. Автобус бибикнул и медленно пополз вперед. Будто тоже изнывал от жары и мечтал завалиться дрыхнуть.

Впереди — открытое пространство, переполненное людьми и машинами. Вокруг него — старинные домики с красными двускатными крышами. Почти посередине площади вздымалась двойная башня церкви, памятника архитектуры чего-то-там стиля.

Музыка пискнула и прервалась. Опять этот вредный автогид, что ли?

В наушниках гулко ударил гонг.

— Внимание! Внимание! Орбитальная тревога! Рост активности Овода! Рост активности Овода! Следите за оповещениями! Соберите личные вещи и документы! Вы приписаны к убежищу... — прога сбилась и наконец прохрипела что-то по-английски.

Я поднял глаза вверх. Овод? Так скоро? Со времени последней атаки, на Сидней, прошло две недели. Обычно Овод делал перерывы в месяц-другой между ударами.

Соседка уставилась в экран, что-то проматывая. Искала ближайшее убежище? Ох, навряд ли в телефоны успели забить адрес гостиницы, куда нас запихнули. И навряд ли там найдется что-то надежней обычного подвала. Хотя и простой подвал спасает в девяти ударах из десяти...

Наши мобильники пискнули синхронно.

— ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ОВОД В РЕЖИМЕ АТАКИ! — короткая пауза, щелчок.

И, хором с автобусными динамиками:

— КРАСНАЯ ЗОНА! КРАСНАЯ ЗОНА! ВСЕМ В УКРЫТИЕ! ВСЕМ В УКРЫТИЕ!

Я подорвался. Взвыли сотни сигналов. Автобус рванулся с места и тут же встал намертво.

Красная зона?! В пределах ста метров от точки атаки?!

МАМА!!!

Соседка тоже была на ногах. Посмотрела на визжащую массу народа, ломанувшуюся к выходу из автобуса.

Что-то испуганно пробормотала.

Я много раз видел эти таблички. Ну вы знаете — "при аварии выдерни шнур и выдави стекло".

А вот как это делают вживую — не видел.

Особенно — с ноги.

Ну, с ноги выносят стекло, а не шнур.

Шнур девчонка выдернула вручную.

А затем зайцем прыгнула в окошко вслед за стеклом.

Бдымс!

Нам так от души влетело сзади.

И тут мы сразу вьехали в кого-то спереди.

МАМОЧКА!!!

Ну я как-то плохо помню, что я тогда делал.

Во всяком случае, сам я точно не помню, действительно ли сцапал Кэт за рукав и подтащил к выбитому окну.

В общем, тут у меня разрыв, и я помню только, как стою на асфальте в узеньком таком проемчике, с одной стороны автобус, а с другой — "шкода".

И тут наш водила вжал по газам — и автобус снес собой иномарку впереди, вылетел на площадь и помчался чуть не по тротуару. А я шибанулся о него плечом, упал на асфальт, и только хотел встать — как ОНО случилось.

Знаете, как у старых магнитофонов, бывает, что-то там случается с лентой? У нас Витька аудиоман, к нему опасно ходить в гости — тут же посадит слушать винил-кассету-СД и всякое такое ретро. Ну вот. Тут такой же эффект.

Весь этот шум. Люди орут. Динамики в полную громкость. Машины гудят. Что-то грохочет.

И вот вся эта какофония вдруг так резко — вжжУУУМ! — и сьезжает куда-то в инфразвук. Гулкий и утробный. Так что ее и не слышишь почти.

Зато чуешь. Костями.

И вот в этой тишине начинается звездец.

Я смотрел на автобус. Видел, короче, как его перекрутило. Знаете, как влажную тряпку, и растянуло. Метров на полста, не меньше. Я прям ждал, что сейчас из него потечет. Ну, там еще народу человек тридцать... и всех их вот так, в перекрученной железке...

И автобус полетел. Будто его та же рука, которая скрутила, как тряпку — она его дернула прочь от нас.

И с ним еще машины три из соседних.

И... я вот не знаю, как это описать. Не, я читал все эти статьи спикулологов и все такое — и до того еще. Но вот так, чтоб было понятно...

В общем, его так словно... выгнуло подковой. Или в узел завязало. Я не понял. А потом он развязался обратно. И опять был такой как прежде. Ну, нормальный туристический автобус.

Только он летел в нас.

Та девчонка, что выбила окно, мне что-то орала. Я не понял, что. Потом она меня пнула — я тоже не понял, как — и я опять свалился носом в асфальт.

И тут до меня дошло, что она орет: "ЛОЖИСЬ!!!"

И тут автобус треснулся о землю.

Я думал, дома рядом тоже повалятся.

Стекло. Железо. Честное слово, его, кажется, разломило надвое. Я не смотрел. Я, знаете, слышал... А потом поднял голову — и увидел, как в нас в упор летят стекляшки.

Честно. Они летели вот на столько мне от носа.

Ну, когда их опять развернуло и таким водоворотом потащило от нас.

Знаете, они вот настолько промелькнули от меня.

Ну, в общем, я реально видел, в чем перемазаны стекла.

Знаете, я сейчас говорю, будто мимо нас летал один автобус.

Нет. Там в водовороте, мне тогда казалось, мотало пол-площади.

Брусчатка, камни, стекло, железо, люди, кони... или коней не было... там сложно было различить...

И все это кидало, крутило, и вертело. Все — в пыли. Ну... не только в пыли.

И все вот так размазывало и смазывало, будто... не знаю. Будто кто-то кисточкой это стирал и рисовал заново.

И вот тогда грохота было до... много, в общем.

И все это на фоне церкви... и я тогда не понял, что с ней стало.

Да я тогда вообще ничего не понял.

По-моему, я тогда свалился в обморок.

Обморок был не так чтобы особо долгим.

Пыли вокруг почти не было. Я закашлялся, протер лицо ладонью. На лице осталась кровь — при падении я сорвал об асфальт кожу.

— Божечки, — бормотал кто-то рядом. — Божечки-божечки-божечки.

Я попытался сесть.

Зря я это сделал.

Какая-то тварь от души пнула меня в грудь. Асфальт заехал по затылку так, что я матюгнулся. Глаза заволокло слезами. Я проморгался и уставился в...

Ой. Ой. Ой-ей-ей.

ОЙ.

Что-то гудело на разные голоса. Низко и утробно, будто ревело целое стадо быков.

— Ой, твою мать, — щекастая шатенка сидела, поджав колени к груди, и смотрела вокруг остановившимися глазами. Легкий теплый ветер трепал ее волосы.

Было темно. Нет, не полная темнота. Просто такой сумрак, словно при плохой погоде. Пасмурно.

— Эй. Эй! Прошу прощения, ты живой?!

Я посмотрел куда-то сквозь ветки кустов. Не, вы не поверите, но эта клумба не то что уцелела — с нее ни листика не сорвало.

А вот фонарный столб рядом с ней — вывернуло из асфальта с корнем.

В клумбе, прямо среди веток, полусидела долговязая девушка с длинным лошадиным лицом. Покрытым грязью и царапинами.

— Я тебя знаю, — сказал я ей отрешенно. — Ты из Мурманска. Нас знакомили в аэропорту. Тебя зовут Катя.

— Надо же, — отозвалась та. Ее голос звучал как-то уж чересчур спокойно. — А я думала, Маша.

Я посмотрел мимо МашиКати, мимо высокой пятиэтажки, мимо автомобилей — расхреначенных в хлам и вполне себе целых.

Посмотрел в аквамариновую пропасть. Чуть поднял голову... хотел. Что-то мягко и ласково пихнуло в затылок, будто невесомой подушкой, не давая нормально выпрявить шею. Я как-то извернулся, покосился на церковь.

Ну, эту штуку за площадью. В форме штопора. Который еще так прикольно растянули и обмотали вокруг площади.

Знаете выражение "мир встал с ног на голову"?

Так вот, я ответственно вам заявляю — это вообще фигня.

Куда хуже, когда мир опрокинули, согнули напополам и закрутили в кулечек.

Город скрутился невозможной, невообразимой апельсиновой коркой — и небо смялось с ним вместе.

И позеленело.

Дома запрокинулись, а еще — вытянулись вверх и далеко вбок. Как будто их из пластилина делали. Асфальт выгнулся горбом. А подальше — вообще встал склоном. Все, на что я смотрел — скатывалось в бездонную зеленовато-синюю пустоту.

По которой мирно плыли немногочисленные серые тучки.

И прямо впереди в зеленом небе — диск.

Такой ярко-красный, будто угли для шашлыка. И от него все тоже становилось таким красно-бурым.

Мир смялся, изогнулся и еще накренился на девяносто градусов. А мы сидели на крохотном уступчике в самой его середке.

Я повернулся на бок. К щекастой. На этот раз вроде ничего не мешало.

Щекастая заговорила.

Наш школьный сантехник Иван Иннокентьич был из тех, кто матом не ругался — а разговаривал.

Здесь он бы сначала записывал особенно выдающиеся обороты. Потом — покраснел. А потом — сделал бы вид, что не знает таких выражений и тех, кто их употребляет.

Между нами и церковью крутилась пыль.

Даже нет. Не крутилась. Слова не подберу.

Знаете, как начинает кипеть вода, если миска до краев засыпана зерном? Самого кипения не видно, просто зерно посередке, оно так подскакивает. Вот и пыль так же.

У краев — лежала смирно. Немножко так подергивалась. По центру — бурлила густым облаком, будто кашу помешивали, и все время взлетала вбок.

Ну да. Взлетала вбок. Потому что сама площадь изгибалась в этом месте.

В пыли блестели стекляшки, ветки, колеса, камни от бордюрчиков... что-то еще, но тут я решил не приглядываться. Вокруг валялись ... а может, стояли? — прижимались к булыжникам машины. Смятые, будто ими в футбол гоняли. У одной колесо до сих пор крутилось.

А еще — площадь тоже растянулась. Вместе с закрученными спиралью пешеходными дорожками, клумбами, лавочками. Красными под светом красного солнца.

Щекастая посмотрела на меня, не шевелясь.

— Ты кто и мы где? — спросила она.

Я набрал в грудь воздуха. Хотел набрать. Грудь резко сперло. Я сглотнул, закашлялся, вдохнул через силу.

И ответил совершенно честно.

— Мы внутри Жала.

Секунды тянулись. Город плющило вокруг нас мешаниной пятен — такой, знаете, как на картинах всяких старинных поехавших художников. На дальней стороне площади медленно убегало за поворот трое человечков. Растянутых в скошенные вопросительные знаки.

— Ты откуда знаешь? — спросила щекастая. Ее фигура почти не исказилась, хотя краем глаза я замечал, как подергивается ее силуэт, стоит мне отвести взгляд в сторону.

— Я читал про Овода. В Сети, — я отвечал на автомате, до сих пор не в силах поверить, что со мной это все-таки случилось. — Там были статьи. Всякая научная муть. Жало искажает свет, который через него проходит. Типа линзы или кривого зеркала. Видишь?

— Искажает?! — щекастая едва не сорвалась на визг.

Длинная начала смеяться, тихо и безостановочно. Я не обращал внимания.

— Свет, звук, силу тяжести. Я видел в инете реконструкции. Точно так они выглядели. Жала же удавалось померить приборами, до того как они...

— Взрывались?

— Ага, — у меня вышло неразборчиво. Зубы стучали.

Щекастая побледнела.

— Так. Я пошла отсюда, — она подобрала ноги под себя и начала вставать.

— Не двигайся!

Мой окрик запоздал. Ее рвануло в движении, толкнуло обратно. Щекастая полетела через плечо, как-то ловко выкрутилась, зависла в нелепом положении с задранными вверх ногами.

Ноги медленно опустились на землю. Она замерла, уже не пытаясь встать.

— А это что? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Ты это... Двигайся аккуратно. И медленно, — я для пробы пошевелил в воздухе рукой. Сперва — протянув перед собой, затем — пошевелив вправо-влево.

Руку дернуло. Не очень сильно, но моя ладонь рванулась в сторону, упершись щекастой... ну, в общем, встать ей помешал не рывок.

Длинная умолкла. Сдавленно засмеялась, теперь уже — как нормальный человек.

— Ммм? — щекастая подняла бровь.

— Ой... извини, — я покраснел. И чтобы она этого не заметила — заговорил как можно скорей:

— Эти штуки называются псевдогравитационными силовыми линиями. Если делаешь движение в сторону от Жала — оно начинает притягивать. Чем быстрее движение — тем сильнее тянет. Ты лучше даже сиди боком к эпицентру. Легче дышать.

— Псевдо... как ты сказал? Не, лучше молчи, — щекастая затрясла головой. Неощутимый ветер сгреб ее волосы, отбросив назад и вбок.

— Эй. Извините, что вмешиваюсь, — это голос МашиКати у меня за плечом. — Но ты скажи — из этой штуки можно выбраться?

Кажется, я промолчал... как это называется?.. многозначительно. Ну, если по чесноку, у меня сдавило горло. От страха.

— Нет? — ну вот зачем она еще и переспрашивает?

Щекастая побледнела еще сильнее.

— Оно... как скоро оно рванет?

Я закусил костяшки, чтобы не визжать от ужаса. Ну, как бы, так-то я давно, наверно, обгадился бы от страха... но перед двумя девчонками? Как-то неловко.

Даже внутри Жала. Ой-ой-ой.

— Ну... самые долгие продержались двадцать пять и тридцать восемь минут, — это когда я сумел заговорить. — Но вообще... здесь же время идет по-другому. Быстрее, чем снаружи. Для нас может пройти часов пять-шесть. Только...

— Только — что?

Я промолчал. Ну... как бы... стоит им говорить?

Не дождавшись ответа, щекастая посмотрела кругом. Осторожно.

— Говоришь, чем медленнее двигаться... — она не закончила. Как я, повела рукой в воздухе — слегка свободно, затем — через силу. — Если будем идти очень медленно?

— Ползти, — поправил я ее. — Опрокидывает. Ты же пробовала.

— Значит, ползти!

Кажется, длинная за спиной затаила дыхание.

— Получится?

У меня кружилась голова.

— Ну... есть одна запись. С камеры рядом с Жалом. Это было в Гомеле, там оно провисело двадцать пять минут. Там чувак как бы тоже пробовал из него выползти.

— И?

— Ну... он почти успел.

Щекастая выудила из кармана резинку. Собрала волосы в пучок.

— В задницу ваше почти. Я поползла, — сообщила она мне.

Вздрагивая, когда невидимые руки тянули ее к Жалу, встала на четвереньки. Сделала несколько мелких шажочков, преодолевая призрачные путы.

Мы с длинной МашеКатей посмотрели друг на друга.

— Ну... пошли.

— Поползли?

— Ага.

Это было как будто ползешь по наклонной. Очень длинной наклонной. Которая, знаете, так будто наклоняется на тебя всякий раз, как ты делаешь движение. И чем быстрее двигаешься — тем резче наклоняется доска.

Впереди мелькали синие джинсы щекастой. Я старался не пялиться слишком пристально на то, что они обтягивали... Да фигле — все равно ей не видно, куда я смотрю!

Да и это. Всякое дерьмо, поднятое водоворотом — стекляшки, камушки, ветки — вот это вот все — тоже мешалось.

Впереди выгибался уступ. Дома, размазанные в пятна, косо вытягивало в дугу из-за его края. Вечернее солнце — красное, как уголь — пялилось на нас из сине-зеленого неба. Мерно и глухо выли где-то вдали противоугонки.

Сердце шибало в ребра, а перед глазами скакали точки. Ноги горели. Чертова доска запрокидывалась все выше и выше.

— Уй, блин! — это щекастую швырнуло на меня. Я в этот момент подтягивал себя вперед за какой-то бордюрчик. Она врезалась в меня ногами, нас обоих отбросило назад.

— Руки убрал!

— Чего? Слезь с меня сначала!

— Ребят, вы там нормально? — это уже длинная. Она встревоженно смотрела на нас.

Мы забарахтались, пытаясь распутаться. Щекастая шипела сквозь зубы. Твою ж душу! Как она умудряется поворачиваться так, что под руку всякий раз попадает что-то неподходящее? Не, ну как посмотреть, неподходящее...

Длинная лежала на спине, головой к краю площади.

— Ребята, — протянула она. — Вы чувствуете? Чем ближе к краю, тем сильнее напор.

— И воздуху не хватает, — встревоженно поддержала ее щекастая.

Я посмотрел на возвышавшийся над нами край площади, над пляской пыли в эпицентре Жала. Пляска постепенно успокаивалась, лишь в одной точке неподвижным смерчиком дрожал пылевой столбик.

Зато над краем — размазанным в сюрреалистичное месиво краем Жала — тянулись бледные белесые полоски.

Ну вот нахрена, нахрена я догадался, что они означают?

— В твоих статьях ничего про это не написано? — спросила щекастая.

— Ну... ты же понимаешь. Жало — такая штука. Его не так часто получается обследовать до взрыва. А чем дольше оно существует — тем сильнее взрывается.

Я видел видеосъемку взрыва в Сент-Луисе. Взрыв был, знаете, как в киношке. Огромное огненное облако, и прямо на глазах им накрывает два квартала. А потом оно чернеет и поднимается таким грибом, как при ядерном взрыве.

Щекастая из-под руки смерила расстояние до ближайших домов.

— Как далеко оно тянется?

— Метров от пятидесяти до полукилометра, — сообщил я. — Как повезет. Вроде бы крупные живут дольше, но самое мощное было шестьдесят в поперечнике. Никто точно не знает.

— Ох, божечки, — та прижала руки к щекам. — Ну за что? Ну почему опять мне?!

МашаКатя осторожно поднялась. Шатаясь, двинулась в нашу сторону.

— Уй-ё! Стой!

Мой окрик запоздал — она уже преодолела несколько метров, разделявшие нас.

— Что... ой, — она виновато посмотрела на с таким трудом отвоеванный и утерянный отрезок пути. — Ну... ладно.

Села на брусчатку рядом с нами. Уставилась в запрокинутый город и темнеющее небо. Над крышей вальяжно помахивал лопастями вертолетик.

— Help!

Мы все подскочили.

— Please! Help! — голос, высокий, тонкий и жалобный, доносился от автобуса. Вернее — того, что от него осталось.

Мы посмотрели друг на друга.

Щекастая матюгнулась.

Длинная смотрела на автобус.

— Он... ближе к этой штуке, чем мы.

— Молодец, Кэп! — зло ответила щекастая. — И что дальше?

— Anybody! Please!

Тридцать метров.

Тридцать лишних метров по засыпанной осколками, грязной брусчатке.

Тридцать гребаных метров, каждое движение через которые встречает гребаный рывок обратно. Которые запрокидываются на тебя тем сильней, чем меньше тебе осталось до края.

Я вздохнул.

— Ну фигле.

Щекастая догнала меня.

— Ну и куда собрался?

Я посмотрел на нее. Стараясь идти по дуге — не отдаляясь от эпицентра и не приближаясь к нему.

— Ну... надо же что-то делать. А ты чего?

Щекастая фыркнула.

— Первую помощь умеешь?

— Нет, — честно ответил я.

— А я умею. Мальца. Ладно... поможешь, если что.

Слушайте, вот нахрена я сюда полез?

Запах. Знаете, там воняло сразу бензином, дерьмом и кровью.

И на мостовую подтекало.

Автобус поплющило. Правда. Его так, у крыши, боком и спереди, вмяло внутрь. Стекла вылетели.

Щекастая сплюнула.

— Help! — голос дрожал. Сейчас он сделался ниже, наверно, хреново Жало искажало звук. И слабее.

Я посмотрел на автобус.

— А как мы?..

Девчонка неторопливо подошла к полуоткрытому люку. Покрутилась, примериваясь — чтобы движение шло не против тяги Жала. Подозвала меня жестом.

— Давай. Поможешь. Тут сила нужна.

Мы налегли на железяку.

Ух!

Люк перекосило. Заскрипело железо. Тут бы ломиком или монтажкой... Я зарычал и рванул еще раз. В ушах зашумело, я велел себе не обращать внимания.

Со страшным скрежетом крышка подалась.

— Пошли, — щекастая неуклюже извернулась, протискиваясь внутрь.

— Ой. Господи...

— Что такое?

— А ты посмотри.

Я сунул голову внутрь.

Отшатнулся. Согнулся в поясе. Псевдотяга рванула за плечи, и рвотой мне забрызгало штаны.

Твою мать...

Сегодня утром мы с Лешкой Поповым ржали в холле гостиницы над новостями на местном языке. Он там ближе всех к люку... Лицо цело.. Бляха-муха, я даже не представляю, чем...

БДЫЩ!

— Это... — она тоже белая как мел. — Все? Проблевался? Тогда полезли. Одна я ее не вытащу. Слышишь? Или добавить?

— Мать твою... У тебя вообще нервы есть?

— Есть. Но сейчас не до них. Лезешь?

Не смотреть. Не смотреть. Не смотреть.

Что-то хрустит под ногой... а, нормально, это стекло. Что-то мокрое... не смотреть-не смотреть-не смотреть... Хрен разберешь, чем меня мотает — головокружением или псевдотягой...

— А... а...

Щекастая выдернула что-то блестящее... пилку для ногтей, по ходу пьесы.

— Держи меня.

Не, я, конечно, это, всегда не против пообниматься с девушкой... Но вот сейчас, реально, у меня не возникло вот вообще никаких пошлых мыслей. Пока я держал ее за пояс, а она, изогнувшись, что-то ковыряла в опрокинутом кресле.

Ремень щелкнул. Миниатюрная девушка с заляпанным кровью высокоскулым лицом, повисшая в ремнях, свалилась вниз. На щекастую и на меня до кучи.

Ну, до кучи — в прямом смысле слова.

— Аккуратнее, — выдохнула щекастая. — Так, бери под руки... Давай ты снаружи, я изнутри...

— А можно ее переносить? — пробормотал я, стараясь не дышать глубоко.

— Ну давай здесь оставим!

Больше я не спорил, как-то продрался обратно к люку. Шатаясь от рывков псевдотяги, подхватил девчонку под плечи. Выволок наружу и плюхнулся рядом.

— Как она? — МашаКатя откинула слипшиеся от крови черные волосы.

— Дай глянуть, — щекастая переводила дух. Пострадавшая закашлялась, попробовала сесть. Щекастая склонилась над ней, ощупывая.

Я смотрел в небо и пытался прикинуть, сколько мы уже здесь сидим. Кажется, Жало существует уже дольше получаса...

А, блин. Ну да. Сам же говорил девчонкам. Есть же записи. Есть трехминутный ролик, где на башенных часах очень быстро ползет минутная стрелка. Однажды дрон сумел влететь внутрь Жала и вылететь обратно, прежде чем оно рвануло. Часы на нем тоже шли быстрее положенного. Но и солнце снаружи опустилось ниже нас, цепляя размазанные и выгнутые крыши домов и налившись темно-красным. Все вокруг заливал багровый свет, словно...

— Вот что значит всегда пристегиваться, — сообщила нам щекастая. — Подруга, ну ты молодец. Пара царапин, но ни переломов, ни сильного кровотечения вроде бы нет. Кажется. Просто шок.

Брюнетка в ответ что-то неразборчиво и жалобно заговорила на английском. Щекастая, покачав головой, ответила на том же языке.

— Ты врач? — спросила длинная.

Щекастая подняла глаза к... к церкви. Как раз ее верхушка сейчас была у нас над головой.

— Типа того. Учусь на пластического хирурга, и полгода подрабатывала санитаркой в... — она замялась. — Cantonal ambulance... на скорой помощи.

МашаКатя всмотрелась в лицо брюнетки.

— Слушай... А как мы поползем с ней вместе?

Та развела руками.

— А что, без нее мы бы выползли?

Мои зубы опять застучали. И, знаете, не только из-за того, что на площади похолодало.

Кстати, а реально похолодало. Что-то как-то сильно холодно для летнего вечера.

МашаКатя посмотрела вокруг. Сглотнула.

— В ушах шумит, и голова кружится, — пожаловалась она. — Как с передозняка.

Я опять промолчал.

Длинная прищурилась. В багровом зареве смутно, но виднелись длинные хвосты пыли. Медленно выползающие из улиц к площади. Будто громадные змеи.

Вертолет опустился ниже. От него отделялись какие-то черные точки. Наверно, квадрокоптеры с зондами.

— Скажи, — она так серьезно на меня посмотрела. — А эта твоя псевдогравитация — она на молекулы тоже действует?

Щекастая задумалась.

— Вот почему нас колбасило, когда мы ползли к краю? Нарушался кровоток? — сообразила она.

— И ветер не стихает... — в вечернем свете хрен поймешь, побледнелаа длинная или нет. — Мамочки...

— Ты чего?

МашаКатя посмотрела на меня.

— Ты знал?

Я развел руками.

— Ну... а сказал бы? Что бы изменилось? Мы ж все равно не можем вылезти.

— Вы о чем?

— Давление, — принялся я разъяснять. — Жало втягивает в себя воздух. Псевдотяга не дает молекулам улетать. Видишь, пылищу с улиц уже потянуло к нам? А здесь, у центра, давление растет. И в конце концов...

Та сглотнула.

— Мы задохнемся?

— Или взорвемся. Что наступит раньше.

И тут все умолкли. Нет, ну а о чем еще оставалось говорить?

В плечо ткнулось теплое. Я обернулся.

— Холодно, — пробормотала МашаКатя, опуская голову мне на плечо.

"Скоро потеплеет", — хотел было я сказать, но вовремя заткнулся.

Щекастая хмыкнула. Придвинулась с другой стороны.

— А ты ничего, — сообщила она.

— В смысле?!!

— Там, у автобуса. Я думала, ты в обморок шлепнешься или убежишь.

— Да, только заблевал пол-площади.

Та слабо так улыбнулась.

— Считай, вообще норма в такой ситуации.

Девчонка из автобуса посмотрела на нашу группку. Что-то сообразив, тоже придвинулась и оперлась спиной мне о коленки.

Ну, типа, если б кто-нибудь мне сказал сегодня утром, что вечером я буду обнимать трех девушек сразу, я бы порадовался.

А сейчас что-то не очень радует.

Город под нами наливался огнями. Оранжево-красными, как будто на улицах разводили тысячи костров. А вот звезд я что-то не видел. Мы будто сидели на краю опрокинутой в пустоту здоровенной чашки.

Я потерял счет времени. Только пялился в наступающую ночь, чувствовал, как немеют руки и ноги, как шумит в ушах сильнее прежнего и клонит в сон. Моя голова опустилась... вздернулась...

Щекастая засмеялась.

— Эй, — ее голос звучал неразборчиво. — Ребята, ну только подумайте. Нас убивает какая-то поехавшая инопланетная хрень. Нет, серьезно. Нас убивают инопланетяне. Это, блин, клево. Я аж горжусь. Вы не гордитесь?

Я затряс головой.

— Ты как?

— Замечательно. Меня подколбашивает, но это к лучшему. Скоро мы отрубимся и не почувствуем... — она снова хохотнула. — Давайте. Расслабляйтесь и получайте удовольствие.

Если честно, у меня самого голова шла кругом, словно от водяры. При последних словах я посмотрел на щекастую как-то по-новому... может...

Может...

Да ну, бредовая идея...

А что я теряю?

Нет, ну почему бы не попробовать?

— А? — это уставилась на меня азиатка из автобуса, лишившись опоры, когда я подорвался. Ее еще слегка подпихнуло псевдотягой, так что она, кажется, ушиблась.

— Девчонки. Есть идея.

— Ммм? — щекастая посмотрела на меня с интересом.

Я затряс башкой, пытаясь разогнать долбаный туман.

— Было одно Жало... в Японии, кажется... Там оно засосало полицейского. Там тоже были камеры... и видно, как тот чел шел к этому... к эпицентру, — я ткнул пальцем в растущий пылевой столбик. Пыль теперь доползла и до нас — аж в горле першило. Я откашлялся и продолжал:

— Он подошел к этой штуке вплотную. И... никто не знает точно, что это было... Камера писала с искажениями, около центра они очень сильные... но там все-таки было видно — он исчез. В одну секунду был — а в другую уже нет. Как будто провалился сквозь землю.

— А потом? — сонно спросила МашаКатя.

— А потом — взрыв. Средней силы.

Щекастая расхохоталась.

— А я знаю! — она захлопала в ладоши. — Я знаю, на что ты намекаешь! Там, в центре, портал, который засосет нас в Эквестрию? Да? Я догадалась?

— Засосет... куда?

Та спрятала лицо в ладонях.

— Эх вы, потерянное поколение! — с всхлипом выговорила она. — Неважно! Давай попробуем! Хуже-то все равно уже не будет!

Я помог подняться МашеКате, за ту уцепилась клюющая носом азиатка. Шатаясь, будто компания алкашей, мы направились к танцующему столбику пыли — еле видному в красной тьме.

Шаг за шагом... Псевдотяга теперь не тащила нас обратно, но при движениях ощущалось мягкое давление, и двигаться приходилось как-то неловко, скособочившись. Волосы девчонки из автобуса развевались, будто под сильным ветром, задевая по лицу МашуКатю. Щекастая продолжала сдавленно смеяться.

Впереди в сумраке начал расти темный шар.

Может, он и всегда там был, просто мы не обращали внимания? Пейзаж вокруг плыл и колыхался, фигуры девчонок расплывались. Шаг — и из темноты на высоте моего лица проступает серая точка. Шаг — и она разбухает до размеров апельсина. Футбольного мяча. Еще шаг — и столбик пыли растягивается в пляшущее облако вокруг серой сферы с компьютерный стол размером. От нее исходит тусклое серое свечение.

Азиатка что-то пробормотала. Шар стал в человеческий рост. По нему бежали разводы — черные, серые, зеленые. Он казался сделанным из светящейся яшмы. А может — облаком совершенно круглого тумана. У меня все плыло перед глазами. Собственные ноги уходили куда-то далеко вниз, как телеграфные столбы.

— Смтрте! — голос щекастой звучал выше, чем раньше, будто та надышалась гелием. Слово скомкалось в непонятный возглас. Ее силуэт намотало на шар, размазало по нему. Я машинально потянулся вперед.

Щекастая собралась обратно в себя. А шар — отступил. Прогнулся перед нами, словно не давал себя схватить.

— Что это? — пробормотала длинная. — Это и есть Жало?

Мы шли вперед. Вмятина в шаре обратилась полостью. Мы входили внутрь шара, его стенки нависли над нами. Угрожающе сходились у нас за спиной, ну знаете, будто вот-вот собрались захлопнуться...

Теперь я уже ничего не видел. Мы стояли на куске асфальта, обрывавшемся в туман. Туман шел вокруг нас разводами и бурлил.

Лишь за спиной оставалось крохотное пятнышко алого свечения.

Кажется, вобравшее в себя город и черное перевернутое небо без звезд.

— Что это? — повторил и я.

— А какая разница? — щекастая оглянулась. Протянула мне руку. — Давай. Прыгнем. — ее голос снова стал нормальным.

Не, ну как нормальным? Язык у нее заплетался, будто после стопаря.

Знаете, наверно, меня тоже приплющило от повышенного давления.

На трезвянку я бы на такое не решился.

— Селестия, я иду к тебе!

Не дав себе подумать, я шагнул в туманную пустоту.

Увлекая за собой МашуКатю и азиатку.

Туман сомкнулся.

— ААААА!!!

Грохнуло.

Подхватило.

Перевернуло.

На очень долгое мгновение я понял, что лечу. Что где-то подо мной — дрожащий свет. Который все приближается и приближается...

И, подняв кучу брызг, я с шумом рухнул в довольно горячую воду.

Ну, я как бы не так чтобы хорошо плавал.

Так, умел переплывать через речку и обратно.

Но тонуть что-то, знаете, не хотелось. Поэтому я поплыл вверх, к свету.

До меня не сразу дошло, что я выплыл. Потому что я еще минуты две колотил по воде и плевался ей, а потом до меня дошло, что я дышу воздухом. Влажным и теплым.

И тут я проморгался, проплевался, и стал таращиться на это все.

А видно особо ничего и не было, потому что вокруг, куда ни плюнь, какой-то серый туман. Метров на двести вокруг уже ничего толком не разберешь.

И жарко. Как в бане. Несмотря на дождик. Такой мелкий, моросью дождик, который даже не идет, а типа плавает в воздухе.

Несмотря на ветер — тоже теплый, несущий водяную пыль над поверхностью.

А где-то далеко грохотал гром. Не переставая.

Слева был туман — и вода, докуда было видно в тумане. А слева из него торчало что-то темное. И большое.

Кажется, это была скала. Здоровенная — метров пятьдесят высотой. Черно-зеленая, с такими отвесными уступчиками. И нижний уступ спускался прямо в воду.

И скала не очень быстро скользила мимо меня. Кажется, меня уносило течение.

Вода была какой-то странной — гладкой, словно масло. Даже мои бултыханья особо так брызг не подымали.

И соленой на вкус. Как минералка.

— Эй! — крикнул я.

— Эй! — ответили из тумана на фоне далеких раскатов. Голос звучал как будто вплотную.

Из тумана показалась куча камней.

Здоровая такая, такие булыжники величиной с машину. И лежали они под таким косым отвесом — как будто здоровенный кусок скалы отломался и упал прямо в воду. Наверно, так и было.

И я уже было хотел вылезти на эту кучу, чтобы хоть чуть получше оглядеться. Даже поплыл в ее сторону. Но тут присмотрелся поближе к белому камушку между двух больших, у самой воды. Круглому, величной с человеческую голову.

Или, точнее... ох ты ж.

Что-то мне при виде черепа резко расхотелось выбираться в этом месте.

Тут я разглядел азиатку. Та держалась за камень впереди, перебирая ногами.

Посмотрела на меня. Крикнула что-то по-английски.

Я подплыл поближе, вцепился в тот же камень. Хотел развести руками, но они были заняты.

— Что делать будем?

Она меня тоже не поняла. Да и я спрашивал так, язык чем-нибудь занять. А то я, знаете, от всего этого звездеца с Жалом, а еще от пялящегося мимо нас черепа — прямо чувствовал, как крышняк медленно, но верно едет на сторону. Набирая скорость.

— Эй! — опять крикнул я. — Девчонки!

— Здесь! — да откуда они кричат?!

Азиатка посмотрела куда-то в туман.

— There?!

Ну, хоть это ясно.

А она, кстати, нормально так умела плавать. Такой темп задала — мне за ней и не угнаться было. Тем более — сердце ухало, как после двадцати кругов бегом вокруг спортзала. Я уже еле видел на воде ее черную прическу. В виски колотил тяжелый молоток.

Девчонка из автобуса плыла куда-то вперед и влево, в сторону от стены. Ту уже и не видать было сквозь туман. Зато впереди показалось еще что-то смутное. И большое.

Каменюка выпирала из воды, будто спина какого-нибудь кита. И формой на нее походила. С нашей стороны камень поднимался крутым обрывом, от его вершины протянулся длинный склон, полого уходя в воду.

В дымке на вершине склона виднелись два силуэта.

— Эй! — крикнул и я. Силуэты вскочили, принялись махать руками в нашу сторону.

— Сюда! Сюда!

Мы обогнули скалу, я, пыхтя, выбрался на берег. Нога скользнула на покрывавшей камни склизской бурой пленке. Матерясь, я еще раз выбрался на берег...

И уставился на щекастую.

— Э... ой. В смысле...

— В смысле закрой рот, а то дождиком захлебнешься, — любезно посоветовала щекастая. Я сделал над собой усилие... ну, попытался. Смотреть куда-нибудь в другую сторону, а не на две округлых выпуклости с розовыми кружками сосков.

Длинная хихикнула.

— Может, и правда прикроешься? — спросила она.

— Сидеть в этой сауне в мокрой майке? А в чем, собственно, разница, кроме того, что мне неудобнее?

Я понадеялся, что румянец на щеках можно списать на всякие там естественные причины. Ну там я замотался, пока греб к острову.

— Где мы?

— Ой, хороший вопрос. В своем детстве я иначе представляла себе Эквестрию.

Туман. Морская гладь — не, реально гладь, без волн и барашков. Каменный островок. Равномерный грохот вдалеке.

И больше ничего.

Ну, не считая упругих округлостей в каком-то метре от меня... Я честно старался пялиться в невидимый горизонт, но глаза как-то сами поворачивались не в ту сторону.

Азиатка поморщилась, касаясь волос. Жалобно что-то сказала.

— Болит голова? — сочувственно спросила щекастая. — А у меня ноют колени и спина, будто я кирпичи таскала.

Сердце все еще бухало, но не так часто.

— Слушайте, — МашаКатя прокашлялась. — Может, мы с этим немного запоздали... но, может, познакомимся?

Щекастая засмеялась.

— А что, здраво мыслишь. Будет неудобно перед Селестией, если окажется, что мы даже не представлены друг другу. Я — Ханна.

— Ханна? Я-то думала... ну, ты так неплохо говоришь по-русски...

— Ой, долгая семейная история. И очень романтичная. Если вкратце, то мой дедушка был очень интересным человеком, — откликнулась щекастая. Протянула руку.

— Мои глаза — выше.

Не, ну извиняться было бы реально тупо...

— Константин. Можно просто Костя.

Рукопожатие Ханны оказалось неожиданно сильным, а пальцы — шершавыми.

— А ты? Маша или Катя?

Длинная вздохнула.

— Ладно. Вообще Маша, но все зовут Кэт. Сначала — Радисткой Кэт, но потом сократили для удобства. Так что ты не первый, кто зовет меня Катей. Я уже не пытаюсь поправлять.

Азиатка протянула свою тонкую ладонь, видимо, по нашим движениям поняв, о чем идет разговор.

— Ён.

— Очень приятно.

Ханна потянулась, закинув руки за голову. Я зажмурился. Ну твою мать, ну она же издевается.

— Так, мальчики и девочки. Теперь, когда мы узнали друг друга лучше, нам надо решить один важный вопрос. Что будем делать?

И тут мы зависли.

Не, ну реально. Скалистый островок пятьдесят на двадцать. Вода с одной стороны, крутой склон — с другой. Что называется, четыре голых человека на голой земле... не, ну, конечно, насчет "голых" справедливо только для Ханны, да и то отчасти...

Я прокашлялся.

— Девчонки. Может, я сплаваю к берегу? Ну там, поищу место, где можно вылезти на сушу. Я одно такое уже видел, выше по течению, — не, про череп ведь им знать не нужно?

Кэт улеглась на живот, подперев подбородок ладонями.

— Вы знаете, мне кажется, — сказала она, — что нас не просто так сюда закинуло.

Ханна смерила ее взглядом.

— Ну да. Селестия нуждается в нашей помощи в борьбе с Дискордом. Сейчас с неба слетит Твилайт Спаркл и телепортирует нас в Кантерлот. Что-то она не торопится.

Честно, я из этой тарабарщины понял лишь отдельные слова.

Кэт вздохнула. Посмотрела на меня.

— Как ты думаешь? Кто-нибудь должен за нами явиться?

Я развел руками. Перед глазами все крутился взгляд пустых глазниц.

— А хрен знает.

Мы помолчали. Тут взволнованно заговорила Ён, ткнув пальцем куда-то в туман, из которого мы с ней приплыли.

Ханна очень внимательно ее слушала.

— Б... — и что-то зло бросила на английском. Выпрямилась.

— Короче. Ён говорит, что выше по течению среди камней застряли человеческие кости. Она думает, что это останки тех, кого Овод затащил сюда до нас.

Ну вот.

И мы такие опять молчим и переглядываемся. Ён повесила нос — видно, дошло, что ее новости не самые радостные.

Кэт зашарила рукой в кармане.

— Слушайте! А знаете что?

— Что? — хором спросили мы с Ханной.

— У меня есть шоколадка.

Не, мы, конечно, сначала посмеялись. А потом — разорвали обертку и разделили полурастаявший сникерс на четверых.

Реально — ничего вкуснее не ел никогда в жизни.

Ну понятно, я ж пропустил обед и был звездец как голоден.

Ханна медленно облизала пальцы (не, точно, издевается!), поднялась на ноги. Покачивая грудью, спустилась к воде. Зачерпнула сложенными ковшиком ладонями.

— От жажды не умрем, — сообщила она. — Пить нормально.

Азиатка что-то пробормотала. Ханна засмеялась.

— Договорились, в следующий раз пробуешь ты, — и перешла на английский.

Кэт и я сидели плечом к плечу у скального выступа. Девчонка вглядывалась в туман, съедающий краски.

— Что там гудит? — пробормотала она задумчиво.

Ханна обернулась, прислушиваясь. Мне показалась — типа даже повела ухом.

— Море? Прибой?

Кэт помотала головой.

— А мне кажется — ветер. Или водопад.

Ён вскинула подбородок.

— It sounds like a highway. Or big engine.

Рев. Прбивающийся сквозь туман. Близко или далеко — хрен разберешь. То ли горный поток, то ли и правда ревет какая-то хрень типа мощной турбины. Негромкий — но мощный, так, что аж отдает по костям.

Я наконец отвел взгляд от Ханны, посмотрел на длинный мыс. Берег островка окаймляла темно-бурая полоска. Будто скалу так по контуру обвели коричневым маркером. Пена, что ли, здесь такого цвета?

А здесь — это где именно?

Ён стояла, оглядывая смутно проглядывающую из тумана скальную стену.

— Where are we?

Блин. По ходу пьесы, мы с ней поймали одну волну.

— Послушайте, — это Кэт, торопливо. — Ну вы согласны, что Овод закинул нас сюда с какой-то целью? Чтобы убить четырех несчастных школьников, он мог бы выбрать способ попроще?

Ханна фыркнула.

— Ладно. Что в итоге? Что ты предлагаешь конкретно?

Кэт потупилась.

— Давай просто подождем и посмотрим, что будет.

— А. Ну, этим мы сейчас и занимаемся. Расслабьтесь, мальчики и девочки, и получайте удовольствие, — она как-то очень изящно растянулась на камнях у ног Кэт.

Я еще раз оглядел гладкое, будто ртуть, море, и туман с проступающей в нем каменной громадой.

— Девушки. Вы знаете, по-моему, это не Земля.

— Кю!

Что хотела сказать Ханна, я опять не понял.

Ён чего-то быстро проговорила на английском. Ханна ответила, выслушала еще одну тираду.

— Она предлагает подождать и, если ничего не изменится — сплавать на разведку. К тому вон кряжу.

— Я за, — откликнулся я.

— А я томат, — сообщила Ханна. — Одна просьба, если вас там кто-нибудь съест — подайте знак. Посвистите, что ли.

Да уж, жарковато. Ветер был не таким горячим, как вода (вообще, как я понял, они с течением двигались... в смысле, дули... да похрен!.. в разные стороны). Но все равно было такое ощущение, что сидишь в бане. Рубашка медленно намокала под теплой водяной пылью.

Кэт что-то пробормотала. Решительным движением потянула вверх свою кофту.

Ой... это что, сейчас будет еще один сеанс стриптиза?

А, не, она в лифчике.

Я задумался, огорчаться или радоваться.

И понял, что засыпаю.

Камни, знаете, они такие. Очень мягкие, если нормально задолбался за день.

Я задолбался.

Я тут, это, угодил в хрен знает где и ближе, чем хотелось бы, пообщался с Оводом.

Так что камни реально мягкие.

БАММ!!!

Особенно если это не камни.

Справа на меня закинула ногу Ханна. Спиной к ней сопела, свернувшись в комочек, Кэт.

Слева ко мне прижималась плечом заворочавшаяся Ён.

Э.

Ну.

Наверное, мне бы сейчас весь класс обзавидовался бы.

Сделать, что ли, селфи, пока они спят? Хе-хе.

Кстати, а где мой мобильник?

Ён, похоже, проснулась. Посмотрела на меня и отодвинулась. Я невольно скосил глаза вниз... не, ну что? Это, блинский блин, голая физиология и вообще! Что она говорит? Я уловил только "heard that?".

— Ты насчет того, что там грохнуло, да? — выпалил я.

От звука моего голоса приоткрыла глаза и Ханна. Потянулась, отпихнув Кэт в сторону.

