И тут же начинаю ощущать, как здорово, что занялся я этим делом именно сегодня, а не вчера. Утром я уже как-то по-новому гляжу на свое собственное "произведение". Как будто моя работа над ним продолжалась даже тогда, когда я спал! И вот сейчас я неожиданно решаю внести новые изменения в свой вариант Сценария Акта Пьесы — кое-что в него добавить, а кое-что подправить.
Какая увлекательная работа! Она стоит того, чтобы ради нее пожертвовать своим завтраком! И в порыве творческого энтузиазма я, вместо утренней трапезы, начинаю переписывать свой вариант Сценария еще раз.
Через три часа работы все готово. Я еще раз перечитываю свое "творение", и остаюсь им вполне доволен. Встаю из-за стола, и торжественно несу свою рукопись к Барону в комнату.
Барона я застаю, как и ожидал, за работой. Барон сидит за Компьютером, увлеченно тыча пальцы в лежащую прямо перед ним клавиатуру. На экране Компьютера я наблюдаю убористый текст — чьи-то монологи и диалоги.
Я здороваюсь с Бароном у него из-за спины. Он на краткий миг отрывается от своей работы, для того лишь только, чтобы осведомиться у меня:
— У тебя все готово?
— Готово! — с гордостью сообщаю я, кладя образец своего творчества ему на стол. Он ничего не говорит мне, только удовлетворенно кивает головой. Я еще некоторое время стою у него за спиной. Наблюдаю, как он работает, шлепая пальцами по клавиатуре. Пытаюсь даже вникнуть в текст на мониторе. Но Барон неожиданно выражает мне свое недовольство:
— Знаешь, терпеть не могу, когда мне мешают работать!
Это я, что ли, мешаю? Мне даже становится несколько обидно. А Барон продолжает:
— Ты не обижайся, но я сейчас очень занят. Я, между прочим, за нас двоих стараюсь. Так что ты лучше иди, погуляй где-нибудь. Сделал дело — другим не мешай!
Я стараюсь угасить возникшее внутри меня чувство обиды. Действительно, чего обижаться? Барон занят делом, весьма важным, и я должен это понять.
Я выхожу из его комнаты, пытаясь представить себе, что же мне предпринять дальше. Подумать только, вчера в это же самое время я терзался душевными муками, и просто не представлял себе, что у меня может получиться, а теперь — все получилось, все вышло у меня! Мой вариант Сценария готов, и значительно раньше отведенных на это дело сроков!
Сейчас мир кажется практически безлюдным. Все его обитатели, как я понимаю, в настоящий момент целиком погружены в творческую работу. Все артисты заняты тем, что усиленно пишут свои варианты Сценария очередного Акта Пьесы. Куют основу своего положения на Сцене. Определяют будущую судьбу своих сценических персонажей. Возможно, при этом покушаясь на судьбу иных действующих лиц — скажем, на судьбу моего героя.
Подобная мысль не может не вызвать в душе моей определенного беспокойства. Хотя, впрочем, тревожное чувство имеет весьма умеренные масштабы. По крайней мере, я сделал все, от меня зависящее, чтобы попытаться определить судьбу своего персонажа самостоятельно! Сделать что-то большее в данный момент не представляется возможным.
Поэтому мне остается лишь два концептуальных варианта моих дальнейших действий. Первый — удалиться в свою комнату, и остаток дня посвятить переживаниям относительно успехов моих творческих потуг. Второй — по возможности, отвлечься от подобного рода переживаний.
Возвращаться в свою комнату у меня нет никакого желания. Прошли те времена, когда она казалась мне уютным, безопасным мирком, надежно хранящим меня от опасностей внешнего мира. Теперь я понял, что в мире этом, при всех его явных и скрытых угрозах, таится столько всяких заманчивых возможностей! А сколько еще разного рода неожиданных открытий может подстерегать меня на его неведомых просторах!
