Заново, с новыми силами

— Вот! И я о том же! — аж вспыхнул Ликёр, задетый за живое. — Я их луплю уже сколько времени, а всё равно. Ненавижу, уродов. Вот ты, Насос, нормальный же мужик, с понятием, хоть и Сафоновский! А эти…

— Ага… — важно кивнул десятник, довольный тем, что его считают своим. — Слышь, Злой, а твои как?

— Мои?.. — очнувшись, переспросил тот. — Ну… Как у всех. Тоже ленивые, как скоты. Я к ним сперва по-человечески, а они слабину почуяли и филонить начали. Ты ж помнишь, какие у меня показатели были.

— Помню! — кивнул Ликёр. — Хреновые показатели. Хуже всех.

— А ты их бил бы! — кровожадным тоном вставил свои пять копеек Насос. — Я своих бью! И они у меня ой как работают…

— Бью теперь, куда деваться-то?.. Но я же по-хорошему хотел… — попытался оправдаться Злой, но этим только вызвал приступ смеха у своих коллег.

— Да мы и сами пытались по-хорошему! — участливо сказал Ликёр, — Да вот только не получается. Они ничего не хотят, им ничего не надо. Плохо им, видите ли. А нам хорошо?.. Да кому сейчас вообще хорошо?.. Эх-х… — горько вздохнул он, и, подняв граненый стакан с мутной жижей провозгласил тост, — За то, чтоб всё наладилось, мужики!

— Отличный тост! — рявкнул Насос и впечатал свой стакан в стакан Ликёра так, что чуть оба не расколотил.

— Тише ты! Ишь, сильный нашёлся!

— Да ладно, не разбил же… Будем!

Самогон обжег Злому горло, и оставил во рту отвратительный сивушный привкус. Завтра будет ужасно болеть голова, придется снова сидеть на пеньке, слушать отдающийся в мозгах осточертевший стук топоров, и ненавидеть весь мир.

— Слушай, Ликёр! — подал голос Насос. — А ты сильно от плана отстаешь?

— Еще как… А мне ещё и подняли норму. Хрен его знает, как я буду их выполнять.

— А давай мы твоих поучим, а?.. — мелкие мутные глазки Насоса на его огромном свином рыле загорелись злостью. Он был уже пьян, и хотел кого-нибудь избить. Такое часто бывало.

— Да ну тебя, Насос, ты ж их опять в кровь…

— Да что ты как целка, в конце концов? — возмутился пьяный в дупель надсмотрщик. — Они у тебя завтра только лучше работать будут! Я не сильно, не ссы ты!..

— Ла-адно, — протянул Ликёр, которому не хотелось отказывать хорошему знакомому. — Но чтоб не сильно, им завтра работать еще!

— Отлично! —Насос грохнул кулаком по столу, и, махнув полный стакан первача, заревел. — А ну, веди меня!

Вышли на улицу, Насос долго ковырялся, надевая заросшие грязью и глиной резиновые сапоги. Холодный ночной воздух вцепился в щеки и нещадно щипал их, как будто бил слабым зарядом тока. Было темно, даже звезды не светили, и в этой кромешной тьме керосиновая лампа, которую нёс Ликёр, казалась ослепительно яркой. У Злого кружилась голова, ноги не слушались, и он слегка пошатывался. Точно также, как и его спутники. Щелкнул ключ, навесной замок упал на мягкую землю, дверь со скрипом открылась.

— А вот и мы! — заорал Насос, вваливаясь внутрь, и топчась прямо по комьям тряпья, которыми укрывались рабы. — Не ждали, сволочи поганые?.. А ну встать! Встать всем живо! — орал он, поднимая измученных людей на ноги и выстраивая в линию вдоль стены сарая.

Рабочие испуганно вскрикивали, но вставали и строились безропотно — худые, заросшие, вонючие, с каким-то мусором в волосах и бородах. У них в глазах застыл страх вперемешку с покорностью, и увидевший это Злой понял, что теперь тоже искренне презирает этих людей.