— Какой странный сон мне... так-так. Привет, девчонки и мальчишки.

Туман плыл вокруг нас. Сбивался в клочья, иногда мне казалось, что из него растут какие-то длинные, нахрен, щупальца. По-прежнему грохотало где-то вдалеке.

Теперь проснулась и Кэт. Зевнула.

— Ладно-ладно, уже... — она вздрогнула, уставившись на нас. Закрыла лицо руками.

Из-под ладошек донесся сдавленный стон.

— Але, гараж! — Ханна обернулась к ней. — Так, подруга, отставить панику!

Кэт свернулась в позу эмбриона.

Ханна тихо выругалась.

— Нет, — бормотала Кэт. — Нет, нет.

Ханна выругалась еще раз.

Над островом разнесся резкий звук пощечины.

— Эй!.. — меня смерили таким, знаете, взглядом. Ну, в общем, странно, что туман между нами не выпал в осадок.

Ханна запрокинула лицо Кэт вверх.

— Эй, малышка, — заговорила она на удивление мягко. — Не психуй. Ты не одна. Я тебя вытащу из этого дерьма, если что. Мы все вытащим. Осознала? Без паники?

Подбородок Кэт дернулся. Вверх-вниз.

— Вот и молодца, — Ханна потрепала ее по щеке. — Что ты раскисла? Вчера держалась терминатором.

Кэт сглотнула.

— Я... Я думала, Овод и все это мне... и поняла, что...

— Все, поняла. Смотри на меня. Смотри на нас. Сама вчера сказала — нас сюда закинули не для того, чтобы вот так вот пустить в расход. Слышишь меня? Не раскисать. Держись, подруга. Прорвемся и загуляем. Спокойно. Потом будешь. Сиди тихо. Все? Успокоилась?

Кэт торопливо кивнула. Ён успокаивающе потрепала ее по плечу.

Я прокашлялся.

— Девочки. Я пойду на ту сторону острова. Вдруг там что-то полезное?

— Ааа, — Ханна понимающе хмыкнула. — Заодно и вправду глянь, не видно ли оттуда..., ну чего-то нужного.

Центральная скала была не очень высокой, но все же выше человеческого роста. Интересного с этой части виднелось ровно столько же, сколько и с нашей — то есть нихрена, кроме сплошного серого тумана. Или мне кажется? Что там проглядывает? Береговые скалы? Или еще один клок мокрой пелены чуть плотнее, чем остальные?

Я прошел еще немного выше по течению, спустился к воде. Опустился на колени.

Нет, это не пена.

На пальцах осталось что-то бурое и скользское. Как будто тина коричневого цвета. Густая коричневая плесень затянула весь берег шага на два вверх от воды. Это на ней я вчера запнулся, выбираясь на камни.

Фу.

Я распихал тину в стороны. Освободил себе такое, знаете, окошко в сантиметров сорок. Поплескал в морду водичкой. Отпил немного.

Двинулся обратно к девчонкам.

— С возвращением, — поприветствовала меня Ханна. — Видел что-нибудь?

— Только туман, — реально, так и было.

— А, лады. Слушай, Костик, Ён говорит, что она проснулась от какого-то громкого грохота.

Услышав свое имя, азиатка закивала.

Я постарался припомнить.

— Ага. Кажется, что-то здорово бахнуло. Но что и откуда, я хз.

— Ладно, будем иметь в виду, — Ханна оглянулась. — Кость. Помнишь, что ты говорил вчера насчет сплавать и посмотреть.

— Угу.

— Ну тогда поплыли. Ён пусть лучше останется. Кате сейчас надо, чтобы кто-нибудь за ней присмотрел. Мы с девчонками это уже обсудили.

— Она Маша.

Ханна опять матюгнулась.

— Ты плывешь или нет? Или тебя смущают мои сиськи?

— Э! Это запрещенный прием! — не сдержался я.

— Ну так не смотри, раз не нравится!

Из принципа я упрямо пялился на выраставшую из тумана скалу в черных и зеленых разводах. Понизу скалу опоясывала коричневая полоса — тот же слой слизи, что одевал наш островок, только тоньше. Не то, чтобы из такого положения мне было видно что-то особо интересное — над водой поднимались только голова и плечи Ханны, с перекатывающимися под кожей мышцами... черт. Лучше бы вода была похолоднее.

Хвататься за камень было бесполезно — руки соскальзывали.

Отсюда скала была не черная, как казалось сквозь туман. Она была полосатая.

Полоса бурая, слизистая. Полоса черно-зеленая — вернее, много черно-зеленых слоистых полосок. Потом тонкий красно-бурый след. Черно-коричневый слой, за ним — опять красный, и выше все исчезает в тумане.

Нас сносило. Здесь, у берега, течение было вроде как сильней.

— Что-то я разучилась плавать, — пропыхтела Ханна. — Костик! Ты чем по жизни увлекаешься?

Я набрал воздуха в грудь. Сердце опять начало колотиться — да что со мной такое?

— Математикой. Немножко программированием. Еще в баскет играю, — передышка. — И Оводом.

У Ханны дернулась губа.

— Тоже ничего. Жалко, что брассом не плаваешь. Ну что, куда дальше?

Я тряхнул головой. Откуда я вчера приплыл?

— Давай туда.

Мы упрямо выгребали против течения. Из тумана проступил небольшой каменный выступ — скрывавший от нас давешнюю осыпь. Из-за него показалась уходящая в воду груда обломков.

Я пощупал ближайший камень. Вроде держится прочно — и нет этой слизи, в которой перемазано все кругом. Подтянулся.

Дружно плюхнулись на камни плечом к плечу. Сейчас мне уже было как-то пофиг на соблазнительные формы Ханны. Пускай она и скинула джинсы перед заплывом — и оставшийся на ней лоскуток прикрывал... в общем, скорей показывал, а не прикрывал.

Прошло минут десять, прежде чем дыхалка пришла в норму.

— Кость, — протянула девушка. — Тебе не кажется — тут какая-то фигня с кислородом?

Подышать еще минутку. Набрать полной грудью горячий, влажный, пахнущий баней и мокрой землей воздух.

— Да я хз. Может, и так. А может, это нас от жары так прет.

Ханна села.

— Ну может. Ладно. Где вы там видели кости?

— Пошли.

Дорога короткая — просто обойти вокруг осыпи. Но сказать легче, чем сделать.

Камни, собаки, выворачиваются из-под ног, соскальзывают, шатаются. Норовят порезать ноги острым краем. Даже когда мы спустились обратно в воду — все равно идти было так, мать его, неудобно. Я уже хотел без затей отойти глубже и поплыть — но за следующим булыжником среди камней уже белел череп.

Ханна опустилась на корточки. Провела пальцем по костяной поверхности.

— Бедный Йорик, — она подняла жутковатую находку, осмотрела. — Ну, вроде бы по голове этого парня не били. Больше ничего не могу сказать.

— Э...

— Что?

— Не боишься?

Ханна тихо захихикала. Тряхнула головой, убирая с глаз мокрые волосы.

— Я как будто в анатомичке не была, — она вернула череп на место. — Ладно, давай проплывем еще немного... Ой.

— Что? — девушка не отрывала глаз от тумана над головой. Я сам обернулся в ту же сторону — и тут же до меня дошло.

В тумане кто-то прогрыз дырку.

Ну, знаете, так это со стороны выглядело.

Вот ползет себе над головой серое марево. И вдруг, метрах в ста выше по течению, совсем недалеко от края скалы — вминается такой ямой. Вокруг которой кружится спиралью.

Ханна присвистнула. Я едва не потерял равновесие, неловко взмахнул руками, но меня вовремя поймали и придержали за плечо.

— Блин, спасибо. Слушай... мне кажется, или эта хреновина...

— Над тем местом, откуда мы упали?

Мы переглянулись.

— Давай?

— Давай.

Вперед, сквозь удушающе горячую воду, которая мышцы превращает в такое, знаете, словно кисель. Борясь с течением, упрямо приближаясь к странному туманному водовороту.

Чем ближе мы подплывали — тем глубже становилась воронка. На какой там она высоте? Метров сто? Двести? Будто кто-то даже не дырку прогрыз, а уходящий в туман тоннель прокопал. И он остается направлен на тебя, словно поворачивается вместе с твоим движением... Нет, все же не сто метров — меньше.

Ветер свистел в ушах, наваливался сверху. Вода дрожала, покрываясь мелкой рябью.

На плечо легла рука.

— Кость!

Ханна бросила один взгляд вверх, пытаясь одновременно удержаться на месте. Неосторожно окунулась с головой, зафыркала.

Не, сто метров даже при падении в воду... Это тоже иллюзия. Такая же, как искажения вокруг Жала. Реально — двадцать, не больше.

Ханна опять заплескалась, расплескав брызги. Неожиданно выпрямилась, глядя вверх — на место, где, кажется, само пространство прогнулось в себя. Мокрые волосы расплескались по округлым плечам.

— Плыви сюда! — она протянула мне руку. — Тут мне по пояс!

Каменистое дно выворачивалось из-под ног. Я, помогая себе руками, подался вперед, вроде бы восстановил равновесие — и понял, что оказался к Ханне как-то очень близко. Отшатнулся — и вновь погрузился в воду.

Ханна типа как и не замечала моих сложностей. Смотрела себе в бурлящее небо, с которого шел устойчивый поток ветра — будто где-то над нами включили буровящий туман вентилятор.

— Кость.

— А?

— Мы упали оттуда.

— Похоже. Думаешь, это...

— Жало. Мы смотрим на Жало. Только с другой его стороны.

Я встретил пронзительный взгляд зеленых глаз.

— И если добраться до него...

— Вернемся домой?

На секунду я забыл обо всем. Включая обнаженную девушку в считанных сантиметрах от меня.

"А фигли тут думать? Прыгать надо!"

— И камень — рукой подать...

— Залезть — и кинуть веревку?

Вершину скалы затягивал фигов туман. Скала шла со скосом — и вершина, должно быть, довольно далеко отстояла от Жала.

— Да и веревки у нас нет...

— Ага, — Ханна вздохнула. — Ладно. Поплыли обратно? Расскажем девчонкам хорошие новости.

Звук через туман доносился зашибись. А вот откуда он доносится — надо угадывать.

Ну, я вроде как запомнил направление. Мы потыркались туда-сюда, аукая, стараясь не терять друг друга из виду — и все же выплыли к серому горбу в черной каемочке.

Ханна села, привалившись к камню. Я прикинул, стоит ли раздеваться — мокрая ткань липла к ногам.

Да не, пожалуй. И высохнет на теле быстрее, и на такой жаре — не особо мешает. И вообще.

Отдышавшись, мы принялись рассказывать про наше открытие.

— То есть, — глаза Кэт расширились. — Путь домой есть?

— Есть да далеко лезть, — срифмовал я. — Ну... можно, наверно, со скалы прыгнуть. Только с такой высоты, даже в воду, если вдруг промажем... И мы же не знаем точно — а переносит ли Жало в обратку. Вдруг мы просто пролетим насквозь? Или окажемся в эпицентре взрыва?

Кэт как-то приуныла. Ну, в смысле, услышав про Жало, она слегка приободрилась — а теперь опять скисла.

Ён утерла пот со лба. Принялась расстегивать свой пиджачок, весь в крови и бурой грязи с камней. Взялась за рубашку.

Я сперва и не обратил внимания — лежал на спине и смотрел вверх. Потом услышал, как хмыкнул кто-то из девчонок, повернул голову...

Ну, на фоне крепенькой Ханны изящные формы Ён уже как-то не смотрелись... А с другой стороны, она была хоть и маленькая, но очень соразмерная. Со всем, чем надо, в нужных местах и пропорциях. Заметив мой взгляд, потупилась.

Вскинула голову.

Что-то сказала по-английски. Ханна ответила. Ён помолчала секунду, затем в пулеметном темпе выдала длинную тираду. Пару раз оборачиваясь в мою сторону

Ханна вскинула брови. Посмотрела с непонятным таким выражением.

Что-то проговорила вполголоса.

Ён осеклась на полуслове. С беспомощным видом пожала плечами.

— О чем речь? — спросил я.

Ханна помолчала секунду.

— Глаза не сверни... Нас с тобой очень долго благодарили за спасение. Я сказала, что она спешит с благодарностями — непонятно еще, чем все это кончится.

Кэт сидела, отвернувшись. На секунду я подумал, что она смутилась при виде Ён... не, смотрела куда-то вверх по течению, в сторону Жала.

— Эй... А туман-то расходится!

Тут я вскинулся — и до меня дошло, что реально вокруг стало светлее. Не, знаете, откуда-то с той стороны пробивались через туман такие золотые лучики.

Туман отступал. Подымался вверх над нами, такой, знаете, облачной стеной. Изогнутой — будто огромная туча легла на воду, и ее основание ветром сносит в нашу сторону. Показался обрыв справа по течению от нашего островка...

Ханна присвистнула.

Знаете — а это, правда, было красиво.

Две огромные стены из туч — спереди и сзади. А мы такие — будто в огромном ущелье из облаков. Одна туча — уползает, вторая — надвигается на нас. Одна — иссиня-черная, будто грозовая, вторая — светло-желтая.

И между ними — серое небо.

Серое, будто лист стали.

По которому бегут такие тонкие, перистые облачка — знаете, как бывает, когда пролетел самолет, а потом его след долго-долго расходится.

А над краем дальней тучи, окруженный золотистой зарей — светит огромный огненный диск. Желто-оранжевый — как пламя костра.

И диск был реально огромный.

Раз в десять больше, чем полная Луна в августе — а может, и нет. Я, реально, не делал тогда замеров.

Я прямо почувствовал тепло на лице.

— Божечки, — Ханна отшатнулась, почти столкнувшись со мной. — Какое... огромное.

— Девчонки. Костя, — голос Кэт терялся на фоне гула. — Это точно не Земля.

Слева — каменный обрыв. Увенчанный множеством башенок и зубцов, знаете, как стена у древнего замка. Башни были розово-оранжевыми, некоторые причудливо выгибались. Над башенками я видел горный склон, тоже окрашенный солнцем в яркие цвета.

Справа — море. До горизонта, пока глаз не утонет в оранжевой дымке. Тут и там я видел проступающие над водной гладью островки. Одни — крохотные, пару шагов в поперечнике. Другие — здоровые скалы, куда больше и выше той, на которой мы сидели, причудливых форм.

Море. Камни. Горы. Серое с позолотой небо. Тучи спереди. Тучи сзади. Гигантское солнце между ними.

— Божечки, — пробормотала опять Ханна. — Это неправильная Эквестрия. Я боюсь, здесь могут жить неправильные пони и делать неправильную магию дружбы.

Я видел Жало. Теперь оно показалось из тумана — лишь краем его загораживал уступ скалы. Оно казалось дырой в небе — вмятиной, словно кто-то огромный нажал на облака пальцем. Оставив отпечаток... будто застывший водоворот, пытающийся засосать облака и скалы.

Раздался тонкий голос Ён.

— Облака плывут против ветра, — перевела машинально Ханна. — Посмотрите.

Я пригляделся к тучам. Да... их нижние части словно сносило в обратную сторону.

— Наверное, здесь и на высоте ветер дует по-разному, — предположил я. Казалось, над нами нависла темная волна, за гребень которой зацепилось огромное солнце.

Мы, знаете, так и сидели, будто по башке ушибленные. Не, я догадывался, что Овод навряд ли закинул нас куда-то, я не знаю, в джунгли Амазонки, скажем. Но догадываться — одно. А вот так, знаете, воочию... Не, у меня реально кружилась голова — будто скалу подо мной тоже сорвало с места и понесло течением.

К плечу прижалось что-то мягкое. Я обернулся.

— Э... ты...

— Кость, — мне в лицо заглянули зеленые глазищи. — Слушай. Ты хоть раз, хоть слухи слышал, что кто-то вернулся из Жала? Честно?

Я хотел ответить, но к горлу подкатил комок.

— Понятно, — Ханна кивнула с серьезным видом. Придвинулась еще ближе. Ён подсела с другой стороны, оперлась, как тогда, в Жале... только тогда на них было больше одежды... фух... — Что ж, тогда...

Ее ладонь скользнула по моей груди. Мое сердце колотилось как ошпаренное — и уж точно не из-за жары.

Кэт кашлянула.

— Извините. Мне неловко вам мешать... но что это?!!

До меня доходило секунд десять.

Ханна сообразила первой. Вскочила.

Черт. Фух. Черт, черт, черт.

Над островком, смешиваясь с гулом, раздавалось негромкое жужжание.

На фоне серо-золотого неба виднелась крохотная черная точка.

Не, реально. Я очень твердо сказал себе, что огорчаться — самое глупое, что можно сделать в такой ситуации.

Девчонки уже орали и размахивали руками. Кроме Ханны — та натягивала футболку.

Я еще раз повторил себе, что сейчас не время огорчаться из-за спасения.

Квадрокоптер летел вдоль обрыва на высоте метров в тридцать. Я уж думал, сейчас он пролетит мимо. Но нет — почти миновал островок, качнулся, направился к нам. Летел он как-то, мне показалось, неуверенно, рыская и подскакивая.

На вид машинка выглядела очень так привычно. Типичная летающая табуретка с шасси и камерой, каких сотни по Москве. Ничего инопланетного в ней не замечалось, особенно на расстоянии.

Завис над камнями. Камера качнулась, поворачиваясь то на Кэт, то на прижавшую рубашку к груди Ён.

— Эй, — Ханна помахала в сторону аппарата рукой. — Кто тут? Слышите нас?

Дрон не реагировал. Прищурившись, я рассмотрел на его ободе крохотную надпись "OAMS".

— Девчонки, — я ткнул пальцем в сторону аппарата. — Слушайте... он, по ходу пьесы, с Земли.

Ханна обернулась.

— Думаешь... это кто-то еще из выживших?

Вместо ответа на нас упал голубой свет. Это включился установленный рядом с камерой крохотный, но яркий фонарик. Я отвлеченно заметил, что солнце снова погрузилось в наползающую тучу, а над нами опять сгущается туман.

Свет померк. Снова включился. Замигал короткими и длинными вспышками.

— Ну-ка... — Кэт прищурилась, зашевелила губами.

— Что... — я осекся. Кэт покачала головой.

— Не отвлекай меня, — прошептала она. И громче:

— Да! Да, я вас понимаю! Мы... нас перебросило сюда сквозь Жало! Кто вы?

Долгая пауза. Новая череда вспышек.

— Что? — вырвалось у Кэт. И, после долгой паузы:

— Вы можете нас вытащить?

На сей раз она вглядывалась в мигающий фонарик довольно долго. По лицу расползалась улыбка.

— Нет, я вас понимаю. Извините... да, лучше по-русски.

— Мы в норме. Мы целы. Спасибо вам!

— Поняла. Подождите минуту!

Она отвела взгляд от дрона. Тот тем временем опустился к нашим ногам и заглушил движки.

— Девчонки! Костя! Это Служба Отслеживания!

— Что? Как они...

— Они сказали, что Жало до сих пор существует. Они послали в него несколько беспилотников. Они обследуют это место. Слушайте... Они говорят, что попробуют помочь нам вернуться домой!

У Ён вырвался восторженный возглас, она захлопала в ладоши — видимо, догадалась о значении по тону Кэт. Ханна засмеялась. Я понял, что тоже улыбаюсь до ушей.

Зонд вновь замигал, привлекая наше внимание. Кэт опустилась рядом с ним на колени.

— Все хорошо, не считая синяков и царапин. Прежде всего — что-нибудь из еды!

При этих словах я ощутил, как урчит в желудке. Да... четверть шоколадки за сутки — это немного для растущего организма!

— Поймать? — Кэт задумчиво посмотрела на морские воды. — Ну... наверно, да.

— Ммм? — Ханна.

Кэт показала на Жало.

— Они сбросят нам груз через эту штуку. Нам придется ловить его, прежде чем он уплывет по течению.

Ханна задумчиво кивнула.

— А сами они не могут через нее пройти?

На лицо Кэт упали синие отблески.

— Они говорят, что еще не пробовали отправлять через Жало людей. Говорят, что... — Кэт осеклась.

— Продолжай, — велела Ханна.

— Что хотят убедиться, что с этой стороны можно пройти обратно, — голос Кэт стал, знаете, не таким радостным.

Дрон опять замигал фонариком.

— Да. Спасибо. Нет, нет, даже и не думали! — и, уже Ханне, — Они передают, что в любом случае не бросят нас.

А вот это как бы приятно было слышать.

Ён торопливо обошла зонд и принялась одеваться с другой стороны от камеры. Ханна покачала головой.

— Зря одеваешься. Теперь в воду придется лезть всем вместе.

Должно быть, задержись мы с Ханной за уступом минут на десять — и увидели бы установку антенны во всех подробностях.

По словам Кэт, первый робот, отправленный через Жало, пролетел через него на большой скорости, плюхнулся в воду и пошел ко дну, не успев толком ничего передать. Второй постигла та же судьба — но, прежде чем связь оборвалась, операторы Службы получили очень размытую картинку чего-то, отдаленно похожего на морской берег.

Следующие две камеры находились на квадрокоптере и маленьком плотике. Одна проработала полминуты, вторая целую минуту. Потом неустойчивая связь через Жало оборвалась окончательно. Проснись кто-нибудь из нас в этот момент — мог бы увидеть плот с камерой, который течение несло мимо нашего острова.

На подготовку плавучей антенны потребовались несколько часов — за которые мы успели проснуться и сплавать на нашу короткую разведку. Пока мы отдыхали на островке — через Жало был сброшен еще один плотик, с якорем на длинном тросе и мощным ретранслятором.

— Псевдотяга все еще действует, поэтому они не могут просто взять и подойти к Жалу, — торопливо объясняла нам Кэт. Зонд висел у нее над головой. Мы держались за камни осыпи, ожидая, пока из Жала появится обещанный контейнер.

Недалеко от Жала покачивался на волнах конусовидный плотик. Увенчанный длинной антенной мачтой и замотанный в прозрачную пленку. Сквозь пленку просвечивал яркий оранжевый брезент.

Я посмотрел на яму в воздухе. Не, неужели каких-то двадцать метров отделяют нас от дома? Даже обидно.

— Здесь она тоже работает, — продолжала Кэт. — Только в другую сторону. Не притягивает к Жалу, а отталкивает.

— Система ниппель, — Ханна поморщилась. — Вход есть, а вот выход...

Я присмотрелся к Жалу. Конечно, со всеми этими искажениями хрен разберешь...

Но оно реально меньше размером, чем то, что нас сюда засосало. Если в городе Жало накрыло собой целую площадь — то тут в нем, кажется, от силы метров десять в ширину.

В этот момент появился груз.

Вжух! Оранжевая полоса размазалась спиралью. Вжух! Вырвалась из Жала, на лету сматываясь в оранжевый кокон. Буль! Почти без всплеска вошла в воду, подпрыгнула, закружилась на волнах.

Я головы не успел повернуть — а Ён уже рассекала воду, что катер. В несколько гребков добралась до контейнера, вцепилась в боковые ремни. Что-то прокричала на английском.

Эта штука на воде была не то чтобы тяжелой — но громоздкой, буксировать ее в одиночку действительно было неудобно. К счастью, нас было четверо. Я и Ён держались за контейнер, подгребая одной рукой. Ханна и Кэт плыли следом, оказывая моральную поддержку.

Как, по крайней мере, назвала это Ханна.

А вот выволакивать ящик на берег пришлось всем дружно.

— Печеньки! — Ханна облизнулась. — Так, вы как хотите, а я объявляю обеденный перерыв! — она зашуршала фольгой, вгрызлась в брикет. — Божечки, в жизни не пробовала ничего вкуснее!

Не, мне тоже так показалось. Мы дружно сожрали по одному сладковатому бисквиту на каждого, запив морской водой. Вообще, до меня потом дошло, что в ящике сто пудов есть питьевая вода, но мы уже вроде как пили местную — и ничего не случилось.

Кроме брикетов, в ящике обнаружилась стопка консервных банок — половина с тушенкой, половина реально с водой. Пачка тонких галет. Запакованные бинты с ватой, йод, какие-то таблетки... Тщательно сложенная двухместная палатка. Отдельно лежали какие-то приборы, инструменты, сигнальные ракеты...

— А это что? — Ханна вытянула из чехла что-то металлическое. Две тонких стальных трубки, скрепленные с какой-то угловатой деталью, какие-то скобы, откидные ручки...

Кэт присвистнула. Забрала штуковину у Ханны, внимательно ее оглядела.

— И для чего нам эта штука? — задумчиво спросила она. Что-то отсоединила и провернула, чем-то клацнула... — Они что, думают, нам придется отбиваться от агрессивных сусликов? — приложила приклад к плечу, целясь в небо.

Я осторожно достал из того же чехла обойму.

— Ну... реально, а мы откуда знаем, что здесь водится?

— Мы пока не видели ничего крупнее плесени, — задумчиво проговорила Кэт, рассоединяя ружье странного вида обратно. — К тому же это мелкашка для охоты на птичек. Кого-то опасного из нее можно только поцарапать.

Ханна смерила ее взглядом.

— А стрелять из нее умеешь?

Кэт кивнула.

— Была пару раз на охоте... потом в тир ходила, — она вернула чехол с ружьем обратно. — Смотрите! Рация!

Мы склонились над небольшим зеленым ящичком. С телефонной трубкой.

Нет, реально.

У этой штуки была телефонная трубка. На витом проводе сбоку.

— Каменный век, — улыбнулся я. — Слушайте, кто-нибудь представляет, как пользоваться этой штукой?

Кэт фыркнула.

— Думаете, меня дразнили Радисткой без всякой причины? — она проворно подключила к ящичку длинную гнутую антенну. Нажала несколько кнопок на панели.

— Служба, я Кэт. Как слышите меня? Прием.

В трубке, прижатой Кэт к уху, неразборчиво квакнуло.

— Я Кэт. Тоже слышу вас слабо. Прием.

Ханна поморщилась.

— Дай и нам послушать.

Кэт вздохнула, но опустила трубку на брезент. Мы прижались головами друг к другу, пытаясь разобрать слова сквозь шум помех.

— Кэт, я Служба, — проговорил мужской голос. — Груз получен? Прием.

— Груз получили, подтверждаю. Прием.

— Кэт, переключаю канал на директора Уилер. Повторяю, с вами будет говорить директор Уилер. Прием.

— Поняла вас. Прием.

Что-то щелкнуло. Раздался шум.

Женский голос что-то произнес. По-английски, кажется. Я не был уверен — мешали помехи.

Кэт поморщилась.

— Слушайте, — шепнула она, — я вам все расскажу. Ханна, извини, но это мучение. Я ничего не слышу, эта штука искажает все сигналы, а тут еще и разбирать английский! — она прижала трубку обратно к уху.

Это были долгие полчаса. Кэт внимательно слушала, изредка вставляла английские реплики. Ханна то сидела рядом, то вставала и принималась бродить по камням туда-сюда. Я и Ён, чтобы разогнать скуку, продолжали разгружать контейнер.

Наконец Кэт окликнула нас. Она выглядела растерянной.

— Излагай, — я плюхнулся на пенопластовую упаковку из-под рации. Все удобнее, чем на голом камне.

— Ну, в общем... — Кэт нервно пригладила волосы, обернулась к потухшему дрону. — Вы знаете, там куча новостей. Даже не знаю... Ладно.

В общем, Жало на той стороне существует. До сих пор.

— Спасибо, кэп, — съязвила Ханна.

— Да. Уже больше шести часов подряд. И Овод... он тоже изменился.

Мы ждали продолжения.

— Он больше не висит прямо над Жалом. Последние несколько часов он опускается по дуге. Снизился уже на восемнадцать километров. Если будет двигаться так и дальше — то через несколько дней он коснется земли.

Ханна коротко повторила сказанное Ён, уже на английском.

— Город эвакуируют. Из соседних кварталов вывели людей, Жало оцепили. Служба Отслеживания развернула рядом лагерь. К самому Жалу приближаются только роботы.

— А у них есть мысли, как нас вытащить? — перебил я Кэт.

— Ну... они пока не придумали, как это сделать. Понимаешь, псевдотяга работает по-прежнему, и не дает ничему удаляться от Жала. А здесь, вы же видели — все отталкивает. Они хотят попробовать завести кран над центром Жала и спустить через него трос на мощной лебедке, чтобы преодолеть псевдотягу. Но воздух внутри Жала очень плотный, а здесь, похоже, наоборот — разреженный.

Ханна кивнула с мрачным видом.

— Может, скинут нам что-нибудь типа скафандров?

— Они хотят сперва все проверить. Ну, прежде чем посылать через него людей. Но они просят нас не отчаиваться, — Кэт говорила с извиняющимся видом, будто лично отвечала за спасательную операцию.

Я покосился на второй дрон, круживший над островком. Машинку почти не видно было в этом долбаном тумане, но звук двигателей разносился, будто рядом. Его, правда, заглушал все тот же глухой отдаленный рев.

Кэт кашлянула.

— А еще... В общем, эта Уилер — она директор местного филиала Службы Отслеживания — просила нас сделать какие-то замеры. Она сказала, что в ближайшее время они скинут нам еще один контейнер с аппаратурой.

Ханна расхохоталась.

— Понятно. Теперь, пока нас не спасут, мы будем у нее за лаборантов? И морских свинок, заодно?

Ён что-то сказала, видимо, просила перевести.

— Да ладно, — Кэт пожала плечами. — Нам же несложно? А если это поможет и нас вытащить?

— Да я и не против, — откликнулась Ханна. — Кормежку надо отрабатывать, как ни...

БАХ!!!

Я даже не понял, откуда раздался взрыв. Кажется, воздух сгустился и толкнул меня с двух сторон одновременно. По ушам ударило. Рация опрокинулась. Беззвучно посыпались камни с вершины обрыва.

Я сел. Потом встал. Помог подняться Кэт.

— ... ... в крысиную задницу! — пробился через вату голос Ханны. — Что это было?

В ушах все еще звенело. Вода дрожала рябью, мелкие волны шлепались о край островка.

— Что-то взорвалось.

— Костя, — протянула Ханна, глядя через мое плечо. — А это вот — что?

Я обернулся.

Мимо, кружась и покачивая мачтой, проплывал плотик с антенной.

Установить плотик оказалось неожиданно сложно — он что-то не хотел вставать на скользские камни, все время шатался. Порывами ветра его вообще норовило опрокинуть. Но в конце концов мы придавили его ящиком и Кэт принялась возиться с рацией.

Внезапно, обе радиостанции работали.

Внезапно, на том конце тоже кто-то что-то орал через помехи.

Кэт долго ругалась сквозь зубы, затем все же нащупала какой-то то ли канал, то ли частоту, черт его знает.

Оказалось, на той стороне Жало рвануло посильней, чем тут у нас.

— Вы знаете, шпиль обрушился, — растерянно сообщила Кэт. — Часть обломков втянуло в Жало. Оборудование Службы тоже рассыпалось. Хорошо, что у них был запасной передатчик.

— А что за хрень это была? — поинтересовалась Ханна.

Кэт что-то пробормотала в трубку. Я осмотрелся. Ветер нес новые клочья тумана взамен тех, что разбросало взрывом. Со скал еще скатывались мелкие камушки.

— Это уже второй взрыв. Первый произошел через шесть часов после... после появления Жала.

До меня дошло.

— Так вот что нас разбудило!

Кэт закивала.

— Только мы слишком вымотались, чтобы это заметить.

Ханна поморщилась.

— Погоди-ка, погоди. Так теперь что, эта чертова штука будет бабахать каждые шесть часов? Подруга, попроси, чтобы в следующей поставке были затычки для ушей!

Мне было интересно кое-что другое.

— Кэт, постой. Шесть часов и там, и там... Время что, теперь течет одинаково? И в Праге, и здесь?

Девушка развела руками.

— Наверно. Может, когда мы выпали из Жала — график вернулся к нормальному. Посмотри, уже и небо нормальное, и... — она оглянулась туда, где исчезло в тучах гигантское солнце, и резко так замолкла.

Ён вклинилась, что-то взволнованно спросив.

— Разрушения? — Кэт смутилась. — Мне говорили только про церковь и лагерь. Сейчас спрошу.

Мы уселись в кружок, с Кэт и рацией посередке. Последовал короткий диалог.

— Два ближайших дома пострадали, — наконец, проговорила наша радистка. — Но в целом взрыв был не очень сильный.

Я задумался, глядя в серую мглу.

— Это, получается... Теперь Жало не исчезло после взрыва. И оно существует уже очень долго, а город все еще цел. Выходит, оно как бы... сбрасывает энергию по частям? Не в один большой бабах, а во много маленьких?

— Лучше сорок раз по разу, чем зараз все сорок раз, — ввернула Ханна.

— А почему оно не исчезло? — одновременно спросила Кэт.

Пожать плечами.

— Да не знаю. Может, в Оводе что-то замкнуло. Или оно зависло, когда пыталось заглотнуть автобус. Не, девчонки, нам нефиг жаловаться. Если б оно щас рвануло в полную мощь — мы бы тут ласты склеили...

— Костя? — переспросила Ханна. Ну да. Я же уже вторую минуту сижу с разинутым ртом и пялюсь на Жало.

Я перевел взгляд на Ханну. Ну... все-таки жалко, что на нас направлена камера с этого дрона...

— Жало. Я понял!

— Да говори уже!

— Оно не выключается... Оно не выключается именно потому, что мы до сих пор живы!

Кэт присвистнула. Ханна выглядела озабоченной. Не в том смысле, блин!

Вот она посмотрела на скалу — в ту сторону, где мы с ней видели череп.

— А остальные отчего?

Я почесал в затылке.

— Не знаю.

Кэт кашлянула.

— Ты сказал "не выключается". Ты думаешь, Овод — это что-то типа машины?

Замотал головой.

— Это не я так думаю. Когда он появился, все думали, что это инопланетный корабль. И сейчас так многие думают. Что он разумный, или что им кто-то управляет. Или что он под управлением компьютера.

Ханна вскочила.

— Мальчики-девочки, вы не о том думаете! Это что тогда получается? Как только мы пройдем обратно — оно бабахнет?

И вот опять мы такие сидим и молчим. А что ей отвечать.

Кэт вытерла слезинку, сбежавшую из уголка глаза.

— Не-не-не. Все нормально. Извините, — теперь ее обняла Ён.

От грустных мыслей отвлекла трубка. Забормотавшая чего-то.

Кэт схватила трубку и затараторила по-английски, видимо, пересказывая наш разговор.

— Служба говорит, что не исключает нашу версию. Говорит, чтобы мы не раскисали, — она шмыгнула носом. — Говорит, что просит нас все равно заняться замерами.

Не, когда нам говорили про замеры — я думал, мы будем такие, как на лабораторной по химии — капать реактивы и смачивать бумажки.

Блин, а знал бы заранее — пошел бы не на баскет, а на скалодром.

Не, у этих ребят из Службы, по ту сторону Жала, не ловит связь.

Причем не ловит даже эта, специальная военная, через которую они связываются со своими беспилотниками. В смысле, не ловит здесь, на скалах.

Стоит машинке взлететь повыше и подальше — и дрон начинает глючить, а потом и вообще на автомате возвращается обратно к антенне.

И поэтому они хотят, чтобы для начала мы воткнули еще одну антенну там, над обрывом.

Не, ну вообще говоря, они не настаивали.

Просто поинтересовались, занимался ли кто-нибудь альпинизмом.

Я поймал взгляд Ханны... в общем, язык мой — враг мой.

Не, ну я правда лазил на скалы. Два раза. Один раз — чисто попробовать, на скалодроме — с батутом и инструктором. И один — в летнем лагере, на спор, тоже вот так повелся, как дурак, на слабо.

Кстати, залез и слез, только потом все мышцы болели неделю.

Не, ну в принципе, скала там была круче.

Но она как бы была сухая. А не влажная, как здесь.

— Он долго лез, но он пролез! — сказал себе я.

Не, ну что? В принципе не так уж страшно. Падать высоко, но внизу глубокое место. Да чего падать-то? Я чаще иду, чем карабкаюсь. Тут уступ, там дорожка... Ладно, тут надо подлезть. Фух.

Вот что хреново — эта плесень. Или это лишайник? Да без разницы. Тут и там липкая гадость. Мало того, что камни скользкие от воды — так и ноги скользят по зеленой дряни!

Ну ничего. Щас влезем. Вот тут не очень круто. Можно даже пешочком.

Ой! Хорошо, что на ногах эти специальные кроссы, с цепочками!

Не, пешочком нельзя. Лучше в коленно-локтевой.

Да эпическая ж ты сила! Не, не упал. Так, просто от души ткнулся мордой в лепешку слизи. Тьфу.

Да еще этот дрон за спиной, трещит пропеллерами. Щас, кажется, сядет прям на голову. Блин, ну чем ты мне поможешь в случае чего? Ловить будешь, что ли? Лучше бы убрали его куда подальше, чтобы я позорился один, без посторонних!

Эх, гадство. Вот совсем рядом проем в скале, а я лезу на горку рядом, как идиот. Потому что там, где высота пониже — обрыв такой, что хрен вскарабкаешься! А вот тут, где спуск так себе пологий — здесь торчит эта гадская каменюка, через которую надо перелезать.

Ладно, чего не сделаешь ради прекрасных дам... Как там пелось у Февер Энджилов? "And when I see your gaze in plague dream, I go straight ahead in dust and scream" или типа того.

Кстати, я перелез через каменюку.

Пых. Пых. Пых. Лечь не встать.

Не, тут явно какая-то хреновина с кислородом. Ну ладно, я типа не самый спортсмен — но, блин, я, знаете, стометровку все же нормально бегаю, на тренировках сдыхаю не быстрее остальных — а тут и сердце колотится, и воздуху не хватает... и перед глазами круги плывут, а голова трещит, будто простудился.

Не, а что я хотел? Другая планета, фигле.

Ветрюган тут шибал, конечно, будто из вентилятора. Аж зябко. Там, внизу, задувало вроде не так сильно. А тут прям встать боишься — кажется, опрокинет. Ревет в ушах, будто в турбину забрался.

А все равно тут красиво.

Горы — не так чтобы высокие, типа как в Крыму. В этом тусклом свету — такие черноватые, в каких-то коричневых разводах. Торчат останцы, аж сердце екнуло — что там такое, мостик, башенка? В тумане не поймешь. Вообще толком ничего не видно. Я-то думал, на высоте туман разойдется — фиг там. Липнет к рукам, к лицу. Несмотря на гребучий ветер.

Холодный гребучий ветер. Сволочь.

А дрон куда-то подевался — видно, опять связь оборвалась. Ладно. Щас будем ставить эту вашу антенну... не забыть бы, о чем там говорила Кэт, со всеми этими диапазонами и аккумуляторами...

Я скинул с плеч надоевший рюкзак. Оттащил станцию подальше от края — а то вдруг сдует? Где там инструкция — а, вот она, в кармашке. Так, дел на десять минут.

Ладно, двадцать.

Ладно, придется полчасика повозиться.

Ну твою мать. Уже зуб на зуб не попадает.

Ура. Заработало.

Еще десять минут я тыкал в кнопочки и крутил колесики.

— Эй, девчонки! Слышно меня?

— Костя! — завизжала в трубку Кэт так, что было слышно даже через помехи от Жала. — Мы уж думали, ты разбился!

— Фигня вопрос, технические трудности, — как можно более небрежным тоном сказал я. — Собираюсь обратно.

Сквозь сплошной скрежет пробился слышный даже в трубку рев. Кажется, кого-то очень жестко распекало начальство. Я даже догадывался, за что.

Зафырчали пропеллера, над башкой пролетел давешний квадрокоптер. Я помахал ему рукой.

Ну что? Полезли обратно?

Из любопытства я вразвалочку подошел к дальнему краю, посмотрел, чего там виднеется.

Да ничего. Склон уходит в туман, внизу — что-то темное — то ли вода, то ли дыра. И больше нихрена не видно — только крутятся под ветром серые клубы.

— Э-эй! — проорал я в туман. Загудело эхо.

Спуск, мать вашу — это не то, что подъем.

Блинская плесень. Блинские камни. Блинская усталость.

Вот когда лезешь обратно — вот тогда все уступчики почему-то преодолеваются исключительно в коленно-локтевой.

И опять влажная жара. Хотя и наверху, наверно, было не особо холодно — это я так, продрог на сквозняке по контрасту.

Десять метров осталось... А тут, в общем-то, глубоко. Вон в стороночке на прибрежных камнях — поплавок из-под контейнера, на котором я буксировал сюда рюкзак с рацией. А если не карабкаться в эту самую стороночку — а прыгнуть прямо отсюда?

Промокну? Ой, не смешите, я и так весь перемазан в этом склизском дерьме. Камней под водой тут нет — проверено на себе.

Пошел!

С громким бульком я нырнул в горячую воду. Ушел глубоко, с головой, кажется, таки достал дно. Заработал руками и ногами.

Закашлялся и зафыркал, отплевываясь. В нос и рот попало, кажется, не меньше трех литров соленой воды.

— Костя! — донесся ослабленный расстоянием голос Кэт.

— Плыву к вам! — проорал я. Услышали, нет — хз. Звук над водой, конечно, летит хорошо, но голосок у меня чего-то хриплый.

Я сдернул с камней поплавок, вцепился в него. Блин. А вот чего я не подумал — по дороге обратно плыть-то придется против течения.

Ну куда деваться? Поплыли.

Еще полчаса спустя, пыхтя, как паровоз, ориентируясь на голос, я такой вылез на берег нашего островка. Даже оранжевый брезент палатки в тумане было хрен различить.

— Костя!!! — Кэт и Ён бросились навстречу.

— С победой, — проговорила из палатки Ханна, чего-то колдующая, видимо, со спиртовкой. С готовкой у нас вообще не задалось — даже таблетки спирта скорей чадили, чем горели, вода в котелке упрямо отказывалась кипеть.

— Тут доктор Уилер, — торопливо сообщила Кэт, — устроила своим такой разнос, что они отправили тебя на скалы! Сказала, это была очень дурацкая идея — посылать необученного человека с риском для жизни.

Я обиженно вскинул подбородок. Вроде уже согрелся — и все равно потряхивает.

— Э, ну типа не очень и необученный. И риск был... ну, терпимый.

— И причем — все зря, — продолжала Кэт. — Камеры почти ничего не видят в тумане.

— Если бы только камеры! — откликнулся я.

Из палатки появилась Ханна. В руках у нее была кастрюля.

— Приятного аппетита, мальчики и девочки. Я пыталась.

После подъема и спуска у меня кружилась голова, даже чуть подташнивало. Тем не менее, от обеда я отказываться не стал. Красно-бурая каша ничем не пахла (в последнее время я вообще не ощущал никаких запахов, словно нос заложило). Но пузо набивала — и то хорошо.

Обед? Да, наверное. За те три дня, что мы куковали на скале, темнота так и не наступила — все тот же рассеянный свет, падающий откуда-то из тумана. Лишнее доказательство, что мы очень, очень далеко от дома.

Кэт, вяло ковырявшая ложкой свою порцию, обернулась на ящик с приборами.

— Ну, попробуем?

Ханна кивнула.

— Надеюсь, к этой научной ерунде приложена инструкция.

Земля вышла на связь в оговоренное время — как раз, когда мы ковырялись со всякими анализаторами и анимометрами. Или маниметрами? Один черт.

Знаете, я опять ждал увидеть всякие штуки типа как в школьном кабинете физики. Ну, циферблаты со стрелочками, стеклянные колбы и типа такого.

Но, видно, прогресс не стоял на месте — названия у приборов были страшными, а сами они выглядели — такие себе пластиковые ящички с кнопочками и монохромными дисплеями. В общем — каменный век, но не самый-самый.

Кэт задумчиво накрутила волосы на палец.

— Странно, — глядя на один из дисплеев.

— Что есть странно? — откликнулась Ён с акцентом. Слова "странно", "ничего не понимаю" и пара ругательств были первыми русскими, которыми она пополнила словарный запас.

Хех.

— Ну, я могу что-то путать, — виновато протянула Кэт. — Но, если эта штука показывает правильно — мы должны были задохнуться несколько дней назад.

— А что она показывает? — заинтересовалась Ханна, всматриваясь в зеленый квадратик.

— Состав воздуха, — Кэт ткнула пальцем. — Видишь? Это объемная доля кислорода. Анализатор считает, что его в воздухе недостаточно для дыхания.

Ханна хмыкнула.

— Ну еще бы, — я согласно кивнул. — У меня начинается одышка, стоит чуть напрячься.

Кэт замотала головой.

— Нет-нет. Посмотри.

Ханна склонилась над ее плечом.

— Ого! Теперь понятно... понятно, что ничего не понятно. Может, прибор глючит? Костя, а у тебя чего?

Я пожал плечами.

— Тоже чего-то странное. Температура двадцать семь градусов выше нуля — а по ощущениям у нас тут вообще сауна под пятьдесят. А давление воздуха вообще выдает ошибку, — я слегка пнул корпус погодной станции. — Может, эти девайсы побились, пока летели?

Кэт прижала к уху телефонную трубку. Продиктовала Службе показания с приборов.

— Хроматограф? Нет, еще нет... Поняла вас.

Опустила трубку.

— Костя, Ханна — поможете?

Ну да. В одиночку эту хрень было не утащить. Величиной она была со здоровую такую микроволновку. И весила за тридцать кэгэ.

Не считая прилагавшегося к ней тяжеленного аккумулятора.

Мы долго возились с запуском — в комплект входили несколько картриджей, похожих на жесткие диски, каждый требовалось вставлять отдельно. Потом подрубили к задней панели шланги с клапанами, включили систему — и такие выяснили, что подрубили их неправильно... В общем, прошло типа так полчаса, прежде чем разобрались с настройками, и микроволновка зашумела, будто пылесос.

Пошумела. Выбросила на передний дисплей какие-то графики с циферками. Ханна направила камеру дрона на экран.

Даже из трубки я слышал череду русских, английских и немецких матюгов вперемешку.

— Служба? — осторожно проговорила Кэт.

Замерла в неловкой позе, одним глазом косясь на экран.

— Э... нет. Самочувствие? Без изменений. Как сообщали раньше.

— Учащенное дыхание и пульс при любых нагрузках под сто двадцать, — подсказала Ханна. — Я грешила на нехватку кислорода, но...

Кэт повторила.

— Нетипичного? — она задумчиво оглядела нас троих. Особенно — Ханну. — Вы знаете... мы в первый момент были все как не в себе. Стресс и все такое... я не могу сказать определенно.

— Головная боль? Да, когда просыпаемся. Судороги? Мышцы порой болят, но мы в последние сутки много работали... Нет, я ничего такого не замечала. Ни обмороков, ни глюков.

И долгая пауза.

— Ясно. Поняла, — голос звучал очень растерянно. — Избегать нагрузок, чаще отдыхать в лежачем положении, избегать переохлаждения. Извините, а...

Опустила трубку.

Ханна взяла Кэт за плечо и развернула лицом к нам.

— Рассказывай.

— Посмотри сама, — Кэт ткнула пальцем в монитор притихшей установки. — Это — то, чем мы дышим.

— У меня по химии стабильное С, — пробормотала Ханна, и осеклась. — Ой.

— Девчонки, — вмешался я. — Я и вовсе ничего не понимаю.

Ён кивнула. — Не понимаю тоже.

Кэт зажмурилась.

— Приборы работают нормально. Они просто не откалиброваны под такие условия.

— Такие — какие?

— Состав воздуха, — Кэт опять ткнула в дисплей. — Две трети неона на треть азота. Около двух процентов кислорода. Почти нет углекислоты — ниже порога чувствительности анализатора. И... — она сделала театральную паузу. — Давление как на глубине в семьдесят метров.

Минут пять мы переваривали новости.

Ханна сидела с отвисшей челюстью.

Я не особо въехал, в чем прикол. Ну да, мы на другой планете и у них тут своя атмосфера.

Ён, кажется, пыталась разглядеть шкалу прибора.

Ханна кашлянула.

— Кость. Кэт. Объясните мне одно — почему мы не вырубились сразу, как попали сюда?

Я поскреб в затылке. Кажется, я знал ответ.

— Жало.

— То есть?

— Ну... мы просидели в нем довольно же долго. Жало сосало воздух. Давление постепенно росло. Наверно, к тому времени, как мы сквозь него прошли, оно почти сравнялось с местным.

Ханна хрипло засмеялась, — Надо будет им сказать, чтобы подтащили барокамеру поближе к Жалу. Не хочу откинуть коньки от кессонной болезни, как вылезу.

Я не был уверен, суждено ли нам вернуться обратно. Но эту мысль оставил при себе.

Ханна зло покосилась на Жало — и обернулась к Кэт.

— Кстати. А чего ты на меня так пялилась?

Кэт замялась.

— Давай колись.

— Ну... — Кэт пожала плечами. — Они спрашивали насчет перевозбуждения. Или нетипичного поведения.

— И?

— Откуда же я знаю. Может, для тебя вешаться голышом на шею малознакомым парням — поведение типичное?

Я изо всех сил старался не заржать.

— А, — совершенно безразличным тоном сказала Ханна. — Ну ок.

Наклонился за погодной станцией — и упустил момент. Услышал только визг Кэт — и очень громкое бульканье.

Подскочил.

У берега барахталась, пытаясь уцепиться за камень, Кэт.

Ён тихо хихикала в кулак.

— Ты что делаешь!!!

— Один-один, подруга!

Кэт выбралась на мелкое место. Выпрямилась. В мокрой футболке она смотрелась... да, в общем-то, не слишком хуже Ханны.

— Если ты еще раз... — начала она. Ён хохотала, уже не стесняясь, Ханна улыбалась до ушей. Кэт перевела яростный взгляд с них на меня — и, сдавшись, неловко тоже улыбнулась. Я протянул руку, помогая ей взобраться на камни.

Не, знаете, Овод не такой уж и большой.

Так, с десятиэтажку максимум.

Хотя, по чесноку — это вообще дохрена. Ну, когда он так неторопливо снижается, опускаясь на шоссе.

Сейчас он висел совсем низко — метров сто над землей.

И медленно снижался.

На шоссе была куча народу. Военные, и в белорусской, и в международной форме. Танки, вертолеты. Гигантская такая толпа журналистов — за кордоном, которым за километр обнесли место посадки Овода. До черта приборов — особенно на краю шоссе, где Овод должен коснуться земли.

Плакаты — на десятке языков, с картинками и с текстами. Экраны — показывающие теорему Пифагора, ряды палочек, Солнечную систему, двойную спираль, еще что-то...

— Как они не боятся? — задумчиво пробормотала Ханна.

— Если бы мы сами знали, чего бояться, — заметила невидимая доктор Уилер. Ну, если я правильно понял английскую фразу.

Овод продолжал снижение.

Знаете, такое чувство, что он опускается ровно по прямой. Не, я знал, что его траектория — дуга с радиусом в триста километров. Но вот как-то щас изгиба не заметно.

Комок из кочанов цветной капусты. Какой-то зеркальный морской коралл. Шестидесяти метров в поперечнике, мохнатый цилиндр с шипастыми выпуклостями, поверхность ярко горит под софитами.

Уилер выдала долгую тираду... а потом я уловил знакомые слова.

— Эй, Овод и раньше принимал эту оболочку, — выпалил я. — Что насчет предела разрешения? Вы там видите, где он кончается?

Ханна уставилась на меня — тем же взглядом, что смотрела на Овод.

Перевела.

Потрясла головой.

— Что-то насчет энной мощности? Кость, ты вроде как не похож на ботаника? О чем она говорит?

Кажется, я уловил еще парочку знакомых выражений.

— Я тебе потом объясню, — не, ну что я щас, буду рассказывать ей? Это в то время, когда Овод вплотную навис над проводами?

И порвал их, что Тузик Жучку.

Следующими шли какие-то антенны, натянутые Службой Отслеживания. Они хрустнули, порвались, запутались вокруг Овода. Ему все так же было пофиг.

Медленно Овод навалился на установленную Службой платформу.

— А вы не боитесь? — пробормотала Ён.

— Если бы мы знали, чего надо бояться, — снова отозвалась Уилер.

Платформа смялась.

Уилер очень кратко высказалась по этому поводу. Потом длиннее.

— Ханна?

— Говорит, что у нее зашкалило динамометр. И что-то про массу с инерцией и гравитацию, и про гребучее несоответствие. Это если опустить маты.

Овод с грохотом и треском вминал платформу в землю. Вокруг поднялось облако пыли. Что-то мелькнуло, кажется — не так уж далеко от журналистов. Пыль кипела и бурлила, полностью скрыв сам Овод.

Ён сообщила что-то про "расстрелять".

— Воинственная ты наша, — фыркнула Ханна. Затем перешла на английский, я уловил "две мегатонны" и "старые советские пушки".

Ну да, смысла расстреливать Овод из танков, наверно, не было. По нему уже стреляли ядерными боеголовками, и пытались столкнуть с орбиты ракетными буксирами. Оводу было глубоко безразличны все эти попытки — он просто оставался висеть на своем месте. Или исчезал.

Пыль вздымалась все выше. Откуда-то раздались тревожные возгласы. Грохнуло раз, другой, третий, хлопки продолжали звучать. Я вообще подумал, военные все же решили сделать последнюю попытку.

— Он... нагревается? — пробормотала Ханна, видимо, переводя доносящиеся до нас возгласы. — Погружается? Что-то про инфракрасное излучение... или отраженное... Ничего не понимаю.

Асфальт вокруг шел буграми. Лопались провода, шатались деревья, столбы выворачивало нахрен. Шоссе ходило ходуном, кто-то испуганно орал.

Чего-то там про колебания... Отсюда было плохо видно, но вот пыль улеглась, я разглядел здоровую кучу земли. Перемешанной с асфальтом и железом. Дорогу развалило к чертям.

Отвалы окончательно скрыли Овод. Кажется, они все еще дрожали.

— Очень впечатляюще, — пробормотала Уилер, перевод был не нужен.

— Вколотил себя в землю. Будто гвоздь, — услышал я сказанное по-русски. — Что он такое, мать вашу?

По взрыхленной земле ползло что-то мелкое, вроде — луноход на радиоуправлении. В небе я разглядел вертолет.

Все смешалось. Кажется, Уилер обступили журналисты, она раздраженно от них отмахивалась. Ханна, зевнув, потянулась.

— Будет еще что-нибудь интересное?

Словно в ответ, раздался громкий хлопок. В воздух снова поднялся фонтанчик земли. Кто-то из журналюг испуганно заорал. Возникла суматоха.

Еще хлопок и еще.

— Влага? — проговорила задумчиво Уилер. — Овод, кажется, начал... — дальше в кои-то веки включилась переводчица на той стороне, — выжимать воду из водоносного горизонта. Интересно, а что будет, когда он дойдет до подстилающих пород?

Она, должно быть, обратила на нас внимание.

— Квартет, вы это видели?

Ханна, сидевшая перед камерой, кивнула.

— Доктор, есть какие-нибудь интересные мысли?

Уилер, на которую теперь переключился экран, покачала головой.

Вообще, я представлял ее себе по-другому. Такой, знаете, засушенной грымзой типа нашей физички Надежды Сергеевны. А не миловидной блондинкой девчоночьего вида с забавно вздернутым курносым носом.

— Мьюр, еще раз — за то время, что вы провели за переходной зоной, освещенность не менялась?

Мы дружно затрясли головами. Не, реально, если темней и становилось — мы внимания не обратили. Все тот же серый свет сквозь облака.

— И камеры подтверждают, — Уилер оглянулась на Овод, верней — на место его самозакопания. — Вращение Жала с вашей... вернее, с нашей стороны, получается, синхронизировано с движением Овода? Абсолютное пространство... о боже, что за чушь я несу? Хотя... только что я послала в задницу теорию относительности второй раз за неделю, чего стесняться в третий?

Мне очень хотелось сказать "еще раз и по-русски".

— Доктор, — протянула Ханна. Ее тон говорил за себя.

— А? — Уилер вернулась в реальность. — Квартет, у меня есть подозрение. Мне кажется, ваша планета — если это планета — вращается с периодом около пары недель. Сделайте милость, если заметите перепады освещения, сообщите нам, ладно?

— Без проблем, доктор, — пообещал я. Покосился в то место в небе, где мы тогда видели солнце. Вроде бы с тех пор стало чуть темней... или нет. Без поллитры не разберешь.

— Вы сами как? — запоздало, конечно — ну да все равно спасибо.

— Живы, доктор, — сообщила Ханна. — Ломит суставы, болят головы, одышка и пульс скачет — но работать можем. Особенно если поработать надо над тем, как отсюда выбраться.

— Превосходно, — голос Уилер стал так мягче. — Не унывайте. Советские эксперименты в барокамерах проходили при давлении до сорока атмосфер. И люди после них выживали.

— А что с ними было потом? — мрачно поинтересовалась Ханна.

Уилер, похоже, смутилась.

— Немедленного развития патологий не было отмечено, — наконец вывернулась она. — И насколько я знаю, большинство испытателей успешно вышло в отставку.

А вы молоды и здоровы. Человеческий организм хорошо адаптируется, особенно в вашем возрасте. Мы привлекли лучших специалистов планеты. У вас есть все основания надеяться на лучшее.

Ханна поморщилась.

— Доктор, хватит нас утешать, — отрезала она. — Говорите, что нужно сделать, чтобы вернуться домой — и мы сделаем.

Уилер сложила ладони домиком.

— Через полтора часа я вернусь к Жалу, и мы начнем запланированную серию. Если вы успеете за это время проверить расстановку приборов и приготовить их к записи — это будет очень кстати.

Ханна и я кивнули.

— Приступаем.

— Тогда до связи, Квартет, — Уилер отключила передачу со своей стороны.

Кэт щелкнула крышкой ноутбука. Если это можно было назвать ноутбуком.

Не, серьезно. Мне эта штука больше напоминала помесь компьютера с танком. Реально, у нее был бронированный корпус. А при ее весе — она могла неплохо так послужить в рукопашной.

Зато и работал этот монстр оборонной промышленности, как часы. И клал с прибором на давление и влажность.

И расшифровывал перепутанные Жалом радиосигналы. Обеспечивая нам хоть и плохонькую, а видеосвязь.

Я пригнулся, вылезая из палатки. Полог, конечно, был откинут — иначе бы мы испеклись вчетвером в этой духовке.

— Ну чё, девчонки? Поехали?

Инструменты были сложены и упакованы. Это чтобы защитить их от ударной волны.

Не, тут, на островке, она особо сильно не доставала. Так, била по перепонкам. И вообще, здесь хлопки были не очень сильными. Вот по ту сторону, вокруг площади — там уже не осталось ни одного целого дома.

Но знаете, тут было полно всякой хрени, которая, может, и держала высокое давление, но плохо так относилась к ударам и падениям.

Так что мы, пыхтя, стали такие разворачивать всякие громоздкие штуки, с виду похожие на фонари и телекамеры. Ставить их на треноги, наводить на Жало.

Кстати, вообще проблема. Ну, как бы у нас тут был дефицит ровного места.

И подключать к аккумам и ноуту.

Успели вовремя.

— Квартет, внимание, — сообщил из динамиков голос доктора Уилера. — Через десять минут начинаем замеры.

Мы заранее зарядили дроны. Ох. Ну да, врачи Службы советовали избегать нагрузок, ага-щас. Солдат-мотор крутили по очереди, но и так с нас сошло семь потов.

На экране ноута виднелся гусеничный кран. Ну, эта штука походила на кран. Скрещенный с экскаватором-переростком. Шесть массивных опор удерживали ее среди руин.

— Это точно безопасно? — нервно спросила Ён по-английски.

— На таком расстоянии — абсолютно, — заверила ее Ханна.

Кран медленно разворачивался к Жалу. Медленно — не из-за псевдогравитации. Сейчас она, наоборот, помогала поворачивать стрелу. Просто сама стрела была очень тяжелой.

И прочной. Специально, чтобы выдержать чудовищные скачки давления при хлопках Жала.

Вид переключился с камеры наземного зонда на приборную платформу. Установленную на вершине стрелы крана. Мы снова увидели знакомую картинку — наползающий на камеру серый шар ядра Жала.

По хребту прошли мурашки. Несмотря на жару.

На экране мелькали цифры — расстояние до Жала. Шар разбухал, за ним плыл искореженный Жалом пейзаж.

Затрещал мотор дрона. Неуклюжим зигзагом — новичок за пультом, что ли?— машинка умчалась в сторону Жала. Зависла так близко, как только позволял ветровой поток и псевдотяга.

— Расстояние двадцать, — произнесла Уилер. — Начинаем распылять маркеры.

Несколько минут мы такие пялились на нависшее над камерой Жало — точнее, его центральную зону.

— Мы не засекли излучение по вашу сторону, — я уже не успевал разобрать речь доктора, но они снова подключили нейросеть-переводчицу. — Ну, можно было ожидать. Если бы демон-фильтр работал на прямую перекачку воздуха — мы здесь бы это быстро заметили. Ладно... у меня есть мысль, сейчас мы ее проверим... Жан, введи распылитель в центральную зону!

Вскоре чего-то запищало, по экрану побежала еще одна цепочка цифр.

— Есть, — с чего это Уилер такая довольная? — Итак, обратный фильтр граничит с поверхностью центральной зоны Жала? Интересно, интересно...

Вскоре мы заскучали. На экране Уилер — вернее, ее подчиненные-операторы — упрямо тыкали в Жало какими-то насосами, краскопультами, металлическими стержнями. Обычно нихрена интересного не происходило. Несколько раз Жало окутывали облачка то ли тумана, то ли пыли. Стрела подавалась вперед и медленно отдергивалась — я аж представил себе, как воют мощные моторы, пересиливая псевдотягу.

— Забавно, — протянула Уилер. — Эффект обратного фильтра отлично выражен на водороде и гелии, слабей сказывается на азоте и водяном паре... в жидкости практически не проявляется... Лучше работает с легкими газами?

Стрела придвинулась к самому краю ядра. Знаете, мы уже видели эту картину — как ядро пятится назад перед камерой, и одновременно — пытается охватить ее собой.

Только не на экране — собственными глазами. Мать вашу.

Сбоку мелькнула тень щупа. Самого длинного из всех, установленных на платформе. Стальной штырь пошел вперед, метр за метром...

Остановился.

Камера задрожала.

— Какая мощность? — тихо спросила Уилер. Ответа нам не было слышно. — Внешняя граница... что же, можно было ожидать. Многомерное окно, через которое пытаются протащить слишком большой предмет.

Щуп по сантиметру пошел назад, с усилием преодолевая псевдотягу. С быстротой часовой стрелки развернулся — теперь он был направлен перпендикулярно стреле. Манипулятор пошел вперед, толкая щуп в объятья Жала.

На сей раз эту арматурину застопорило раньше.

— Теперь — центральная точка... То, что мы не видим краев портала, не значит, что их не существует... Доктор! — Последнее слово Ханна вставила от себя.

— Мисс Мьюр?

— Вы что-то говорили насчет главного эксперимента? — голос Ханны дрогнул.

На экране возникло очень задумчивое лицо Уилер.

— Говорила. Собственно, я как раз к нему перехожу. Джонс, тросовая система ваша.

Заработали моторы последнего зонда — последнего из новоприбывших, ну который мы уже тут собирали из запчастей. Здорового такого — метра полтора в поперечнике. Аж волосы растрепало.

Зонд почти не качало — видно, оператор уже работал в нашей густой атмосфере. Он ушел за Жало, его растянуло и поплющило, как обычно.

— Высота пятьдесят... левее... нежнее... сносит! — я разбирал отдельные выкрики с той стороны, из лаборатории Службы. Движки трещали. Машинка щас, наверно, просто висела на воздухе — и только так подруливала, чтобы ее не швыряло ветровым потоком и не сносило — обычным ветром. — Есть рабочая! Груз пошел!

Не, они так и не смогли сделать зонд с таким чувствительным направлением, чтобы псевдотягой его не колбасило во все стороны. Но смогли — достаточно мощный, чтоб зависнуть над Жалом и спускать на лебедке тросик с грузом. Включая небольшую камеру.

Отсюда ядро казалось выточенным из этого... ядрочистого изумруда. И будто какой-то чокнутый инопланетный китаец решил разрисовать его своим инь-янем. Половина — сине-зеленая, с ярко-желтыми отсветами, половина — в красно-черно-бурых мазках. Цвета плыли, сливались, дрожали.

Цвета земного неба и земного солнца. Цвета городского асфальта и старого кирпича.

Пропущенные через долбанутый фильтр Жала.

— Два... три... четыре...

Не, реально, этот чувак был хорош. Он не просто держал зонд над Жалом в потоках ветра — он еще и равномерно разматывал трос, по ходу делая поправки на временное смещение и псевдотягу.

— Десять... восемнадцать... дерьмо! Отклонение! Пробую еще! Восемнадцать... девятнадцать... отклонение. Еще... отклонение. Док, бесполезно.

— Это не псевдотяга? — то ли Уилер спрашивала, то ли утверждала.

— Нет, — голос был слишком тихим, чтобы программа его распознавала, так что дальнейшее я так не разобрал.

Да и нахрен.

Обнял за плечи Ханну и Кэт.

— Девчонки. Мы все равно прорвемся.

— А куда мы денемся с подводной лодки, тем более, что люки задраены? — Ханна ткнула меня слегонца кулаком в бочину. — Доктор, скажите что-нибудь веселое.

На экране опять появилась Уилер.

— Груз встречает сопротивление на расстоянии примерно десяти метров. Насколько мы можем судить — барьер имеет сферическую форму, отталкивая любые твердые предметы, приближающиеся к ядру со стороны финишной зоны.

Квартет, мне правда очень жаль. Мы сделаем все возможное для вашего спасения, я клянусь. Но пока это похоже на дорогу с односторонним движением.

Полог палатки был откинут, чтобы видеть море — и чтобы ветер задувал нам в палатку. Хоть такая иллюзия прохлады. И моря, ага. Смесь берега с туманом.

Кэт протянула Ханне шланг бульбулятора.

— Держи.

Та затянулась.

Не, вообще, это был акваланг. Со специальной, какой-то жутко дорогой дыхательной смесью для подводников. Которой нам советовали дышать почаще, чтобы скомпенсировать постоянное кислородное голодание.

Но мы звали его бульбулятором. И ниэтосамое.

— Так что за история с твоим дедушкой?

Ханна перевернулась на другой бок, зевнув, едва не упершись пятками мне в живот.

— Это было еще при Союзе. Совершенно шекспировская трагедия. Роман между дочкой высокого чина из КГБ и парнем из диссидентской семьи. Кончившийся внеплановой беременностью. Божечки-божечки, стыд, мезальянс и все такое. И как вишенка на тортике — двоюродный дядя — мой, соответственно, прадедушка — бывший остарбайтер. Оставшийся после войны на территории союзников.

— Подожди-подожди, — прервал я ее. — Я запутался. Твой прадед был гастарбайтером? Я думал, ты живешь в Швейцарии?

Ханна недоуменно так посмотрела.

— Да. Он перебрался в Швейцарию уже после войны.

— А в Швейцарии тоже были гастеры?

Кэт поперхнулась шлангом. Заржала.

— Костя, Ханна. Вы говорите о разных вещах. Костя, Ханна имеет в виду советских рабочих, которых немцы угоняли в Германию. Ханна, Костя говорит о нелегальных рабочих из Средней Азии. Всем все понятно?

Засмеялась и Ён.

— Это есть переводить с русский на русский? Да?

— В точку, девочка, — Ханна приняла у нее шланг. — Ладно, я рассказываю дальше? Или у нас будет урок истории?

— Давай-давай. Чем все закончилось у твоих предков?

Ханна потянулась. Ткань футболки туго облегла полную грудь. Эх.

— В общем. Дедушка приперся к прадедушке прямо на рабочее место. Представился охране женихом дочери. Прадедушка сперва схватился за пистолет. Потом пообещал сослать дедушку в самый дальний из лагерей. Потом достал коньяк. Потом они просидели за закрытыми дверями три часа подряд.

На следующий день прадедушка подал наверх рапорт. Из которого следовало, что он жертвует родной дочерью, чтобы установить наблюдение за связанной с зарубежными разведками группой антисоветчиков. Начальство сказало, что он чудовище. Еще через день была сыграна свадьба. Еще через два — они пересекли границу.

— А потом? — Ён слушала, затаив дыхание. Кэт скептически улыбалась.

— А потом — Союз распался, прадедушка ушел в отставку и возглавил охранное агентство. Говорят, его бизнесу очень способствовало наличие родственника в одном из самых авторитетных швейцарских банков.

Я набрал полную грудь воздуха из баллона. Знаете, не люблю запах жженой пластмассы.

Хотя это один из немногих запахов, которые тут можно почувствовать.

— Как-то очень красиво для правдивой истории.

— Согласна с Костей, — заметила Кэт. — Чересчур романтично.

— Почему красивая история плохо? — недоуменно спросила Ён.

Ханна насупилась.

— Вот именно. Так или иначе, я это слышала в пересказе бабушки, а дедушка всегда только смеялся, когда я расспрашивала про их свадьбу. Ну, не хотите, не верьте.

Она грустно улыбнулась.

— А вообще — я их явно переплюнула. Я первый человек, которого похитили инопланетяне. То есть, я первый, кто выжил при этом. И теперь меня знает вся планета. Дед бы мне мог позавидовать.

— Всем нам, — Кэт аккуратно так ее поправила.

— Ага.

Минут десять мы отдыхали, валялись на полу палатки и передавали по кругу шланг бульбулятора, словно тубус кальяна. Жара жесть как давила. Интересно, сколько вообще надо времени, чтоб привыкнуть?

Хорошо хоть, дроны зарядили.

— Всем нам? — Кэт смотрела в оранжевый полог.

Ханна лениво повернула голову.

— Агась?

— Я подумала... Говоришь, ты врач?

Та засмеялась.

— Подруга, если захочешь накачать губы или грудь — обращайся, но за результат я не отвечаю. Могу вывих вправить, шину или повязку наложить. В общем, я лучший медик этой гребучей планеты.

— Я умею обращаться с рацией и более-менее стрелять, — продолжала Кэт. — Костя знает все и даже больше об Оводе. Ён плавает как рыба и учит языки быстрее, чем нейросеть. Вас это не наводит ни на какие мысли?

Ханна откинула с глаз челку.

— Ты забыла добавить, что Ён киберспортсменка. Из вежливости, да?

— Киберспорт не есть бесполезный, — обиженно проговорила Ён.

— Ага-ага. Через десять лет обещаю по дружбе скидку на лечение запястных каналов, обращайся, — фыркнула Ханна. — Если не сама, так по знакомству организую.

Я привстал.

— Девчонки... Кэт, я правильно тебя понял? Ты говоришь, Овод специально собрал нас четверых?

Кэт потупилась.

— Не знаю. Но согласись, это странно для совпадения?

— Мания величия, — сообщила Ханна. — Ты не думаешь, если собрать наугад четырех человек из толпы, достаточно велика вероятность, что каждый из них умеет что-то полезное?

Я пожал плечами.

— Ну может быть. Но все равно, Овод, он, типа... Похоже, что он действует по какому-то плану. Об этом и раньше говорили. Он работает только по городам, и на уровне земли. Все думали, что он, ну, типа бомбардировщик. Но что, если он специально охотился за теми... За теми, кто тут может выжить?

Ханна вздохнула.

— У меня болят колени каждый раз, когда я стою на ногах дольше получаса, а насморк Ён просто хронический. Если твой Овод хотел, чтобы мы выжили — он мог бы выбрать Эквестрию получше.

Если уж на то пошло. Это должны были заметить раньше, так? Ну, что Овод забирает людей с большими шансами на выживание.

Ён покачала головой.

— Никто знали, что Овод забирает людей. Все думали, что он убивает.

Я кивнул.

— Мы первые, кто прошел сквозь Жало и выжил.

— И это подводит нас к другому вопросу, — вздохнула Ханна. Села, глядя на серое море в сером тумане. — Что убило тех, кто был здесь первыми?

Наступившую тишину (глухой рев вдалеке мы вообще перестали замечать) прервал шорох фольги.

— Ладно, мальчики и девочки. Как как бы врач Квартета, я обязана следить, чтобы вы питались правильно. Вот вам витаминный морс, и не вздумайте сачковать.

Я и не собирался. Вкуса смородины и шиповника на языке я не ощутил, даже высосав весь тюбик — но, по крайней мере, эта штука хранилась в холодильнике. В нашем маленьком холодильном чемоданчике.

Включился ноут. Вернее, он особо и не выключался, просто вышел из спящего режима -и такой замигал огоньком открытой сессии.

— Служба, Квартет слушает, — Кэт лениво перекатилась и ткнула в клавиатуру.

Экран осветился. Я увидел Уилер.

— Квартет, приятного аппетита. Как самочувствие?

— Ничего из ряда вон для гипербарической среды, доктор. Какие новости?

— В ближайшее время готовьтесь поработать. Мы перебросим вам ветряную электростанцию.

Кэт зааплодировала. Я тоже такой расплылся. Не, реально, крутить генератор и так подзадолбало, даже без учета дефицита кислорода.

— Это из насущных дел. И есть кое-какие теоретические выкладки, — Уилер так задумчиво огляделаа нашу компанию.

— Доктор. Прежде чем начнете, — Ханна подняла руку, как на уроке. — Ваши новости связаны с тем, как нам вернуться?

Щека Уилер дернулась.

— Может быть, может быть. Я хочу вам кое-кого представить. Полковник?

Камера сдвинулась, показывая военного в темно-синей форме.

— Жан Лезюр. Инструктор по выживанию ВВС Франции, — офицер отдал честь. — Рад знакомству с вами, Квартет. Рассчитываю на скорую личную встречу.

— Личную? — не, вот тут я что-то недопонял.

— Так точно. Моя группа готовится к заброске сквозь Жало.

Брови Ханны вздернулись.

— Тут уместнее были бы водолазы, а не летчики.

Офицер коротко засмеялся. Его густые черные брови сошлись домиком.

— В свое время я тренировал и космонавтов, мадемуазель. Полагаю, мы справимся с задачей.

— С какой задачей? — протянула Ханна. — Вы собираетесь сражаться с плесенью?

— Обеспечить ваше выживание. И эвакуацию, разумеется.

И вот тут мы такие очень дружно прильнули к экрану.

— С этого места поподробнее, — потребовал я.

— Я думаю, поподробнее расскажет доктор Уилер, — Лезюр сделал в ее сторону приглашающий жест.

Уилер поудобнее устроилась в плетеном кресле. Прочистила горло. Я сглотнул — у меня заложило уши.

— Квартет, я не хочу вас зря обнадеживать. Пока мы только собрали воедино основные сведения об Оводе и Жале. Мы еще в начале пути. Но мы движемся вперед — и, надеюсь, однажды сумеем открыть эти ворота в другую сторону.

— Я надеюсь, до того, как мы получим свое? — бросила Ханна.

В кадре мелькнула рука Лезюра.

— Мадемуазель Мьюр, в том числе и поэтому мы идем через Жало. Чтобы риску подвергались не только юные девушки — но и те, для кого рисковать стало работой.

— Товарищ полковник, — вмешался я. Ну, может, к нему надо обращаться как-нибудь по-другому, типа "мон шер колонель", да похрен. — Я-то не юная девушка.

Раздался короткий смешок.

— И в мыслях не было подвергать сомнению вашу способность позаботиться о юных дамах, судьбой вверенных Вашему попечению, мой друг. Но все же лучше, если тяжелый труд в непредназначенных для человека условиях станет и нашей задачей, не находите?

— Ладно, — вмешалась Уилер. — Давайте к делу.

Мы улеглись поудобнее. Как ты ни крутись, а долбучие камни все равно продавятся через термоизолирующее покрывало пола.

Уилер откинулась на спинку своего кресла.

— Итак, на сегодняшний день существует две теории, вчерне описывающие феномен Жала и Овода. Одна рассматривает их как стабилизированную управляемой экзотической материей проходимую МТ-червоточину с метрикой, потенциально нарушающей усредненное энергетическое состояние. Вторая описывает Жало как поверхности N-мерной гиперсферы, взаимодействующей с нашим пространством-временем с локальными нарушениями принципа эквивалентности. С какой начать?

До нас донесся очень тяжелый вздох Лезюра. Я, кажется, ему сочувствовал.

— Доктор, — жалобно попросила Кэт. — Можно сразу к практическим выводам? Я поняла, что что-то что-то нарушает. Но на этом все.

Уилер тряхнула головой, похоже, впав обратно в реальность.

— О. Да. Мои извинения. Понимаете, за последние дни мы пересмотрели слишком много научных теорий, чтобы помнить, что кто-то их может и не знать. Это к лучшему. К чему учить учебники по физике, которые безнадежно устарели несколько часов назад?

Она щелкнула мышкой. Вид с камеры сменило изображение изогнутой синей плоскости.

— Это — наша Вселенная. Где-то в ней — Земля, — на слайде появился зеленый круг. — Это — финишная планета, — по другую сторону плоскости возник круг красный.

Теперь — Овод.

По клетчатой синьке поплыла серебряная точка.

— Овод деформирует пространство, создавая тоннель, соединяющий две различные точки, — под тяжестью ртутной капли синька прогнулась и повисла соплей. — Или размещает между ними уже существующий тоннель, — вместо сопли на экране вспух синий шарик с серебристой точкой в центре. — В любом случае, он осуществляет сверхсветовую коммуникацию между стартовой и финишной точкой. Хотя это тоже лишь предположение. Возможно, ваше путешествие заняло миллиарды лет, и Жало лишь транслирует обратно в прошлое сигналы из далекого будущего. Совершенно неважно.

"Да ... , ..., вы ... ..., что ли?"

— Совершенно неважно?

— Разумеется! С точки зрения устаревшей и неприменимой здесь теории относительности, это лишь вопрос того, графику по какой оси вы некорректно сопоставляете пространство гильбертовых векторов, мошенничая с представлением пространственноподобного интервала в гиперкомплексных числах.

— Форма Овода? — ну хоть что-то знакомое в этом потоке слов.

— Именно! — Уилер просияла. — Как вы, Константин, совершенно верно заметили, в момент формирования Жала видимая поверхность Овода трансформировалась в форму классической оболочки Мандельброта, сиречь описываемого вышеупомянутым образом фрактала. Что, на мой вкус, является слабым свидетельством в пользу теории червоточины, но я просила бы на меня не ссылаться.

— Никогда в жизни! — пылко заверил я ее. — При одном условии.

— Константин?

— Давайте мы опустим теоретические интересности и перейдем к тому, что нам делать.

Уилер тяжко и горько вздохнула.

— Десять лет назад меня перевели на административную работу. Они называли это "заслуженным повышением".

— Как я вас понимаю, мадам, — вмешался Лезюр.

Доктор тряхнула головой.

— Ладно. Жало.

Само по себе оно имеет очень сложную структуру. Внешняя зона — экспоненциальное ускорение физических процессов, распространение электромагнитных волн по спиралевидным траекториям, псевдогравитационные силовые линии, чье взаимодействие с атомно-молекулярными частицами, помимо всего прочего, создает так называемый барический демон-фильтр, наращивающий давление к ее центру и способствующий стабильному току воздуха к Жалу. Внутренняя зона — ограниченное распространение транспортированных волн в псевдочетырехмерном... псевдогоризонт событий... обратная молекулярная фильтрация... тртртртртртртртртр... хррр...

— А?! — сонно распахнув глаза, я уставился на экран. Э... кажется, это ежик? Нет, скорее, луковица.

Точно, луковица. В разрезе. В которую навтыкали иголок и вставили в середку разлохмаченный моток ниток. И исписали уравнениями, в которых не было ни одной цифры.

Ён вскинула опущенную на мое плечо голову. Испуганно уставилась на схему.

— Если наши догадки верны — по этой причине сквозь Жало не может пройти предмет, превышающий линейные размеры ядра, — на мониторе появились две щепочки, плывущие через водоворот на синей пленке. Верхняя часть воронки была пошире, нижняя — тонкой трубочкой. Маленькая щепка проскользнула сквозь водоворот, большая уткнулась в край, застряв. — По этой же причине мы не можем протолкнуть материальные объекты в обратном направлении — финишная проекция гиперсферы слишком сужена, чтобы пропустить их. Возможно, поэтому мы и не наблюдаем обратного фильтра в финишной зоне — не исключено, что здесь его функции выполняет само ядро. Об этом говорят и трудности со связью — Жало надежно отсекает весь длинноволновой диапазон. Правда, возможность двустороннего радиообмена с гипотезой не стыкуется... Возможно, взаимодействие с финишной зоной носит частично квантовый характер...

Лезюр кашлянул.

— Доктор, прошу кое-что мне разъяснить. Если я делаю из ваших слов правильные выводы — на той стороне портал слишком мал, чтобы в него поместился беспилотник? Но как тогда грузы, посланные нами с этой стороны, проходят через него?

Уилер издала какой-то странный звук.

— Полковник... речь идет не о размере в привычном нам понимании, — выдавила она. — Размер не важен.

— Ааа, — только и протянул Лезюр.

— Прошу прощения, — вмешалась Ханна. — А эту дырочку... можно как-нибудь... ну, растянуть, что ли?

Уилер осеклась. На экране появилось ее очень задумчивое лицо.

— Между прочим, отличная идея... — проговорила она. — Нам известны кое-какие варианты манипуляций с экзоматом. Весь вопрос — в локализации Овода для экспериментов. В принципе, если бы мы могли приложить достаточно энергии, чтобы притормозить вращение планеты... Или поднять лабораторный комплекс на высоту трехсот километров и обратно... понадобится не такое уж большое оборудование, размер вполне сравним с Суперколлайдером... Или же вы могли бы заняться его сборкой на той стороне — тогда вопрос свелся бы только к подъему системы...

Ханна прижалась грудью к моему плечу.

— Хорошо, что ее поставили заниматься этим проектом, — шепнула она. — В эпоху безумия пусть ведет сумасшедший.

Не, знаете, кажется, я был готов с ней согласиться.

— А регулярные взрывы? С ними можно что-то сделать? — полюбопытствовала Кэт. — От них уже болит голова.

— Перераспределение давления, — "пояснила" Уилер. — Жало сбрасывает накопившийся за обратным фильтром воздух обратно в исходные зоны. Между прочим, это тоже наводит на мысли о его искусственном происхождении. Система слишком сложна, чтобы быть естественным феноменом — и, что важнее, носит следы разумного целеполагания. Я бы даже сказала — воздействие Овода похоже на какой-то технологический процесс.

— Костик говорит то же самое, — пробормотала Ханна. — Что эта хреновина отбирает людей, способных выжить по ту сторону Жала. Так вы тоже думаете, что Овод разумен? Что его построили для межзвездных путешествий?

Надолго воцарилась тишина.

— Разумен? Может быть, — тихо произнесла Уилер. — А может, и нет. Много ли разумности у бульдозера с сорванными тормозами, катящегося под гору? А если он зацепит ковшом муравейник — это свидетельствует о его разумности? Даже если он случайно утащит несколько муравьев на себе?

"Это нас вы муравьями, значит? Ну, спасибо, доктор".

Раздался очень сухой и скрежещущий смех Лезюра. Так мог бы засмеяться этот ваш бульдозер.

— Когда я был маленьким, — я вздрогнул. Что-то такое вообще нехорошее было в голосе. — Когда я был маленьким, я ковырнул палочкой муравейник. Больших рыжих лесных муравьев. А потом нагнулся над ним и стал смотреть, как мураши бегают в панике, пытаясь спасти яйца.

Я увидел большого муравья, который вылез на верхушку муравейника. Я склонился ближе к нему, чтобы рассмотреть, что он делает.

Муравей встал на дыбы. Мне показалось, что он смотрит прямо на меня. Я наклонился еще ниже. Я уже собрался его раздавить.

Капля муравьиной кислоты угодила мне в глаз. Это было очень больно. Я заревел. Я забыл про муравейник. Я стремглав бросился домой, держась за глаз.

Дома отец спросил, что у меня с глазом. Я рассказал про муравейник. Отец дал мне подзатыльник и велел больше не обижать муравьев.

Лезюр замолк.

— И? — спросила Ханна после паузы.

— И всю жизнь я старался брать пример с этого муравья, — бросил полковник. — Даже если передо мной — бульдозер.

Уилер молчала, мы тоже. Наверно, надо было что-то ответить, но я как-то хз, что.

И тут нас немножечко так прервали.

Купол палатки засветился теплым оранжевым светом.

— Что это? — Ён. Мы обернулись к пологу.

Золотистое сияние смывало туман, отражалось в морских водах. Солнечные лучи рассекали облачную пелену по наклонной. Туман уходил вверх.

— Идемте посмотрим, — Ханна встала. Я последовал за ней.

Солнце висело там же, где мы его видели в прошлый раз — незадолго после попадания сюда. Висело в обрамлении темно-золотой зари. Сейчас облака разошлись шире, и я видел, что небо по краям чистой полосы имеет серо-стальной цвет, я даже не мог сказать, где кончается небосвод и начинаются тучи.

Звезда походила на огромный клубок огня. Я видел темные отсветы на ее поверхности. Ощущал на лице ее жар.

— Очень... красивый, — вдруг заявила Ён.

— Да, — откликнулась Кэт. — Ой. Наверно, надо заснять...

Я посмотрел на скалы по левую руку, протянувшиеся, кажется, до горизонта. Теперь — уже прикидывая, так, на всякий случай — где бы на них поудобнее залазить? В конце концов, однажды кому-то придется менять батарейки в ретрансляторе.

Скалы тоже были красивыми. Черно-зеленоватые понизу, розово-желтые поверху... Кое-где по ним ползли ручейки разноцветной слизи, будто типа лишайника.

Красиво. Да.

А наш лагерь, того, уже выглядит типа как обжитым. Палатка — у ближней к Жалу скалы, вокруг нее раскиданы подставка для приборов, пустые контейнеры, один — закрытый, чтобы не воняло, пусть мы тут особо и не ощущаем запахов — до краев полон ящиков из-под консервов. Электроплитка, генератор, у берега рядочком стоят дроны. Над скалой поднимается антенна, на другом конце островка — крохотный синий домик биотуалета...

Я услышал резкий писк.

— Это чего? — писк исходил, кажется, от приборной стойки.

— Без малейшего понятия, — буркнула Ханна. — Наверно, опять где-то сдохла батарейка. В этом супе вместо воздуха они вырубаются каждые полсекунды...

Даже в этом оранжевом свете я видел, как бледнеет Кэт.

— Ты чего? — договаривал я ей в спину, потому что она резко так подорвалась к стойке.

Сорвала с нее какую-то хрень, похожую на древний калькулятор. Или телефон-кирпич из той же эпохи.

Уставилась на зеленый экранчик — и побелела еще сильнее.

— Кэт?

Ханна таращилась на попискивающую штуку в руках Кэт — и бледнела сама.

— Да что это за хреновина? — не выдержал я.

— Костя, Ён, — еле шевелящимися губами выдохнула Кэт. — Это дозиметр.

Я прирос к месту.

Твою душу!

Еще чего не хватало!

Да что за нафиг!

— Большой уровень? — можно подумать, что я в них разбираюсь.

— Да понятия не имею, ...! — а наша Кэт, оказывется, умеет материться не хуже Ханны...

Та выхватила дозиметр.

— Дай сюда! Божечки, а я-то думала, лекции по ТБ рентгена мне в жизни не понадобятся... Черт.

— Плохо? — выдавила Кэт.

— Смотря сколько просидим, — Ханна крутила головой, словно выискивая, куда бежать. — И откуда эта... Так, а если...

— Что "если"?!

— Вода, — Ханна ткнула в сторону моря.

Она в три прыжка очутилась на берегу. Раздался плеск.

— Эй, все сюда!

Хорошо, на мне, кроме шорт, ничего не было... Горячая вода коснулась ног, живота, груди... Я откинулся на спину, стараясь, чтобы над водой оставались одни только ноздри.

— Костя, — Ён дотронулась до моего плеча. — Если... radiation... в воздух?

Ханна вскинулась.

— Баллон!

Я стиснул зубы.

Встал.

— Я принесу.

Двадцать шагов до палатки.

Бормочет что-то ноутбук... он не сломается от радиации? Да куда этому монстру. Матрацы, туба из-под сока... господи, да эта палатка едва вмещает четверых, где в ней может быть здоровенный баллон со шлангом? Камера... если бы не она — может, в нашей палатке произошло бы что-нибудь поинтереснее лекций доктора Уилер... Костя, ты идиот или как, думать о таком сейчас? Где же... Вот! Две минуты? Три? Пять ушло у меня на поиск железяки? Бег по мокрым камням обратно к воде...

— Девчонки... вот...

Мы ныряем. Горячее море смыкается над головой. Я с непривычки ловлю с загубником порцию воды, кашляю... интересно, а если сама вода радиоактивна? Я на секунду выныриваю, проплеваться, сую загубник Кэт...

Мы лежим на каменистом склоне, цепляемся друг за дружку и за дно. Течение и волны мягко качают нас. Сквозь воду пробивается кажущийся красным свет. Глаза щипет. В ушах грохочет — то ли свой пульс, то ли Ханны... В какой-то момент я понимаю, что чье-то тело наваливается сверху, прижимая меня ко дну... Я стаскиваю с себя Кэт, затаскиваю под воду, пихаю ей в рот шланг, она перехватывает его неуверенной рукой...

Свет меркнет. Я жду, временами втягивая из шланга порцию прохладного воздуха... Я слушаю доносящийся сквозь воду гул — и шум собственной крови...

— А-а-атьфу! Апчхи! -рядом со мной вынырнула голова Ханны. Она выдернула дозиметр из-под мокрой футболки, посмотрела на экран. — Божечки... кажется, пронесло.

Солнце скрылось. Тучи наползли на него сверху, закрыв от нас покрытую пятнами огненную поверхность.

Кэт поднялась, выдернула чихающую и трясущую головой Ён.

— Много набрали?

Ханна пожала округлыми плечами.

— Если бы мы проходили рентген — наверно, врача бы оштрафовали. Если бы мы работали в Фукусиме — сочли бы в пределах допустимого.

Облегченный вздох.

— Как я напугалась.

— Я и сама испугалась до усрачки, — Ханна тряхнула головой. Покосилась вверх.

— Интересно...

— Что есть интересно?

— Солнце, Ён, — Ханна ткнула вверх. — Излучение снизилось до безопасного, как только небо опять обложило. Интересное совпадение, а?

Кажется, до меня дошло.

— Думаешь, радиация шла... от солнца?

Она фыркнула.

— Я в тот момент ни о чем особо не думала. Я сунула счетчик под воду — кстати, хорошая модель, герметичная — убедилась, что там цифры меняются помедленней. Значит, излучение шло не от воды. Значит, имело смысл туда и прятаться. Костя!

— Ау?

— Обязательно скажи мне, если будешь себя плохо чувствовать.

Я улыбнулся.

— Знаешь, с того момента, как мы сюда угодили...

— Можешь не рассказывать, — Ханна поморщилась, обхватив себя руками. — Ладно, идемте обратно. Расскажем доктору Уилер — и попросим у нее новую палатку. Желательно просвинцованную.

Надо было типа торопиться.

Не, вообще, времени вагон. Еще часа два до хлопка, если верить водолазным часам на моей левой руке. Но вот знаете, вообще не хочется под него угодить. Убить, может, а вот барабанные перепонки выбьет, это сто пудов. А еще оглушит — и спихнет в горячую воду.

Поэтому мы налегали на тросы. Ну да, врачи советовали не напрягаться сверх меры.

Ну, у нас же на лицах эти кислородные маски? Будем надеяться, они типа как уравновесят нагрузки.

Жало висело над головой, от него шибало теплом, как от калорифера. Рябь разбивалась о край каменной осыпи.

Я поднапрягся, вытягивая сеть на камни.

Сетка была набита камушками и мокрым песком. И в ней что-то поблескивало.

Ярко-белый шарик, величиной примерно с фалангу пальца.

— Это чего? Какая-то запчасть?

Ханна оттерла меня в сторону, изящно присела, доставая шарик из сетки.

— Лучшие друзья девушки — бриллианты... Похоже на жемчуг.

Я посмотрел через ее плечо. Знаете, такая мелкая белая фигулька, чуть приплющенная. Вся в каких-то светлых прожилках, будто листочек растения.

— А по-моему, на мрамор.

— А не пофиг? Выберемся живыми — закажу себе кулончик, — Ханна сделала движение, будто хотела сунуть камушек в карман, но вспомнила, что у нее нет карманов. Вздохнув, положила шарик на камни.

Следующий проход сетью принес отключенный дрон — похоже, один из тех, что Служба запускала через Жало в самом начале. Дрон не работал, но мы на всякий случай сложили на камни и его. И, блинский блин, ничего похожего на неудачно треснувшийся о воду контейнер с радиозащитой.

— Эх, сюда бы того, кто неплотно закрыл этот ящик, — кровожадно подумала вслух Ханна.

— Ага. Погнали дальше?

Доплыть до Жала. Расправить сеть с грузилами. Вернуться с тросами в зубах на камни. Начать выбирать тросы.

— А может, эти штуки уже снесло ниже?

Ханна покачала головой. — При их-то весе?

Тянем-потянем... Тяжело идет! Может, на сей раз в сеть попало что-то полезное?

— Смотри! — Ханна приподнялась на цыпочки, едва не поскользнувшись.

На рулон просвинцованной ткани не похоже... Что-то большое — с человека величиной. Округлое, раздутое, какое-то синюшное...

— Божечки, — выдохнула Ханна.

Я выронил трос.

К горлу подкатила тошнота.

Одежда выцвела, превратившись в серые тряпки. Вместо глаз и рта — дырки, вместо волос — какие-то лохмотья. Кожа — сморщенная, пошедшая складками... Я порадовался, что не чувствую запахов.

— Кто?..

— Кто-то... из тех, первых, — выдавила Ханна. Наклонилась, подобрала дрон. Кончиком шасси пошевелила руку мертвеца сквозь сетку.

Кожа потянулась. Слезла с пальца... вместе с ногтем.

Не-не-не. Я уже один раз блевал в ее присутствии. Хватит. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

— Сколько он?.. — блин, я реально, кажется, сказал это ровным голосом.

— Пару недель, минимум... — Ханна оставалась спокойной. — А может, и больше. Твою мать... мы же эту воду...

Я отвернулся к скале. Постоял, глядя на черные камни. Подышал, пока тошнота не унялась.

— Какие в Службе молодцы... что потребовали пить из бутылок.

— Ага.

— А отчего он...

— Костя, — проникновенно сказала Ханна. — Я училась на специалиста по силиконовым сиськам, а не патологоанатома. Даже если я начну в нем копаться с умным видом — я не скажу ничего, кроме того, что он пролежал в воде полмесяца-месяц. А я не очень хочу. Давай мы его перетащим... не знаю, куда. И не знаю, как. Я не хочу плыть с таким грузом на буксире.

Я заставил себя наклониться ближе.

— Давай, наверно, вытащим на берег... и оставим.

Ханна поморщилась.

— Чтобы все это стекало в море?

— А какая разница? Что он на дне, что на камнях?

Ханна перевела взгляд на череп.

— Могли бы и раньше догадаться. Божечки, Кость, как думаешь — сколько еще их здесь?

Я вздрогнул.

— Не знаю. И не хочу знать.

Мы налегли на веревки, стараясь не касаться содержимого сети. Труп завалился на бок. Мы попятились.

Теперь утопленник лежал на боку, глядя пустыми глазами на собрата по несчастью. Тот весело скалился ему в ответ.

Ханна медленно наклонилась, подняла жемчужину с камней.

— Оставьте себе.

Белый шарик упал между жутковатой парочкой. Мы, не сговариваясь, попятились, стараясь войти в воду как можно ближе к концу осыпи.

— Остров довольно далеко, — пробормотала Ханна, вглядываясь в горячий туман. — Думаю, вся дрянь успевает разойтись. И водичка подсоленная... Если бы это было опасно — думаю, нас бы пронесло по-черному в первые же дни.

Я, конечно, был ей благодарен за успокаивающие разъяснения. Но все же меня слегка передергивало, когда мы вошли в горячие струи и поплыли к лагерю, ориентируясь по далеким голосам девчонок. Если бы не жара — наверно, и било бы ознобом.

Хлопок раздался, уже когда мы выбрались на сушу. Я сморщился — грохот, знаете, бьет по ушам, как кувалдой.

— Кэт, — Ханна такая начала с места в карьер. — Связь со Службой. Прямо сейчас. Пожалуйста.

Пока Кэт подключала ноут к передатчику — много времени это уже не занимало — мы в нескольких словах описали ей и Ён расклад. Ён вздрогнула. Кэт поморщилась. Появившаяся на экране Уилер побледнела.

— Мы вышлем дрон, — пообещала она. — Ханна, возможно, это слишком большая просьба, но, если мы пришлем оборудование для взятия анализов...

Ханна замотала головой. Молча.

— Ясно. Не буду настаивать... но хотелось бы определить причину смерти. Кстати, Квартет, — Уилер призадумалась.

— Да?

— Насколько вы готовы... принимать следующую отправку? Нам нужны руки на вашей стороне.

Я поскреб в затылке.

— А что в ней?

— Лодка, мотор, — доктор обернулась. — И тестовая партия подопытных животных. Если с ними все пройдет удачно — следующими через Жало следует отряд полковника.

— Как вы их... тоже в коробке?

— В клетке, зафиксированными, с подачей дыхательной смеси и выдержкой в барокамере. Белые мыши, две штуки.

Ён улыбнулась.

— Доктор, прислать еду для мыши можно тоже?

Уилер кивнула.

— Но нам все равно нужна ваша помощь, чтобы перехватить контейнер и отбуксировать к острову.

Ну да. Ага.

Мы с Ханной посмотрели друг на друга.

— Ладно, — я сглотнул. — Блин, доктор, я там плавал уже раз сто. Сплаваю еще разочек. Особенно, если вы типа пришлете лодку, ну, чтобы уже в воду не лазить.

— Ты один не справишься, — Ханна поморщилась. — Ладно. Доктор, высылайте своих мышей.

— С чего это вдруг не справлюсь? — обиженно возразил я.

Вообще говоря — уже рутина. Доплыть. Подождать. Поймать. Отбуксировать.

Ну, только к отмели мы плыли по дуге — как можно дальше от камней. И ждали контейнер не на них, а на мелком месте под самим Жалом.

Из-за чего едва его не упустили. Не, плавание с аквалангом на скорость — это, кажется, не мое.

Но в итоге — догнали. Потащили. Запыхавшись, отволокли к нашему островку. Вытащили на камень.

— Открывай скорее! — Кэт и Ён обе подпрыгивали на месте от нетерпения.

Я отщелкнул замок, подцепил крышку монтажкой. Даже не взглянув на детали лодки, Ханна выхватила из ящика пенопластовую коробку.

Распахнула.

— Ой.

Уголки ее губ опустились.

Такая пластмассовая решеточка — точно по форме мышиного тельца. Мягкая на ощупь, чтобы мышь не побилась от всех этих кувырков и тряски. Шипит крохотный баллончик с неовоксом в соседнем отсеке коробки.

И в решетке — белый комочек.

— Бедняжка, — Кэт взвесила мышку на ладони. — Может, обморок?

Ханна внимательно осмотрела обоих грызунов.

— Нет, — она грустно покачала головой. — Бедолаги... стоп.

Я уже понял.

— Что случилось? — это уже Ён.

— С мышами? — Ханна хмыкнула. — Дыхательная смесь поступает исправно. Может, конечно, испуг или шок... Мальчики и девочки, у меня плохое предчувствие.

Не, реально, я уже и не особо расстроился.

Ну ок. Нам на помощь не прибудет команда крутых специалистов. А так ли они тут нужны? Мы и сами справляемся... сколько? Больше месяца уже?

Кажется, последнюю мысль я произнес вслух.

— Подожди с выводами, — Ханна копалась в медицинских инструментах. — Где же... ага, вот. Кэт, дай мне связь еще раз. И предупреди доктора, что мне нужен биолог для консультаций. И разверни камеру.

— Что ты делать? — полюбопытствовала Кэт.

Ханна грустно так улыбнулась.

— Как я вижу, мне все же придется поиграть в патологоанатома.

Знаете, я начал чувствовать себя этим, зоозащитником.

Над нами мерно тарахтело. Я с таким, знаете, удовольствием, смотрел на жужжащий ветряк, с каким, наверно, пялился на Ханну топлесс в первый день.

Не, ну реально.

Дело даже не в том, что мы с Кэт собрали эту штуку своими руками и установили — все вчетвером.

А в том, что нам больше не нужно пыхтеть по очереди над солдат-мотором генератора.

Живем в роскоши. Как олигархи.

Ветер здесь не прекращался. С того самого момента, как нас сюда закинуло.

Вот постоянная сырость — это да, проблема.

Но вроде бы — мы все надежно проверили, заизолировали и заземлили.

И теперь у нас в палатке можно щелкнуть выключателем — и зажечь маленькую лампочку. Не, реально — Служба даже прислала нам светильник.

В виде, мать их, крохотного глобуса. Видимо, какой-то их психолог решил, что это поможет нам снять тоску по дому.

И, не, реально, лампочка тут и не особо нужна. Всегда одно и то же — либо рассеянный тусклый свет с серого неба — либо, урывками, зарево от огненного солнца.

Но, блин. С ней и правда как-то уютнее. Теплее, что ли. Хотя тут и так жарковато.

Я не говорил, что нам еще три недели назад показали, как Овод вырывается из земли?

Ну, типа, как и предсказывали. Ученые провели дальше дугу его траектории — и решили, что, если Овод не раздавит и не сожжет там, в магме, то он выйдет на поверхность где-то у границы с Германией.

Городок, в который упиралась траектория, тут же эвакуировали — и очень правильно. Овод, продавливая себе путь через скалы и почву, устроил небольшое землетрясение, разнеся нафиг половину улиц.

И медленно поднялся в небо, сверкающий и величавый.

— Проложенный Оводом в тектонической плите канал, если верить данным сейсмозондирования, тут же схлопнулся под давлением, — Уилер кусала губы. — По крайней мере, на сей раз. Что будет, если Овод не остановится... Если он пройдет по этому пути сотни, тысячи раз... — она вздрогнула. — Плато Путоран!

— Что? — переспросили мы дружно.

— Горная система в Восточной Сибири. Сформировалась на рубеже палеозоя и мезозоя в результате чудовищного вулканического извержения. По сравнению с ним и Везувий, и Йеллоустоун, и Тоба — просто жалкий пшик. Эта катастрофа вызвала масштабнейшее из великих вымираний, дав начало эре динозавров, — Уилер задумалась. — И до сих пор мы не знаем точно, что послужило причиной трапповых излияний...

— Вы думаете... — нерешительно начала Кэт.

— Что Овод не впервые посещает Землю? — не дала даже спросить Уилер. — Может быть. Может быть. Это, конечно, только предположение... Вопрос... Богемский массив — очень прочная штука, а Овод так мал по сравнению с ним. Но если много раз ударить в одну точку...

Да уж. Новости.

— Почему его так мотает? — жалобно спросила Ханна.

— Движение планет, — пояснила Уилер. — Ядро Жала вращается — вы знаете?

Не, ну как бы, обычно оно невидимо, если не подойти к Жалу вплотную. Какая-то хитрая гиперсферная хитрость с распространением световых волн.

Хотя доктор про это как-то уже говорила.

— Система из Жала и Овода жестко фиксирована у целевых планет. Мы убедились во вращении, наблюдая за прохождением через нее лазерных лучей и грузов, что отправляем вам. Мы предполагаем, — остановить разговорившуюся Уилер сложней, чем поезд на полном ходу, — фактически, это один и тот же объект с разных сторон червоточины. Видимо, если вы сумеете подняться на триста километров в зенит — то обнаружите там неподвижно висящий над Жалом Овод. С нашей же стороны Жало фиксировано у земной поверхности — но вращается синхронно с планетарным обращением в финишной зоне.

— Как Эйнштейн в гробу, только медленнее, — буркнул кто-то у нее за спиной.

— Когда Овод сталкивается с земной поверхностью — он действует на нее с силой, равной инерции орбитального движения всей финишной планеты. Как если бы она и Земля зацепились друг за друга его посредством. Стоит ли удивляться, что скалы расплавляются, не в силах противостоять такому давлению?

По моему хребту побежали мурашки.

— От же блин.

— Судя по раствору конуса, — задумчиво добавила Уилер, — вы примерно на широте в шестьдесят градусов. С учетом высоты светила над горизонтом это выглядит правдоподобным.

Я невольно бросил взгляд на то место, где обычно появлялся огромный огненный шар.

— Период обращения чуть меньше двух недель, видимый размер светила — все говорит о том, что мы имеем дело с планетой, находящейся в приливном захвате у красного карлика. Как Проксима b, к примеру.

— Не очень-то он красный, — пробормотала Кэт.

Уилер подперла голову ладонью.

— Цвет определяется не преобладающим спектром, а всей совокупной мощностью видимого участка. А высокая плотность атмосферы приводит к размыванию сине-зеленой части. Судя по колебаниям уровня радиации — звезда активно вспыхивающая, наподобие той же Проксимы. Правда — состав атмосферы с этой гипотезой не увязывается...

— А что не так с атмосферой? — полюбопытствовал я.

— Такое массовое содержание неона не укладывается ни в одну из современных моделей. Профессор Сольберг набросал несколько теорий сверхбыстрой миграции с внешних орбит, пытаясь как-то увязать ваши данные, они, кстати, позволили бы и объяснить сохранение плотной атмосферы в такой близости от фотосферы. Есть, конечно, и еще одно объяснение...

— Какое?

Уилер помолчала.

— Атмосферу могли преобразовать те же существа, что создали Овод.

Вот такой разговорчик вышел у нас чуть больше трех недель назад. А сейчас я смотрел на мерно крутящийся ветряк, и думал о мышах.

А еще — о червяках и насекомых.

Полный контейнер которых Служба отправила нам сразу после фиаско с мышками.

Мыши и лягушки сдохли. Тараканы и мухи — аналогично. Как и креветки.

Дождевые червяки немного подергались, и сдохли через несколько дней.

Еще какая-то червяковая гадость в микроаквариумах повела себя по-разному. Коловратки погибли сразу после переноса. Планарии ничего не заметили. Как и растения.

И без объяснений было ясно, что заброс группы Лезюра отменяется нахрен.

Серые клубы крутились под мерным напором ветра. Кругом — сплошная горячая мокрая серость.

Мерно качается внизу металлопластиковая лодка, на которой мы теперь гоняем к Жалу и обратно.

Где-то в тумане улыбаются друг другу мертвец и череп.

Успокаивающе изредка попискивает дозиметр на приборной стойке.

Разговаривают вполголоса Кэт и Ён.

По камню прошуршали чьи-то подошвы.

— Кость.

— Ау?

— О чем думаешь?

— О ветряке, — сказал я чистую правду.

Ханна присела рядом.

— Как считаешь? Мы здесь навсегда застряли?

Пожать плечами. Не, ну фигле?

— Никак не считаю. Война план покажет.

Ханна накрутила волосы на палец. Подобрала камень и швырнула по воде. Оставляя блинчики, он нырнул то ли в море, то ли в туман.

— Я говорила с Уилер и Лезюром. У них есть мысли по поводу того, что убило первых заброшенных.

Я перевернулся. С интересом уставился на девушку.

— Скалы рядом с Жалом. Там, где осыпь. Сколы свежие, не сглаженные. Даже плесень не везде наросла.

— Ну?

— Обвал произошел недавно. Возможно — как раз перед тем, как нас засосало. До того — под Жалом был скальной выступ.

Кажется, до меня дошло.

— Представь — Жало проглатывает человека. Он оглушен и перепуган. Он контужен разницей давлений. Его со всего маху прикладывает псевдотягой о скалу — после чего он летит в воду с высоты в два десятка метров. Кто останется в живых после такого?

Я поежился.

— Жало появляется не впервые. Где все остальные?

— Тела могло снести течением. Наверно, так и случилось. Те, на кого мы наткнулись — наверно, зацепились за дно или скалы.

Я прикинул.

— Так вот оно что, — медленно сказал я. — Значит... смотри. Жало открывается... человек в него попадает сразу — или нет. Если сразу — он тут же погибает при ударе, Жало захлопывается, происходит взрыв. Если нет...

— Тогда Жало ждет, пока добычу не засосет, — подхватила Ханна.

— Ждет, накапливая энергию.

— Чем дольше оно ждет...

— Тем мощнее взрыв.

Мы с ней посмотрели друг на друга.

— Кость. Похоже, нам сейчас очень, очень нельзя погибать.

Мотор мы, понятное дело, не врубали. Нафиг сажать аккум, когда у нас тут есть течение на халяву?

Ханна переводила взгляд с зеленого экранчика на морские воды и обратно. Иногда — пошевеливала веслом, направляя нашу скорлупку.

Я лежал на спине, безнаказанно радуясь виду сзади.

— Ханна.

— Кость?

— Первое, типа, межзвездное путешествие в истории.

— Кость. Заткнись.

Эхолот запищал. Ханна взмахнула веслом, отводя лодку от мели.

— Первые, типа, люди на другой планете.

— Кость. Умолкни.

По правую руку иногда виднелась каменная стенка. Один раз нас к ней поднесло вообще близко — я разглядел ярко-светлую полосу между слоев розового камня там, у верхушки скалы.

— Первая обитаемая планета, известная человечеству.

— Кость. Иди в ж...пу.

Грохочет в тумане отдаленный гром, журчит вода о борт лодки.

— Теперь называется именем из детского мультика про лошадок.

— Б...я!!!

Ханна выпустила весло и плюхнулась на скамеечку. Лодка закачалась.

— Слушай. Ну я же пошутила. Я не думала, что журналист примет это за чистую монету.

— И теперь по всему миру эту планету официально называют Эквестрией. Вплоть до НАСА.

Ханна закрыла лицо руками. Сдавленно хихикнула.

— Я не виновата, что человечество забыло немеркнущую классику. А раз забыло — значит, так ему и надо.

Я встревоженно приподнялся.

— Эй! Греби, блин!

— Да гребу, блин! — Ханна всмотрелась в туман. — Нормуль. Камней не видно.

Не, согласие на "искпедицию" мы выпрашивали долго. Идея принадлежала Ханне — раз уж мы такие тут застряли фиг поймешь на сколько, то чуть поточнее разглядеть, что творится вокруг нас в тумане. Я поддержал. Кэт и Ён дружно воспротивились, заявив, что неизвестно, на что мы можем напороться. Ханна возразила — типа, если здесь есть что-то, на что можно "напороться", то лучше мы напоремся на него, чем оно — на лагерь.

Потом пришлось уговаривать Уилер. Не, это реально было долго.

Пока на нашей стороне такой внезапно не выступил Лезюр. Заявив, что по-военному разведка мест временной дислокации всегда была первейшим делом. Ну или как-то так.

Ну, если по чесноку — у меня была еще одна причина.

За три дня до этого Служба наконец разрешила нашим предкам с нами пообщаться.

Блин, не знаю, как девчонки, но мне это не понравилось. Уж простите.

Мать в основном рыдала. Отец чувствовал себя неловко, мялся и периодически пытался изречь что-то суровое и подбадривающее. Это продолжалось десять минут — а потом вмешался психолог Службы и аккуратно с какой-то левой отмазой обрубил связь.

Ну и вот. Теперь мы реквизировали лодку, на которой мотались к Жалу за припасами. Забили ее консервами на неделю вперед. Взяли камеру, дозиметр, аптечку, весло и эхолот. И плывем такие уже полдня по течению вдоль гряды скал по правую руку.

Не, в планах так особо ничего героического. Компас тут не пашет, GPRS на орбиту еще не вывели, даже звезд — и тех не видно. Поэтому мы решили просто проплыть дня три по течению вдоль берега. Если увидим чего-то интересного — вылазим и смотрим поближе, если нет, то и фиг с ним.

Потом разворачиваемся, врубаем мотор — и погнали не торопясь обратно. Как-то так.

Пока ничего нового. Мелькают в тумане еле видимые скалы — и подплыть ближе боязно, чтобы не напороться на камни, и отплыть подальше того — чтобы не потеряться. Журчит ровная, как масло, вода, свистит ветер, гудит вдалеке уже привычное не пойми что.

— Пока все как у нас, — заметил я в спину Ханны. Спина была ничего так... очень ничего так.

— А? — та обернулась. — Ну да. Вода, камни, плесень, ветер, туман. Слушай. А может, вся планета такая?

Я почесал в затылке.

— А почему нет?

— Ску-у-учно, — пожаловалась Ханна. — Я надеялась, что мы хоть что-нибудь найдем. Что-нибудь интересное.

— А если интересное будет голодным, большим и с щупальцами?

Ханна издевательски улыбнулась.

— Ну, во-первых, насчет щупалец тут могут быть разные еще более интересные варианты. А во-вторых, у нас есть ружье.

— А кто из него умеет стрелять? Я или ты?

— Говорят, у этих стрелялок интуитивный интерфейс. Прикладом к себе, дыркой к цели, и нажимаешь на все, что торчит.

Я вздохнул.

— Надо было захватить с собой Кэт.

— Она типа нужна на рации, — Ханна продолжала ухмыляться. — К тому же, втроем здесь было бы слишком тесно. Или ты на это и рассчитывал.

Твою мать, я опять краснею.

— Давай греби, блин.

— Давать или грести? Ты бы определился.

Блинский блин, да что на нее нашло? Или ей просто нравится надо мной издеваться?

Я демонстративно уставился на скалы справа по курсу. Благо, повод был — из тумана показалось что-то большое.

Мост? Ворота? Арка?

Точно. Громадная каменная арка, соединяющая островок с берегом.

— Может?.. — я кивнул в ту сторону.

— Ммм? — Ханна всмотрелась. — А на мель не влезем?

— Дык, у тебя же эхолот.

— Но лодка от этого летающей не станет. Ладно... если что, сам ее будешь вытаскивать, — буркнула Ханна. Махнула веслом, отклоняя наш кораблик правее.

Ветер в арке дул куда сильнее. Завывал в ушах и наваливался на спину. Лодка аж притормозила под его напором. Вот мы вошли под черно-серые своды короткого коридора, проточенного в камне.

Я подхватил камеру. Сделал несколько фоток слоистых черно-зеленых глыб по обе стороны лодочки. Своды пещеры покрывала какая-то черная бахрома, должно быть — все та же вездесущая инопланетная плесень.

Впереди уже расстилалась открытая вода. Течение у берега было быстрее, Ханна поторопилась отвести нас прочь от берега.

— А у тебя ловко получается.

— А, — Ханна отмахнулась. — Подруга однажды затащила к байдарочникам. Зависала с ними пару месяцев, потом решила, что не мое.

Она подняла руку. Стащила маску с лица.

— Все. Твоя очередь.

— Ну давай, — меня и валяться без дела уже подзадолбало.

Ханна перебралась на корму, протиснувшись мимо меня... ффух. От грязных мыслей меня отвлекла только качка лодки, я поторопился откинуться на другой борт и схватить весло.

— Греби, а я посплю, — Ханна потянулась всем телом, зевнула. Развалилась на дне, подложив под голову вещмешок, в тени просвинцованного тента, что накрывал корму суденышка.

И вот уже я пялюсь в мерцающий экранчик, иногда опуская весло в морские воды. Ханна тихонько похрапывала на корме, порой отвешивая во сне мне легкий пинок.

Я глянул на скалы. Может, рискнуть? Подплывем поближе, хоть лучше их рассмотрим. Наделаем фоточек. Ну что? Наверно, и ребятам из группы Уилер будет интересно посмотреть на горы, по которым не ходил еще ни один человек.

Потом я такой представил, как мы с Ханной плывем обратно вплавь всю дорогу. Желание испарилось.

Проплыл мимо еще один островок — просто каменюка, поднимающаяся из воды. Течение закручивалось у его берегов маленькими водоворотами, сбегали по крутым склонам капли дождя. Я сделал еще одну фотку.

Блин, жарко. Маска давит на кожу, под ней все уже зудит. Ну да, нам советовали носить их и во время сна. Попробовали бы сами потаскать на морде эту гадость без перерыва, ага.

Бип. Бип. Бип. Тянулась под лодкой ровная линия дна, уровень радиации тоже вроде как не подскакивал. Ну, это хорошо.

Я зевнул. Потом еще раз и еще. Блин. Ну вроде бы и выспался. Чего же так клонит в сон, а? Достал флягу, сделал глоток холодной воды. Поплескал водой из-за борта себе на голову. Теплая вода что-то вот нифига сон не отгоняла.

Ладно. Не спать, а то, чего доброго, реально продырявим днище. Хотя течение не особо сильное, но мало ли? Я запрокинул голову, рассматривая плывущие над головой клубы тумана.

Клубы сплетались и расплетались. Потом из них проступило лопоухое вытянутое лицо. Обладатель лица пытался что-то рассказать мне про фильтры, кнопки и кондиционеры, при этом упорно называя меня Юриком. Про кондиционеры мне хотелось услышать поподробнее — но тут, как назло, включилась контекстная реклама. Я зашарил мышкой в поисках крестика. Мышка была необычайно удобной на ощупь, мягкой и теплой...

Плюх!

Я обалдело завертел головой. На которую только что выплеснулось, кажется, целое ведро горячей воды.

— Кость, — очень нехорошим голосом заявила Ханна. — Сейчас не то время, чтобы распускать руки. Особенно — после того, что ты натворил, идиот.

Натворил?

Я обернулся. Вроде бы все как всегда. Туман, море, серая пелена во все стороны...

Стоп.

Черт.

Где берег?!

— Дошло?

Я мысленно залепил себе пощечину.

Закрыл рукой лицо.

— Блин.

— Именно, — кровожадно сказала Ханна. — Теперь соображай, как нам выплыть обратно к берегу.

Я, напрягая зрение, всматривался в туман.

— Долго я...

— Дрых на вахте? Понятия не имею. Я заснула шесть часов назад. Нам еще повезло, с таким капитаном, как ты.

— Ох, Ханна, не грузи. Я сам готов рвать волосы на, кхм, голове.

Мне кажется, или в тумане слева мелькают тени?

— Так. Когда я отрубился, берег был по этому борту, — я ткнул рукой вправо.

— Ага. Теперь осталось посчитать, сколько раз нас могло развернуть за это время, — действительно, лодку и сейчас медленно кружило вокруг оси.

Теперь справа что-то проплывает... Да нет, показалось. Игра клубов тумана в серой пустоте.

Я старался не сталкиваться глазами с сердитой Ханной. Хотя... рассерженная она выглядит еще красивее.

— Так, — опять повторил я. Оттянул маску, почесал щеку. Ханна тоже надвинула свой намордник обратно.

— Не так уж все печально, — уверенным тоном заявил я. — Можем сориентироваться по течению. Или дождаться просвета, тогда станет виднее, куда плыть.

— Если нас за это время не унесет в открытое море, — Ханна перегнулась через борт, опустила руку в воду. — Кость, я вот не разберу, в какую сторону нас несет. Мы же плывем вместе с течением — попробуй пойми, куда. И вообще. Ты уверен, что вдали от берега оно течет в ту же сторону?

— Тогда по ветру, — блин, по коже побежали мурашки, несмотря на жару. — Он тоже все время дует в одну сторону.

Ну да. Я понимал — кто поручится, что в море и ветер не меняет направления?

Расстегнул сумку. Начал шариться внутри.

— Что ищещь?

— Пеленгатор, — ффух, нашел. Развернуть... разложить антенну...

— Думаешь, поможет?

Я пожал плечами. Так, как там Кэт говорила, надо обращаться с этой штукой?

Ага, хренушки. Я добросовестно крутил разлапистую антенну туда-обратно, но на экранчике пульта ничего не мелькало — видно, мы уплыли слишком далеко от базовой станции на нашем острове. Да, в принципе, как и ожидалось. Брали с собой эту игрушку мы так, на всякий случай.

— Ладно, — я такой постарался выглядеть поотважнее. Прикинул направление ветра, несколькими гребками повернул ее так, чтобы нам дуло слева.

— Плывем туда, — кажется, и грохот доносится с привычного направления... Или нет? В этом гребаном тумане фиг разберешься. Звук, кажется, приходит со всех сторон.

А, ладно. Все лучше, чем сидеть в лодке и ждать, пока кончится жрачка.

Ханна скептически смотрела на мою возню. Но ничего не говорила. Большое ей за это спасибо.

Джойстик — от себя. Мотор тихо загудел, лодка пошла вперед.

Я держал экономичный ход, чтобы не сажать батареи. Хотелось отжать рукоять и помчаться на полной скорости — но блин! Кто знает, как далеко мы от берега? Что делать, если аккумулятор сдохнет на полпути? Грести веслом?

Ой, если по чесноку, я зря загоняюсь. Аккум — военная модель от Лезюра — рассчитан на шестнадцать часов полного хода. И, если что, его можно зарядить вручную. Даже на обратную дорогу должно хватить.

Хотя — мы, блин, только отплыли — и возвращаться назад из-за собственной дурости?

За нашим корабликом тянулся след ряби. Ханна сидела на корме, опустив руку в воду, и, судя по всему, ждала моей очередной глупости. Ну нет, не дождешься... Я вовремя вспомнил про прочие приборы и с трудом перевел взгляд с форм Ханны на импровизированный пульт управления.

— Сколько под нами?

— Метров сто минимум, ниже рабочей глубины, — я всмотрелся в полосу развертки. — Похоже, никакой рыбы. Вообще ничего живого.

— Значит, осьминоги с тентаклями отменяются? Ну ладно, — Ханна плеснула водой мне в спину. Я ответил свирепым взглядом. Впрочем, на нее он не подействовал.

Мы двигались сквозь туман. Если сосредоточиться — можно представить себе, что мы в космосе. А что? И внизу, и вверху серая бездна — легко и перепутать, летишь ты или плывешь...

Пейзаж — верней, его отсутствие — снова начал убаюкивать... Ну нет. Я решительно затряс головой.

— Кость, — каким-то странным голосом позвала меня Ханна.

Я обернулся.

— Ау?

— А что вот это?

Я вскинул голову. Очень вовремя.

Прямо на нас из тумана надвигался огромный поросший кактусами корабль.

Остров реально походил на корабль.

С высоким скошенным носом, откосами бортов, здоровенной глыбой на его верхушке вместо рубки. Дальняя часть острова скрывалась в тумане. Между "рубкой" и "носом" тянулось ровное каменное поле, будто носовая палуба или как там ее.

Запищал эхолот. Я дернул джойстик, разворачивая лодку против течения. Прибавил ходу.

Скала надвигалась темной стеной.

— Костя, — повторила Ханна, запрокинув голову. Ее глаза не отрывались от темной поросли на вершине острова. Поросль медленно скрывалась за краем обрыва.

— Это что? Деревья?

Как по мне, едва различимые сквозь туман силуэты больше походили на кактусы. Мы шли опасно близко к обрыву, я взял еще правее.

— Не разберу, — протянул я. Мне выворачивать шею было недосуг — я следил за камнями и за эхолотом одновременно. Лодка описывала петлю, мыс сдвигался влево.

— Слушай, — голос Ханны понизился. — А давай посмотрим?

От неожиданности я чуть не потерял управление. Лодка медленно попыталась развернуться вокруг оси, я раздраженно довернул руль и увеличил ход.

— Высадиться? — я бросил через плечо короткий взгляд. — Ну это... ты же видишь. Тут по скалам не вскарабкаться. Даже причалить некуда.

Ханна критически так окинула скалу взглядом.

— А с другой стороны?

Я почесал подбородок.

— В смысле, острова? А лодку не разобьем?

— Кость. А мы, вообще, для чего сюда приперлись? Вроде как осмотреть местность повнимательней? Нет?

Не, ну вообще, мне и самому хотелось осмотреться повнимательней...

— Ладно, — ну, кто не рискует, тот не пьет шампанского, — Ща обойдем вокруг и пройдем вдоль берега.

Я продолжал разворот, пока лодка не встала к острову левым бортом. Потом вернул рукоятку в исходное положение и чуть подал вперед.

С этого боку остров особо не отличался. Здоровая махина из черного слоистого камня, вдоль воды тянется вездесущая бурая плесень. Пару раз экранчик попискивал, предупреждая о подводных выступах, я уходил правее.

Когда мы прошли вдоль берега с полкилометра или около того, склон сделался уже довольно пологим. И низким. Теперь я уже не приближался к урезу воды — глубина сделалась мелкой до неприличия.

Вскинуть голову, оценивая крутизну... Ну, здесь мы спокойно взберемся и пешком.

— Ну что, здесь?

— Давай.

Я застопорил двигатель. Течение попыталось опять закрутить лодку, но Ханна перехватила весло рукояткой вниз и, как багром, подтолкнула нас к берегу.

— Понесли, что ли?

Лодка была не так чтобы тяжелой... это не считая шмоток, мотора, освинцованной палатки и всего такого прочего. Сперва я отпер на берег вещмешки, скинул их в местечке посуше. Мы поднатужились, выволакивая на руках корпус лодки на каменистый склон.

— Фух, — Ханна утерла пот со лба. Достала фотик, щелкнула уходящие в туман камни.

— Ну пойдем?

Вообще остров от нашего отличался так, только размерами. Ну, насколько мне казалось.

Такой же длинный — только гораздо длиннее — каменный склон с каменюкой-вершиной. Мы шли по каменистому ребру, поднимавшемуся среди тумана. Море с такой высоты было уже плохо видно. Мокрые каменюки скользили под ногами. Ближе к вершине снова появилась чертова плесень. Такой, знаете, черно-бурый коврик под ногами. Скользский, сволочь.

Не, я-то после подъема к ретранслятору типа как привычный. А Ханна — умничка — захватила с собой то же весло, пользуясь им как посохом.

Лодку давно не было видно. Снова щелкнул фотоаппарат.

Под ногой что-то хрупнуло.

— Это что за хрень?

— О, — Ханна аккуратно, чтобы не поскользнуться, опустилась на корточки. — Костя... ты смотри. Это похоже на гриб.

Гриб? Ну да, похоже.

Типа такой, знаете... ну такие мелкие грибы, которые растут на старых деревьях.

Такого же цвета, как плесень вокруг, черно-бурое ушко, прижавшееся к скале. Сантиметров пять длиной и полсантиметра — в ширину.

Я осторожно потрогал пальцем полураздавленную черную запятую. Она легко подалась под прикосновением, словно бумажная. На пальце осталось пятнышко черной слизи.

— Уверен, что оно не ядовито? — весело спросила Ханна.

Блин.

Не, ну я же не в рот эту штуку тяну?

Я аккуратно вытер палец о штаны.

— Ну... ты хотела что-то покрупнее плесени? Вот оно.

Ханна скептически посмотрела на гриб. Вздохнула.

— Ладно. Давай надеяться, это только начало открытий.

— Ты хотела посмотреть на кактусы? Пошли, что ли.

По мере подъема грибов становилось больше. И сами они становились крупнее — в основном в длину. Скала уже имела вид такой, ну представляете, этажерки из грибных полочек. То и дело мы давили один из них. Сперва вздрагивали — потом уже не обращали внимания. А вот плесени на камнях — внезапно стало резко меньше.

Ну хоть за это спасибо.

Внутри у грибов было что-то вроде мягкой темно-серой губки, пропитанной жижей.

— Ханна. А может, возьмем одну штуку с собой?

— А в чем? У меня карманов нет, банок тоже. И что ты собрался с ней делать?

— Ну... отдам Уилер. На опыты.

Ханна засмеялась.

— Которыми буду заниматься я, да? Ну, вот тебе мой вердикт — это похоже на грибы. На узкие длинные черные грибы, растущие на голой скале. Предполагаю, что это инопланетная форма жизни. Если мой ассистент согласится поработать подопытной свинкой — то мы даже можем попробовать определить их ядовитость.

— Фиг тебе.

Мы уже подошли вплотную к вершине. Черт, вот это было по-настоящему опасно...

Эх. А ведь у нас была с собой веревка. И что я о ней не подумал? Какая ни на есть, а страховка на случай падения.

Буквально сантиметров тридцать было между краем скалы и обрывов. Я посмотрел в серый туман, прикинул так на глаз по памяти высоту...

Не, ну в воду, не на камни... Не, ну тридцать метров это тридцать метров...

Мы посмотрели друг на друга.

— Рискнем?

— Я не для того забиралась на эту гору, чтобы все бросить, — Ханна стащила маску, перекинув ее на затылок. Прижалась грудью к бурым скалам. Раскинула руки, распластавшись, обнимая камень. Медленно, крохотными шажочками, двинулась вперед.

Ну твою мать.

Блин, ну она же сама говорила мне, что нам бы сейчас лучше не рисковать без надобности.

Ну твою ж налево.

Хорошо, узкий участок — всего метров пять.

Блин.

Тот еще экстрим — чувствовать, как твои пятки висят над пропастью...

Ханна от души выматерилась. Предварительно — надвинув обратно кислородную маску. Так что тирада прозвучала глухо.

— Костя. По-моему, это все-таки кактусы.

От скалы до обрыва — все покрывал лес.

Не, ну как лес? Скорее, рощица.

Деревья — или что это? — в высоту были метра полтора.

Ни веток, ни листьев. Массивные, округлые стволы-бочонки с плоской верхушкой. Будто диковинные свечи, расширяющиеся посередке, чуть уже снизу и сверху. Одни — просто толстые бочки, другие — разлапистые, разветвляющиеся по два и по три. Все — совершенно одинаковой высоты, не считая нескольких отростков чуть ниже. Все — того же черно-бурого окраса, что и плесень с грибами.

Я осторожно шагнул вперед. Протянул руку к массивному кругалю мне по грудь. Ханна медленно вскинула камеру.

На пальцах остался слой плесени.

Я прищурился, разглядывая то, что было под ним.

Постучал костяшками по твердому серому стволу.

— Это не дерево. И не кактус. Они каменные.

Не, реально.

Здоровые круглые каменные глыбы. В форме кактусов.

Будто целая кактусовая плантация взяла и окаменела.

Мы шли, петляя в каменной рощице. Ханна водила камерой по сторонам, переведя ее в режим съемки.

Вот она опустилась на колено. Провела пальцем по выгнутой поверхности короткого, словно обломившегося, каменного бочонка.

— Смотри. Годовые кольца.

Верхушка была расчерчена концентрическими кругами — светлыми и темными вперемешку.

— Думаешь... все-таки деревья?

— Похоже. Кость... знаешь, кажется, здесь и правда когда-то был лес. А потом... потом будто что-то в один миг превратило деревья в камень.

— Какая-то катастрофа... — подхватил я. — Наверно, на всей планете уцелели только грибы и плесень. Может — поэтому и атмосферное давление увеличилось?

Ханна вздрогнула. Ну да, здесь, на высоте, уже было попрохладнее.

Она попятилась. Прижалась ко мне спиной. Я вздрогнул от неожиданности.

Неловко обнял ее за плечи.

Черт... все-таки здесь недостаточно прохладно.

Ханна вздрогнула. Расхохоталась.

Я отпрянул.

— Костя! Ты... ты это видишь?

— Э... э... — блин, хорошо, она не видит краску на моих щеках. — Это — это что?

Вместо ответа Ханна ткнула пальцем в дерево прямо перед нами.

Я уставился на него.

Ну. Большой толстый ствол чуть наискось, у земли — два коротких шарообразных ответвления. И что в нем смешного?..

— Твою мать!

Ханна откровенно ржала, обхватив себя руками.

— Слушай... давай не будем это записывать, — выдавил я сквозь смех.

— Костя, — сквозь всхлипы выдала Ханна. — Тебя когда-нибудь в жизни посылали на ...?

— Но я не знал, что это на другой планете!

— Теперь... теперь мы пришли, — Ханна, все еще сдавленно хихикая, опустилась на камень. Закрыла лицо руками, продолжая смеяться.

Мысль плыть так, чтоб слева все время задувало, щас что-то вот нихрена не казалась здравой. Реально.

Потому что я не подумал, что тут может быть очень много островков и у них могут быть самые разные формы берега.

И каждый раз, когда мы в очередной раз тыкались в скалу и выруливали на моторном ходу вправо, каждый раз я думал, что наконец-то мы доплыли до берега. И можем поворачивать обратно к дому.

Ну, если наш лагерь можно так назвать.

И каждый раз береговая линия круто сворачивала в туман, и мы с Ханной работали веслами, направляя лодку под прямым углом к ветру.

И такие отгоняли от себя мысль, что, может, мы и плывем-то совсем не в ту сторону.

Не, фигня. В этом туманном мире есть две вещи, по которым можно ориентироваться. Ветер — слева. Грохот — справа. Берег — где-то впереди.

Ведь правда? Честно?

Знаете, я уже не был ни в чем уверен.

Правда, помалкивал. Бестолковки так-то хватило, чтоб сообразить — ныть вслух на эту тему сейчас не самое время.

Не, ну все же какие мы идиоты, что поперлись в эту типа разведку без связи.

Сколько мы там планировали на нее потратить? Неделю?

И через сколько нашли проблему себе на голову? Через день?

Не, не мы нашли. Я нашел.

Ханна кашлянула.

— Глубина все меньше.

Похоже, в этом месте дно было таким, знаете, пологим. Ну, не крутой обрыв, как у острова с кактусами.

— Наконец-то берег, — облегченно выдохнул я.

Кажется, и Ханна заметно расслабилась. Мы продолжали грести — не сговариваясь, решили поберечь мотор. В сторону берега шли на веслах, лишь стараясь, чтобы нас не очень сильно сносило против ветра.

А то, знаете, зарядка зарядкой... но крутить ручку в лодке очень неудобно.

В тумане виднелись черные скалы.

Берег был, да, довольно пологим. Каменный склон косо спускался к воде, чуть дальше все опять заволакивало дымкой. Камни покрывал узор трещин. Кое-где удивительно правильный — будто выложенная плиткой мостовая, а не скала.

Мы не рискнули подходить к берегу близко. Боялись, знаете, реально сесть на мель. Или пробить днище, несмотря на все эхолоты.

Я отпустил вставленное в уключину весло. Обернулся на Ханну.

— Ну... вроде бы приплыли. ПохожеЈ острова кончились.

Ханна вздохнула.

— Кость. Не сглазь. Давай направо, и посмотрим, далеко ли берег тянется.

— Направо? — возразил я для порядка. — Мы же собирались плыть дальше.

Ханна поежилась.

— Нет, спасибо. Признаю, это была глупая идея. Давай считать, для первого раза мы увидели достаточно.

Не, реально. Мне и самому совершенно не хотелось нарываться.

Разворот. Лодка описала изящную дугу на гладкой воде. Вот теперь пришлось включать двигло — выгребать против течения, знаете, и удовольствия мало, и движешься в час по чайной ложке.

Хотя... тут мы плыли, вроде как, еще быстрее, чем в океане. Должно быть, обман зрения.

Не, реально. В море-то сравнить скорость не с чем — ползешь сквозь туман, будто висишь в пустоте. А тут видно, как берег движется мимо тебя, то приближаясь, то удаляясь небольшими заливчиками.

Гладкий каменистый пляж, у кромки воды, как везде, одетый плесенной каемкой. Ханна под жужжание мотора порой делала снимки. Не очень четкие в тумане, правда.

В отдаленный гул вплелось журчание. Не, камни и так были мокрые, но в этом месте вода бежала по ним обильнее. Ручей? Я прищурился.

Да, на самой грани видимости сбегает по неглубокой впадине в скалах тонкая быстрая струя. Я бы приблизился и пофоткал первую встреченную нами в этих краях речку. Вот только эхолот и так раздраженно попискивал, и я решил поосторожничать лишний раз.

— Кость, — проронила Ханна снова.

— Ну?

— Берег поворачивает. Вправо.

Да... Я уже обратил внимание. Горячее дыхание ветра теперь приходилось уже не в затылок, а наискось.

— Или ветер сменил направление, — ляпнул, не сдержавшись. И тут же, торопливо:

— Ну, это же морской берег? Он не обязан идти по линеечке. Здесь могут быть там всякие, я не знаю, бухты с заливами.

Ханна лишь закусила губу.

Тянется слева черный склон, тянется справа серое полотно. Тянется время и наши нервы.

Ладонь легла мне на плечо. Мимоходом я отметил, что Ханна, как и я, успела натереть мозоли о жесткую рукоять.

— Ты ничего не замечаешь?

Я медленно кивнул.

— Течение. Слабеет.

— И ветер дует в правый борт. Костя, мы плывем туда, откуда появились.

Я сплюнул в неестественно гладкие воды.

— Ладно. Есть мысли?

Ханна задумчиво посмотрела вперед.

— Никаких. Плывем вперед и надеемся на лучшее.

И опять — камни слева, серая мгла справа. Я собрал волю в кулак, стиснул зубы.

Ну, это, чтобы не стучать ими громко.

Ну как я мог быть таким идиотом?

Эх-эх-эх.

Ханна зевнула. Загремела чем-то в баулах.

— Ты чего?

— Я проголодалась.

— Может, стоит... ну, поэкономить еду?

— Последний раз мы ели семь часов назад. И это, голодовка и гребля — вещи несовместимые.

Я заглушил мотор. Лодку и не сносило так особо, но я все же выкинул этот, как он называется, плавучий якорь.

Вгрызся в ломоть какого-то бисквита с джемом, не чувствуя вкуса.

— Приятного аппетита, — Ханна закинула в рот таблетки, сделала глоток воды.

— Витамины? — я стащил маску, протянул руку за своей порцией.

— Витамины? — Ханна глянула на таблетки. — Ну, в основном. Плюс кое-что для улучшения кровообращения. Мы расходуем до черта кислорода, просто чтобы гонять этот мокрый супчик по легким. Тут такая тонкая грань между кислородным голоданием и кислородным отравлением...

— Ладно, давай без лекций по медицине, — я отобрал у нее банку с водой.

Вздрогнул.

Обернулся.

Сквозь туман снова пробивалось золотое свечение.

— Черт, — я зашарил по карманам в поисках дозиметра. — Натягивай полог!

— Да подожди ты, — а Ханна такая не особо и нервничала. — В прошлый раз обошлось без излучения.

Я посмотрел — по привычке из-под руки, хотя огненный диск не слепил глаза — на солнце. Туман уже привычно вставал стеной.

— Ну я что-то не хочу разворачивать его под радиацией, — я щелкнул кнопкой, проверяя приборчик. Вроде работает.

Так, надо повернуть лодку кормой к солнцу... Туман отступает, в отдалении четко просвечиваются серые и розовые склоны. Я опустил руку на джойстик.

— Божечки.

Ой. Что-то мне не нравится этот тон в ее голосе.

И это. А зачем скатывать тент, вместо того, чтобы растягивать на стойках?

— Ты чего?!

Ханна, не отрываясь, смотрела на берег. Выгибавшийся перед нами огромной подковой.

— Слушай. Склон не очень крутой. Мы можем успеть.

— Успеть — что?

— Подняться и осмотреться.

Не, реально, у меня челюсть как съехала вниз, так и осталась.

— Ты что?.. а если...

— Тент возьмем с собой, если что — накроемся. Твою мать, Костя, мы можем вечность прокружить в этом тумане?

Ой, мама.

А ведь резон в ее словах есть.

— А если сорвемся?

— А если заблудимся в шхерах окончательно?

Твою ж душу.

Я выдохнул.

— Ладно. Ладно. Только...

— Даже и не думай, — ой. Она что, читает мысли? Тогда я попал... — Идем вместе. Не хочу объяснять Уивер, что бросила тебя на скалах с переломанными костями.

Склон был каменный. Длинный, растрескавшийся. Трещины сплетались во все тот же ровный узор. Хотя, так, вплотную, заметно, конечно, что это игра природы, а не кладка в натуре.

Не, ну че? Лезть по нему было реально так полегче, чем карабкаться по склону близ нашей стоянки.

И здесь тоже росли грибы. Мелкие, черные, точно такие же.

Серость откатывалась. Облачная волна катилась против ветра. Золотой свет падал на камни.

Я все больше смотрел под ноги. Не, оно, конечно, идти легче — но и на плечах у меня тяжеленная скатка. Потому голову поднял, уже когда стало совсем светло — а мы как раз в этот момент стояли на вершине скалы.

— Ой, — тихо сказала Ханна. — Как красиво.

И правда. Красиво.

Золотая от солнечных лучей вода. Тыщи черных островков, будто такой каменный супчик.

Береговая линия выгнулась широкой бухтой. Дальний край расплывался в дымке. Ближний к нам — выступал в море массивной скалой, будто стесанной с одного боку топором. Там, где мы проплыли, скатывался в море ручеек, чуть дальше падавший на камни небольшим водопадиком.

А перед нами — сколько глазу видно, разноцветные камни.

Не, серьезно, разноцветные.

По розовым склонам — длинные пестрые полосы. Черные, черно-зеленоватые, и даже ослепительно синие — с той стороны гор, что подставлена солнцу. Будто на скалы побрызгали из баллончика с краской. Вдоль склонов тоже тянулись темные и ярко-белые полоски, будто какой-то великан так взял, скомкал клетчатое одеяло — и бросил валяться.

И над всем этим — полоса из золота и свинца, и огромный желтый шар у ее края. Полуприкрытый облачными тенями.

Кажется, и над соседним обрывом торчит что-то типа кактусов? Да хрен разберешь. Может, и так. А может, просто такие каменные останцы, скала загораживает.

Ханна плюхнулась на камень, разглядывая мыс.

— Теперь понятно. Нам оставалось обогнуть вон тот камушек, и можно было плыть до дома, не сворачивая. Наверно?..

Я пожал плечами.

— Снимок сделаешь?

— Да я уже и запись включила, — Ханна водила камерой из стороны в сторону. — Кость. Как думаешь, а почему эти штуки не растут на нашем острове? — она осторожно дотронулась до гриба.

— А хз. Может, климат не тот, — пошутил я.

На поясе Ханны пискнул дозиметр.

Та поморщилась.

— Ты накаркал.

Вместо ответа я сорвал с плеч скатку.

— Помоги расстелить!

От блин. Почему этот долбаный ремешок должен был запутаться именно в такой момент?

— Да что ты делаешь? — Ханна выхватила у меня скатку. Рванула ремень, пытаясь сорвать его с просвинцованной парусины. Приборчик пищал уже не переставая.

— Я... ой.

Ханна покосилась на экран прибора, одновременно дергая непослушный ремень. Промокший брезент выскользнул из ее рук. Рулон скользнул по склону, я бросился следом.

Ой. Ой-е-ей.

Скатка перевернулась раз, второй. Выкатилась на гладкий, ровный участок. Ну, относительно ровный. Покатилась вниз, набирая скорость.

— Твою мать!!!

Блин. Камни очень жесткие. Особенно когда падаешь на них локтями и коленками.

Я цапнул воздух. Промахнулся мимо скатки на полмиллиметра, правда.

А она продолжала катиться. Под уклон, который через какой-то десяток метров плавно переходил в кручу. Описывая петли и подпрыгивая на уступах, рулон прорезиненного брезента, проложенного внутри свинцовой фольгой в несколько слоев, весело ухнул вниз и скрылся из виду.

— ...!

Ханна замерла неподвижно под настойчивый писк дозиметра.

Оглянулась.

— Сюда! Бежим!

Валун был мне по пояс. Самый крупный валун на этой долбаной вершине.

Он отбрасывал хорошую тень. Длинную.

Которой, в принципе, хватало поместиться двоим.

— Божечки. Божечки, — Ханна устало откинулась на теплый камень. У меня опять застучали зубы.

— Сколько?

Ханна посмотрела на прибор.

— В пределах. Ой, мама родная. Костя... извини.

— Д-да фигня, — я типа бесстрашно улыбнулся. — Повезло, да.

— Ладно, — Ханна фыркнула. — Признаю. На сей раз сглупила я, так что один-один.

Я посмотрел вниз — на лодку, качающуюся рядом с пляжем. Отсюда она была очень крохотная.

— Слушай. А это излучение — ну, лодкой потом нормально, можно будет пользоваться?

Ханна негромко засмеялась. Мы сидели, плотно прижавшись друг к другу, и я чувствовал, как ее сердцебиение успокаивается.

— Что у тебя было по физике?

Видимо, это означало "нет". Ну и славно.

Ханна осторожно подтолкнула дозиметр за пределы тени. Тот незамедлительно взвыл.

— Аж зашкаливает, — она вздрогнула. Я успокаивающе приобнял ее.

Мои руки скользнули вверх вообще сами.

Ханна замерла.

— Не думала, что кого-то заводит от радиации, — выдохнула она. — Ну ты и извращенец.

Я отпрянул от нее, будто ошпаренный. Едва не выскочив прочь из тени.

— Я!.. Ханна... извини. Не знаю, что...

— Кость, — прервала меня девушка. — Я сказала, что это извращение, а не что мне не нравится, — ее ладони легли поверх моих и вернули их обратно.

Дальнейшее я помню плохо. Все как в дымке. Не, реально в тумане — облака уже собирались обратно.

Ханна как-то извернулась, я нашел ее губы своими, подался вперед, целуя шею, плечи, грудь. Она вздохнула. Я провел ладонью по теплой спине. Ханна приглушенно застонала, выгнулась под моими губами. Ее рука скользнула по моему бедру...

— Ты...

— Тише. Тише, — я ощутил лопатками тепло камня. Ханна откинулась назад, волосы рассыпались по плечам и груди. Она снова застонала. Клочья тумана запутались в ее волосах. Далекий грохот мешался с шумом крови в ушах. Капли дождя блестели на горячей коже. Мир ненадолго перестал существовать.

Когда сердце уже не пыталось выскочить из груди, я такой осторожно повернул голову.

Ханна улыбалась.

— Похоже, у этих стимуляторов есть побочные эффекты.

— Слушай... я...

Она села, подтянув колени к груди.

— Мы вроде не выкатились из тени?

Я тоже сел. Небо заволокло, туман вернулся — скала превратилась в островок среди белесого моря.

— Идем. Мы можем проскочить мимо лодки, — она не спеша так зашагала вниз по склону, подхватив по дороге камеру.

Уже на полдороге я сообразил, что мы забыли про скатку. Впрочем... ломать ноги на обрывах, разыскивая брезент в тумане — ну его нафиг.

— Ханна, — проговорил я в спину. Она скользила через влажный сумрак, будто русалка.

— Аушки, — Ханна обернулась.

— Ну... это...

Она негромко засмеялась.

— Кость. Это страх, желание и удобный случай. Не загоняйся особо. Мне понравилось, тебе тоже. Или нет?

Я как-то и не нашелся, что ответить.

— Ты помнишь, где осталась лодка? Пешком по этим горам топать займет много времени.

Хорошо, что я глядел под ноги. Иначе бы пропустил зацепленный за ближайший булыжник сачок якоря. Подхватил трос, подтянул лодку чуть ближе к берегу.

— Тент жалко.

Ханна посмотрела вверх.

— Да ладно. Просветов так часто мы не видели, а в лагере есть еще один.

Я веслом отпихнул лодку от берега. Мы принялись грести, направляясь к увечанному скалой мысу. Промахнуться тут было сложно.

— Интересно, — блин, мой голос всегда такой... неестественный? — Почему это излучение появляется только при ясном небе?

Реально мне было не особо интересно. Но сидеть молча было вот вообще невмоготу.

— Думаешь? Мы с Кэт стали записывать показания еще с того раза. Уровень радиации скачет и в пасмурную погоду, просто не до опасных значений. Думаю, излучение просто не проходит сквозь тучи.

— Из чего они? — я задрал голову, будто мог увидеть что-то сквозь туман.

— Спроси у Уилер, — беспечно отозвалась Ханна. — Кость. Еще знаешь что?

Я промычал что-то невразумительное, работая веслом.

— Неплановая беременность может нам тут здорово все осложнить. Сейчас можешь не переживать особо... но если что — в лагере есть запас презервативов.

Я сделал вид, что смотрю за берегом.

Ну да, странно, что дождик на моих ушах еще не шипит.

Кстати... о береге...

— Ханна! Течение!

Дошло до нее мгновенно.

Я бросил весло. Едва не вытолкнув Ханну за борт, бросился к панели. Загудел мотор.

— Твою душу!

Джойстик — вправо до упора. Чересчур сильно — лодку закрутило. Из тумана проступила черная громада — слишком быстро. Я рванул рукоятку обратно, лодка накренилась. Скала росла.

— Весло!

Ханна поняла мгновенно. Мы словно летели на прибрежные камни. Я стиснул зубы, понимая, что наш кораблик пройдет впритирочку.

Лопасть весла скрежетнула по камню. Толчок едва не выбил его из рук Ханны — но мы все же разминулись с каменюгой на считанных полметра. Не знаю, выдержал бы борт удар на такой скорости... И вот реально, не хочу узнавать!

Теперь нас закручивало и несло обратно в бухту. Я матюгнулся. Повернул руль, выходя из водоворота. Обернулся, по уже смутно различимой скале прикидывая, в какую сторону мы движемся.

— Ффух, — Ханна утерла влагу со лба. — Легко отделались.

— Да ладно, — отозвался я. — Ну подумаешь, искупались бы.

Ханна посмотрела туда, где, невидимый в тумане, крутился водоворот. Вздохнула.

— Ох. Хватит с меня сильных впечатлений на сегодня. Давай поскорей приплывем домой.

Пеленгатор начал что-то попискивать часа за два до прибытия. Но вот скалы по левому борту я что-то нихрена не мог узнать. Мы вроде бы здесь уже проплывали, нет?

Я поделился своими опасениями с Ханной.

— Хрень, — коротко ответила она. — Вон тот горб мы обогнули по дороге сюда. Наш остров рядом. Меня другое беспокоит...

— Что?

— Лагерь не отвечает.

Она поднесла к губам рацию.

— Кэт, ответь. Вызывает Ханна. Кэт, мать твою! Квартет, вызывает Дуэт! Ответьте кто-нибудь, что ли!

Так растерянно посмотрела на меня.

— Мне это не нравится.

Я вздрогнул.

— С ними ничего не случилось?

— Да понятия не имею, — Ханна уставилась в туман. — Кость. Врубай на полную. Ну ее, экономию.

Я дал полный газ. Мы и до того шли на движках — еще не хватало бороться с течением — но лодка заметно ускорилась. За кормой протянулся пенный след.

Теперь следить за эхолотом приходилось в оба глаза. В процессе я аж пропустил момент, когда писк в наушниках превратился в устойчивый сигнал, затем из серой пелены донеслось приглушенное жужжание ветряка. Сообразил, что скалы вокруг выглядят знакомыми, когда Ханна похлопала меня по плечу.

И ткнула пальцем вперед, туда, где из мглы вырастал знакомый, похожий на спящего кита силуэт.

— Дом, милый дом, — Ханна сложила руки рупором. — Э-ге-гей! Кто живой!

Я торопливо подвел лодку к берегу, выпрыгнул в воду и зацепил ее за булыжник покрупнее. Ханна бегом направилась вверх по склону, к смутно видным силуэтам палаток.

Я догнал ее уже у входа в "спальню". Ханна откинула покрывало.

— Доброе утро, — сердито протянула она.

Я заглянул через ее плечо. Кэт, ойкнув, натянула на себя одеяло.

— Девчонки, вы меня не то чтобы удивили... Но хоть одна из вас могла подежурить на рации?

Из-под того же одеяла вынырнула голова Ён.

— Мы не ждали вы вернетесь так рано, — сказала та извиняющимся голосом.

— Да я заметила.

Кэт залилась краской, кажется, до самых плеч.

— Следующий сеанс связи еще нескоро... Мы думали...

— Чем вы думали, мне можете не рассказывать, — Ханна смерила ее взглядом. — Ладно, когда об этом узнает Уивер — вам будет обеспечен такой секс, о котором вы и мечтать не могли, — она развернулась. Ткнула меня локтем в бок. — Костя, подбери челюсть.

Широкими шагами двинулась к "кухонной" палатке.

Кэт уставилась ей вслед. Одеяло сползло, открыв неплохой такой вид... впрочем, она не обратила на это внимания.

— Костя, — запинаясь, начала она. — Мы правда не ожидали...

— Все-все, проехали, — оборвал я. — Ладно, просто мы и правда испугались, когда мы не вышли на связь. Ладно... я, это, не буду вам мешать.

Ханну я нашел в палатке, потягивающей пюреобразную бурду из тубы. Она перебросила мне второй тюбик. Я поймал.

Блин. Эта фигня и в разогретом-то виде не отличалась приятным вкусом, а уж холодная... Хотя в Эквестрии вся еда, кажется, имела вкус подгнившего картона.

— Давай-давай, — подбодрила меня Ханна. — Восстанавливай силы. Сегодня ночью они кое-кому пригодятся, — она подмигнула.

— Где ты тут видела ночь?

— Я в фигуральном смысле, — она шутливо на меня замахнулась.

У входа послышались шаги. Внутрь с виноватым видом просунулась Кэт.

— Ханна... — начала было она.

Ханна отмахнулась.

— Расслабься. Я не собираюсь закладывать вас Уилер. Тем более, было бы чего закладывать.

— Я не об этом. Сеанс связи через полчаса... Вы, наверно, хотите отчитаться о путешествии?

— И нам тоже хочется интересно послушать, — ввернула снаружи невидимая Ён.

Ханна фыркнула.

— Знали бы вы, что нам пришлось пережить! Черные грибы. Каменные кактусы. Солнечный шторм. Блуждания в тумане... — она осклабилась. — Знали бы вы, где мы побывали!

Я захихикал. Ну да, без переводчика понятно, чего она имеет в виду.

Мне, во всяком случае.

Ханна посмотрела на меня.

— Причем я там была аж два раза подряд.

Мой смех вдруг перешел в кашель.

Кэт так задумчиво перевела взгляд с Ханны на меня.

— Я так понимаю, путешествие вышло... занимательным, — кротко сказала она. Я что-то ни на грош не верил в эту кроткость.

Ханна щелкнула ее по носу.

— Завидуй молча.

— Было бы чему, — Кэт вскинула подбородок.

Ну я тебе это припомню!

— Костя, сгоняй за камерой, — попросила Ханна. — Я думаю, если мы не покажем Службе хотя бы запись местной флоры, нас оставят без консервов на месяц-другой.

На экране наши похождения выглядели... ну, не такими захватывающими. Серая хмарь. Черные камни. Черные скобки и черно-зеленоватые пальцы "кактусов". Пестрое разноцветье эквестрийских гор и моря под золотым солнцем.

Ну да, самые интересные моменты

Специалисты Уилер, однако, молчали, как громом пришибленные, минут десять после конца фильма.

На экране появилось чье-то лицо в седых бакенбардах.

— Ну, — солидным басом буркнуло лицо. — Пока все, что могу сказать — что уровень моря в этой местности когда-то был заметно выше. Это заметно по следам на склонах даже в записи. Метров на двадцать-тридцать от нынешнего... Квартет, вы наблюдали на склонах что-нибудь похожее на exaration полосы?

— Чего?! — это сказали хором я с Кэт.

— Проф, к чему был вопрос? — донесся еще один голос. — Equestrian климат вроде бы не похож на ледниковый.

— Мы слишком мало знаем о планете, чтобы утверждать что бы ни было о ее климате, — вмешался третий голос. — А рельеф, зафиксированный на кадре двенадцать, кстати говоря, чем-то похож на результат криовыветривания. Если падение уровня моря связано с оледенением...

— Почему тогда этих следов не зафиксировано в непосредственной близости от Жала? — возразил второй голос.

С щелчком дискуссия прервалась, ее сменило багровое лицо Лезюра.

— Будь я по ту сторону Жала — надрал бы уши всей вашей четверке, — очень твердым голосом заявил он. — За возмутительный и недопустимый риск.

— Полковник, — умильным голосом произнесла Ханна. — Ну вы же не подняли бы руку на девушку?

— Руку — нет, — отрезал полковник. — У меня есть отличный офицерский ремень.

— Ооо, — с придыханием протянула Ханна. — Мсье полковник увлекается садомазо? Как интересно...

Лезюр выключил видеосвязь. С той стороны донеслось чье-то сдавленное хрюканье.

Я осуждающе посмотрел на Ханну.

Ну как осуждающе? Уж если у Лезюра не получилось, мне и пытаться было нечего.

— Слушай, я вот уже рад, что мы тут, а он там, — выговорил я. — Будешь и дальше его доводить — в следующий раз как бы он не решил нас расстрелять.

— Ну ты же нас от него защитишь? — Ханна стрельнула в мою сторону глазками. За ее спиной тихо хихикали Кэт и Ён.

Я зевнул, потягиваясь. Позади зашевелилось что-то теплое.

— С добры-ы-ым утро-о-ом, — пробормотала Ён.

Я глотнул водички из бутылки, уселся.

— И вам доброго утречка, — Ханна закинула руки за голову, тоже сладко зевая.

Что-то было не так. Чего-то не хватало. Я закрутил головой. В чем проблема?

Ханна... Кэт... Ён... ноут... все вроде на месте.

— Между прочим, — недовольно пробурчала Кэт. — Насчет прошлой ночи. Я не помню, чтобы соглашалась на последние два раза.

Ён застенчиво улыбнулась.

— Я решила крик "Да, да! Еще!" это согласие.

— Я, кстати, тоже не подписывалась на участие в таких извращениях, — поддержала ее Ханна. — Но я же не бегу в ближайшее отделение Фемблока жаловаться на харрасмент?

Не слушая перебранку, я пытался сообразить, чего меня беспокоит.

— Девчонки. Прислушайтесь. Что-то не так.

Ханна приложила ладони к ушам, картинно вслушиваясь.

— Не понимаю, о чем ты.

— Костя прав, — проговорила Ён. — Я тоже... чувствую. Будто что-то не на месте.

Ветряк работал — мы слышали привычное жужжание. Я включил лампочку.

— Душно, — Кэт потянулась, откинула полог. Взвыл ветер, врываясь в тесную палатку.

До меня дошло.

— Дождь!

Я шагнул наружу.

Оранжевый свет заливал остров.

Резко, порывами свистел очень холодный ветер, наваливаясь на спину, хлопая пологом.

А дождь прекратился.

Впервые за все время, что мы тут кукуем.

И небо — очистилось.

Низко над горизонтом висело гигантское эквестрийское солнце. Как такой круг из оранжевого огня в белесом мареве. Темная стена, поднимаясь от горизонта, рубила солнце напополам.

— Оно что, стало больше? — спросила за моей спиной Кэт. Она тоже разглядывала эквестрийскую зарю.

Может, и так. Хрен поймешь. Очертания звезды сглажены этим полыхающим маревом на фоне облачной гряды.

— Оно... стало ниже.

Точно. Огромный диск висел над самым горизонтом, цепляя краюшком облака.

А другая сторона неба стала темно-синей. Самый край горизонта заволокло тьмой, кое-где из нее проглядывали слабые оранжевые пятнышки.

— Как холодно, — Ён поежилась.

Да. Впервые за долгие месяцы в Эквестрии я ощутил прохладу, стоило вылезти из согретой дыханием палатки. Даже приятно.

Хотя... Если такая погода будет и дальше — придется просить у Службы обогреватели.

— Может, это типа зима такая? — вслух подумал я.

— Может, — протянула Ханна. — Давайте свяжемся с Уилер и спросим.

Она вгляделась в дозиметр.

— Излучение скачет, но ниже опасного уровня. И на том спасибо.

Уилер выслушала доклад, не задавая вопросов. Должно быть, расставленные по острову камеры уже записали необычную смену погоды.

— Солнце опустилось градусов на десять, не меньше, — подытожила Кэт. — Доктор, что это?

— Похоже на либрацию, — проговорил появившийся на экране метеоролог Службы. — Что-то дестабилизирует приливной захват. Это и приводит к переменам погоды. Может быть, какое-то влияние Овода?

— Насколько это опасно для Квартета? — спросила Уилер.

— Для ответа нужно оценить возмущающие факторы. Нужно понаблюдать какое-то время, тогда мы сможем дать внятный прогноз. А пока... Ну, как минимум, это может привести к усилению атмосферной циркуляции. Квартет, советую прикрепить понадежней все, что может унести ветром.

Мы дружно переглянулись. А потом — задрали головы, словно хотели разглядеть ветряк сквозь стенку палатки.

— Что, серьезно? — жалобно спросила Ханна. — Мы будем его разбирать?

— Причем в быстром темпе, — дополнил подключившийся Лезюр. — Иначе вы рискуете остаться без энергии.

— Отлично, — я вздохнул. — Работу на ближайшие часов пять мы себе нашли. Куда делся разводной ключ с последнего раза?

— Потому что в коробке с инструментами ему самое место, — раздраженно сказала Ханна. — Очевидно же.

— Я... — ффух, — держал, — ффух, — его... под рукой, а не в коробке! — есть, пошла. Теперь еще три таких таких же...

— Йехх!

— Девчонки, выбирайте! — крикнул я, борясь с тяжелой махиной ротора. Ну как тяжелой? Один человек ее в принципе мог удержать. Запыхавшись.

Только холодный ветер не давал мне вспотеть. Мы натянули на себя всю одежду, что нашлась в нашем скудном гардеробе, да еще соорудили импровизированные плащи из брезента. Я начал скучать по прежней влажной жаре.

Волны набегали на берег с утробным бульканьем. Они стали выше, хоть знакомыми по Земле барашками упорно не хотели обзаводиться. Мы уже передвинули ближе к вершине все, что можно было подвинуть.

— Готово. Давайте оттараканим вон туда, — я ткнул пальцем в направлении солнца. — Кэт, чего там с радиацией?

— Как прежде, — сообщила та.

— И на том спасибо, — небо очистилось почти полностью, нижний край солнца выглянул из тумана. Но губительных вспышек не происходило — цифры излучения скакали, как бешеные, иногда вплотную у красной черты, но не переходя за нее.

Шторм ревел. Ежась от холода, мы оттащили ротор и генератор к "голове кита", подальше от набегающих на "хвост" валов. Откуда-то с гор донесся далекий грохот, наверно, обрушилась скала.

— Уилер просила связаться с ней, когда мы будем в безопасности! — прокричала Кэт. — У нее есть какая-то важная информация!

— Про погоду?

— Наверное!

Кажется, мы сделали все возможное. На этой скале палатки было толком не за что зацепить, мы даже оттащить ящики на подветренную сторону не могли — склон там был слишком крутой. Оставалось только связывать ящики между собой, набивать их поплотнее всем тяжелым, и цеплять к ним палатку — единственную, которая осталась стоять. Остальные мы сложили и обмотали вокруг груд контейнеров, обвязав поверху.

— Айда по домам... Ханна, что такое? — меня резко схватили за плечо.

— Божечки, — та не отводила глаз от россыпи островков далеко по течению.

Над ними медленно вспухало темное облако.

Тянулось вниз и опадало, словно хобот какого-то инопланетного монстра. На одну секунду я подумал, что вижу новое Жало — но свистящий гул усилился, будто мы сидели внутри гигантского пылесоса. Поверхность воды смутно сквозь дымку выгнулась навстречу облаку, потянулась навстречу, коснулась смерча и слилась с ним. Темный столб медленно полз в нашу сторону.

— Это что? Смерч? — проорала Кэт мне в ухо. Я обернулся, прикидывая, куда бежать — и понял, что и сваливать особо некуда, с обрывистого берега нас сдует еще вернее.

— Не вижу! Но похоже на то!

Черное щупальце ползло сквозь подкрашенный золотым туман, почти с ним сливаясь. Сперва мне почудилось, что торнадо ползет в нашу сторону — но тут же дошло, что он движется по широкой дуге прочь от острова. Я облегченно вздохнул.

— Не бойтесь! Он уходит!

— И распадается! — прокричала Кэт, наводя камеру на столб воды. Тот дрожал, переламываясь посредине. Темный горб пошел вниз, облачный сгусток над ним хирел и рассасывался.

— Черт, — бросила Ханна. — Я, если честно, перепугалась. Валим в палатку от греха подальше.

Под напором ветра палатка дрожала и оглушительно хлопала. Кэт принялась возиться с рацией.

— А ноут?

Та вздохнула.

— Через запасной ретранслятор? И батареи надо экономить. Кто знает, надолго ли это безобразие?

Сквозь кашу помех донесся голос Уилер.

— Квартет, Служба на связи. Как обстановка? Мы тут немного волнуемся.

Я сжато описал последние события. Уилер выругалась сквозь зубы, узнав о напугавшем нас торнадо.

— Пока все укладывается в модель, — сказала она. — Ладно, Квартет. Изначально я просила вас выйти на связь не за этим. Есть... — она помедлила, — новости насчет Жала.

И вот тут я забыл про все смерчи и ураганы, вместе взятые.

— Говорите, доктор! Вы... знаете, как вернуть нас обратно?

Уилер помедлила.

— Не совсем.

— А, — выдохнула Ханна.

— Но мы, похоже, разобрались с механизмом взрывов, — торопливо произнесла Уилер.

Мы молча ждали продолжения.

— В последние дни уже никто не отрицает всерьез, что система Овод-Жало — это какой-то механизм межзвездной коммуникации, — заговорила Уилер. — Очевидно, она может отслеживать, существует ли пользователь за выходной гиперсферой. И если перенесенный сквозь Жало человек... — она помялась, — в общем, система управления считает, что задача выполнена. И разрывает канал.

— А энергия связи... — задумчиво проговорил я.

— Выделяется в стартовой зоне, — подхватила Уилер. — Не вся, разумеется. Лишь крохотный ее процент. Возможно, создатели Овода были нечувствительны к таким процессам. Может быть, этот эффект у них проходил как что-то вроде выхлопного газа при работе двигателя — мелкое неудобство. Или Овод вообще не предназначен для работы на поверхности планеты. Никто не знает. Важнее другое.

— Не тяните, док, — умоляюще попросила Ханна.

— Прошу прощения, Квартет. Так вот... в последние дни благодаря наблюдениям за Жалом мы создали... ну или подтвердили парочку маргинальных теорий, альтернативно раскрывающих связь между квантовой механикой и общей теорией относительности с фиксированным лагранжианом. Топологически процессу можно сопоставить то, что упрощенно можно рассмотреть, как коллапс электронных оболочек прилегающих объемов материи с формированием химически активных радикалов и заряженных частиц. Что, в свою очередь, выражает локальное выравнивание энтропии для зоны гиперсферы с инвертированным направлением термодинамических взаимодействий. Вероятностный характер процесса экспоненциально связывает итоговое энерговыделение с длительностью существования червоточины...

Я затряс головой.

— Доктор. А по-русски можно? Ну, как вариант, по-английски?

— Готов перевести на французский, — сообщил Лезюр. — Это значит, что Жало, закрываясь, превращает все окружающее вещество в бомбу. Очень большую грязную бомбу объемного взрыва.

Ханна пожала плечами.

— А в чем новости? Мы и так это знаем, если отбросить весь ваш технотреп.

— В том, — медленно произнесла Уилер, — что, если теория верна — мы можем оценить мощность взрыва. А она верна. По крайней мере, предыдущие случаи коллапса в нее укладываются.

— И? — не знаю, кто из нас четверых это сказал. Кажется, все сразу.

На той стороне молчали. Ветер хлопал стенками палатки, кстати говоря, уже тише, чем десять минут назад.

— Хорошие новости, — буркнул Лезюр, — в том, что Америка и Китай уцелеют точно. И даже Европе с Россией достанется не сильно. По большому счету, со счетов придется списать только Чехию. Возможно — Польшу с Германией. Мы еще не разобрались.

На сей раз я сообразил быстро.

— Подождите. Это для какого случая? Если мощность зависит от времени...

Уилер кашлянула.

— Говоря теоретически...

— Для случая, — оборвал ее Лезюр, — если вы четверо получите свое прямо сейчас. И чем дольше вы находитесь за Жалом — тем сильней будет взрыв в итоге. Через месяц-другой накроется тазом вся Европа. А через полгода...

Ханна засмеялась.

— На что вы намекаете, полковник?

Лезюр молчал. По моему позвоночнику поползли мурашки. Кажется, я тоже догадался, какой из этого следует вывод.

Не хочу. Ой, правда, не хочу. Хочу домой. Пройтись по Тверской, увидеть своих... Увидеть голубое небо и зеленую траву, а не долбаные эквестрийские тучи и разноцветные камни. Хочу увидеть нормальное солнце — а не этот пережравший комок огня над горизонтом!

А если... если никакой Москвы и никакой Земли уже не будет?

— Квартет, — я вздрогнул. Голос Уилер был сиплым и сдавленным. — Есть... наверное, есть другой выход.

— Говорите, — тяжело уронила Ханна.

— Мы не знаем, как работает Овод. Что он отслеживает. Может быть, достаточно окажется... потерять кого-то из вас. А может быть, ему важно присутствие определенного рисунка ДНК у переносимых. И в пользу этой теории есть кое-какие подтверждения — компьютерный анализ показывает, что спектральное смещение проходящего через Жало излучения может быть модулировано по параметрам, в первом приближении походящим на молярную массу азотистых оснований. Конечно, это могут быть лишь необузданные догадки... Но возможно, это шанс и для вас и для нас.

— Я все еще не понимаю, — пробормотала Кэт.

— Если догадка правильна и Оводу важна сохранность генотипа, а не конкретных транспортированных... — выдавил еще один женский голос. — Гены... могут воспроизводиться.

— Доктор, — медленно протянула Ханна. В ее тоне было что-то непонятное. — Вы намекаете на то, что нам больше не следует пользоваться презервативами?

Из динамиков донеслось что-то невнятное.

— Квартет, — очень официальным тоном произнесла Уилер. — Я не хочу создать впечатление, что я лезу в вашу частную жизнь, однако...

— Доктор, вы рехнулись? — перебила ее, наклонясь к микрофону, Ханна. — Этот ад не подходит даже для простого выживания, не то что для того, чтобы рожать детей! Вам приходится пичкать нас стимуляторами, просто чтобы мы оставались на ногах в эквестрийском воздухе! Здесь нет ничего, кроме воды и камня! Это безумие!

— Это шанс! — рявкнула Уилер, внезапно перестав сдерживаться. — Девочка, если ты хочешь ради Земли застрелиться вместе с товарищами — так и скажи! Ты, мать твою, сама назвала себя лучшим медиком вашей долбаной планетки! Я пришлю тебе все, о чем попросишь, соберу консилиум из лучших врачей Земли! Только купи нам немножко времени, дай понять, что такое Овод и как им управлять! Я ставлю на карту Землю, против этого твоя ... — не такая уж высокая ставка!

Я отшатнулся. По лицу Ханны бродили красные пятна. Она сцепила пальцы, перевела взгляд на меня.

— Итак, Костя, — медовым голоском проговорила она. — После всего, что у нас с тобой было — готов ли ты на мне жениться?

Я подавился ответом. Ён тихо захихикала в кулачок.

— Что? Ты соблазнил невинную девушку, а теперь хочешь пойти на попятный?

Помехи по ту сторону рации очень походили на сдавленный хохот.

— Дамы и господа, — странным голосом проговорил Лезюр. — Как французу, мне претит вмешиваться в столь романтическую сцену. Но как консультант Службы по вопросам безопасности, хочу спросить — наблюдает ли кто-нибудь у вас там за погодной обстановкой?

В этот момент я был ему очень благодарен.

— Я посмотрю, — и выскочил из палатки, как джинн из бутылки.

Не, погодная обстановка не так чтобы особо поменялась.

Холодно, сухо, все вдали заволакивает дымкой, но туман вокруг развеялся. Вода бежит в одну сторону, холодный ветер дует в другую, давит себе — и мне — на плечи. Как-то так.

Гулко фигануло по перепонным барабанкам хлопком Жала. Я сглотнул, прочищая уши. Только сейчас дошло — уже незаметный для всех далекий гул тоже стих. И необычная тишина — ну, типа не считая злого свиста ветра — слегонца так пугала.

Будто в уши ваты понапихали.

Я швырнул в маслянистую воду камушком. Камушек улетел далеко — почти до границы дымки. Шлепки по воде доносились исправно — будто врезался в воду он у меня над ухом.

Я плюхнулся между палаткой и вершиной скалы, чтоб меня хоть слегонца прикрывало. Новых смерчей не виднелось. Ветер тоже не собирался перерастать в шторм. Ну, в общем, стояла нормальная эквестрийская зима, чё.

Минут десять я разглядывал иззубренные горы, сколько их виднелось кругом, потом мне надоело. Закутавшись поплотней в брезент, я стал ходить кругами вокруг острова, изображая из себя часового. На глаза мне попалась наша лодочка, оттащеная от воды подальше.

Интересно, доведется нам сплавать на ней еще куда? Мы ж так и не осмотрели Эквестрию толком.

Ага. Щас. Хрена с два нам дадут еще раз так рисковать.

Хотя... ну какой там был риск? Всего-то заблудиться в тумане, сорваться с утеса, да там попасть под радиацию. Мелочи жизни по эквестрийским меркам.

— Костя, — из палатки высунулась Кэт. — Мы тут обедать собираемся.

— А, ну щас подойду!

С морозца (ну, условного — просто после привычной жары холод пробирает до костей даже в плюс пятнадцать) разогретая перловка казалась пищей богов. А не картонным месивом, как обычно.

Вытянув ноги, я откинулся на стенку палатки. Ветер снаружи стихал, после горячей еды (мне запоздало подумалось, что нефиг бы тратить энергию на разогрев... ну да ладно) меня аж в сон потянуло. Ён тоже клевала носом.

— Костя, — вкрадчиво проговорила Кэт, затянувшись из бурбулятора. Не Ханна, что странно. — Ну, что думаешь?

Ох. Ну вот именно не думать я и старался последний час.

— Ну... это типа как-то сложно.

— Сложно? — отозвалась тоже прикемарившая Ханна. — Ну почему же. Все довольно просто. Можно застрелиться сейчас и убить десять-двадцать миллионов человек с собой вместе. Или можно зажить большой дружной шведской семьей и убить восемь миллиардов чуть позже, но без гарантии. Я как-то даже не знаю... все такое вкусное...

— Ты социопатка, — буркнула Кэт. — Девчонки... Слушайте. Я очень-очень. Очень-очень-очень-очень. Очень-очень хочу выжить, — она хлюпнула носом.

— Покажи мне того, кто не хочет, — вздохнула Ханна. — Да. Я тоже хочу выжить. Пусть в долбучей Эквестрии. И завести ребенка. И ты в качестве его отца меня устраиваешь, — это уже в мою сторону. — А еще я понимаю, что это выбор между быстрой и не очень смертью. И русская рулетка с планетой в качестве ставки. Вдобавок, — последние слова она произнесла, глядя в пол. Я пересел поближе и приобнял ее.

— Ханна, — негромко спросила Ён. — Ты за чтобы всем умереть?

Та замотала каштановой головкой.

— Не-а. Я просто реалистично смотрю на вещи. А еще я устала. Сколько уже дней? Или месяцев? Я устала таращиться в туман и мечтать, что однажды нас спасут. Правда. Вы извините, — она закрыла глаза.

— Эй, — я встряхнул ее. — От кого, а от тебя не ожидал. Чего ты раскисла? Только представь себе — однажды Уилер связывается с нами и говорит, что нашла способ переключить Жало. И мы возвращаемся домой, а этот остров потом назовут нашим именем.

— Если будет кому называть, — глухо пробормотала та из-под руки. — Я... я хочу спать.

Да и у меня закрывались глаза. Повкалывать на холоде, потом замерзнуть, потом тепло и сытно пожрать, в палатке, согретой теплом тел... Я положил голову Ханне на плечо и отрубился.

Я проснулся часа, наверно, через три. И даже спросонья понял — что-то изменилось.

В палатке ощутимо потемнело. Я даже подумал, наконец-то на планете настала ночь. Хоть глаз выколи.

— Что?

— Батарея стала садиться. Я выключила свет. Кто знает, когда опять получится собрать ветряк, — пояснила Кэт.

— У нас же этот есть. Генератор.

— Генератор долго достать, — возразила Ён. — Он в дальнем ящике.

Мы завозились на полу, распутываясь.

— А почему так темно?

— Понятия не имею, сама только проснулась, — Ханна.

И тут я понял, что меня разбудило. Грохот.

Тот самый, отдаленный, к которому мы в Эквестрии успели привыкнуть. И который куда-то девался за последние несколько часов.

— Девчонки, пошли наружу. Хоть глянем, что творится.

Покрывало-термос скользнуло в сторону — и в палатку ударило жарой, будто из открытой печки.

Ветер совершенно стих. Но тишины не было. И света — тоже.

Туман, вернувшись, слизнул горы и море, спрятал распухшее солнце, я не различал даже берег острова.

Но теперь он был... темным. Серьезно. Если раньше льющийся вокруг рассеянный свет давал хоть что-то увидеть — то теперь вокруг была дымная хмарь. Стоило Ханне сделать шаг в сторону — и я перестал различать даже силуэт.

— Страшно, — шепотом сообщила Кэт. Я мог ее понять.

Несмотря на то, что едва расслышал.

Грохот стал сильнее. Накатывал со всех сторон. Казалось, где-то рядом с нами рушится со скал водопад. Или грохочет огромный барабан. Или заводится гигантский "запорожец".

— Надо связаться с Уилер? — так же, полушепотом, спросила Ён на ухо.

— Надо бы... Ханна, ты там где? — теперь уже во все горло.

— Возле берега! — проорали мне в ответ. — Ну и жарища!

Это да. Воздух был разогрет, как в бане. Наверно, после неожиданного мороза прежнее тепло казалось таким... раскаленным.

Щелкнул мой фонарик. Хренушки — свет вяз в горячем тумане, как в каше, превращая его в молоко.

Грохот стал еще сильнее. Будто на лагерь, завывая, наползало что-то очень-очень большое. Кажется, я чуял раскаты даже подошвами.

— Слышите? — из темноты появилась Ханна.

— Ага, — кивнула Кэт. — Костя, Ён, мне это не нравится.

— Ой!!!

Я обернулся к взвизгнувшей Ён.

— Что такое?

— Холодное! — Ён держалась за плечо.

— Что?!..

Грохот распался на оглушительную барабанную дробь. Я услышал дробный стук по тенту палатки, затем совсем рядом — и прямо в макушку резко тюкнуло ледяной иголочкой.

— Твою мать!

Теперь барабанило со всех сторон. Очень холодные, тяжелые капли с какой-то ленцой проплывали через луч фонарика. Разбрызгивались о камень, о палатку, о нас. Вода обжигала холодом.

— Это что... дождь?!

— В палатку! — Ханна уже нырнула под полог.

Мы скорчились под натянутой крышей, уже не в состоянии перекричать дождь. Капли били в брезент даже не то, что бы сильно — но всплески от миллионов мелких брызг сливались в оглушительный рев. Как хорошо, что многослойная ткань не пропускала не только воду — но и холод! А то мы бы щас здесь законечели!

— Не нравится мне эта погода! — крикнул я на ухо Ён.

— Мне не нравится все Эквестрия! — прокричала та обратно.

Кэт пробралась мимо нас с Ён к выходу. Завозилась с застежками.

— Ты что?

— Хочу глянуть, что с ретранслятором! — крикнула та. — Не могу вызвать Уилер! Должно быть, что-то с антенной!

— А... подожди... — Ханна завозилась за моей спиной. — Держи! — она выудила откуда-то плащ-палатку и сунула Кэт. Порыв холодного ветра мгновенно вынес из палатки все тепло, Ён скрипнула зубами. Я поплотнее закутался в покрывало.

Уже когда девушка исчезла в мокрой тьме за порогом — я запоздало подумал, что в такую погоду лучше бы не ходить поодиночке...

Сунулся сам к выходу — и ворвавшаяся в палатку Кэт, не успев затормозить, со всей дури вьехала мне в глаз коленкой.

— Б..!!! Маш, ну можно...

Я осекся. Кэт даже не обратила на меня внимания — и ужас на ее лице говорил сам за себя. С накидки бежали на брезентовый пол целые ручьи дождевой воды. В крышу что-то ощутимо так треснуло.

— Что?!...

— Костя! Девчонки! — ей не хватило дыхания. Она набрала полную грудь воздуха...

— БЕЖИМ!!!

Я такой подорвался. Выпрыгнул под ледяные струи. Затаращился по сторонам.

Что вообще творится?

Дождь грохотал. Вокруг вставала стена воды. Кэт ткнула пальцем куда-то в сторону мыса.

Я, поеживаясь (Ой! Да б...! Что ж вода такая ледяная?!), прошел несколько шагов... Пока нихрена не видать. Вот показались пустые ящики, лодка...

Э. Мне кажется? Или камни под ногами явно стали теплее?

Рядом бухнуло. Что-то белое вырвалось из темноты, ударило в камни и разлетелось на куски.

На множество мелких блестящих льдинок. Которые тут же начали таять.

— Это что? Град?

— Точно! — заорала Ханна. Она, закутавшись во вторую палатку, держалась за мной вплотную. — Этого только не хватало для полного счастья!

В клубах сгущавшегося тумана мелькнула темная вода.

Не понял?

Наш остров вроде бы был больше?

От воды шли облака густого пара. Ползли по камням, поднимались нам до пояса. Фонарик с трудом пробивался через завесу.

Ханна похлопала меня по плечу, ткнула пальцем в пар. Камни на берегу совершенно точно разогрелись — аж стоять стало неприятно. Я сделал еще шаг вперед...

Еще одна градина прилетела сверху, ушла в горячую воду. Всплеска почти не было, но несколько мелких капель все же разлетелись, обрызгав мне ноги.

— Ой!!! Да это же почти кипяток!

Ханна, опустившись на колено, протянула руку к урезу воды — и отдернула, даже не прикоснувшись.

Она молча ткнула пальцем под ноги.

Море... наступало.

Сантиметр за сантиметром берег уходил под воду.

Пар затягивал скалу.

Градины с мелкое яйцо размером били в камень уже непрерывно. Кто-то вскрикнул — Ханна или Кэт с Ён?

Развернувшись, Ханна скрылась в тумане. Я припустил за ней, почти наощупь — хорошо, свой остров мы уже выучили как свои пять пальцев!

Уже завидев свет второго фонарика, я понял, что мы забыли. Развернулся.

Черт.

Шаг, еще шаг по бугристым камням... А вот и лодка, перевернутая вверх дном. Я ухватился за корму, подналег — потащил пластиковую посудину в сторону возвышенности...

Пятку обожгло. Я отскочил в сторону, скорей угадывая, как быстрые струи кипятка подбираются к белой скорлупке. Стиснув зубы, перескакивая с ноги на ногу, подобрался к борту лодки, потащил уже не к палатке, просто прочь от поднимающейся воды...

Из темноты вынырнула Ханна. Вцепилась сама в борт суденышка, подхватила... До меня дошло, что она хочет сделать. Я тоже подналег — и, поднатужившись, мы взвалили корпус себе на плечи. Очень вовремя — пара градин уже просвистела в сантиметре от уха!

Я даже не знал, в какую сторону мы бежим — лодка загораживала обзор. Мы с Ханной угадывали направление только по подъему скалы под ногами. Градины катились навстречу, подворачивались под ноги, таяли на глазах.

Ён вцепилась мне в рукав, помогла сбросить лодку с плеч... Потащила в сторону, к палатке.

Мы скорчились в крохотной брезентовой пещерке, освещенной тусклым фонариком — я свой вырубил, Кэт перевела на малый свет. Крыша, натянутая на распорки, вздрагивала от тяжелых ударов града. Странно — к нам подбиралась волна кипятка, но мы дрожали от холода!

— Костя! — прокричала Кэт. — Как быстро... вода?

Я затряс головой.

— Через полчаса затопит палатку! Если не остановится!

— Надо бежать!

— Куда! — это уже Ён. — Мы на острове!

— Лодка! — дальше дыхалки не хватило, но меня все поняли.

Ханна прижала руку ко лбу.

— Костя! Помнишь уступ ниже по течению?

Я-то помнил — еще по нашей с ней вылазке. Наверно, в том месте из скалы вывалилась большая глыба, на месте которой осталось что-то вроде ниши в обрыве. Достаточно большой на четверых!

— Туда не залезешь! Высоко!

— Это раньше высоко! А если вода поднялась?!

От постоянных воплей болело горло. А от постоянного рева града — уши.

— А запасы? Бросим?

— Лучше, чем свариться!

Ханна высунулась наружу.

— Мать вашу! Плывем сейчас или будет поздно!

Я сунулся ей через плечо... Да любить-колотить! Пар заволок все вокруг, а из темноты отчетливо слышалось журчание воды.

— Давай! — Кэт и я перевернули лодку. Камни разогревались, нас окутывало теплом. После ледяного дождя — сплошное удовольствие... Я затряс головой — и тут же получил по ней льдышкой. Помогло.

Ханна примчалась откуда-то от ящиков с охапкой пенопласта в руках. Ах ты ж умничка... Она расстелила его на дне лодки, вздрагивая от ледяных колотушек. Мы с Кэт торопливо подняли тент, я подергал винт — вроде крутится... Ён швырнула в лодку ноут и рацию, следом последовал ящик — кажется, с консервами и таблетками...

— Все! Погнали!

— Подожди! — Ён, кажется — хрен поймешь в пару — ожесточенно срывала с дужек брезент. Отчаявшись, полоснула по растяжкам ножом. Швырнула на дно лодки, вторым слоем. Перелезла через борт...

Нас окутало жарой. Палатка, остров, вся Эквестрия растворилась в пару. Мелькнула палатка, качающаяся в горячих струях. Лодка вздрогнула. Качнулась.

И закрутилась вокруг своей оси, осев почти по борт. Дно, должно быть, уже раскалилось, но брезент в три слоя, да еще пересыпанный ледышками, жару пока держал. Рывок, другой... мы боялись пошевелиться, чтобы не черпнуть бортом кипятка. Ханна и Кэт сгрудились под тентом, я, стиснув зубы, терпел удары градин. Ён втиснулась куда-то между мной и ящиком, накрыв голову ноутом.

Превозмогая навалившуюся в горячем воздухе слабость, я дотянулся до пульта. Откинул рычажок. Ткнул кнопку.

Спасибо Оводу, Эквестрии и хз еще кому! Этот шедевр спецназовского судостроения включился — даже опущенный в кипяток! Затарахтел винт. Я вцепился в рычаг мертвой хваткой...

Я не был уверен, что плыву в нужную сторону. Это было, наверно, хуже всего, с чем мы имели дело.

Ледяные удары в голову, шею, плечи. Медленно пробирающийся сквозь пенопласт, лед и брезент жар снизу. Вытягивающая силы жара — и холод от тающего льда под задницей.

Медленное движение сквозь пар и тьму. Я пытался прикинуть поправку на течение, вспомнить, как включается эхолот, сообразить, где берег... Мозг отказывался соображать.

Из тьмы пришел новый гром. Жало? Хлопок? Справа? Тогда надо чуть принять левее... Или я все перепутал...

Не знаю, сколько прошло времени. Пять минут? Полчаса? Сутки? Знаю только, что ничего не ощутил, когда луч фонарика заиграл на каменном склоне в метре от носа лодки.

Я повернул руль влево. Берег тянулся и тянулся... Точно не могу сказать, как я умудрился не проморгать пещеру. В глазах уже рябило. Кажется, я просто дождался первого места, где можно было вылезти из лодки...

— ХАННА!

Та поднялась — медленно, вздрагивая, двигаясь по миллиметру. Лодка опасно закачалась.

Ханна вцепилась руками в камень, тормозя качку. Ура — уклон в этом месте был не такой крутой, как ближе к воде... где он раньше был ближе к воде. Она распласталась на горячих камнях, поползла вперед. Обернулась к нам.

Я толкнул вперед Ён. Теперь мы все-таки черпнули кипяточку — но и до этого приняли на дно порядочно битых градин, и я только зашипел, когда чересчур горячей водой обдало ступни. Вместе с Кэт выкинул на берег ящик, ноут, рацию.

— Давай!

Теперь в лодке остался один я. Примериться.

— Уй!

Пальцы на левой ноге обожгло огнем, колено правой и локоть больно скребанули по камням. Я плюхнулся на берег, мечтая свалиться в обморок.

Мне вцепились в руку. С силой поволокли выше. Молотящий по всему телу град ослаб... исчез.

Рядом было что-то теплое. И мягкое. Я скорчился на горячем полу пещеры, обхватив прижавшуюся ко мне Ханну, спиной чувствуя тепло Кэт. Ногой отпихнул ледяную робу, пытаясь понять — мы мерзнем или задыхаемся от жара? Кажется, все-таки второе... Надо бы следить за уровнем воды — если и пещеру затопит, мы... мы...

Ох.

Ой.

Твою мать.

Как больно.

Кажется, болит каждая мышца.

Нет, каждая клеточка.

Ох. Ох. Ох.

— Ох... — послышалось рядом. Заворочалось.

За спиной закашлялась Ён, сплюнула. Ханна, скрипя зубами, села.

— Божечки ж мои... Мальчики и девочки. Мы, кажется, живы?

— Мне приснился кошмар, — сообщила Кэт. — Там были заморозки, внезапный дождь с градом, а потом ночь и наводнение из кипятка. И мы уплывали по нему на лодке.

Я вытянул шею (еще один приступ боли). Пещеру заливал серый свет обычного эквестрийского хренпоймешькакоговремени суток.

Туманная стена перегораживала вид.

Не было ни жары, ни холода. Вернее, была жара — но обычная. Не сошедшая с ума скороварка с ледяным душем, в которой мы очутились вчера не-ночью.

— Где мы?

— Там... куда ты нас привез, — простонала Ханна. — Кажется, в трехстах метрах ниже по течению от лагеря, но не уверена. Что это было такое?

Я что-то зассал вставать. Слишком низким был потолок пещеры — а говоря точнее, просто выемки в скале — и слишком наклонным пол.

Просто подполз к выходу.

Склон уходил вниз, в туман. Воды видно не было. Должно быть, этот поехавший кипящий паводок закончился так же, как и начался.

— Интересно, часто здесь такая фигня?

— Какая разница? — спросила Ён. — Главное, что мы живы!!! — она засмеялась.

Эх, мне бы ее оптимизм.

— Лодку снесло.

— Да и хрен бы с ней, — заметила Ханна. Перекатилась через меня. — Так. Приступаем к медицинским процедурам, — она щелкнула крышкой ящика.

Ватка огнем прошлась по моим царапинам. Ханна впихнула мне в рот что-то круглое.

— Что это?

— Лучше не спрашивай, — хмуро ответила та.

Волшебная таблетка, чем бы она ни была, помогла — мутиться в глазах и трещать в голове стало меньше. Я хмуро стал таращиться в туман.

— Интересно, что с лагерем?

Кэт уселась рядом.

— Смыло, наверно.

— Не уверен. Мы ж крепили все, того, надежно. И контейнеры воды не боятся.

— Воды, ага. А не крутого кипятка, — напомнила Ханна.

Ён приобняла Кэт за плечи.

— Ты можешь связать с Уилер?

— Если смогу, это будет чудом, — отозвалась Кэт. Защелкала рычажками рации... — Ну я же говорила?

— Что такое?

— Рация сдохла, — сообщила Кэт. — Ноут, как ни странно, остался цел, но толку от него сейчас?

Я почесал в затылке.

— Может, попробуем доплыть до лагеря?

Ханна покачала головой.

— Кость. Я в таком состоянии далеко не уплыву.

— Я проплыву! — Ён вскинула руку, как отличница на уроке.

— Я бы тоже... попробовал, — нет, я не то чтобы нарывался — но за время нашего попадания в Эквестрию я успел натренироваться в плане плаванья. Может, и одолел бы триста метров между пещерой и нашей брошенной стоянкой.

Ханна осторожно вытянулась. Ну как вытянулась — пятками уперлась мне в бедро, головой — в стену пещеры. Зрелище было соблазнительным... но я бы сейчас и на Дейзи Ферн в неглиже не польстился.

— А что мы надеемся там найти? — спросила она, буравя меня и Ён взглядом.

— Ну... — ответила за нас Кэт. — Это первое место, где нас будут искать Уилер с компанией.

— А, думаешь, будут?

— Обязательно, — вмешался я. — Даже больше, наверняка уже ищут. Они же знают, что мы живы.

— Откуда... — Ханна кивнула. — Да. Понятно.

Все-таки я переоценил свои силы.

Да и Ён тоже.

Первый раз мы отдыхали, уцепившись друг за друга и качаясь на волнах. Отдыхалось плохо, к тому же течение успело снести нас сильно ниже. Второй раз нам попался какой-то камушек среди волн — сишком маленький, чтобы на него забраться, но уцепиться нам его хватило — и с третьей попытки мы, задыхаясь, плюхнулись на берег.

И лежали носом в камень минут двадцать, прежде чем Ён — да и мне — хватило сил подняться.

Мда.

От лагеря мало что осталось.

Исчезла "кухня", исчезла спальная палатка. Складская осталась на месте, но опрокинулась набок — должно быть, под напором течения. Рядом с ней виднелось несколько ящиков с продовольствием — те, что оказались слишком тяжелыми. Исчез ветряк, даже поднятый наверх, пропала без следа стойка с приборами.

— Надо... очень много вернуть обратно, — Ён попинала ногой ближайший ящик.

— Шутишь? Оно все на дне морском.

— Не так. Через Жало.

Я покосился на привычный уже прогал в тумане.

Ён принялась бродить вокруг, пытаясь оттащить сдвинутые течением ящики и приборы обратно к палатке. Я стал помогать ей.

Интересно, зачем? Половина наверняка перепортилась от жары.

Вообще. А стоит по новой ставить лагерь на острове? Кто знает, как часто в Эквестрии случается такая... такая... плохая погода?

Может, поискать место, которое лучше подходит? Пусть подальше от Жала — но не так близко к воде?

Хотя — где? На верхушке скалы лютая холодина. Да и ровное место там искать задолбаешься.

Хотя — а много ли мест мы тут вообще осмотрели?

— Генератор! — Ён, поднатужившись, приподняла край коробки. Я пришел ей на помощь.

— Надо проверить, работает ли...

За спиной затарахтело.

Я обернулся.

Ярко-оранжевый плотик, гудя мотором и покачивая антенной — будто детская игрушка — выплывал из тумана.

— Служба вызывает Квартет! — раскатилось над водой. — Служба вызывает Квартет! Квартет, ответьте!

Я подорвался к воде.

— Э-ге-гей!

— Мы здесь! — Ён подпрыгивала, размахивая руками.

Я, кажется, аж разглядел, как закрутилась камера на носу плотика.

— Квартет! — рявкнул динамик. — Ваше состояние? Где...

— Все живы! — звонко выкрикнула Ён.

Смерив взглядом плотик, я подумал, что решена проблема — на чем везти обратно Кэт и Ханну.

Час спустя мы сидели в кружок вокруг новой рации в новой палатке. Для настроения, стоило, наверно, сидеть у костра — но для него не было ни возможности, ни желания. Даже шевелиться особо не хотелось — в избитые мышцы понемногу возвращалась боль.

В углу стоял ящик с новыми бурбулятором и новыми припасами. Во время наводнения погибло — по словам Ён, разбиравшей завалы — больше, чем показалось сначала. Горячая вода проникла внутрь и перепортила кучу хавчика. Даже консервные банки разнесло течением по всему острову, а большую часть — скатило в бездну.

Новый ветряк нам обещали как только так сразу. А пока приходилось обходиться парочкой слабеньких аккумуляторов.

Кэт окинула нашу компанию взглядом.

— Ну... с победой нас, — неловко пробормотала она.

Ханна покачала головой.

— С какой победой?

— С маленькой. Для каждый день, — неожиданно возразила ей Ён. — И так — будем раз и еще раз. Пока не победим совсем. Так?

Ханна тяжело вздохнула.

— И что теперь нам делать?

Я кашлянул.

— Ну... давайте, наверно, оставлять дежурного. Чтобы предупредил, если погода вдруг начент портиться.

— Я не о том, — оборвала меня Ханна. — Ребята и девочки. Вы еще не убедились, что Эквестрия не подходит для выживания? Мы еще живы по чистой случайности. Нам просто повезло больше, чем тем, кого она прикончила до этого, — зеленые глазищи обвели взглядом палатку. — Но вечно нам везти не будет.

— Хватит! — от неожиданно громкого голоса Ён у меня заложило уши. Кореянка свирепо ударила ладонью по земле. — Больше хватит разговоры о том что всем умереть! Ты с Костя вытащить меня из машина тогда — для того? Или нет? Или тогда ты делала храбро и быстро — а сейчас нет почему?

Я присвистнул. Ён, похоже, не на шутку разволновалась — сейчас она говорила по-русски гораздо чище. Обычно.

— Правильно, — поддержала подругу Кэт. — Ханна, ты чего? Сама обещала нас отсюда вытащить. Помнишь?

Ханна смотрела куда-то сквозь брезент палатки.

— Я уже говорила, — буркнула она. — Я устала. А, ладно... — она отвернулась к стенке. Чем-то там завозилась...

— Что?

— Маленький неофициальный подарок от полковника с Уилер в честь спасения, — сообщила та. — Кое-что из рациона подводников для улучшения пищеварения.

Звякнуло стекло.

— Ого! — Кэт вгляделась в маленькую бутылочку.

— На четверых здесь, конечно, по капле. Но отметить наше выживание... Нашу, как ты говоришь, маленькую победу — почему нет?

Она бережно разлила вино по крышкам.

— За Землю.

— За жизнь.

— За победу, — Ён задумчиво понюхала крохотный стаканчик.

— За все хорошее, — высказался я последним. Вино ласковым огнем согрело больное горло.

— Давайте спать, — Ханна зевнула. — Всем нам нужно отдохнуть. А завтра будем думать, что делать дальше. Хорошо?

Не-не-не. На сей раз — никакой дурацкой самодеятельности с игрой в этих, капитанов Куков. Только спокойные, аккуратные прогулки без выхода за покрытие пеленгатора.

Хотя... тут и в пределах его действия столько островков, что можно сбиться со счета.

Я старательно наносил на карту наш курс. Не, нам как бы показали, как работать с плоттером, но вот как раз он и не выдержал эквестрийских условий.

Черные спины выплывали из тумана и в нем же пропадали. Большинство — или слишком низкие, или слишком крутые, короче, для нового лагеря они не подходили.

Вот показалась торчащая из воды длинная каменюка, будто башня. Ее сверху покрывало множество каких-то крохотных черных блямб... Ну да. Точно.

— Смотри, — я тронул Ён за плечо. — Вот такую штуку мы с Ханной видели в море.

Ён внимательно осмотрела грибы.

— У вас оставалось время и смотреть на стороны? — весело спросила она.

— Да ну тебя.

Идея подыскать место, где нас точняк не затопит волной из кипятка, обсуждалась долго.

С одной стороны — остров, как говорится, в шаговой доступности от Жала, это, конечно, удобно. Далеко плавать не надо, припасы всегда под рукой. А с другой — раз в неделю сплавать за продуктами нас не напряжет, а Уилер со Службой, сидя в Праге, чем помогут нам тут? Что и показало наводнение.

Ученые Службы до сих пор спорили, в честь чего нас едва не сварило. Из их объяснений я понял только, что они не могут выбрать, чья гипотеза достоверней. И что было бы хорошо, если б мы сплавали хотя бы километров на сто вверх по течению, делая попутно замеры и съемки. Лезюр, услышав идею, против всех ожиданий, не наложил на нее вето тут же, а буркнул что-то типа "Это надо обдумать".

Ну и вот. Теперь мы с Ён нарезали круги вокруг лагеря. Ища местечко, где можно будет устроиться понадежней.

Легче сказать, чем сделать.

Мы с Ханной знали аж три-четыре места, где можно было выбраться на берег, включая ту бухту, где мы... короче, где мы уронили в пропасть тент. Но все они были двух видов.

Первый — типа склона у нашего лагеря. Человек поместится, а палатка — фигвам. Либо склон такой крутой, что ходить по нему надо на карачках, не то что разбивать стоянку.

Второй — типа той самой бухты. Слишком близко к воде, если вдруг опять наводнение. И далековато от ретранслятора.

Ну вот.

Еще проблема — мы ж не знали толком, как высоко может подниматься вода. Правда, геологи Службы, отсмотрев по новой кучу наших снимков, хором заявили, что теперь-то они ясно видят оставленные наводнениями следы на скалах. Очень, блин, вовремя.

Ну, по крайней мере, они заодно сказали, что выше того раза паводок вряд ли достанет.

Опять же... А если специалисты Службы чего-то напутали? На нашем острове мы, по крайней мере, можем быстренько свалить к берегу, пока не стало слишком поздно. Если не щелкать клювом, как мы в прошлый раз — так можно и на скалы прямо напротив лагеря успеть вылезти, там уж вряд ли достанет. А вдали от берега?

Или сплавать вдоль берега не на сутки, как мы с Ханной — а на неделю или две? Осматривая берег, пока не найдем подходящее место? Ведь не может быть такого на целой планете?

Правда, тогда придется остаться почти без связи с Землей? Страшновато.

Но тогда можно и не париться. Устроиться в бухте, выставлять дежурных и стараться не пропустить наводнение. Раз в несколько дней плавать к Жалу с докладом и за хавчиком. Как-то так.

Своими мыслями я поделился с Ён.

Та покачала головой, но ничего не сказала. Вообще, что-то она какая-то задумчивая сегодня.

Ну вот, плывем дальше. Вокруг туман, шумит вода, грохочет вдали...

— Ён. Знаешь, чего я подумал?

— Ммм?

— Вот этот грохот, — я ткнул рукой для иллюстрации. — Слушай. А может, это и есть дождь?

Ён прислушалась. Тряхнула черными прямыми волосами.

— Так долго? Все время? Так сильно?

— А ты вспомни, что было во время шторма. Ревело так, что мы чуть не оглохли. И это. Это же другая планета. Кто сказал, что дождь здесь не может идти постоянно?

— Не знаю, — Ён отвернулась к пульту, когда запищал эхолот. Сквозь дымку вырисовывалась очередная скала.

Так. Кажется, ее нам придется оплывать.

Остров был здоровенным — дальняя сторона скрывалась в тумане. Ближнюю к нам венчала глыба, похожая на голову какого-то сказочного чудища. Словно огромный дракон улегся на скалу, вытянул передние лапы и внимательно так уставился на невидимое солнце.

Ён довернула руль, лодка ушла правее. Мимо нас проплывал бок "дракона" — почти отвесный обрыв, исчерченный пестрыми полосами. Я сощурился, стараясь разглядеть, что там дальше, в тумане.

Вроде обрыв делается ниже? Я вытянул шею, стараясь заглянуть через его край. Кажется, дальше в противосолнечную сторону и склон не такой крутой... Может, это то, что мы искали?

Лодку качнуло. Слегка, но Ён обернулась к скале. Присвистнула.

Проследив за ее взглядом, я увидел зияющую в камне арку.

Не, реально. Неправильная арка двухметровой высоты. В которой глухо свистел ветер.

— Пещера?

— Похоже, — Ён внимательно рассматривала прогал.

— Что такое?

— Смотрим?

Я свистнул.

— Сколько мы говорили, что нам тут, типа, нельзя рисковать?

— Что здесь риск?

Я помотал головой.

— Когда б не камень окаянный, что мне на голову упал... Ён, да эта штука может нам на башку свалиться!

— Окей, — да и лодка уже миновала арку. Мы скользили по течению вдоль обрывистого берега... который, впрочем, уже превращался в пологий, открывая вид на обширный склон.

А ведь это, кажется, вполне может подойти...

Склон уходил вверх, к череде темных останцев — не, ну точняк драконья спина — вроде и довольно полого, а вроде и по высоте раза в три выше, чем наша каменюка. И палатки поставить вроде можно — вон там вообще такая нормальная терраска, да еще и прикрытая скалистым выступом от эквестрийского солнышка. Мыс-"хвост" все еще тонул во всегдашнем эквестрийском тумане.

Мы переглянулись.

— Смотрим, да?

— Ладно, твоя взяла.

Лодка на самом малом ткнулась в скалы. Мы обмотали трос вокруг очень кстати пришедшегося скального выступа и по очереди перебрались на скользкие от влаги камни.

Не торопясь — спешить-то некуда, да и дыхалка экономится — мы начали подъем к присмотренной мной терраске. Шаг за шагом мимо серых и розовых глыб "гребня", мимо и тут растущих черных грибов...

— Я понимаю, — Ён опустилась на колени. Коснулась гриба пальцем.

— Да?

— Они растут, — Ён замялась, подбирая слова, — где нет кипящей воды. Выше, чем вода идет.

Хм.

А чо. Похоже на правду.

Только вот...

— Погодь. Тогда получается, такие наводнения здесь часто?

— Получается, — Ён пожала изящными плечиками.

Мда. Нерадостные новости.

Хотя — значит, там, где растут грибочки, и мы можем чувствовать себя в безопасности?

Ну, если забыть, что нам-то радиация не пофиг.

Я ходил взад и вперед по террасе, пытаясь прикинуть, где поставить палатки. Поодаль Ён делала снимок за снимком. Клубился туман.

Так. А что за черная дырка вон там, выше по склону?

Ён тоже ее заметила.

— Другой вход?

Секунд пять я пытался понять, что она имеет в виду, потом до меня дошло, что речь о другом входе в пещеру. Ну да, мы примерно над аркой внизу и находились.

Ён уже поднималась к отверстию. Опустилась на колени, заглядывая внутрь.

— Костя! — крикнула она в мою сторону. — У нас есть фонарик?

Ну, вообще, да, есть.

На лодке.

Еще там же была бухта троса.

— Да что тебе так далась эта дырка? — не выдержал я.

Ён покачала головой, проверяя узел. — Хочу смотреть.

— Может, тогда лучше я полезу?

Ён злорадно улыбнулась.

— Ты нужен делать детей.

— Я, между прочим, еще не согласился на этот ваш план, — буркнул я. — И вообще. Это не значит, что я разрешу тебе лазить во всякие... подозрительные щели.

Та стрельнула глазками.

— Я и Кэт отношения — не твое дело, а? И есть вторая причина.

Не надейся, в краску ты меня не вгонишь...

— Какая?

— Я меньше.

А вот это звучало серьезно.

Веревка дергалась и натягивалась, пока Ён пыхтела где-то в глубине каменного хода. Я понемногу разматывал моток, озабоченно вглядываясь в темноту.

— Эй! Ты еще там?

— Нет! — звонко донеслось из тьмы. Я видел отдаленные отсветы на стенках тоннеля. — Я вернулась в Земля!

Шутница хренова...

— Вау, — донеслось из тьмы очень отчетливо. То ли тоннель хорошо фокусировал звуки, то ли эквестрийский воздух, но я слышал даже, как колотится сердце кореянки.

— Что такое?

— Красиво! Ладно... доставай меня! Хотя — нет!

— Чего?

— Костя! Спускайся к воде и плыви ко второй вход! С лодкой!

— Нахрена?!

— Скажу внутри!

Я начал серьезно подозревать, что эквестрийский воздух плохо сказался на ее здоровье. Или там, не знаю, передозировка кислорода из бульбулятора?

Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка... Блин, и трос не за что зацепить. Ни единого подходящего булыжника поблизости, а до останцев тащить длины не хватит.

— Быстрее!

— Все в порядке? — озабоченно проорал я в дырку.

— Все отлично! Но плыви быстро!

Я забрался в лодку. Торопливо запустил мотор. Развернулся, направляя кораблик обратно, вдоль обрыва.

Вот и арка. Я аккуратно подвел лодку к отверстию входа... Вытянул шею, пытаясь разглядеть, что-то внутри.

— Ён! Ты там?

— Нет! Я здесь!

Подпрыгивать от неожиданности в лодке — не лучшая идея. Особенно, если она хорошо так нагружена. Державшаяся за борт Ён фыркнула, будто кит — от моего рывка ее окунуло с головой.

— Твою мать! Как ты здесь оказалась?

— Ход идет через, — сообщила Ён, работая ногами, чтобы бороться с течением. — Заходи лодку. Надо смотреть, хватит места?

— Да зачем? — уставился я на нее. — Если опять паводок, мы здесь не укроемся! Хуже — сваримся!

Вместо ответа Ён оттолкнулась от борта, лишь пятки сверкнули в гладкой воде. Секунда — и исчезла в пещере, будто русалка.

Нет, положительно, она чокнутая не хуже Ханны.

А, ладно. Все мы тут немного не в своем уме.

Я не стал заводить мотор — побоялся заклиниться в узком проходе. Арка опускалась, мне пришлось сперва наклонить голову, затем распластаться на дне лодки. В лицо ударил синий свет фонарика, я выпрямился.

Хм. А правда, красиво.

Стены — в переливающихся гладких полосах, словно из мрамора, в крохотных зеленоватых блестках. С потолка в воду уходят тонкие, ажурные колонны сталагмитов. Пещера сужалась к дальнему концу, примерно на половине длины пол поднимался над водой. На неровном склоне, поджав под себя ноги, сидела Ён, рядом с ней лежал фонарик. Откуда-то сверху приходил прохладный ветер, завывая между колоннами. По полу бежал тонкий ручеек воды.

Потолок нависал низко над головой, метрах в двух максимум. Оттолкнувшись от стены, я вывел лодку на середину пруда.

— Ну и что мы тут забыли? — я обвел пещеру взглядом. — Ну... ладно, красиво. Но нам-то что с того?

Ён в несколько шагов оказалась рядом — глубина была ей по плечи. Ткнула пальцем в ящик на глубине лодки.

— Костя. Помоги достать.

Ящик оказался неожиданно тяжелым, лодка закачалась. Теперь понятно, почему она так оседала всего-то со мной и легонькой Ён на борту.

— Что там за оборудование? — я поддел крышку.

Желтый жестяной блеск. Упаковки сублимата.

— Это... жрачка?

Ён кивнула.

— Вода... испортила не так много. Меньше, чем я сказала. Я и Кэт прятали часть.

У меня отвисла челюсть.

— Нахрена?

Ён внимательно смотрела на вход в пещеру.

— Ты не говорил Ханне? Кэт? Не говорил про это место в радио?

Я покачал головой.

— Ён, ты вообще о чем?..

— Говорил? Нет? — Ён подступила ко мне вплотную.

— Ну нет.

— Хорошо... — та плюхнулась на камень. Несмотря на сквозняк, особо холодно тут не было. Все-таки вплотную к горячей воде. — Пещера — хорошо. Не видно сверху.

Я протянул руку, пощупать лоб.

— Ты... как себя чувствуешь?

— Костя! — Ён перехватила мою руку, но отталкивать не стала — лишь переместила ниже. — Костя. Что ты думаешь о плане? О Жале?

— Подожди, подожди... При чем тут это?

— Костя. Ты согласен на план? Ты думаешь, мы тут будем жить? И Жало не взорвать город?

Положим, исходя из последних оценок, одной Прагой взрыв не ограничится...

— Ну а куда деваться? — черт, как-то это прозвучало... — Ну, то есть, вы классные, правда, и я совсем не хочу, чтобы эта фигова штука поубивала кучу народа! Поэтому мы все сообща и решили...

— Да, — Кэт замялась. — Костя. И я хочу сказать... кое-что о Ханне. Нагнись, — она прижалась губами к моему уху.

Пещера закружилась вокруг меня.

— Ох ты ж... Серьезно?

— А ты не заметил, что она больше не ест стимуляторы? — Ён улыбнулась, но тут же посерьезнела. — Костя. Время больше, взрыв сильнее. Сейчас он убьет миллионы людей. Если ждать и что-то будет не так — тогда гибнет больше. Гибнет миллиарды. Уилер хочет рискнуть. Хочет изучать Жало. А что думает Служба? Что думают президенты? Ю-Эн? Может быть, они думают, что лучше убить миллионы сейчас, чем рисковать миллиарды завтра?

По моему позвоночнику поползла капля пота.

Очень холодная.

— Ты думаешь, они нас могут...

— Не знаю. И Кэт не знает, — лобик Ён прорезала морщина. — И я не знаю, что делает Ханна. Она боится. Она не уверена сама. Мы не говорили ей, что прятали еду.

— Зачем, кстати?

— Хотим собрать запас. На случай, если не сможем больше верить Службе. Если еда с той стороны будет...

Я мрачно уставился на ящик. Потер лоб, вспоминая последний разговор с Уилер.

— И долго вы собираетесь тут отсиживаться? Ён, нам же полюбасу не выжить без поставок с Земли.

— Долго не нужно, — замотала та головой. — Когда взрыв будет уже слишком сильный, тогда можно вернуться. Тогда нас будут бояться убивать.

— Но... это где-то месяца полтора? Нам не хватит еды на все это время! — ящик был не так уж велик.

— Здесь — нет. В лагере — хватит. Там запас в месяц, здесь в неделю. Еще сократим порции. Совсем почти, но хватит. Еще два, три раза плавать. Только надо молчать про это место. Будем говорить, что нашли ничего.

Черт. Я что, уже согласился с этим безумным планом?..

Я сел, обхватив девушку за плечи. Уставился на игру света в отложениях на стенах пещеры.

— Твою мать... Ён, а ты сама как думаешь? Стоит рисковать? Если цена нашим жизням — все человечество?

— Ты думаешь, как Ханна? — Ён заглянула мне в глаза. — Тоже думаешь, нам надо умереть сами?

— Ничего я не думаю, — мне хотелось кого-нибудь прикончить. Желательно — Овода. И всю эту долбаную Эквестрию. И тех тварей, что сотворили Овода.

— А я думаю, нет. Я думаю, надо стараться до последнего момента. Я думаю, если мы начнем сами убивать себя, значит, Овод победил, — глаза Ён полыхнули темным огнем. — Я думаю, нельзя дать ему напугать нас так, что мы сами убивать себя!

Она помолчала.

— И я не хочу умирать.

Я уставился на крохотный полукруг серого света — вход в пещеру.

Твою ж душу. Ну почему хренов Овод вогнал Жало именно посередке Праги? Почему именно в тот момент, когда по ней ехал наш хренов автобус? Честное слово, уж лучше остаться девственником, чем делать такой выбор, будь оно все неладно!

— Костя, — нарушила молчание Ён. — Мы погибнем — ничего не изменит. Овод будет жалить. Жало будет взрывать. Сколько еще? Один город, другой, сто? Тысяча? Пока не будет городов на Земле? Сейчас мы здесь. Уилер может изучать. Жало на месте, Овод летает кругом. Служба может изучать. Может, однажды они смогут выключить это. Может, и спасти нас. И никому не надо будет... — она сглотнула.

Я поднялся.

— Плохо то, что вы молчали об этом.

— Почему? — глаза Ён распахнулись.

— Если мы будем что-то скрывать друг от друга и не доверять — тогда все. Тогда долго мы тут не продержимся. Мне это не нравится, — я подал ей руку.

— Когда мы вернемся — мы поговорим об этом. Все вместе. И тогда... будем решать.

— Костя, — Ён забежала вперед меня с умильной мордочкой котенка. — Но ты согласен? Ты думаешь, спрятать здесь разумно?

В глубине души я не был уверен, не ждет ли нас сюрприз уже в одной из отправок, что прибывали через Жало раньше. Но постарался об этом не думать. Так или иначе, без земных запасов мы тут просто сдохнем с голоду. Остается надеяться, если на той стороне и появились у кого-то такие же мысли, этот кто-то не успел еще претворить их в жизнь.

— Я пока не знаю, Ён. Говорю же — поговорим, когда вернемся.

Сообща мы затолкали ящик в верхнюю часть пещеры — грот извивался огромной улиткой, переходя в отгороженный сталактитами лаз, ведущий к той самой дырке, откуда спустилась Ён. Ровного места там было хрен да немножко, но впихнуть ящик между глыбами у нас получилось.

А что. Если надо, через него и мы с Ханной пролезем. В тесноте, да не в обиде, лол.

Ну, это если без лодки.

И паводка можно не бояться — до самого верха вряд ли затопит. И сныкаться реально.

Хотя это все похоже на бред, как по мне.

Мы вручную вывели лодку из грота. Я уже привычно взял пеленг на остров, прикинул поправку на течение и отжал джойстик. Остров растаял в дымке.

Обратный путь оказался жутко скучным. Ни наводнений из кипятка, ни ураганов, ни вспышек радиации, ни блужданий в тумане. Просто монотонное плавание сквозь серую пелену. Всегда бы так.

Причаливали мы, правда, малеха не угадав со временем — едва не угодили под разрыв, небо уже золотилось. Впрочем, и не угадали бы — тент уже натянут, держать лодку кормой к солнцу вообще не проблема. Ну а так мы спокойно себе выгрузились и не торопясь залезли в освинцованную палатку.

Исправно отчитались по связи об очередной неудачной вылазке. Я оглянулся на Ён... лиса ты хитрая. Черные глаза сверкали от азарта.

Снаружи смеркалось обратно. Тьма, пришедшая с востока, накрыла ненавидимую Квартетом планету. Ну, полутьма, сказать точнее.

Мы устроились подальше от рации и от расставленных по острову камер, на западном конце острова. Наверно, неправильно говорить про запад и восток там, где солнце не всходит и не заходит? А, да хрен с ним.

Я даже рта не успел раскрыть. Ён выложила новость на одном дыхании.

Кэт удивленной не выглядела. Наверно, Ён успела с ней перетереть на тему еще до отплытия.

Ханна разглядывала смутно различимый в тумане берег.

— Много брать не надо, — выпалила Ён. — За три, четыре дня я отвезу нужно, если плыть часто и одна. Еда, лекарства, одна палатка. Радио не включать.

Кэт скептически покосилась на антенну приемопередатчика.

— Через Жало они нас и не засекут, если снять станцию. Правда, что им помешает скинуть плавучую, как в первый день... Правда, и досягаемость у нее поменьше.

Ханна кашлянула.

— Да? — Ён обернулась к ней.

— Мальчики и девочки, — голос был тихим, но твердым. — Есть одна очень плохая привычка. Врать себе самим. Особенно когда очень хочется.

Ён вздохнула.

— Разъясни, — попросила Кэт.

Ханна грустно улыбнулась.

— Божечки. Вы что? На полном серьезе повелись на слова Уилер? Подумайте сами. Это не больно, правда.

— А можно без твоих подколок? — непривычно резко бросила Кэт.

— Да как скажешь, подруга. Смотри. Овод что-то отслеживает, предполагаем мы. Возможно, ДНК, прикидываем мы, глянув на спектрограммы, которые вроде бы что-то такое напоминают. Возможно, нашу собственную ДНК, высказываем мы предположение. Возможно, ДНК наших детей, надеемся мы. Возможно, тех самых, которые, возможно, выживут в Эквестрии, отчаянно убеждаем мы себя. Сколько раз я использовала слова "возможно" "предполагаем" и "надеемся" за фразу? Не слишком часто для плана, от которого, вы не поверите, зависит жизнь миллиардов?

Она замолчала. Теплый ветер нес морось в сторону острова.

— Опять, да? — сердито спросила Ён. — Не согласна? Предлагаешь взять то маленькое ружье и застрелиться? Почему так не сказать сразу?

Я поднялся.

— Так! Хватит! Мы решили все обсудить сообща, а не сраться друг с другом!

Ханна усмехнулась.

— Роль патриархального отца семейства тебе не идет, Костик. Извини.

— Если план дурацкий — почему Уилер его предлагает? — вклинилась Кэт.

Ханна пожала плечами.

— Она мечтает изучать Овод и дальше. Может, на полном серьезе верит, что справится с проблемой, если дать ей лет десять-двадцать. А может, ей нас просто жалко. Ну и ей нужен убедительный повод для правительств и газетчиков.

— Так, ну хорошо, — я запустил пальцы в неровно обрезанные Кэт волосы. — Ну что тогда? Ханна, ты реально предлагаешь нам...

Девушка замотала головой.

— Нет. Я, похоже, чертовская эгоистка. И трусиха. За шанс спасти свою шкуру, даже самый призрачный, я готова рискнуть Землей. Но знаете что? Я честно про это говорю. Давайте, ребята. Скажем себе это вместе. Что ставим на кон планету против собственных жизней.

Я протянул Ханне руку.

— Давай-ка отойдем.

Та фыркнула.

— Если ты хочешь отчитать меня тет-а-тет, то тут и прятаться особо некуда. А если подкатить с непристойностями, то не пойму, кого здесь ты стесняешься.

Тем не менее, за мной она пошла. Мы дошли до середины мыса... аккурат там, где когда-то жизнь назад я выбрался на каменный бережок, охреневший, перепуганный, ничего не соображающий.

— Слушай... такое дело...

— Кость. Можно покороче?

— Ну... Мы с Ён разговаривали там, на острове...

— О боже. Ну это уже ни в какие рамки. Ладно там поэкспериментировать с тремя-четырьмя вариантами предельно извращенного секса, но разговаривать? Да как вам пришло в голову... — Ханна прекратила выпендриваться на полуслове.

Вгляделась в мое лицо.

— Понятно. Ён проболталась?

— Ну... Да.

Ханна уселась на камни, обхватив себя за коленки.

— Что думаешь?

— Да как-то просто не знаю, что тут положено думать.

— Ааа. Вот и я растеряна. Нет, я, конечно, как-то в курсе, что это часто встречающийся итог процесса...

Я невольно засмеялся.

— Слушай. Ну... Давай как-нибудь по обстановке, а дальше посмотрим.

— Ты поразительно красноречив в формулировках, — Ханна посмотрела на Ён и Кэт, о чем-то тихо беседующих.

— Ханна.

— Аушки?

— Ну теперь-то нам точно поздняк сомневаться?

Она придвинулась ближе. Опустила голову мне на плечо.

— А то. Просто ненавижу врать. Себе самой прежде всего. Но вы правы, Кость. Давай сделаем что получится, а дальше посмотрим.

Кэт и Ён подошли к нам. Уселись по обе стороны.

— Ладно, мальчики и девочки, — буркнула Ханна. — Уговорили. Давайте все вместе надеяться, что Уилер не просто психопатка с суицидальными идеями, а еще и великий ученый по совместительству. Давайте мечтать, что однажды Эквестрия станет для наших детишек домом, а Земля уцелеет. Раз уж у вас троих синхронно поехала крыша, то что это я буду отрываться от коллектива?

Кэт чмокнула ее в щеку.

— Вот теперь я слышу ту Ханну Мьюр, к которой привыкла на этом острове.

Я ощущал какое-то странное спокойствие. Мы сидели на берегу острова, смотрели в туман, и я такой удивленно понимал, что не боюсь. Ни взрыва, ни Жала, ни бурь и наводнений. Мы просто глядели, как клубится серая дымка, слушали, как грохочет вдали то ли дождь, то ли что, и нам было хорошо.

Этой ночью снаружи дежурила Ён. Ну как ночью? Ночь была там, над наполовину эвакуированной Прагой, над развалинами площади и установками Службы.

Я проснулся от неясного шума. Вскинулся.

Слева сопела Ханна, справа, забросив на меня ногу, дрыхла Кэт. Вчера мы весь день перетаскивали жратву из склада к лодке, причем так, чтобы не попасть под камеры. И мальца задолбались. Под вечер, когда Ён сделала пятый по счету рейс, мы вроде как собрались тихо-мирно отключиться...

Но вдруг выяснилось, что сперва Ён, а затем — и мы все, задолбались недостаточно. Вспомнив, чем кончился вечер, я невольно — и довольно — ухмыльнулся.

Что меня разбудило? Хлопок?

Да нет вроде... Мы уже так привыкли к регулярным раскатам грома, что даже головы не поворачивали, когда Жало в очередной раз бабахало на всю округу.

Свет по-прежнему тускло-серый, рев дождя вроде как не думает приближаться... Мерно жужжит ветряк, что-то бормочет ноут в изголовье матраса...

Ноут.

Соединенный с рацией.

Я резко сел.

Раздался новый сигнал экстренного вызова.

Так. И в честь чего Служба решила порадовать нас связью в такую рань?

Зевнула Кэт, потянулась Ханна. Я поднял бронированную крышку ноута.

— Квартет! Квартет, вызывает Служба! Квартет, ради всего святого, ответьте!

Не понял. Громкость, что ли, сбилась? Из динамиков доносился еле слышный шепот.

— Квартет на связи, — пробормотала сонная Кэт. — Доктор, говорите громче! Вас почти не слышно.

— Не могу, — я подкрутил ползунок, и слышно стало лучше. — Квартет! У вас все в сборе?

— Да, — в палатку просунулась Ён, опустилась рядом.

— Слава богу, — выдохнула Уилер. Экран оставался темным — мы слышали только дрожащий голос доктора.

И вдруг я понял, что дрожит он — от страха.

— Квартет. У нас очень большие проблемы.

Знаете, а я тогда вообще не испугался.

Реально.

Наверное, какой-то внутренний предохранитель уже отключился.

Я просто ощутил, как наваливается усталость. Просто будто на плечи взяли и нагромоздили "Газпром-Бутово".

Нет. Ну сколько вообще можно издеваться.

— Говорите.

В палатке даже дыхания не было слышно.

— Проклятье, — Уилер на той стороне, похоже, собиралась с мыслями. — Квартет, это... это Лезюр.

— Полковник? — у меня отвисла челюсть. Каких проблем можно было ждать от этой глыбы в форме?

— В последние дни... с ним было что-то серьезно не в порядке, — выдавила Уилер. — Он... постоянно с кем-то связывался, исчезал из лагеря. Почти ни с кем не разговаривал. Подписывал заказы на какое-то снаряжение, которые не показывал мне. А сейчас... Черт, Квартет, здесь полно людей с оружием, и я точно уверена, что это не силы безопасности ООН! Они заменили чешскую полицию в оцеплении, загнали нас в один из бараков, отобрали телефоны и не позволяют выходить! Я их не знаю, зато Лезюр, похоже, распоряжается ими, как своими подчиненными! Сэмми и Мартин начали с ними спорить, тогда их выволокли наружу, и я до сих пор не знаю, что с ними сделали! Квартет, я не знаю, что происходит, но у меня очень нехорошие подозрения! Я с трудом сумела просочиться в центр связи, но меня могут заметить в любой момент!

Мы молчали как громом пришибленные.

— Доктор, — медленно проговорила Ханна. — Вы думаете, они хотят...

— Не знаю, — выдохнула Уилер. — Я... совсем. Совсем этого не исключаю.

Я ощутил, как дрожит рука Кэт. Успокаивающе приобнял ее.

— Да что они нам могут сделать? Здесь, за Жалом?

Кэт вздрогнула. В свете, падающем от входа, я видел, как она покачала головой.

— Не знаю, — повторила Уилер. — Я видела, как они стаскивают к Жалу оборудование. Свое и наше. Квартет, пожалуйста, бегите. Спрячьтесь.

— Спрятаться? — переспросила Ханна.

— Да. Про этот ваш драконий остров... хорошая идея. Только не забудьте выкинуть эхолот за борт.

— Вы знали?!..

— Ну конечно, — раздалось из динамиков. — Не волнуйтесь. Я только что стерла записи с жучков со всех носителей.

— С жучков? — голос Ханны понизился на октаву. — И много интересного вы успели... прослушать?

— К чертовой матери, Мьюр, иди в задницу! — вдруг вспылила Уилер. — Можешь поверить, среди подробностей твоих постельных кувырканий нет ничего, чем ты бы могла меня удивить! Нас куда больше волновало ваше психическое здоровье, чем интимное!

Я затряс головой.

— Доктор, давайте не будем терять время! Где, вы сказали, жучок?

— В блоке управления эхолотом. Еще один — под крышкой ящика для инструментов. Есть еще, но эти два — единственные, что в лодке. Выбросьте их, и вас не найдут. По крайней мере, пока Жало не наберет достаточно энергии, чтобы... — Уилер осеклась.

На канале связи раздался какой-то неясный шум.

— Полковник? — произнесла она ненатурально веселым голосом.

Я снова почувствовал, как стекает по спине холодный пот. Будто Лезюр был не за световые годы от нас, а где-то рядом с палаткой.

Ханна положила руку мне на плечо.

— Я... я пытаюсь связаться с Квартетом, — услышали мы. — Последние погодные данные... были странными. Я боюсь, как бы ребятам не пришлось снова столкнуться с либрационной... — Уилер замолчала.

Мы столкнулись вокруг ноута лбами. Из динамика не доносилось ни звука.

— Д...да, — проговорил дрожащий голос Уилер. — Хорошо. Одну секунду.

— Квартет, — услышали мы. — Вы на связи?

На секунду я завис. Пытался сообразить, что лучше — сказать "да" или промолчать.

— К-к-квартет, — кажется, у Уилер стучали зубы. — Квартет, вызывает Служба! Прошу ответить! Вы на связи?

— Квартет слушает, доктор, — медленно произнесла Ханна.

— Слава богу, — вновь повторила Уилер. — Квартет... Квартет, у меня есть для вас... очень важная информация. Очень срочная.

— Говорите, — снова услышал я Ханну. У меня самого до того пересохло в горле, что я не мог и словечка выдавить.

— Квартет... — Уилер втянула в грудь воздух. — Квартет, я хочу вам сообщить... — короткая пауза...

— БЕГИТЕ!!!

Что-то негромко прошумело, словно кашлянуло. Зашуршало.

В тишине я слышал, как колотится сердце Кэт.

Раздался звук чужого дыхания.

— Квартет, — проскрежетал сухой, незнакомый голос Лезюра. — Вы меня слышите?

Мы молчали.

— Квартет?

— Полковник, — процедила Ханна. — Мы слышим.

— Хорошо. Квартет, у нас здесь кое-какие проблемы. Пожалуйста, оставайтесь на связи. Не нервничайте. Мы уже...

— Полковник, — произнесла Ханна. — Я хочу поговорить с доктором Уилер.

Тишина.

— Я не хочу вас пугать, но у нас тут кое-что очень похожее на захват заложников, — уронил полковник. — Доктор... пострадала. Она не может...

— Полковник. Я хочу поговорить с доктором Уилер.

На той стороне молчали.

— Если бы трусливые чешские свиньи не пошли на попятный в последний момент, — задумчиво проговорил наконец Лезюр, — мы бы сделали все раньше и гораздо чище. А теперь придется возиться. Квартет, может, окажете мне услугу — застрелитесь сами? Поверьте, так будет проще и мне, и вам.

— Полковник, — я наклонился к ноуту. — А вы понимаете, что взлетите на воздух вместе с нами?

Лезюр рассмеялся.

— Понимаю ли я? Константин, ты держишь меня за идиота? Я скажу больше — я уже совсем не уверен, что взрывом не зацепит Францию. А вот российским городам, между прочим, теперь достанется с гарантией. Что ты за человек, если ради своей жалкой шкуры так легко приговорил тысячи соотечественников?

— А что ты за человек, сука, раз так легко стреляешь по своим? — у меня аж дыхание перехватило от ярости.

— Человек, который не хочет конца света, — отрезал Лезюр. — И не тебе меня осуждать, ублюдок. Сдохни, прежде чем я тебя достану — и это будет самое достойное, что ты сделал за свою жалкую жизнь.

Я увидел, как исказилось от ярости лицо Ханны. Она склонилась к панели, уже собралась заговорить...

Не знаю, когда и в какой момент Ён выскочила наружу. Знаю только, что в палатку она ворвалась именно в этот момент.

— SHIT!!! Уходить!

Блин.

Дурное дежавю.

Я оказался снаружи, прежде чем успел хоть на секунду задуматься.

Прежде чем расслышал тихий, тихий гул, исходящий от подветренной стороны острова.

Плотик.

Ярко-оранжевый, совершенно обычный плотик с моторчиком. Из тех, что использовали Уилер сотоварищи, чтобы по мелочи разведывать окрестности и закидывать нам срочные посылки.

Ну, не считая какого-то зеленого металлического ведра в самом его центре.

Плотик, мерно гудя, шел вдоль берега острова.

Приближаясь к нам.

И...

— Вниз!

Ён врезалась в Кэт, всем телом сшибая ее с обрывчика.

Черт!

Слава богу. Слава Оводу. Слава хоть кому-нибудь.

За то, что в этот раз я не протупил.

За то, что схватил Ханну за руку — и буквально швырнул вниз.

Жало грохотало тише.

Огненно-красный, совершенно киношного вида огненный шар распустился в воздухе. Где-то на метр выше нашей палатки и на пятнадцать — правее. Я видел вспышку краем глаза, долю секунды — а затем ударило по ушам, и уже неслась навстречу вода, и спасительный обрывчик прикрывал от пламени, сыпалась вниз какая-то мелкая крошка, и бабахало эхо, отражаясь от скал.

Плюх!

Я затряс головой. В ушах стояла ватная пробка. И вода.

Слух вернулся.

Я слышал, как безостановочно сыплет проклятьями Ханна. Видел, как расширившимися глазами смотрит сквозь камень Ён.

— Блин, блин, блин, — бормотала Кэт. — Он... он убил Уилер. Ребята, он же убил Уилер!

— Он и нас прикончит, если будем тормозить! — рявкнула Ханна.

Я встал. Поднялся на цыпочки, заглядывая через край скалы.

Черт. Складская палатка... скажем так, ее остатков как раз бы хватило Ханне на нижнее белье. Принимая во внимание ее нудистские пристрастия.

Спальню швырнуло набок. Отсюда хрен разберешь, много ли в ней образовалось отверстий. Но я вот что-то ни разу не сомневался — будь мы внутри, и дырки в нас пришлось бы считать долго!

— Так. Ладно, — Кэт трясла головой. — Давайте быстро к лодке — и ходу! Прежде чем они закинут в Жало еще одну бомбу!

— А лодка цела?

Я смахнул с волос воду. Торопливо бросился вдоль берега, выбираясь на камень. Прищурился, сквозь туман пытаясь разглядеть часть мыса, что служила нам причалом.

Услышал привычный уже треск лопастей.

Оглянулся.

Взмывший над скалой дрон особо и не отличался от привычных нам. Четыре двигла, хищно вытянутый корпус — пусть не черного с оранжевым цвета, а камуфляжного хаки. Я бы и его вид непривычным не назвал — кто не знает в наши дни, как выглядит рейнметалловский "игилобой", пусть хотя бы по Ютубу? Нижний стрелковый кронштейн поддерживал короткий толстый ствол.

Ствол крутнулся.

Нацеливаясь на нас.

По чесноку. Я в тот момент замер на месте.

Ударил выстрел. Оглушительный, словно стреляли над ухом.

И теперь Ён бросилась уже мне в ноги, сшибая на камень.

Выстрел!

Я откатился в сторону, и острые камушки с визгом полетели от булыжника в метре от меня.

Дрон трещал винтами все ближе, ближе.

Выстрел!

Я успел перекатиться — и понял с ужасом, что дуло развернуто не на меня.

А на Ханну, бегущую вдоль мыса в сторону лодки. Пуля ушла в воду с коротким всплеском.

Выстрел. Дрон отбрасывает отдачей. Ханна споткнулась и на полном ходу покатилась в горячую воду.

Винты трещали у меня, кажется, над ухом.

Или нет — потому что я в прыжке рухнул на скорчившуюся Ханну, закрывая ее собой.

Выкрутил шею — и увидел черный дульный срез буквально в паре метров от себя.

Выстрел.

Дрон швырнуло в сторону. От бронированного корпуса полетели искры.

Выстрел. Пуля бьет в кронштейн, и казенник карабина беспомощно запрокидывается вверх.

Выстрел. Начавший разворот дрон отшвырнуло вновь. Лопасти одного пропеллера замерли, дрон описал крутую петлю — и на полном ходу цепанул разбитой гондолой эквестрийские воды.

Бледная, как смерть, Кэт опустила ружье.

Только теперь я понял, что лежащая подо мной Ханна яростно отплевывается и шипит.

Вскочил.

— Ты цела?!

— Ааа... не вполне... во всех смыслах! — Ханна вцепилась правой рукой в плечо левой. Сквозь пальцы сочилось красное.

— Черт!

— Да не стой столбом! Дай медпакет!

— Где...

— В лодке!

Ханна разорвала зубами сунутый мной сверток. Прижала к руке что-то белое.

— Ты... как?!

— В мякоть... — Ханна заскрипела зубами. — В мышцу, сволочь... черт, ладно, не ссыте, я и раньше себя бинтовала... — она затянула тугой узел.

Я обернулся к Кэт, втягивавшей в себя воздух.

Ну да. После всех этих ковбойских прыжков и у меня сердце заходилось, как отбойный молоток.

— Ты где так научилась?

— Он побольше тарелки, — одними губами проговорила та. — А Лезюр не приноровился еще к здешнему воздуху, вот и бил в молоко. Костя, нам...

Я обернулся на Ён.

Ён, стоя на коленях, с ужасом вслушивалась в далекий шум пропеллеров.

Из тумана проступили три крылатых тени в камуфляже.

— Девчонки! Валим!

Я было дернулся в сторону лодки — и тут же сообразил, что в ней нас снимут прямо как в тире, стреляй не стреляй.

Бегом. Наперегонки с шумом моторов за спиной, вдоль узкой каменной полоски...

И — прыжок в теплую, ласковую воду.

Грохнуло за спиной. Не знаю, в кого целил лезюровский стрелок. Кажется, попасть не попал ни в кого.

— Ныряем!

Ничего не разобрать, муть перед глазами. За спиной грохочет, звук входящих в воду пуль отдается во всем теле. Воздуха, хотя бы глоток... Я выныриваю на секунду, тяну в себя горячий кисель. Вижу поодаль Ён, поддерживающую на плаву Ханну, вот они ныряют. Вот показалась на секунду совсем рядом Кэт, беспомощно забила руками. Один гребок — и я рядом, подставляю плечо, толкаю вверх. Кэт извернулась, закашлялась, я вцепился ей в волосы, она жадно хватала воздух.

Ударило — так, что на секунду мне подумалось, в нас попали. Грохот прошел сквозь воду, мне будто битой заехали по хребту. Кэт я не выпустил каким-то чудом. Вода угодила в нос и рот, я забарахтался, чувствуя, как глотаю соленую влагу, как она смыкается над головой.

Маленькая, но крепкая рука вцепилась в мою. Рванула — не поймешь, куда... толкнула. Под ногами — твердое, а вокруг — воздух. Воздух! Рядом придерживает повязку бледная Ханна, а Ён уже тянет к камням дергающуюся Кэт, выволакивает на мелкое место, поддерживает, помогая откашляться.

Ханна разлепила губы.

— Ён!

— Да?

— В расчете... автобус.

Кореянка только отмахнулась. Вскинулась.

— Воздух!

Вниз. Залечь. Набрать воздуха. Нырнуть в мелкую воду между торчащими из воды глыбами известняка на крохотной, в пару метров, отмели.

Дроны трещат пропеллерами где-то наверху. Видят они отмель? Или камеры не пробиваются сквозь туман? Если видят, с фига ли не стреляют? Или Лезюр не хочет тратить патроны, пока не будет точно уверен, что мы здесь?

Когда воздух в легких закончился, я рискнул высунуть из воды краешек лица.

Чертова машина висела метрах в десяти от камней! На сетчатке осталось будто снимком — темный силуэт, мелькание лопастей, кассета легкого гранатомета вместо карабина. Сколько же еще всякой техники послал Лезюр через Жало?

Дрон висел неровно, его качало из стороны в сторону — точно как коптеры Службы в первые дни, пока их операторы не попривыкли. Вот он, видно, так меня и не заметив, ушел в сторону, растаял в тумане. Гул движков снизился — и вновь возрос. Я нырнул.

И вынырнул еще через три минуты. Ён появилась рядом, толкнула плечом, выдернула Кэт. Ханна подняла голову над водой.

— Божечки. Они нас что, слышат? — одними губами.

— Может.. или ходят кругом, надеются, мы не есть далеко, — Ён, так же тихо.

Тихий шепот движков растет, превращается в гул... мы вжали головы вниз.

— Ханна, ты как?

— Всю жизнь... мечтала... иссекать пулю... на себе любимой... шедевр мазохизма... Ён, если сейчас отрублюсь — смотри... голову над водой.

Я скрипнул зубами.

— Надо уходить, — это Кэт.

— Куда?

— Остров-дракон!

— Без лодки?

— Ну давай у них попросим!

Туман клубился, потревоженный лопастями. Трещащая смерть то приближалась, загоняя нас под воду, то отступала, давая дышать. Я не сомневался — стоит пилотам нас заметить, и отмель накроет из всего, что есть у Лезюра.

Ханна разлепила губы в улыбке.

— Не парьтесь. Я голышом, ткань в рану не попала... Доплывем до острова, сделаю себе пару укольчиков, возьму ножик...

— Все нормально, — я подхватил ее под здоровую руку. — Тише. Девчонки... может, не к острову? Может, на любую отмель подальше?

Кэт затрясла головой.

— Без еды? С голой задницей? Кость, у нас раненая на руках! — мы стояли прижавшись друг к дружке, Ханна висела на мне и Ён.

Я с ненавистью посмотрел в сторону острова.

— А где ружье?

— На дне морском, — прошипела Кэт. — Извините... не помню, как выпустила!

Я скрипнул зубами. Кулаки сжались от злости и беспомощности. Лезюр, падла... я тебя урою!

Вниз. Вода смыкается над макушкой. Грохает где-то в отдалении, может, кому-то из пилотов показалось, что он нас засек? Вверх. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Кэт застонала.

— Что?..

— Господи. Какая же я дура!

— Ружье?

— Нет. Ретранслятор!

Ён вцепилась зубами в кулачок.

— Твою мать, — до меня дошло. Ну как и я мог быть таким идиотом?

Жало искажает сигналы. Чтобы управлять дронами, нужна антенна. Та самая, которую снесло градом во время либрационной бури. Та самая, которую мы по новой установили прямо посреди нашего лагеря!

Мы стояли от нее в считанных метрах. Один хороший удар — и Лезюру пришлось бы долго и упорно возиться с плавучим ретранслятором, уж я-то помню, как мучилась с ними Служба в первых вылазках в Жало! А мы бы уже были на полдороге к острову Дракона — и к спасению!

Ён смотрела на восток. Туда, откуда слышался шум двигателей.

— Костя! Кэт! — шепотом выдохнула она. — Можно!..

У меня отвисла челюсть.

— Ты что задумала?!!

— Они — здесь. За островом не следят.

— Там камеры, дура!

— Пятьдесят метров! — парировала, прижавшись к нам обоим, Ён. — Бежать бегом! Не успеют! Быстро проплыву, выберусь наружу — я буду быстрее них!

— Не смей, идиотка! — Кэт вцепилась в кореянку, словно в спасательный круг. Даже бледная Ханна замотала головой.

Я втянул в себя горячий воздух.

— Точно. Правильно. Ты не поплывешь, Ён.

— Но...

— Я поплыву.

Ханна качнулась вперед.

— Не думай... Не хочу рассказывать ребенку... что папа умер как дурак...

— Я маленькая! Попасть трудно! — это уже Ён.

Я отцепил от себя руки.

— Времени мало. Слушайте, короче... вы классные, всех обожаю и все такое... Короче! Услышите, что эти падлы отрубились — бегом к острову! Я возьму лодку и подберу вас по дороге. Если вдруг не получится — тогда... ну, тогда и правда попробуйте выбраться на сушу где-нибудь подальше, а там... — я не смог придумать, что "а там", поэтому лишь покачал головой. — Ён! А ты найдешь дорогу к острову, без пеленга?

Кореянка коротко кивнула. — Пеленг не нужен. Жало грохочет. Лучший пеленг.

— Кэт! Эту пакость сложно отключить?

— Самый нижний правый переключатель на панели. Большой и черный. Просто повернуть на "Откл"... — Кэт, похоже, отвечала чисто по инерции. — Костя! Слушай... может, не стоит, а?

Ханна с неожиданной силой схватила меня за локоть.

— Кость. Ну не надо.

Я помотал головой.

— Единственный шанс, — и, не давая себе времени на раздумья, быстро чмокнул ее в щеку, толкнул себя на глубокую воду, вглубь, зарылся в неподатливые волны, заработал руками и ногами, продавливая себя сквозь эквестрийское море к лагерю.

Мать вашу.

Знаете, что это такое — плыть как можно быстрее, когда тебе и дыхалки не хватает, и воздух обеднен кислородом, и ты очкуешь поднять башку над водой лишний раз?

А я вот узнал.

Это были очень длинные сотни метров.

И когда в тумане проступили контуры острова, который вдруг перестал быть нашим — я такой даже слегонца обрадовался.

Ткнулся мордой в черноватую каемку плесени.

Пых. Пых. Пых.

Остров выглядел безжизненным. Зашибись.

Я боялся, что за это время Лезюр переправил через Жало взвод-другой робоплатформ. А что? С него станется. Служба, наверно, и не отличит обычную работу группы от действий лезюровских киллеров.

Ну, если руководство Службы само не дало Лезюру добро на акцию.

Дроны кружили где-то в тумане, пальба давно смолкла. Наверно, Лезюр приказал не тратить зря патроны на стрельбу в серую хмарь.

А вот и ретранслятор. Зеленая металлическая коробка, закрепленная растяжками, длинный штырь антенны... Смятая взрывом спальная палатка не загораживает хренов девайс от моего взгляда.

Твою ж душу. Ну почему нам так не повезло?

Ну что стоило осколку от лезюровской мины садануть по корпусу или перешибить тонкую антенну? Хотя... Лезюр, уж наверно, точно знал мощность своего заряда. И подрывал бомбу с таким расчетом, чтобы осколками накрыло палатки, но не долбаный ретранслятор. А может, это и правда наше невезение.

А, ладно, теперь-то что толку жалеть?

Может, не рисковать? Лодка не так уж далеко, на самом краюшке поля зрения камер... Подплыть тихонечко, незаметно столкнуть в воду, подхватить девчонок...

Блин, какая хрень лезет в голову.

Так, Костян, не писай в рюмку.

Пятьдесят метров. Бегом. Подбежал, нажал кнопку, уплыл. Я, блин, тут рискую куда меньше, чем Ханна, Кэт и Ён на отмели!

Пока я тут теряю время.

На колено.

Короткая продышка, как учили на физре — вдох-в-в-в-ыдох!

И... и...

И побежал, сука!!!

ТВОЮ!!!

МАТЬ!!!

Офигевал я бегом.

Потому что пропеллеры взвыли прямо в лицо. И разлапистая тень "игил-киллера" вырвалась из-за скалы, стоило мне миновать корпус лодки.

Офигевал. А пугаться было некогда.

Ну да. Уж конечно, Лезюр не мог не учесть, что мы можем попробовать добраться до ретранслятора!

Это было совсем как на тренировке.

Только вместо кольца со щитом — коробка ретранслятора.

Вместо пола спортзала — пологий каменистый склон.

А вместо пацанов из параллельного настречу мчатся пули.

Рывок в сторону!

Выстрел. Свист и горячий ветер у виска.

Нырок!

Пуля проходит впритирку над затылком.

Перекат!

Камень в паре сантиметров от меня брызжет искрами.

Карабин смотрит в лицо.

Ретранслятор — на дистанции рывка.

Разводной ключ, должно быть, выбросило из палатки взрывной волной. И он был тяжелым. И отлично подходил для метания. Уж лучше, чем камни.

Увесистая железяка прилетела дрону в морду, сбивая прицел и отшвыривая коптер в сторону. Выстрел бесполезно ушел в туманное эквестрийское небо. А я вскочил, прыгнул вперед, почти под брюхо чертовой лезюровской машинки, запнулся, проехался коленками и локтями по жесткому камню, обо что-то приложился со всего размаху боком и щекой...

Выбросив руку, ломая ногти, вцепился в черный гребучий выключатель!

Щелк.

Пых. Пых. Пых.

Шурх-шурх-шурх — медленное, ритмичное затухание пропеллеров. И дрон по крутой кривой плюхается на камни рядом со мной вплотную.

Я посадки не видел. Только слышал.

Потому что лежал мордой в камень и судорожно пытался втянуть в легкие воздух.

Легкие и горло горели. Бок полыхал огнем. Влажный эквестрийский туман упрямо не хотел вдыхаться. Собственный пульс грохотал в ушах.

Я сейчас минуточку...

Нет. Нет. Не лежать. Нельзя медлить. Не так уж долго — забросить запасной ретранслятор.

Подъем. Подъем. Встать, сволочь.

Я, стиснув зубы, попытался встать. Подобрал под себя колени, почти получилось — и тут я понял, что ноги не держат. Сполз на камни, бок пронзила резкая боль.

Твою мать. Только переломов мне еще и не хватало.

Я, скривившись, осторожно ощупал больное место.

Пальцы мгновенно стали красными. Блин. Это обо что я так приложился, что аж кожу распорол? О угол ретранслятора, что ли?

Ладно, до свадьбы заживет... Встать. Ну же. Надо добраться до лодки. Надо плыть. Времени мало. Надо встать.

Да какого же хрена ноги не слушаются, будто ватные? Ох, да ясно какого — нагрузка плюс кислородное голодание до добра не доведут. Подъем. Я стою или лежу? Ничерта не видно, грохот в ушах и шум дождя сливаются в сплошной гул. Неужели опять паводок? Еще чего не хватало на наши головы... Надо встать... Надо плыть... встать...

Я вскочил.

Ну наконец-то.

Времени нет. Быстрее к лодке! Я должен... ЧТООООО?!!!

ЧТО.

ЗА.

НАХРЕН!!!

Лодки не было.

Воды не было.

Острова тоже не было.

А была гладкая, как стол, равнина, покрытая серо-розовой пылью.

Я затормозил. Во всех смыслах.

Плюхнулся на задницу с отвисшей челюстью.

Дул ветер, резкий и холодный. После влажной жары Эквестрии — жесть какой холодный. Пыль плясала в воздухе серыми смерчиками.

Серо-стальное небо нависало над головой. Вдали, в дымке, виднелись какие-то неровности — назвать холмами много чести.

Ой.

Кажется...

Блин. Кажется, это уже не Эквестрия!

И, кажется, я знаю, чьи это шутки...

Я вскинул голову, уставился в серый небосвод.

— Овод! Сволочь! Нахрена?!

Блин. Блин. Блин.

Небо молчало.

И в нем, точно так же, как в Эквестрии — невысоко над горизонтом — висело яркой белой блямбой огромное солнце. Заливая пустыню тусклым светом.

Я зажмурился. Потом отожмурился обратно. Надеясь, что, когда кошмар рассеется, я увижу привычную туманную серость и бурые камни.

Ага. Вот прям щас.

Черт. Черт-черт-черт.

Так.

А ну-ка, без паники.

Не первое межпланетное путешествие на моем веку. Блин.

Так. Ладно.

У меня при себе не имеется нихрена, не считая шорт. Я сижу посреди голой пустыни. Я понятия не имею, что сталось с девчонками. Я вообще не знаю, что теперь делать.

Так. Стоп.

Если я попал сюда через Жало (можно подумать, есть другие варианты!), оно должно быть неподалеку.

Попробовать его поискать, что ли?

Кстати, а вот интересно.

Если Жало теперь ведет с Эквестрии — сюда, куда бы это ни было... Не означает ли это, что теперь, когда оно навернется — огребет уже не Земля, а Эквестрия?

Блин. Ну... наверно, этой мысли надо радоваться.

Ладно, не будем бежать впереди паровоза. Для начала — оглядимся еще раз.

Пыль, пыль, точнее — очень мелкий песок. Забивается между пальцами, прилипает к коже, даже, кажется, уже в рот и нос набился. Местность совершенно плоская, даже крупных булыжников и то не видать (хотя мелкие камушки с гальку величиной под ногами попадаются). В светло-сером небе не заметно даже намека на облака. Горизонт еле различим, будто слабая дымка поглощает свет.

И тишина. Абсолютная, не считая свиста ветра в ушах. После неумолчного дождевого гула в Эквестрии — в уши как будто затычки вставили. Я аж потряс головой.

Бок ожгло. Скосившись на него, я увидел бугристый округлый шрам.

Блин.

Я, конечно, не эксперт по ранам, но эта штука слабо походит на рассечение.

На полузаживший след от пули — куда больше.

А, да что уж теперь. Давайте поищем Жало. Хоть какая-то зацепка.

Может, конечно, меня и встретит на подходе к нему пулеметная очередь... Но давайте сперва найдем, а потом будем об этом волноваться.

В конце концов — а у меня, типа, много вариантов?

Я зашагал по песку к далеким бугоркам.

Мда.

Птицы? Трава? Тараканы какие-нибудь? Лишайник, хотя бы?

Ага, щас.

В Эквестрии хотя бы были плесень, грибы и каменные кактусы. А здесь — голая пустыня. И так же неподвижно застывшее, как и эквестрийское, солнце — ярко-белая дыра в стальном небе.

Может, я на Марсе? По виду похоже на тамошние фотки... Хотя дышится более-менее. Только, сволочь, холодно. Я зашагал быстрее, надеясь хоть так согреться.

Ну как более-менее? Стоит прибавить скорости, и уже начинается одышка. Впрочем, после Эквестрии это дело, можно сказать, привычное.

Эх, любить-колотить... Все же догадалась ли Ён сгонять к острову, когда боевые роботы вырубились? Успела ли забрать лодку, прежде чем Лезюр запузырил в Жало резервную антенну? Или что-нибудь покруче типа ядерной бомбы?

Твою ж мать, нехрен психовать. Ты ничем им не поможешь, сходя с ума здесь, посреди нигде.

Заунывно свистел над камушками ветер, шуршала пыль, гонимая ветром. Блин.

Я уже слишком привык, что поле зрения ограничено считанными десятками метров. От открытого пространства и пустоты голова шла кругом.

Не, серьезно.

Скажи мне кто вчерашним вечером, что через несколько часов (несколько? Ага, как же!) я душу продам за возвращение в Эквестрию...

Ну, с другой стороны — не, а че? Эквестрия, в конце концов, не пыталась нас убить. Вернее, пыталась, конечно, но как-то дежурно, без энтузиазма. В отличие от людей Лезюра.

А еще там было тепло. У меня уже начинали стучать зубы.

Пригорки медленно приближались. Вблизи они оказались небольшими песчаными дюнами, из-под песка проглядывали верхушки небольших каменных глыб. Самая высокая была мне по пояс. За дюнами тянулась все та же бесконечная пустыня — пыль и камни, насколько видит глаз.

Или... Так, стопэ!

А вон там, над самой дальней дюной — что за штука?

Словно в воздухе подвешена невидимая линза, преломляющая свет. Словно кто-то нажал на пространство пальцем, сделав в небе вмятину. Слабо подсвеченную голубым свечением.

Да. Я уже это видел.

Жало висело выше, чем то, что было у нашего острова. Метров сто от земли, не меньше. Хотя — так, без ориентиров, хрен разберешь. Может, оно просто очень маленькое и близкое, а может — наоборот. Надо подойти ближе.

Я аккуратно пошел вперед.

Не, ну че? Да, мне здорово хотелось плюхнуться на пузо и поползти. Вот только здесь, где и сныкаться-то особо негде, кроме как за дюнами — смысл? Сидеть и не решаться подойти до скончания века?

Ну и это. Я что-то очковал, что, если не решусь приблизиться к Жалу вот прям щас — не подойду к нему уже никогда.

До Жала оставалось метров двести, когда я уловил под ним движение.

Сидящая в позе лотоса человеческая фигурка вскинула голову. Замахала рукой в мою сторону.

Я вздрогнул. Присмотрелся попристальней...

И бросился бегом в ее сторону, забив нафиг на боль в боку.

— Ханна!!!

Я обнял ее, притиснул к себе и запоздало сообразил, что могу потревожить рану. Отстранил, вглядываясь в лицо.

— Ханна! Я чуть было кукухой не съехал! Как ты здесь оказалась?!

— Ну знаешь... Одна из штатных процедур реконструкции, то да се. Ты сам-то как?

— Норм, только бок болит, — я посмотрел на ее плечо. Судя по стянувшему бицепс шраму — рана зажила куда раньше, чем моя.

— А ты как? Что с девчонками?

Ханна изящно потянулась, посмотрев на Жало.

— А вот это мы с тобой и будем должны решить. В том числе. И срочно.

Я что-то недопонял.

— Э?

— Времени мало, — Ханна посерьезнела. — Реконструкция скоро утратит стабильность.

— Чего? — я обратно недопонял. — Слушай, где мы вообще?

Девушка очень тяжело вздохнула. Так вздыхала Аврора Тимофеевна, глядя на попытки Лешки разобраться в тригонометрических уравнениях.

— Мы в причинно замкнутой петле бран-конструкта.

Я замер.

— Чего?!

Ханна развела руками. Вернее, правой рукой — похоже, левая ее толком не слушалась.

— Овода.

Э.

Кажется, я сегодня перекрываю норму по тупости.

— Я что-то не понял... Что это за место?!

Ханна снова вздохнула.

— Это — Эквестрия спустя двести восемьдесят миллионов лет после первой проекции Жала.

Не, реально. Двадцать минут назад я думал, что охренеть еще больше будет невозможно?

Кажется, снизу только что постучали.

— Солнечный ветер сдул в космос значительную часть атмосферы, — не дождавшись моего ответа, снова заговорила Ханна. — Почти вся атмосферная вода захвачена ледниковой шапкой, круговорот воды между солярным и терминаторным океанами прервался, и меридиональный пролив пересох, — она обвела пейзаж рукой. — Эрозия уничтожила горы, в солярном циклоне почти не осталось влаги. Даже бактериальные колонии вымирают. Лишь расщепление молекул воды поддерживает уровень кислорода в атмосфере. Скоро масса ледника и либрационные возмущения выведут планету из равновесия, ледник сместится в подсолнечную зону, на короткое время заработает тектоника, и Эквестрия снова оживет. Но все следы того, что когда-то она была центром человеческой цивилизации и изучения конструкта, окажутся недоступны, похоронены под миллионами тонн отложений и развеяны в планетарной коре. Ниже даже чувствительности Жала.

Я отшатнулся.

— Что?! Ханна, как... откуда ты все это знаешь?

— Жало воспринимает. Анализирует. Каждая волна, отразившаяся от твоего тела, каждый электрон, испущенный и поглощенный его атомами, каждое перераспределение массы — все воспроизводится и регистрируется здесь, в замкнутости, записывается на стоячие автоусиливающиеся волны. Можно делать выводы. Можно понять очень многое, Костя. Особенно за бесконечное время. Можно воссоздать очень многое. И многих.

Меня прошибло холодным потом. Ноги вновь подогнулись.

Кажется, три минуты назад я думал, что больше охренеть уже точно-точно невозможно?

Не, ну это уже тенденция.

— Двести... восемьдесят миллионов?

— Двести восемьдесят миллионов триста пятьдесят четыре тысячи семьсот четырнадцать лет, двадцать суток, шесть часов, пятьдесят три минуты и шестнадцать секунд на момент, когда ты закончил фразу. Это если тебе очень важна точная цифра, — сухо сообщила Ханна.

Я как-то пропустил мимо ушей.

— Что... А что сейчас с Землей? — из тысячи вопросов, вертевшихся на языке, этот почему-то подвернулся первым.

Ханна улыбнулась. Улыбка вышла какой-то растерянной.

— Костя, блин. Слова "сейчас" и "Земля" в контексте нашего диалога — они, если честно, хреново сочетаются.

Вот теперь я и вправду уселся на песок. На случай, если, как девчонка, хлопнусь в обморок.

— Разъясни.

— "Сейчас" здесь нет никакой Земли. И никогда не было. Как и Эквестрии. А вот если ты хочешь спросить, что случилось с Землей в те же сроки — тогда затем ты и здесь, чтобы мы с тобой создали ответ на твой вопрос.

Не. Кто-то сошел с ума. Я? А может, все проще? Может, на Ханну плохо подействовали простреленная рука и второе по счету межпланетное путешествие? Может, ее собственный разум, как там она выразилась? Утратил стабильность?

Не. Конечно, очутиться в голой пустыне с сумасшедшей на руках — приятного мало.

Но почему-то мне очень так хотелось поверить в эту версию.

Правда, в зеленых глазах не было безумия.

А о том, что в них было — мне вот реально не хотелось задумываться.

Если бы меня кто-нибудь спрашивал.

— Здесь — это где? — пробормотал я непослушными губами.

Ханна почесала затылок.

— Наверно, так будет быстрее.

Рев.

Грохот дождя и звук выстрелов. Девичий стон и гул моторов. Лязг металла и грохот камнепада. Все — наложенное само на себя, слившееся в какафонию, ревущее, грохочащее, усиливающееся в свирепом крещендо...

Свет.

Пламя земного солнца и золото эквестрийского светила. Лампы на улицах Праги и оранжевый шар взрыва. Прожектора вокруг Жала и фонари на кронштейнах дронов. Все — нестерпимо яркое, горящее все сильней и сильнее, выжигая глаза, выжигая мой мозг...

Лабиринт.

Женские лица и камни древней столицы. Миллионы оранжевых контейнеров, тысячи дронов в камуфляже, сотни Ханн и Кэт. Все мчится на меня с немыслимой скоростью, скручивается, сжимается, растет, искажается, выворачивается наизнанку, обращается в зеркала и пещеры, миллиарды ходов и зеркальных шаров, все кипит, сливается и разделяется бессчетным множеством теней, машин и людей...

Вспышка.

Выжигающая, кажется, сами мысли.

Ветер — холодный. Песок — шершавый. Мышцы — сведены судорогой.

Я втянул в легкие воздух, с усилием развернулся. Посмотрел на бесстрастно стоящую надо мной Ханну.

— Что... Что это было?!

— Петля. В том ее виде, который можно воспринимать твоими глазами и ушами — по крайней мере, короткое время, — сообщила Ханна. — Это, естественно, не настоящий ее облик, а просто еще одна реконструкция. Но уже ближе к истинному положению дел.

Я сел. Принялся отряхивать песок, в основном — чтобы чем-то заняться и вытряхнуть из башки грозящие разорвать ее мысли.

— Костя, — мягко сказала Ханна, опускаясь на песок рядом со мной. — Надо торопиться. Конструкт расположен вне времени, но здесь, в петле, это немножко не совсем так. Каждый квант излучения копируется и множится. Энергия копится, пока управляющий контур не сгорит к такой-то матери. Между прочим, отчасти потому Жало жестко ограничено временем существования сложного наблюдателя в приемном световом конусе. А то было бы чересчур легко невзначай спалить Вселенную петлей с бесконечным сроком контакта. Нужно сделать выбор.

Я наконец набрался смелости посмотреть в ее лицо.

— Какой... выбор?

Девушка очень облегченно выдохнула.

— Видишь ли... Костя, бран-конструкт может очень многое. Переносить в пространстве и во времени, хранить информацию, перетаскивать звезды и планеты между орбитами. Но и у него есть границы. Он может обеспечить собственное появление, но не может создавать парадокс. Любая информация, передаваемая в его собственное прошлое искажается. Цензурируется. Возникают лакуны, накладываются друг на друга. По факту, мы вроде как видим весь предстоящий ландшафт Жал, как суперпозицию разных историй.

Что за стук? А, норм.

Это просто у меня стучат зубы.

— И вот — проблема, — Ханна неуклюже из-за раненой руки развела ладони. — Две разных истории, два выбора, каждый из которых заканчивается подключением человечества к конструкту. Но — управляющий контур поврежден космологическим цензором. Обычно проблема решается случайным выбором, но он жестко завязан на создание Жала. А в нашем случае неопределенность не устранилась с его появлением. И поздно бросать кости — и Костю, — она фыркнула, — по новой. Жало уже существует, результат уже записан. В итоге петля косплеит буриданова осла. Зависший компьютер. Самый простой вариант — использовать запасной контур принятия решения. Ты оказался ближайшим.

— Я?

— Ага. Правда, ты был мертв — но, как сам видишь, Овод не заморачивается из-за таких мелочей. Что и тебе, кстати, советую. Так что давай разберемся с этим делом поскорее. Скоро контур схлопнется, и тогда нас с тобой не ждет ничего. Я бы сказала "ничего хорошего", но так будет точнее.

Охренеть.

Охренеть.

Охренеть.

Безумие.

Наверно, надо было что-то спросить. Или сказать.

Но язык не слушался.

— Собственно, выбор, — Ханна осмотрелась.

Пустыня исчезла.

Серые стены тумана встали вокруг, издалека донесся глухой рев дождя. Зажурчал поток, выступили из марева горные склоны. Я увидел знакомый мыс, разорванную и перепачканную ткань палаток, услышал шорох пропеллеров в плотном воздухе.

— В том, что касается непосредственно Жала, и до того момента, как ты определишься с решением — на согласованность можно забить, — сообщила Ханна. — В глобальном масштабе это ей не повредит, а на малом — любое твое решение сейчас согласуется, если не будет совсем уж дурацким. Даже принятое задним числом по ходу нашего с тобой личного времени. А особо дурацких ты принять и не сможешь. Хотя... Божечки, Кость, зная тебя — я начинаю опасаться даже за конструкт, — она ехидно ухмыльнулась.

Полуголая фигура, вымазанная плесенью, поднялась над водой. Окинула взглядом остров, вдохнула-выдохнула.

Бросилась вперед, в сторону ретранслятора. Ханна проводила ее взглядом. Я дернулся всем телом, услышав частую череду выстрелов. Я заметался из стороны в сторону.

И я же вздрогнул всем телом, когда выстрел дрона швырнул меня на камни. Рука заскребла по камням, протянулась вперед. Повернула выключатель.

Я выдохнул, разжимая кулаки. Я скорчился на мокрых камнях, по которым расплывалась красная лужа.

Куда плавно опустились опоры дрона.

Силуэт на камнях дернулся пару раз. Замер. Голова запрокинулась, глаза уставились в туман.

Твою ж душу...

— Итак, — продолжила спокойно Ханна. — История первая. Жало отслеживает твое и только твое — раз уж ты первым помацал гиперсферу — сознание в качестве сложного наблюдателя в световом конусе. Теперь же нервная активность прекратилась, сцепленные с нейрокоррелятами в твоих синапсах виртуальные частицы петлей больше не отслеживаются, и... Коллапс! — она слегка хлопнула в ладоши.

Раздался такой звук, как будто кто-то смял серебряную обертку от шоколадки.

Только шоколадка была очень большой. Величиной с планету.

Над островом вскипела серая пыль. Волны вспухли белым крошевом. В пронзительной тишине ударная волна сорвала с камней мое тело, дрон, ретранслятор, палатки — и швырнула к центру. Остров растворился в бурлящем тумане.

Туман взревел, свиваясь в смерч. Взревели и скалы там, где было Жало — раскалываясь, падая вниз, дробя льдины и друг друга. Адская смесь вихря и горного обвала, генеральная репетиция конца света — и сквозь это все я слышал веселый голос Ханны:

— Давай посмотрим, что у нас на Земле!

Если это была генеральная репетиция — то сейчас мы попали на премьеру.

Вокруг ничего не было.

Только огонь.

Сквозь облака серого дыма пробивался тускло-красный свет. Не знаю, что горело. Дома, машины, деревья, люди? Сияние мерцало и угасало, пробивалось со всех сторон. Горячий ветер не знал, откуда ему дуть. Странный, едко-химический запах боролся с ароматом миллиона тухлых яиц.

Задыхаясь, ослепнув от слез, я сделал несколько неуверенных шагов. Запнулся о тускло рдеющий кусок металла. Что это было? Автомобиль? Мусорный контейнер?

Откуда-то сверху пришел свистящий вой. Вой нарастал, ширился. Я увидел в дыму гроздь ярко-красных искр. Искры рушились сверху, разгорались, раздувались. Превратились в ослепительно алые кометы. Врезались в землю.

— Пришлось слегка подкрутить восприятие, — сообщила Ханна недовольным тоном. — А то бы мы ничего не увидели и услышали толком, да и дышать не смогли бы. Ну да и так сойдет.

И так сойдет?!!

— Да и течение субъективного времени тоже можно... — она не закончила. Огонь, дым и пепел рассеялись, словно по волшебству.

Я увидел город. Самый обычный, незнакомый мне. Над городом шел снег, застилая улицы сугробами. Снег мягко ложился на зеленую траву, на листья деревьев... Нет, не снег.

Пепел.

Я увидел толпы воющих, изможденных людей-скелетов, бросавшихся на колючую проволоку. Увидел красноватые вспышки выстрелов. Знакомые дома Арбата под затянутым тучами небом и длинную, во всю улицу очередь таких же еле стоящих на ногах живых скелетов — очередь, тянущуюся к десятку полевых кухонь.

Стало светлее. Тучи разошлись. Теперь это был еще один незнакомый мне город — блестящие громады небоскребов, вонзающиеся в небо высотки. Город стоял на берегу большого залива. Я видел сотни автомобилей на необычно пустынных для такого футуристического пейзажа улицах. Видел, как асфальт между небоскребами выпячивается перекрученной линзой Жала.

Снова Эквестрия. Берег изменился.

Словно его кто-то взял и надкусил.

В горном склоне зияла огромная выемка. Будто след от исполинских челюстей. Внизу вода бурлила, обтекая здоровенные валуны, торчащие кое-где из воды. Я попытался найти наш остров.

Фиг там. Или мы смотрели на другой район планеты, или...

Или схлопнувшееся Жало чересчур сильно перекорежило ландшафт, чтобы его можно было узнать.

Впрочем, я отвлекся от своих рассуждений. Едва заметил движение внизу, на камнях.

Человек ничем не примечательной внешности, в джинсовом костюме — сейчас изорванном и промокшем. Левая рука висит плетью, глаза мечутся по сторонам. Я вижу его секунд десять — а затем разлапистая крылатая тень отделяется от Жала, за ней вторая. Звучит громкий хлопок, человека подбрасывает, словно куклу. Жало окутывается серой дымкой.

И снова — Земля, небоскребы, десяток вертолетов и беспилотников, окруживших дырку в воздухе. Устройства непонятного вида — черные шары, блестящие линзы, серебристые пластины по бокам, в дверях, под крыльями машин. Какие-то аппараты, антенны и все прочее разворачивались и на земле. Это копошение продолжалось секунду-другую, а затем — Жало лопнуло цветком огня, взрывная волна качнула вертолеты.

— Уилер проделала большую работу, — прокомментировала Ханна. — Молодчина. Конечно, она не создала теорию, она лишь указала начало пути — но направление-то было верным.

Внутренность какой-то, типа как, лаборатории. Человек внутри коробки с прозрачной крышкой, на каждый свободный сантиметр налеплены датчики, голова скрыта в чем-то типа трубы с очень толстыми стенками. Нагромождение проводов и шлангов. Озабоченно вглядывающиеся в пульты и экраны люди в чем-то похожем на мотоциклетные шлемы, с черными трубками у пояса.

Снова пустыня — судя по голубому небу и куче странных машин вокруг, земная. Чем были машины, я не знаю. Они походили на антенны радаров и подъемные краны, на градирни АЭС и поля солнечных батарей. Ни одного живого человека. Вокруг возникло какое-то шевеление, несколько устройств повернулись, закрылись, открылись, загудели.

И в воздухе над нами возникло Жало, отбросив изломанные отсветы на всю технохрень рядом с ним.

Опять Эквестрия. Дроны в черно-оранжевых цветах Службы Отслеживания висят в воздухе. Серебристый блеск скафандра.

Человек в массивном скафандре выходит из воды неловкими, осторожными движениями. Течение полощет за его спиной алый парашют. За спиной виден здоровенный ранец почти в половину "космонавта". Хотя можно, наверно, и без кавычек.

Снова зависшее в туманном небе Эквестрии Жало — и новые загадочные устройства вокруг. Человек в скафандре идет среди черных каменных шаров, по щиколотку в воде. Наклоняется, рука в перчатке осторожно притрагивается к пожелтевшим костям. Губы за стеклом шлема шевелятся, но я не слышу ни звука.

Теперь я видел уходящее в туман бесконечное каменное поле — кажется, из края в край поросшее черными кактусами-шарами. Шары продолжали расти и в воде — мы с Ханной стояли у самого ее уреза. Из тумана проступало нечто, Эквестрии совсем не свойственное — светлые полуцилиндры эллингов, синяя жесть контейнеров, низкие приземистые кузова машин... Мелькнула, не обращая на нас никакого внимания, женщина средних лет без скафандра — только в толстой куртке-аляске и с кислородной маской на физиономии.

— Зацени, — Ханна подмигнула.

Я уставился в туман, различая смутные очертания. Пошел вперед, приглядываясь.

Остановился, глядя на памятник.

— Это?..

— А уж какое идиотское выражение изобразил мне этот скульптор, — подхватила девушка. — Жаль, отсюда не выйдет спроецировать небольшое Жало ему... скажем, под ноги. Впрочем, не будем отвлекаться.

Эквестрия и монумент с четырьмя изваяниями растаяли в воздухе.

— Как только были найдены пусть простенькие, но методы контроля — был задан и вопрос, как еще их можно использовать.

Пейзажи менялись с фантастической скоростью. Знакомый земной шар в космической пустоте. Серые скалы, белый лед и черное небо с пронзительными звездами. Серо-розовая пустыня и красное небо. Светлая полосатая дуга в пол-небосвода. Красно-коричневый шар в разводах, среди свирепо мечущихся молний над желтыми горами. Оранжево-бурые скалы в оранжевом тумане над черной рекой.

И над каждым из них — висело Жало, сминая и искажая перспективу. Порой краем глаза я замечал жилища, машины, то ли самолеты, то ли корабли — вспышками, как призрачные тени.

Шевеление темных щупалец в светло-зеленой дымке... Картинкой-вспышкой — женщина и мужчина, обоим едва ли больше двадцати пяти, и очень похожий на них мальчишка — все трое в респираторах — смотрят с красной скалы под сине-фиолетовым небом...

— Первые поставки с внепланетных колоний начались тридцать лет спустя после установления устойчивого контроля над Жалом. Первая обитаемая планета, не считая Эквестрии, обнаружена три года спустя. Первая внесолнечная база была основана еще через десять лет. Вторая — через двенадцать.

Теперь мы стояли в черной безбрежной пустоте. Под ногами у нас висел водоворот из жемчужного света. Один за другим на нем вспыхивали яркие огоньки. Ярче, чем звезды и Галактика.

— Через полторы тысячи лет, — напевно произнесла Ханна, — человечество насчитывало около семисот миллиардов разумов в трехсот сорока двух звездных системах, и экспансия стала самоподдерживающейся. Правда, не всех его представителей ты бы признал за людей, углеродная шовинистическая свинья, — она подмигнула. — Как говорил один писатель, Вселенная наконец-то начала просыпаться.

Космос исчез. Вокруг нас снова простиралась бесконечная эквестрийская пустыня. Ветер играл пылевыми смерчиками.

Мой собственный разум, похоже, разделился на две половинки. Одна половинка слушала слова Ханны и старалась придумать, что говорить в ответ. Не особо вдаваясь в то, что ей говорят.

А вторая — пыталась осознать ей показанное.

— Это была первая история, — заметила над ухом Ханна. — А сейчас будет вторая.

И снова — Эквестрия и мечущийся под пулями, словно заяц, человеческий силуэт. Снова я вижу, как, подстреленный в броске, последним судорожным усилием тянусь к переключателю...

— Но мы кое-что изменим, — Ханна покачала головой. — Жало на сей раз отслеживает корреляты всех четырех нервных систем. Ой, нет. Теперь уже трех, конечно же.

Я видел тонкую фигурку Ён, протягивающей руку к моему лицу. Видел лодку, что, жужжа мотором, уходила в сторону драконьего острова. Протяни руку — и мог бы дотронуться до Ханны.

Не до той, что, улыбаясь, рядом со мной смотрела вслед лодке.

— Коллапса нет. Давай посмотрим, что там на Земле?

Пражские улицы. Хлопки очередей. Сыпятся из бронемашин солдаты с короткоствольными автоматами, кружат в небе остромордые боевые вертолеты — похоже, стреляющие друг в друга. Один вертолет вдруг разломился надвое, передняя часть, кувыркаясь, улетела куда-то в застройку и там взорвалась.

— Кажется, не всем в Евросоюзе понравилась мысль списать Европу в неизбежные потери ради выживания человечества, — довольным тоном сообщила Ханна. — Не могу их осуждать, если честно.

Теперь вокруг Жала стало куда больше военной техники, а затем — и зданий, разумеется, вне зоны досягаемости хлопка. Я снова увидел разные техноштуки, здорово похожие на те, что были в предыдущем... хрен-знает-чем.

— Боюсь, правда, бывший Квартет в это поверил далеко не сразу.

Снова — Эквестрия, уютная терраска Драконьего острова. Ханна и Кэт сидят, прижавшись друг к дружке, свесив ноги над скалой и глядя на море. Из тумана донесся шум двигателей. Кэт поднялась, указала Ханне на прогал лаза. Одна за другой обе нырнули в укрытие.

— Но когда даже остаточной энергии, по всем расчетам, стало достаточно, чтобы полирнуть пол-Земли с большим запасом... Когда запасы еды закончились, несмотря на всю экономию — что же, — теперь Ханна говорила сочувственно. — Что ж. Тогда они рискнули раскрыть себя.

Теперь у Службы не оставалось выбора. Теперь они были должны обеспечить Троице выживание. Хотели того или нет.

Я снова видел Ханну. Она стояла у обращенной в открытое море кромки берега, и по ее лицу медленно катились слезы. Туман затянул ее силуэт. Я вдруг каким-то шестым чувством — может, долбаной телепатией от Овода, а может, просто догадался — понял, что это последний раз, когда я вижу ее лицо.

— И они стали искать средства перестраховки, — утешающим жестом Ханна положила ладонь на мое плечо. — Ты не поверишь, что пришло им в голову.

Эквестрия растворилась.

Городок внизу смотрел на заходящее солнце тысячей пустых окон. Там, где они — и стены — остались. Половина зданий превратилась в месиво из кирпичей, бетона и черепицы, деревья в парках вырвало с корнем и разметало. Земляные отвалы протянулись вдоль улиц, словно здесь из-под земли не один раз вырвалось что-то огромное.

Хотя почему "словно"?

Прямо через городские руины тянулась восьмиполосная асфальтовая дорога. Поперек полотно рассекали темные трещины — словно дорогу не один раз разрушали и чинили, при том, что асфальт был явно свежим. Края дороги подпирали бетонные опоры.

Похоже, на окраине города располагалась строительная площадка. Очень большая строительная площадка. Среди окружавшего городок леса, рядом с дорогой, я видел ряды башенных кранов, тракторов, шаланд и всякой такой техники. На самой площадке до сих пор находились теплушки бараков, брошенные в спешке обрезки труб и арматуры, какой-то строительный мусор — в общем, похоже было, что народ отсюда сваливал в большой спешке, но организованно. Обернувшись, я увидел толпу народа и целую колонну автомобилей, наблюдательные вышки и жилые контейнеры — в общем, стройку явно не собирались оставлять надолго.

Я проследил за взглядом Ханны. Она смотрела куда-то в сторону кратера.

Нет. Это была не стройка.

Скорее — сборочный цех.

Среди разрушенных зданий, над оставленным Оводом кратером, высилось... нечто.

Нечто походило на гайку.

Ну, если представить себе гайку метров триста в диаметре.

Гигантский стальной шестиугольник полностью накрывал собой кратер. На скошенных стенах — или бортах? — виднелись люки, переходы, купола, окна, ряды заклепок. Я даже различил людей в синей форме, отсоединяющих какие-то шланги и провода, торопливо ныряющих внутрь махины. Основание громадины окутывал белый туман.

Овальное центральное отверстие накрывал купол из металлических балок. От каждой балке к поверхности "гайки" тянулись десятки толстенных тросов. Они придавали сооружению сходство не то с парусником, не то с вантовым мостом.

На обращенных к нам гранях шестиугольника виднелись раструбы восьми здоровенных сопел, по четыре штуки на каждую сторону.

"Гайка" покоилась на чем-то типа здоровенного блюда, тоже шестиугольного и с дыркой в центре, насколько я мог разглядеть сквозь паутину вант. "Блюдо" подпирали десятки многосуставчатых опор, уходивших в рыхлую землю.

Ответ на свой вопрос я получил раньше, чем его задал.

Земля заколыхалась. Кроны ближайших к городу деревьев заволновались, словно зеленое море. В самом городе рухнуло одно или два здания, поднялись клубы пыли. По земле, по бетону и асфальту бежали, извиваясь, многочисленные трещины.

Громадина-"гайка" находилась в самом эпицентре землетрясения, там, где тряска была сильнее всего. Я видел, как дрожат и качаются опоры, как у земли и у основания "блюда" движутся какие-то огромные поршни. Махину качало, будто корабль в шторм, но разламываться она, похоже, не собиралась.

Земля под Гайкой вздыбилась. Новые потоки грунта и камней поползли по городским улицам. Пыль накрыла город, скрыв собой даже Гайку. Среди толпы началось оживление, все как один, насколько я видел с высоты, напряженно вглядывались в пыльное облако.

А затем ветер снес клубы пыли в сторону, и сквозь них заблестел в лучах заката металл.

Нет. Не только металл.

Овод медленно поднимался сквозь дыру в "блюде", упершись в решетку купола.

Поднимая на себе Гайку.

Солнце скрылось за горизонтом, сквозь облака упали лунные лучи. Земля уходила вниз — мы двигались следом за Оводом. Должно быть, Ханна опять ускорила течение времени — мне помнилось, что вживую Овод обращался гораздо медленнее.

Гайка плыла в серебристом лунном свете, словно исполинский летающий парусник. Шум земли стих, под нами плыли темные поля и холмы, кое-где горели в ночи огни городов и сел, двигались по автобанам цепочки фар. На бортах самой Гайки тоже загорались габаритные огни. Трещал в тишине винтом рядышком небольшой вертолет.

Мы взлетали все выше и выше. Солнце взошло снова, подсветив Гайке нос. Вертолет отстал, уйдя вниз. Проследив за движением Солнца, я убедился, что был прав — оно карабкалось ввысь с неестественной быстротой. Мелькнули и исчезли на палубе Гайки несколько человеческих фигурок.

Гайка рассекала тучи. Небо темнело и светлело, горизонт уходил вниз и земля выгибалась под нами. Одна за другой звезды переставали гаснуть. Теперь мельтешащие на палубе фигурки если и показывались наружу, то в скафандрах или чем-то типа.

Теперь пейзаж под нами наполовину затянули облака, а когда Землю накрывала тень, я видел огненные россыпи каких-то крупных городов. Ханна помалкивала, я следил за Гайкой. Почему-то зрелище ее взлета зацепило меня сильнее, чем вереница инопланетных пейзажей.

Не, блин. Реально — красота. Может, потому, что это ни разу не инопланетная хреновина?

Это мы, люди, своими руками сделали эту летучую красавицу. И запрягли в нее инопланетное чудовище, будто ишака. Так-то.

Что-то изменилось. Солнце вновь замерло у горизонта. Гайка медленно начала запрокидываться.

У меня тревожно екнуло сердце. Нос Гайки задрался вверх, корма опустилась — того и гляди, корабль соскользнет с Овода и устремится вниз, к Земле. Ой, блин... А ведь скорость-то у Гайки сейчас ни разу не орбитальная! И если она рухнет на Чехию с высоты в триста километров...

Сверкнул огонь. Струи синего пламени вырвались из огромных сопел Гайки. Огненный хвост протянулся, наверно, на сотни метров за корму корабля. Сейчас Гайка почти поравнялась с нами, и я видел, как Овод неторопливо выскальзывает из ее центрального отверстия и начинает медленный спуск к Земле. А Гайка — Гайка теперь падала вниз под действием силы тяжести.

И разгонялась, изрыгая пламя. Словно безумный — и, любить-колотить, удивительно красивый! — гибрид спасательного плота, парусника и ракеты.

Все быстрее и быстрее проворачивалась под нами Земля, все медленней приближалась. Пока не замерла и начала отдаляться.

Синий огонь угас, должно быть, мы уже набрали первую космическую. Впрочем, вдоль бортов и палубы то и дело вспыхивали другие небольшие дюзы — наверно, ориентационные двигатели. Черное небо пронизывали мириады звезд — и в это звездное море держала курс Гайка.

Пока одна из звездочек не начала расти. Превращаясь сперва в пятнышко света, а затем — в нагромождение из Гаек, огней и металла.

Знаете, у меня в детстве была такая фиговинка — сборная змейка из призм. Которые можно поворачивать относительно друг друга. Складывая змейку в разные фигуры.

Так вот. Эта штука впереди выглядела так, как будто ее и сложили из таких змеек.

Пять или шесть Гаек были собраны в единую стопку, похоже, из них начинали собирать конструкцию. Висел в пространстве огромный октаэдр с неровными краями — я такой присмотрелся, и до меня дошло, что октаэдр собран из отдельных треугольных модулей Гаек. Такие же модули были собраны в три длинных цепочки, охватывающих и "октаэдр", и стопку из Гаек. Виднелись и другие модули — металлические цилиндры, похожие на огромные пивные банки, вращающиеся тороиды, соединительные трубы... Арматурный каркас, словно строительные леса, оплетал корпус. Стяжки, распорки, торчащие провода — похоже, этот космический город продолжал строиться на ходу. В переплетениях арматуры посверкивали огни сварочных аппаратов, мелькали какие-то аппараты и скафандры...

Наша Гайка с каким-то неторопливым изяществом легла на борт, догоняя станцию и вписываясь между тремя продольными "мостами". Станция по сравнению с ней смотрелась такой, знаете. Ажурной. Я невольно напрягся — что, если корабль не успеет вовремя погасить скорость?

Волновался зря. Гайка ювелирно встала вплотную к косым срезам "мостиков", соединенных тонкими опорами. От хвостовых модулей к ней потянулись нити тросов. Финальное движение — и срезы бережно коснулись бортов. Я видел, как в промежутки между ними выдвигаются многочисленные шпеньки, входят в гнезда стыковочных устройств.

— Этот корабль, — нарушила затянувшееся молчание Ханна, — несет производственное оборудование. Все необходимое для добычи льда и металлосодержащих хондритов на околоземных астероидах. Теперь станция может пополнять запасы топлива прямо на орбите, Костя. И строить новые корпуса и двигатели. Пока, конечно, ей очень далеко до независимости — но начало положено.

— Безуспешное, — ее голос вдруг зазвенел металлом.

Космос исчез. Налился серым туманом, разошедшимся под лучами золотого солнца. Я снова смотрел в огненную зарю Эквестрии — и отработанный до автоматизма рефлекс едва не бросил меня в воду в поисках укрытия.

Мы стояли на пологом склоне. Склон был неровным, по нему струились ручейки воды, там и сям он бугрился известняковыми глыбами. Далеко впереди, почти скрываясь в дымке эквестрийской атмосферы, виднелась цепочка невысоких холмов.

От самых холмов и на сколько видел глаз, склон покрывали огромные каменные кактусы.

Странный изломанный лес тянулся к морю и продолжался в его волнах — я видел торчащие над водой черные верхушки. Разлапистые ветви изгибались, тянулись вправо — будто какой-то волшебный ветер наклонил каменные изваяния вслед за морским течением. Черные грибы росли между кактусов так плотно, что глаз не находил, куда ногу поставить.

— Ён продержалась дольше всех, — сообщила Ханна. — Почти шестьдесят лет. Она многого добилась.

Среди кактусов мелькнула наклонная мачта.

Плот был, похоже, изготовлен из нескольких связанных вместе грузовых контейнеров. Посередке поднимался серый тент солнечного укрытия, сейчас, впрочем, команда его сворачивала, благо разрыв уже смыкался. Я видел три человеческих силуэта, два повыше, третий пониже. Один из матросов ловко метнул лассо, захватив петлей кактусовую ветвь.

Я сразу узнал Ён, несмотря на прорезавшие лицо глубокие морщины. Держалась она, впрочем, прямо и уверенно, хоть и опиралась на посох из, похоже, металлопластиковой трубы. Глаза горели знакомым черным огнем.

— Ну здравствуй, — тихо прошептал я.

Девушка, очень похожая на саму Ён, помогла ей спуститься с борта. Ее наготу прикрывала только набедренная повязка и грива вороных волос ниже пояса. А кого мне напоминает одетый так же паренек с рюкзаком на спине, который сейчас прощупывает путь перед собой еще одной металлопластиковой палкой? Что-то неуловимо знакомое в его чертах лица...

Здание, похоже, было выстроено вокруг каменного кактуса.

Ну как здание? Хижина-переросток. Сплетение веревок, каких-то лоз, мелких камушков, словно на клей посаженных на эту грубую дерюгу... Одной стены у хижины не было — с той стороны, что обращена от солнца. В стороне виднелось еще несколько лачуг — стены одних сплетены из такого же материала, другие собраны из ржавых металлических листов. Из тумана проступал скалистый кряж, в каменной стене виднелось черное отверстие.

— Она многого добилась, — повторила Ханна. — Она с самого начала знала, что нельзя вечность полагаться на помощь Земли. Она учила своих детей рассчитывать только на себя — и то, что может дать им Эквестрия.

Теперь я видел несколько углублений в скале — то ли взорванных, то ли выдолбленных. Я бы не удивился и второму варианту. Впрочем, судя по размеру, углубления правильней было бы назвать прудами.

Густой слой плесени покрывал пруд. Или не плесени — ряски? На зеленом покрове что-то мельтешило, двигалось, ползало. Из соседнего пруда поднимались острые зеленые ростки, я видел небольшие гроздья то ли цветов, то ли семян. Трава в третьем росла повыше, над прудом колыхались бурые колоски.Четвертый представлял собой лужу густой бурой грязи.

— На земных запасах был запущен цикл, — сообщила Ханна. — Ну, если я стану рассказывать — и показывать — как его замыкали, то ты сблюешь себе под ноги, и мы опять потеряем время. Поэтому поверь на слово — они сумели его замкнуть, пусть и очень примитивными методами.

Я увидел мужчину, склонившегося над водой и черпающего оттуда что-то большой авоськой. Волосы его были собраны в косу, перекинутую через плечо. Краем глаза я увидел, что копошилось в авоське, и к горлу действительно подкатил комок. Мелькнул молодой парень, сидящий на корточках у подножия кактуса и сосредоточенно обвязывающий его тонкой веревкой. Затем картина вновь сменилась.

Космическая станция здорово подросла в размере. Конец, который раньше был увенчан стопкой "гаек", теперь венчала серая каменная глыба. Вокруг мелькали огоньки каких-то то ли роботов, то ли, судя по размерам, небольших космолетов — опять-таки очень похожих по виду на пивные банки.

Мы с Ханной стояли среди никелированных металлических стеллажей — вдоль которых тянулись ряды стеклянных труб. С потолка падал яркий свет светодиодов.

И резким контрастом с никелем, хромом и стеклом — черный грубо обработанный камень пола и потолка. А стен мы не видели.

Потому что их закрывали ряды зеленых стеблей с буро-лиловыми соцветиями, выбивавшихся из труб.

В зеленом коридоре перемещались люди в белых костюмах-трениках. Они пристально разглядывали растения, порой обменивались тихими репликами.

— Лунная колония, — заговорила Ханна, протянув руку и перебирая соцветия между пальцами, — оказалась самым перспективным проектом. Лавовые трубки легко закрыть, они защищают от излучения и микрометеоритов. Есть гравитация для выделенного направления, есть лед и грунт для охлаждения. Легкий колодец. Удобно.

Меркурий — слишком близко к Солнцу, Марс — тяжел и с тонким воздухом, Пояс требовал больше, чем давал — по топливу, по металлу, по жизням и кислороду. Конечно, база на Марсе откопала кое-какие интересные следы, оставленные Оводом, — она озорно усмехнулась, — но в остальном была ужасно бесполезна. Основа, центр — здесь, на Луне, — она щелкнула пальцами.

И нахмурилась.

— Но и этого не хватило.

Щелкнула пальцами. Мы снова висели в пустоте на фоне звезд. Космическая станция проплывала мимо — черный силуэт в огнях на фоне земного шара. Только сейчас я сообразил, что Земля стала реально так поменьше, чем в предыдущем видении со станцией. Игрушечный бело-голубой мячик среди звезд.

— Уилер ошибалась, — хмуро проговорила Ханна. — Петля Жала отслеживает сложного наблюдателя, а не генетический код. Конечно, кодирование белков тоже важно — аксонные стенки, синаптические щели и прочая прелесть — но не критично. Как я уже говорила, Ён держалась долго — но...

Она слегка хлопнула в ладоши.

— Коллапс!

И вспыхнуло пламя.

Я ждал, что взрыв будет, как в Звездных Войнах. Вспышка и Земля, разлетающаяся горящими обломками.

Земля засветилась.

Голубой свет смыл города и континенты, облака и океаны. Атмосфера вскипела. Облака синего огня поднялись над ней, слились... Шар голубого пламени плыл среди звезд. Огонь бурлил, закручивался водоворотами, тускнел и разгорался.

— И кто спасется от огня — тот будет предан сверкающей молнии, — пробормотала Ханна. Она смотрела прямо перед собой, на зеркальный клубок Овода, висящий рядом со станцией. Отсветы пламени отражались в его извивах.

Казалось, Овод — или как там его, конструкт? — принюхивается к плывущей над горящей Землей станции. Я попытался представить себе, что случится, если Жало возникнет прямо в ее отсеках...

Овод исчез. Мгновенно и беззвучно, как у него было заведено. Просто растаял в вакууме.

— Что, не понравилось? — спросил я то ли у Ханны, то ли у пустоты. Пламя тускнело, в нем преобладали уже алые и багровые оттенки. Диск Земли — того, что было Землей — затягивало белой дымкой.

— Нет необходимости, — тихо ответила девушка. — Популяция на Эквестрии выживает. Повторная переброска на этом интервале — насколько я могу предположить — не согласована.

Огонь угас. Под нами плыл шар из пушистых облаков цвета слабого чая с молоком. На станции медленно загорались огни, словно экипаж приходил в себя после чудовищного взрыва внизу и встречи лицом к лицу с инопланетным чудовищем.

Серая пустыня под черным небом, полуразрушенный вал от горизонта до горизонта. Уже привычные по первому видению полуцилиндры эллингов, горящий огнями купол. Несколько треугольных модулей — здесь, на поверхности, эти громадины с дом размером совсем не кажутся детальками от конструктора. Убегает куда-то вдаль труба толщиной в человеческий рост.

Неспешно опускалась на посадочную площадку летающая коробка, пыхая под себя туманными струйками. От одного из зданий в ее сторону ползла другая коробка, в форме полуцилиндра и на множестве колес.

— Лунная база держалась до последнего, — заговорила Ханна, следя за посадкой. — Замолчали станции на астероидах, вышла из строя коорбитальная верфь. Без поставок с Земли замкнуть цепочки не удавалось. Электроизоляция, прокладки, редкоземы... Сопротивляться вакууму, излучению и невесомости тяжелей, чем скрестить теплицу с выгребной ямой.

Огни на треугольных модулях тускнели один за другим. Труба потемнела, выцвела, провалилась в себя. Угас и потемнел купол.

— Они оставили наружные поселения, — продолжала Ханна. — Те, что не смогли разобрать. Слишком велик риск, слишком мало запасов, чтобы тратить на ремонт. Вымерла околоземная станция, замолчал даже Лагранж. Техноканнибалы в лунных пещерах — вот все, что осталось в Солнечной системе от человечества.

Перед нами снова плыла станция. Безжизненная, темная. Я различал дыры и пробоины в обшивке, полуразрушенные модули. В центре одного из октаэдров зияла дыра с рваными краями — словно внутри взорвалось что-то мощное.

— Прошли десятки лет, — задумчиво сказала моя экскурсоводша, оглядывая останки. — И, когда население сократилось до критического уровня — они предприняли последнюю попытку. Дерзкую до неприличия.

Нечто типа коробки с воткнутой в нее трубой приблизилось к станции. Несколько раз подряд ткнулось в то, что было стыковочным узлом, отступило.

На поверхности "коробки" прорезалась щель. Люк приоткрылся, белая фигура метнулась через пропасть. Заскользила по переборке, цепляясь за что ни попадя. Вцепилась, распласталась по металлу.

Между станцией и кораблем протянулась черная нить. По-моему, космонавт без затей просто обвязал трос вокруг первого попавшегося выступа. Впрочем, не стану говорить с уверенностью — было далековато, знаете ли.

Скафандр завозился. Створка люка на корпусе ушла внутрь, но не до конца. Мне казалось, этот чувак не пролезет в полуоткрытую щель, но он справился. Корабль снова пошел вперед и на сей раз — прочно воткнулся коробчатым носом в станцию.

— Они обнаружили старинные архивы. Прошло не меньше десяти поколений, история уже становилась легендой, и даже стали сочиняться анекдоты. Но они решили попробовать. Они были очень храбрыми каннибалами.

С борта станции сорвалась стальная пуля. Умчалась куда-то в сторону крохотной Земли, все еще плотно покрытой белыми облаками. Через секунду станция провалилась в никуда, и нас окутал туман.

Сперва мне показалось, что мы вернулись в Эквестрию.

Туман и скалы — только не разноцветные, как на планете с именем из мультика про лошадок, а черные. Пасмурное небо без солнца и вой ветра. Туманные смерчи пляшут вокруг, возникая и распадаясь. Ничего толком не разобрать. Чавкает под ногами какая-то черная грязь, тонким слоем покрывающая камни.

— Когда-то это была Африка, — сообщила, позевывая, Ханна. — Кажется, восточное побережье. Родина человеческой расы. Как символично.

— Почему... так?

— Испарение океанов спровоцировало парниковый эффект. Положительная обратная связь, все дела. Новое тепловое равновесие установилось на точке около ста двадцати градусов по Цельсию. Пар костей не ломит, а, Костя?

Над головой мелькнула тень. Капсула спускаемого аппарата покачивалась на парашютных стропах, что-то грохнуло, сверкнуло. Перевернутый наконечник "пули" плюхнулся в черное болото.

— С первой попытки? — Ханна покачала головой. — Божечки. Ребята, вы сами не знаете, как вам повезло — самосогласованность на вашей стороне. Ну или контур слегка заигрался с драматичностью реконструкции. Не суть важно. Посмотрим на реакцию конструкта.

Туман скрутился в судороге псевдотяги. Черные скалы изогнулись, распахнулись призрачной пропастью. Белый скафандр вздрогнул. Попятился. Я покачал головой.

Псевдотяга рванула космонавта к Жалу, макнула шлемом в грязь. Тот, впрочем, ловко извернулся, избежав удара шлемом.

Поднялся. Сделал несколько шагов вперед. Вгляделся в выгнувшееся в себя, раскрывшее пасть Жало.

— Нет! — мой крик не был услышан, впрочем, космонавт и без меня знал, что делает. Спокойно, не пытаясь бороться с псевдотягой, подался в сторону. Коснулся шлема. Опустился на четвереньки и пополз по невидимому склону к размазанному в пятно посадочному аппарату.

Теперь уже вереница скафандров приближалась к Жалу. Облачка какого-то газа или пара вырывались из патрубков на их плечах. За их спинами высились корабли — я едва различал стальные контуры, искаженные Жалом. Одни — неуклюжие стальные махины, для меня оставалось загадкой, как они вообще смогли приземлиться в это кипящее болото. Другие — похожие на первый обтекаемые аппараты.

— Предпоследние остатки человеческой расы, — задумчиво сказала Ханна. — Что же, у них есть повод для гордости. Отчаянная, безумная, почти обреченная попытка. Про нее одну можно будет сочинить сотни легенд. И их сочинят, Костя. Я гарантирую это.

Снова Эквестрия. Каменная стена отстоит довольно далеко от Жала, распахивается купол крохотного парашюта. Я сжался, ожидая, что вес скафандра утянет смельчака на дно — но, похоже, что-то из его амуниции работало как спасательный пояс. Белая фигура зашевелилась, принялась довольно активно выгребать куда-то к камням...

Туман белеет от десятков парашютов. Сколько же здесь человек? Пятьдесят? Семьдесят? Одни парашюты спускают грузовые контейнеры — непохожие на наши, овальные, серо-металлические. Под другими покачиваются человеческие фигурки, облаченные в скафандры. Несколько исчезают в волнах — то ли отказало спасательное оснащение, то ли еще какая хрень пошла не так. Но другим удается добраться до берега, до крохотной каменистой полоски между скалой и морем.

На пятачке воцарилась суматоха. Кто-то пытался вытянуть на камень пойманные контейнеры, кто-то — самих себя. В этой толчее я с трудом отличал людей от груза.

— Ну и ну. Сюрреалистический гибрид Исхода, Ноева ковчега и десантной операции, — заметила Ханна, вглядываясь через мое плечо.

Шатаясь, один из скафандров отошел от берега. Х его з, но вроде как это был тот самый парень, что пристыковал корабль к станции. Он медленно поднял руку к забралу...

С щелчком забрало поднялось.

— Похоже, он плохо отрегулировал давление в барокамере, — фыркнула Ханна, глядя, как скафандр падает на колени и хватается за собственный шлем. — Ладно. Будем надеяться, перепад был небольшой, и этот парень не лишился барабанных перепонок. Мне он нравится.

Скафандр выпрямился. Под шлемом обнаружилось бледное безвозрастное лицо с узким подбородком. Лоб пересекала узкая морщина, словно скафандру приходилось часто щуриться.

Теперь мы смотрели, как скафандр, пошатываясь, спускается по горному склону к каменистой расселине. Как протягивает руку к оплетающим ее склон темно-зеленым плетям. Как вскидывает голову, глядя на стоящую на гребне женщину.

Женщина доставала скафандру максимум до груди. Ее волосы были заплетены в косу, опоясанную вокруг груди и пояса. Длины косы хватало на добрый десяток оборотов. На поясе виднелся белый нож — сперва мне показалось, пластиковый, потом я сообразил, что оружие выточено из кости. Я решил не задумываться, чьей.

— У одних были запасы и знания, которых отчаянно недоставало другим. У других — умение выживать в Эквестрии, которого отчаянно недоставало первым. В иных условиях это могло бы стать началом прекрасной бойни... — Ханна не договорила. Женщина протянула руку, перчатка скафандра коснулась ее крохотной ладони.

— Но в этот раз похоть и благоразумие взяли верх над здравым смыслом, — довела Ханна до конца саркастичный комментарий. — Что же, и те, и другие были умными каннибалами. И отлично понимали, что такое умение замыкать цикл.

Образы вновь замелькали как в калейдоскопе. Скопище кактусовых лачуг и деталей от космолетов... Склон, покрытый темно-зелеными ростками... Поле ряски, по которому носятся мерзкие даже на вид создания, вдруг раскалывает зубастая пасть... Частокол зеленых стеблей в рост человека...

— Потребовалось много. Очень много времени. Эволюция работает на других временных масштабах, — тихо произнесла Ханна. — Формировались новые виды, и можно было изымать из цикла достаточно, чтобы прокормить бесполезных умников. Чтобы искать металл и строить машины. Чтобы выводить формулы и строить теории. Но однажды — на Эквестрии снова появились люди, способные расшифровать работы Уилер и довести их до конца. К тому же, здесь у учеников Уилер были шестьдесят лет на продолжение исследований. Оставалось только... нажать на спуск.

Снова линзы, антенны и полусферы целились в линзу Жала. Снова странные приборы скрывали чье-то лицо, мелькали передо мной пейзажи чужих планет и плыла под ногами Галактика. И расцветало созвездие огоньков на ее лике.

— И вот, — напевно выговорила Ханна, смотря на Галактику сверху вниз. — Спустя полтора миллиона лет, Вселенная наконец-то начинает просыпаться.

Рухнули звездные стены Вселенной. Взвыл пустынный ветер. Холод ударил как нож.

Наши взгляды встретились.

— Так что, Костик? Какой выбор ты сделаешь? Каким способом ты ее разбудишь?

Какой ценой? Пятьдесят миллионов сейчас? Или восемь миллиардов немного позже?

В голове была пустота. Звенящая и гулкая.

Какой выбор? О чем она? На моих глазах горела планета и творилась история. Как можно выбирать между... между таким — и сохранить свой рассудок?

Хотя.

Оводу нужен мой выбор, а не мой рассудок, не так ли?

Я посмотрел в зеленые глаза.

— А если я не сделаю выбор? Что тогда?

Ханна фыркнула.

— О, это было бы очень печально. Существование конструкта не согласовалось и не замкнулось бы. Человечество никогда не стало бы межзвездным видом. И Овод никогда бы не появился над Землей. В общем, все очень грустно.

— Да? А мне нравится, — я демонстративно опустился на песок.

Ханна прищурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— По-моему, это лучший исход. Можешь схлопывать свою реконструкцию вместе с нами. Я не буду выбирать ничего.

Пусть мой двойник там, на Земле, никогда не попадет в Эквестрию. И пусть никто не погибнет. ... я в ... такое межзвездное человечество.

Ханна засмеялась. Звонко и заливисто. Таким родным и привычным смехом.

— Костя, — сказала она, отсмеявшись. — Есть два больших "но".

— Каких?

— Первое — это сама по себе фиговая идея. Кто, по-твоему, будет играть планетезималями в бильярд, смешивать архейную популяцию с бактериальной, раскалывать континенты, чтобы обеспечить однажды появление вида умных обезъян с развитой мелкой моторикой? Если ты так обижен на конструкт — может, тогда сам займешься?

Не. Знаете, у человека есть предел удивлению. И я свой перешел. Несколько раз и с запасом.

— А второе.

— А второе, — ласково проговорила Ханна, — я не сказала, что ты должен озвучить свой выбор. Главное, чтобы ты его сделал. Спасибо. Нет, попытка не думать о белом медведе не считается.

Я вздрогнул. Из-за границ видимости, из-за невидимого вставала тьма, проглатывая пустыню. Очертания Ханны размывались.

— Что?

— Нормальный выбор. Наверно, большинство разумных существ со условно-свободной волей поступили бы так же. Но все равно требовалось подтверждение. Что ж, ты его дал, и реконструкцию можно схлопывать. Спасибо, Костя. Это были приятные истории, правда.

Тьма наползала. Пустыня таяла, теряя детализацию. Все звуки слились в бессвязный глухой гул.

Рев света из-за границ нереальности.

— Постой! — крикнул я во мрак. — Еще минуту! Пожалуйста!

Я и не ждал, что мне ответят. Но тьма дрогнула, собралась в силуэт Ханны. Она ожидающе смотрела на меня.

— Костя?

— Скажи, — торопливо выговорил я. — Скажи... мы можем еще... ну, вернуться? Когда-нибудь?

Она пожала плечами.

— Конструкт бесконечен в пределах своего собственного пространства и времени. Возможно, однажды твои память и личность снова ему понадобятся. Возможно, однажды они понадобятся кому-то внутри реальности — в одном из бесконечности циклов. Не знаю, Костя. Контур распадается. Я не в состоянии сравнить мощность бесконечностей. Мой ответ — может быть.

Я положил руки ей на плечи.

— Последний вопрос.

— Говори.

— Овод. А кто создал тебя?

Овод снова тихо рассмеялся.

— Кто же еще, Костя? Где-то там, в глубине бесконечностей, за завесой Вселенной-цензора, в замкнутости замкнутостей. Там, где нет разницы между подключением и сотворением, там, где нельзя сказать, что есть начало и конец. Может, потому что самой Вселенной нужны были глаза, что смотрели бы на нее?

Но это были вы, Костя. Ведь нет никого больше. Во всех мириадах времен, меж всеми галактиками — нет никого, кроме вас.

КОНЕЦ