И я решаю просто послоняться по окрестностям, пользуясь представившейся мне возможностью увидеть мир, временно покинутый его постоянными обитателями. Кто знает, когда еще мне сможет выпасть такой случай?
Вполне вероятно, столь удобный момент у меня возник в первый и последний раз в жизни! Если мне повезет, то уже завтра меня захватит новая жизнь, и я буду без остатка отдавать себя Пьесе. Мне доверят выход на Сцену, а это значит — репетиции, Спектакли. И работа над созданием нового Сценария! Вполне возможно, что уже через неделю мне предстоит два дня напролет что-то сочинять и выдумывать. Что-то писать и тут же править.
Я иду по пустым, безлюдным коридорам, по пути прислушиваясь, что творится там, за закрытыми дверями жилых комнат. Но там стоит поразительная тишина, и как раз — таки эта тишина и говорит о том, что весь мир сейчас с головой погружен в творческую работу.
Я неспешно достигаю просторов Центрального Зала. Как я и ожидал, здесь тоже никого нет. Прогулявшись бесцельно вдоль его стен, полюбовавшись без особого интереса на висящие на них портреты, я, наконец, принимаю решение направиться в коридор напротив. Там я еще не бывал, и мне любопытно, что я смогу там обнаружить?
С некоторым волнением я вступаю под своды коридора. Впрочем, мои ожидания чего-то необычного почти сразу же развенчаны. Оказывается, коридор этот почти ничем не отличается от нашего. Та же планировка, что и в привычном мне Зеленом секторе. Такие же зеркала на стенах, такие же двери комнат. Только стены коридора выкрашены в желтый цвет.
Что еще? Пожалуй, здесь менее чисто, чем у нас. И запах какой-то... Непонятный запах, и, прямо скажем, не слишком приятный. На одном из зеркал я замечаю полузатертую надпись: "... — дурак!".
И еще — из-за дверей явно слышны чьи-то голоса, и доносятся другие громкие звуки. Шумно, прямо скажем, в этом коридоре, особенно по сравнению с той тишиной, что царит в это самое время в нашем секторе. По-видимому, местные обитатели совсем иначе представляют себе работу над Сценарием Пьесы!
Я слышу, как где-то за углом коридора с шумом хлопает дверь, и чей-то женский голос громко, с подвизгиванием, произносит:
— Мотай отсюда, пухлая рожа!
— А, чтоб тебя!.. — отвечает хриплый мужской голос.
Как-то странно тут, в Желтом секторе! Пожалуй, мне не слишком приятно здесь находиться. И искать встречи с обитателями этого уголка мира мне почему-то не хочется. Я решаю немедленно вернуться в Центральный Зал.
Странно! Всего-то несколько минут, как я его покинул, а здесь уже произошли какие-то изменения! Я чувствую это еще на самых подходах к Центральному Залу! Казалось бы, только что здесь царила величественная тишина, а сейчас я вдруг слышу музыку!
Выйдя в Центральный Зал, я снова отмечаю, что тут абсолютно безлюдно. А музыка, оказывается, доносится откуда-то из-за дверей Актового зала! Она как будто течет под сводами Центрального Зала плавным потоком, с легкими завихрениями.
Мне очень любопытно, что же происходит сейчас там, в Актовом Зале? Что там вообще может происходить, если сегодня нет никакого Спектакля, и даже репетиции? Я осторожно подхожу к внушительным резным дверям. Так и есть, музыка доносится именно оттуда.
Я осторожно открываю дверь в Актовый Зал и, просунув внутрь помещения одну только свою голову, оглядываю его.
В полутемном Зале освещена лишь сама Сцена, а на ней находится лишь одна человеческая фигура. Это женщина, и одета она в легкое, полупрозрачное белое платье. Музыка доносится именно оттуда, со Сцены. А женщина в белом платье под эту музыку танцует. Да что там, "танцует" — какое-то слишком неподходящее слово! Эта женщина плывет, она летает по Сцене, и всякое движение ее легко, плавно и грациозно! И складки сверкающих одежд чарующе развеваются при ее стремительном и плавном движении, волнующе трепещут в воздухе! Вся эта картина, совершенно неожиданно представшая перед моими глазами, выглядит поистине впечатляюще, и просто захватывающе!