— Что ж вы своего начальника-то подставляете, а? Ну вы и уроды! Работать не хотите, а ему пайку урезают, жрать ему из-за вас нечего, понимаете? — читал лекцию Насос. — Он к вам по-человечески, а вы к нему, как свиньи! Да вы и есть свиньи, а не люди! Работали бы нормально, давно бы уже были как я, начальниками! Что ж вы такие, а?.. Правильно вас Христос всех сюда забрал, каждому в Сафоново надо такую школу пройти, чтобы узнать, кто человек, а кто — гниль! Чтоб перевоспитать вас всех тут… Чего уставился, тварь?! — завопил десятник внезапно, и заехал в морду рабочему, стоящему ближе всего. Тот вякнул и повалился на солому. — Я тебе не разрешал на меня смотреть! Ур-род! Все вы тут уроды! — распалял Насос сам себя. — Н-на!..

Второй рабочий повалился назад, потом третий.

— Я не пялился!.. — заверещал следующий, но Насос подскочил к нему, и точным ударом отправил в нокаут.

— Говорить тоже я не разрешал! Свиньи вы, вот вы кто! Кто вы?..

— Свиньи… — робко послышалось из строя.

Насос подскочил к говорившему, и ударил в солнечное сплетение, рабочий осел на землю, задыхаясь.

— Я не слышу! Кто вы?!

— Свиньи! — гаркнули все. Даже те, кто получил удар под дых, и не мог набрать достаточно воздуха, сипели со всем старанием, опасаясь дальнейших побоев.

— На карачки! Раком становись! — орал раскрасневшийся Насос. — Ну! Свиньи на двух ногах не ходят!

Пленные послушно становились на четыре кости, глядели затравленно. У того, кого Насос ударил первым, глаз уже заплыл и превратился в огромный синяк.

— А вы что стоите? — оскалился Насос. — Я за вас всю работу делать буду? Злой! Тебе что, их жалко чтоли?

Злой прислушался к собственным ощущениям и с удивлением осознал, что нет, больше не жалко. Эти люди вызывали только безграничное омерзение, он брезговал даже прикасаться к ним. Существа, что ползали сейчас у него под ногами и хрюкали под заливистый гогот Насоса, не были людьми. Люди работали бы не за страх, а за совесть, видя, что десятник хочет обращаться с ними, по-хорошему. Люди не подставили бы его и не смеялись бы над ним за спиной, не вынуждали бы наводить порядок при помощи страха и железной дисциплины. Люди не позволили бы ставить себя на карачки и заставлять хрюкать. От людей так не воняло.

Десятников было всего трое, они были в дрезину пьяны, и даже огромный, тупой и злобный Насос не представлял сейчас опасности. Люди могли бы навалиться на них всем скопом и запинать. Но только не те, кто сейчас ползал в грязи и собственных испражнениях.

— Вы ж все, сволочи, своим начальникам ноги целовать должны! Был бы кто злее меня, давно бы уже поубивал нахрен! Работать не хотите, а жрете, уроды, в три горла! От дебилов больше пользы! Эй ты! — рявкнул Насос кому-то на полу. — А ну! Иди и целуй сапоги своему начальнику! Вы ему по гроб жизни и так обязаны! Целуй, с-сука! — он пнул раба по ребрам, отчего тот повалился Ликёру под ноги. Тот хихикнул и выставил вперед ногу в грязном кирзовом сапоге.

Раб поспешно впился губами прямо в коросту глины на мыске.

— Вот это другое дело! — хохотнул Насос. — А ты, чмошник, иди, вон, к Злому. Он у нас самый добрый. Аха-ха! — насос заржал от собственного каламбура. — Прикинь, у нас самый добрый — это Злой!..

К сапогу опального вяземского генерала подползло нечто грязное, завшивевшее, и потерявшее последние остатки воли. Оно потянулось к мыску в стремлении его облобызать, но Злой с омерзением пнул это прямо в морду и заорал:

— Не сметь, урод!

— Да чего ты, Злой, весело же! — жизнерадостно заржал Насос.

— Они мне все сапоги измажут! Ненавижу тварей! — рыкнул Злой, и отвесил хорошего пинка по заду уползающего раба. Тот пискнул, и пропахал носом грязь под ногами.

— Бей их! — залихватски крикнул Насос, и, подавая пример, первым бросился пинать ногами всех, до кого только мог дотянуться.

Ликёр, повизгивая от удовольствия, последовал за ним, Злой также не остался в стороне, и набросился на уползающего раба так, будто тот был его злейшим врагом. Глаза застила кровавая пелена, он больше не чувствовал ни жалости, ни презрения — одна только всепоглощающая ненависть. Бить, бить, бить. Тяжелые удары отдавались во всем теле приятным томлением, гулко бумкали сапоги, и хотелось избивать еще сильнее, втаптывать в грязь до тех пор, пока от существа под ногами не останется ничего, кроме кровавой каши. Кажется, Злой что-то кричал.

Он пришел в себя, когда Ликёр с Насосом оттащили его в сторону и прописали пару успокоительных ударов по морде.

— Ты что творишь?! — верещал Ликёр, — Ты же его убил! Я же теперь план не выполню! Черт, как знал, что не надо было вас сюда пускать! Короче, Злой, ты мне должен одно туловище! Вот что хочешь делай! Да успокойся ты! — прикрикнул он.

Злой всё еще дергался, и рвался к распластанному на загаженной соломе телу.

— Да тихо ты! Истеричка! — Насос как следует отхлестал его по щекам и Злой обмяк у него на руках. — Пошли выпьем!

Опального командира втащили в дом, усадили на стул, и влили в горло стакан мутной сивушной жижи. Полегчало, нервное напряжение последних недель отпустило. Стало очень хорошо, хотелось петь и смеяться. И спать. На место удовлетворенной жажды крови пришла приятная усталость. Ликёр все еще громко и визгливо сокрушался по поводу потерянного «туловища», а Насос говорил, что их таких в Сафоново целая куча, и, если надо будет, то привезут еще. Последнее, что запомнил Злой перед тем, как отключиться — обнявшиеся Насос и Ликёр, нестройно поющие какую-то незнакомую песню.

18.

После того вечера, Злого не наказали. Наоборот, к собственному удивлению восстановили в должности взводного.

— Вот видишь, — сказал ему Христос. — Сам понял, как надо обращаться с такими вот предателями. Перековался. Молодец, могу только похвалить. Езжай, твой взвод тебя дожидается, прими дела у Русака.

Всё вернулось на круги своя. Командование взводом оказалось намного менее утомительным занятием, чем валить лес по пояс в грязи и орать на изможденных и обессилевших рабов. Вот только менять кирзовые сапоги на берцы Злой так и не стал — после осенних дождей город представлял собой сплошное море слякоти, и было не до пижонства — сохранить бы ноги в тепле и сухости. Точно так же, как не сменил он сапоги, не вернул он и прошлого состояния — почти постоянно был мрачен и озлоблен.

По словам Виктора, который тоже очень тепло принял Злого обратно под свое командование, армии вскоре предстояло хорошо поработать — Христос хотел до наступления холодов подчинить себе как можно больше общин и, называя вещи своими именами, пограбить их. В городе кончалось топливо, хоть и был создан значительный НЗ для весенней посевной кампании и по-прежнему были большие проблемы с мясом. Население Вязьмы возросло до семисот человек, включая целую кучу прирученных дебилов и «гостей» из Сафоново и Гагарина.

Умник продолжал, как ни в чем не бывало, общаться со Злым и периодически заглядывать к нему в баню.

— Жаль, мне не удалось добраться до смоленской библиотеки. Я бы там пошарил с большим удовольствием. Те фанатики даже не знают, на какой сокровищнице сидят, а зимой наверняка пожгут всё к чертям сами, или крысы всё погрызут. Им тоже жрать что-то надо, а книги для них — прямо идеальное лакомство.

— Да как бы их самих там не сожрали… — усмехнулся Злой, вспоминая исхудавших смолян.

— Тоже верно. Надо бы нам туда наведаться, — сказал Умник и, поймав вопросительный взгляд Злого, уточнил. — За книгами, нам другого не надо пока. Мы сейчас контроль за большим городом не потянем. А вот по мелким проехаться было бы полезно. Кстати! Раз уж ты всё там разузнал… Отметишь на карте тамошние общины?

— Отмечу, почему бы и нет? — кивнул Злой, хотя в душе заворочалось неприятное чувство. Очень не хотелось бы разрушить общину, в которой жила Она. А от мысли, что с ней может случиться то же самое, что и с Гагаринскими девушками, хотелось убивать. Но, с другой стороны, подобная операция может помочь ее найти. Всё это надо было как следует обдумать.

Скрипнула дверь, в парилку вошла стройная рыжая девушка, замотанная в полотенце.

— О-о! — оживился Умник. — А я уж думал, что ты там умерла где-то. Чего так долго?

— Простите… — тихонько сказала девушка.

— Ничего подобного. Иди-ка сюда, красота моя. Буду тебя наказывать за плохое поведение! — похотливо хохотнул Умник. Злой спрыгнул с полки и отправился в предбанник.

— Куда ты?

— Ну, ты сейчас занят будешь. Пойду попью чего-нибудь.

— А, ну давай…

Злой вышел, успев увидеть, как девушка сняла полотенце и встала на четыре кости. Особого страдания на ее лице не было заметно, похоже, она искренне наслаждалась происходящим.

«Прав был Умник: в том, что этих девчонок кормят и регулярно трахают, ничего плохого нет. Куда ни кинь — сплошная польза получается», — подумал Злой. И действительно: судя по раздающимся из парилки звукам, все были донельзя довольны.

Его мысли вернулись к грядущей экспедиции в Смоленск — да, попасть туда было бы неплохо. Хотя бы с целью спасти библиотеку от местных, которые книги так или иначе сожгут — если и не ради обогрева, то хотя бы по велению своего попа, которому, как любому религиозному фанатику, наука и искусство априори должны быть поперек горла.

Вскоре стоны в парилке прекратились, вышел ухмылявшийся Умник.

— Ну мужи-ик, — протянул Злой. — Ну молоде-ец.

Ухмылка на лице Умника стала еще шире:

— Ну да. Умеем. Могём.

— Садись. Я тут вот что подумал — было бы очень здорово прокатиться на юг, в сторону Юхнова.

Умник кивнул:

— Катались уже. Виктор давно уже эти направления разведал. Сейчас наши перспективные территории — это свиноферма и крупная деревня километров за пятьдесят от нас — там полно лошадей. Мы местных спрашивали откуда, оказалось, где-то совсем в глухомани остался старый конезавод, причем, работающий и поныне. Понимаешь, к чему я клоню?

— Конечно. Бензин не вечный, дороги тоже. Удивлюсь, если этот завод Христос не захочет заполучить себе.

— Ну, прямо сейчас мы хотим прирезать себе свиноферму… Но ты мыслишь верно. Либо торговать на выгодных для нас условиях, либо воевать мы с ними все равно будем, лошади нам ой как нужны. Эх, жаль, что наша основная ударная сила — БТР-ы, не вечная. Мы б с ними прошлись от Владивостока до Лиссабона. — улыбнулся Умник.

— Пройтись-то можно, — покачал головой Злой. — Да вот как удержать всё это добро?

— Вот поэтому до сих пор и не прошли. Христос говорит, что еще не время. Но оно еще придет, обязательно, — уверенно сказал Умник.

— Да-да. Вяземская империя и все такое…

— Я слышал сарказм в твоем голосе? — напрягся Умник.

— Нет, расслабься. Просто я, похоже, никак не отойду от старой жизни. Всё еще не верится, что старого мира больше нет. И слова «Вяземская империя» в этом свете выглядят забавно, не находишь?

— Ну да, — осторожно улыбнулся Умник. — Провинциальный городок, ставший центром огромной империи — это, конечно, забавно. Но только в старых условиях. История много раз доказывала, что ничего вечного нет. Возможно, теперь пробил час славы и для Вязьмы. Рим тоже когда-то был деревней.

Визит на свиноферму прошел без сучка и задоринки.

Злой вместе с командой направился туда со своим взводом — больше не потребовалось, Христос собирался не воевать, а показать небольшую часть своей силы — тем более, что всё уже было решено. Незадолго до этой поездки вяземский князь отправил туда своего дипломата, и тот вернулся с хорошими новостями.