Я так и остаюсь стоять, совсем не осознавая всей нелепости своей позиции — весь где-то там, снаружи, лишь голова просунута в проем между чуть приоткрытыми створками двери. Забыв обо всем, я продолжаю во все глаза заворожено наблюдать за открывшемся моему взору восхитительным зрелищем.
Тем временем эта удивительная женщина совершает на Сцене новые па, вот она с места прыгает высоко вверх, и при этом совершает поворот вокруг своей оси. И приземление ее ничем не напоминает о том, что в этот момент происходит совсем неромантическое столкновение человеческого тела с полом. Поразительно, как ей это удается?
Вот она застыла вдруг на месте, грациозно отставив одну свою ногу несколько в сторону, и вдруг медленно и пластично как будто складывается пополам, вдоль этой отставленной ноги. А потом так же плавно, упруго распрямляет свое тело, и вновь начинается серия легких шагов, теперь уже едва-едва семенящих, на самых цыпочках! И при этом она еще делает некие плавные, волнообразные движения руками! Волшебно!
Я наблюдаю за происходящим действом с открытым ртом. Какое искусство, какое зрелище! Какая женщина! Необъяснимые, еще никогда не испытываемые чувства накатывают на меня, и только немного позже я начинаю осознавать свое собственное присутствие. И тут же чувствую некоторую неловкость за себя самого. Праздно шатающийся лоботряс стоит здесь, рот раззявив, и наблюдает за интимным творческим процессом. А, может быть, сейчас этой женщине совсем не нужны никакие зрители? Быть может, мое присутствие ей не покажется приятным? Быть может, заметив меня, она прекратит свой волшебный танец, да еще, чего доброго, вслух выразит все свое неудовольствие по поводу такого моего бестактного поведения?
С некоторым сожалением я снова втягиваю свою голову обратно в Центральный Зал, и очень осторожно закрываю за собой дверь. Пусть эта восхитительная женщина продолжает свой волшебный танец, я не буду ей мешать!
Однако, хоть я и покинул Актовый Зал, поразившие меня впечатления не торопятся оставить меня. Медленно добредя до своей комнаты, я пытаюсь вспомнить, чем же еще полезным я планировал заполнить этот день.
Вспомнить это мне, хотя и с большим трудом, удается. Конечно же, можно было посвятить свое свободное время чтению классиков. А еще полезнее — заняться, наконец, изучением Сценария Пьесы. Но одновременно с этим я понимаю, что мне решительно не хочется заниматься ни тем, ни этим.
Нет, сегодня мое душевное спокойствие снова подорвано самым кардинальным образом! Этот танец, эта неповторимая, невиданная мною прежде грация! Эта восхитительная, просто какая-то необыкновенная женщина — только ее образ стоит до сих пор перед моими глазами. И я не могу, и не хочу прогонять этот волшебный образ! Я ложусь на кровать, закрываю глаза, и как будто снова слышу музыку, а главное, я вижу Ее, — это удивительное, воздушное создание, способное каким-то непостижимым образом воплотить музыку в изящные, чарующие движения собственного тела...
Только перед самым ужином в моей комнате снова появляется Барон. В руках у него — два больших белых конверта.
— Пойдем! — говорит он мне. — Настала пора сдавать наши варианты Сценария!
По одному только виду Барона можно понять, что момент сдачи Сценария очередного Акта Пьесы является весьма значительным событием в жизни мира. Я спешно начинаю собираться на выход.
Сейчас центром общественного внимания является Гостиная. Не менее десятка человек толпятся возле ее дверей. И мы с Бароном направляемся прямиком к этому сборищу. Барон пролагает себе дорогу сквозь группу актеров, а мне остается только неотступно следовать за ним. Мы проникаем внутрь помещения Гостиной.
Здесь, вопреки моим ожиданиям, почти что никого и нет. Там находится только Судья, сидящий у небольшого столика, покрытого красным бархатным покрывалом. На столике стоит какой-то средних размеров деревянный ящик, выкрашенный в черный цвет.
— Вот, — объявляет Барон Судье, — наши варианты Сценария Акта Пьесы!
И подает оба белых конверта Судье. Судья чинно принимает конверты, тщательно осматривает их со всех сторон. Удовлетворив свое любопытство, по очереди опускает конверты внутрь черного ящика, через специальную прорезь на его крышке.
— Распишитесь в ведомости! — требует Судья, предоставляя нашему вниманию лист бумаги. Взглянув поближе, я понимаю, что это список актеров, и я даже успеваю заметить в нем некоторые знакомые мне имена и звания. Напротив некоторых из имен в списке стоят синие подписи от руки.
Барон, приняв от Судьи авторучку, быстро находит в списке свое имя и выводит напротив него некую витиеватую подпись. Судья удовлетворенно кивает головой, и передает ручку мне.
— В конце списка! — поясняет мне он, с таким видом, словно делает одолжение.
Впрочем, и действительно, рекомендация оказывается весьма ценной, поскольку я все еще не могу найти в предложенном мне списке свое имя. Следуя указаниям Судьи, я обнаруживаю имя моего сценического персонажа в последней строке списка, под номером 92. И ставлю напротив своего имени какой-то неопределенный штрих.
— Благодарю Вас! — произносит Судья, одновременно давая понять, что нашего присутствия в Гостиной более не требуется. Барон берет меня за руку и тянет к выходу из помещения.
Мы выходим из Гостиной в Центральный Зал, и снова все собравшиеся у дверей услужливо пропускают нас. Барон отводит меня немного в сторону.
— И это все? — спрашиваю я его. — Процедура завершена?
— Не совсем, — отвечает Барон. — Сейчас все, кто написал Сценарий, сдадут его Судье. После этого начнется Церемония Закрытия.
У меня возникает вполне естественное желание расспросить Барона поподробней об этой самой церемонии, но в это время в пределах нашей видимости неожиданно появляется Менестрель, который забавной спешной походкой направляется к дверям Гостиной. Из толпы, собравшейся возле дверей, доносятся ободряющие возгласы: "Давай, скорей!", "Чуть не опоздал!" Менестрель прибавляет ходу и скрывается в недрах Гостиной. Барон комментирует:
— Все, похоже, это последний автор на сегодня!
Я вопросительно гляжу на него. Он поясняет:
— Время приема Сценариев заканчивается. Сейчас начнется Церемония Закрытия!
И тут толпа, почти неподвижно стоявшая у дверей в Гостиную, приходит в движение и начинает постепенно втягиваться внутрь Гостиной.
— Идем, — приглашает меня Барон. — Сам все увидишь!
Я, захваченный любопытством, следую за Бароном. Мы снова входим в Гостиную, где уже находится человек не менее двадцати актеров. Они выстроились некоторым полукругом, в почтительном отдалении от Судьи. А Судья уже приступил к некоторому торжественному ритуалу. Он пробегает глазами свой список, и делает следующее объявление:
— Поступило десять вариантов Сценария следующего Акта Пьесы!
Потом Судья открывает крышку стоящего на столе черного ящика, запускает руку в его недра, и извлекает для всеобщего обозрения кипу одинаковых белых конвертов. Конверты он торжественно кладет на стол, после чего не менее торжественно берет ящик двумя руками, и наклоняет его по направлению к собравшейся публике, демонстрируя, что внутри него ничего не осталось. Потом он оставляет ящик в покое, снова переходя к конвертам. Берет их по одиночке, и опускает обратно в нутро ящика. Толпа при этом начинает хором произносить:
