Золото апачей

— Они любопытны и суеверны, — сказал он. — Они, безусловно, храбрые люди. Но суеверие удерживает их, поэтому они не спешат приближаться. Когда мужество одолевает суеверие, они делают шаг, но только один. Смотри, они снова остановились и дрожат от страха. Браво! Ум опять восторжествовал над трепещущей плотью! Они сделали еще шаг!

— Но что случится, если они продолжат приближаться? — прошептал Чарльз.

— Это могло бы закончиться для нас очень плохо. Но сейчас мы в безопасности. Нам ничего не угрожает. Ты когда-нибудь слышал, как я умею стонать?

— Что вы имеете в виду, профессор?

— Сейчас ты убедишься, что никто не может состязаться со мной в искусстве стонать, а это искусство, в иных обстоятельствах, чрезвычайно важно. Слушай!

У мальчика кровь застыла в венах, когда ужасный звук, похожий на стон мятущейся души, раздался рядом с ним. Он начался вздохом, перешел в стон, пронзительный и скорбный, и окончился мучительным рыданием, — и долина повторила его, чуть менее живо. Атмосфера места разом изменилась. Восстали мертвые, скелеты поднимались из земли, держась за руки.

Чарльз видел, как юты подпрыгнули и разом отступили на дюжину шагов. Здесь они остановились, очевидно, пытаясь восстановить утраченное мужество, но ужасный стон повторился снова, а затем и в третий раз. Они были храбрыми людьми, но не смогли этого выдержать. Вопль ужаса вырвался одновременно из шести глоток, после чего индейцы повернулись и помчались прочь.

Вскоре, в жилищах, где-то далеко на севере, возвратившиеся охотники станут рассказывать, как они нашли древние развалины, населенные и охраняемые мертвецами.

Профессор Лонгворт поднялся и довольно рассмеялся.

— В искусстве стонать, вам, конечно, нет равных, — восхищенно сказал Чарльз. — И это нам здорово помогло. Мы одержали победу без единого выстрела.

— Теперь мы можем выйти отсюда и спать снаружи, — сказал профессор. — Они больше не вернутся. А завтра, думаю, нам стоит отправиться обратно.

Они спали спокойно, а утром повернули обратно к дому.

Однажды они расположились лагерем в каменистой долине, окруженной соснами и кедрами. Поскольку ночи были холодными, а дров — в изобилии, они развели огонь возле огромной сосны, защищавшей их от ветра, и стали готовить ужин.

— Мы наберем камней, — сказал профессор Лонгворт, — и сделаем из них очаг.

Чарльз подошел к маленькой впадине, приблизительно двадцати футов в окружности, в центре которой лежали отдельные камни. Он поднял два из них, но затем решил, что хватит одного, и один бросил, удалившись от места, где поднял, футов на пять. Но когда добрался до края и обернулся, то удивленно воскликнул.

Камень, который он бросил, двигался. Медленно, но заметно. Чарльз изумленно уставился на него. Сгущались сумерки, и он поначалу подумал, что это, должно быть, какой-то обман зрения. Он помотал головой. Глаза его не обманывали. Камень медленно перемещался к группе камней в центре, где он лежал прежде. Это была одна из самых необычных вещей, какие ему доводилось видеть, и он почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. Но затем он рассмеялся. Ему не угрожала никакая опасность.

Он положил на землю второй камень, все еще остававшийся в его руках, и стал наблюдать за ним. Камень был четыре дюйма в диаметре и весил несколько фунтов. И снова у него по позвоночнику пробежал холодок. Второй камень также начал перемещаться к камням в центре. Он вернулся к ним, взял еще два, и отнес на пять футов. Произошло то же самое. Камни, как и их предшественники, поползли к центру.

Любопытство Чарльза было возбуждено, он снова и снова повторял свой эксперимент. И каждый раз результат был одним и тем же. Все камни медленно возвращались к центру. Выемка была заполнена ползущими камнями.

— Чарли, мальчик мой, — позвал профессор, — почему бы тебе не принести камни? Огонь уже горит!

— Эти камни не желают идти со мной, профессор. Всякий раз, когда я кладу один из них на землю, он возвращается на свое прежнее место.

— Что ты говоришь?

— Я не шучу. Идите сюда и взгляните сами.

Профессор подошел к краю выемки и удовлетворенно хмыкнул.

— Что это такое? — спросил мальчик. — Прежде я никогда не видел ничего подобного.

— А я видел, — ответил Лонгворт. — Я видел передвигающеся камни в штате Невада, но не знал, что они могут встретиться здесь. Их поведение производит впечатление и даже пугает, но объяснение этого явления вполне научно и довольно простое. В камнях присутствует магнитный железняк или что-то подобное. Видишь, они собираются, подобно фруктам в корзинке. Но, несмотря на то, что объяснение, как я уже сказал, очень простое, Чарли, зрелище, конечно, впечатляет. Мы только начинаем исследовать скрытые силы природы. Подумай только, что человек будет знать через десять тысяч лет!

Но Чарльза мало интересовало то, что будет известно людям через десять тысяч лет. После ужина он снова и снова экспериментировал с камнями, которые продолжали "ходить".

На следующее утро они продолжили путь, и по дороге забрали медвежьи шкуры, оставленные в башне, к этому моменту уже высохшие. Они вернулись без приключений, товарищи с радостью встретили их и с удивлением слушали рассказы об их приключениях.

ГЛАВА XIII. ОБРЯД ИЗБАВЛЕНИЯ ОТ БОЛЕЗНЕЙ

Чарльз, верный своей природе, смелый и предприимчивый, стал самым искусным охотником маленькой колонии, и уходил от деревни все дальше и дальше. Иногда он ходил с кем-то, чаще всего — с Гербертом, но большей частью — один.

Сейчас, в поисках оленя, он снова направился от деревни к пустыне, тем путем, которым они шли с профессором, замечая приметы — здесь скалу, а здесь окаменевший кусок черной лавы.

Он все еще не встретил оленя, когда приблизился к выходу речки с холмов на равнину, а когда начали опускаться сумерки, решил заночевать здесь. Он часто уходил на двое суток, и знал, что его отсутствие не станет причиной для тревоги. А потому с чистой совестью разбил лагерь.

Он мог соорудить его за десять минут — лагерь представлял собой кучу сухих листьев под развесистыми кустами. Дождь здесь шел редко, чистый воздух был пропитан ароматами горного леса. Поужинав олениной из своих запасов, он напился ледяной воды из горной речки, а затем улегся на свое ложе из листьев.

Сгущались сумерки. Вдали на юго-западе, где лежали равнины и пустыня, он видел солнце, подобное огромному красному щиту. Позади него горы и холмы уже были черными. Легкий ветерок блуждал среди дубов, кедров и пиний.

Черльз лежал на листьях, положив рядом с собой ружье. Он отдыхал, умственно и физически. Неожиданно, он вспомнил о маленькой станции, затерянной в пустыне. Он не жалел, что оставил ее, он ощущал жалость к Анании Брауну, мужчине с обожженными ладонями, который умер и который, возможно, на самом деле носил другое имя. Да, Чарльз жалел его, но был рад, что покинул станцию.

Возможно, эти поиски были безумием, но пока все шло хорошо. Он встретил прекрасных товарищей, и верил, что они отыщут золото. Чего еще мог он пожелать? Глубокое ощущение спокойствия и умиротверенности становилось все ощутимее, пронизывало все его существо. Какая чудесная, мягкая кровать — куча листьев! А каким бодрящим и чистым был воздух!

Ветерок по-прежнему обвевал его. Где-то рядом послышалось гудение какого-то насекомого, прошелестела ящерица. Но Чарльз не шевелился. Он смотрел, как большой красный щит солнца склоняется к земле и исчезает за горами. Он видел, что ночь укутывает равнины, как они скрываются тьмой. Его веки набухали тяжестью, он едва мог различить ветви кустарника над собой. Он слегка пошевелился. Подумал, что счастлив по-настоящему, и уснул.

Мальчик проснулся посреди ночи, и поначалу не мог понять, где находится; но теперь, вместо ощущения счастья и покоя, он чувствовал тревогу, расплывчатое, неясное опасение, пришедшее к нему во время сна. Он немного подвинул правую руку, чтобы проверить, рядом ли ружье. Холодное дерево и металл вернули ему прежнюю уверенность.

Сейчас было светлее, чем когда он засыпал. На небе сияла полная луна, освещая деревья и кустарник. Чарльз не видел ничего необычного, но ощущал смутное опасение. Он продолжал лежать неподвижно. Приникнув правым ухом к земле, он прислушался. И услышал звук, который не был ни ветром, ни шелестом ящерицы среди листвы. Это был звук человеческих шагов, причем довольно близко. Кроме того, человек был не один.

Возможно, это были пионеры или охотники, но Чарльз так не думал. Он сразу же решил, что рядом с ним находятся апачи, и это их шаги он услышал.

Он похвалил себя за то, что устроил себе постель под низко нависающими ветвями кустарника, из большой кучи листьев.

Шаги приближались. Он был всего лишь мальчиком, его охватила дрожь, и ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы ее прекратить. Его дыхание казалось ему оглушительно громким, слышимым на большом расстоянии, но затем он с облегчением, понял, что это не так.

Шаги по-прежнему приближались, и вскоре, из своего тайного убежища, мальчик увидел, как на небольшую поляну вышли четверо мужчин.

Инстинкт не подвел его. Это были апачи, самые жестокие из всех индейцев, высокие, стройные мужчины, ростом в пять футов десять дюймов, с темно-красным цветом кожи; их черные волосы свисали почти до глаз, а сзади были связаны кусочками красной материи, в которой была вставлена тонкая палочка длиной около восьми дюймов, использовавшаяся в качестве гребня. В центре головы у каждого имелось перо, длиной в два-три дюйма, трепетавшее на ветру. У одного это было перепелиное перо, у другого — ястребиное, у третьего — орлиное, у четвертого — перо индейки. Три из них были окрашены в красный цвет, одно — в белый.

Мужчины не носили бород и усов, хотя и были зрелого возраста. Их лбы были низкими и узкими, над выступающими бровями. Глаза отстояли далеко друг от друга, с веками, окрашенными в черный цвет. Зрачки были того же цвета, что и кожа, белки — чуть желтоватыми. У двоих носы имели римский профиль, у остальных — широкие и плоские, с большими ноздрями. У двоих с носов свисали бусы.

Уши были маленькими и правильной формы, но обезображены порезами. Из мочек свисали бусы, из перламутра и камешков. Рты были большими, с длинными тонкими губами и маленькими зубами.

Мальчик, из своего убежища, с изумлением рассматривал ужасных пришельцев. На них не было никакой одежды, кроме мокасин и набедренных повязок с полосками. Последние были изготовлены из оленьей кожи и свисали почти до земли, сзади напоминая хвост.

В отличие от одежды, они были хорошо вооружены. Каждый имел ружье, насколько мог видеть Чарльз, последнего образца. На поясе висели нож и револьвер. Исходя из их поведения, мальчик решил, что они — не последние люди своего племени. Он мог слышать их разговор, но, естественно не понимал ни единого слова из того, что они говорили.

Они находились на расстоянии не более пятнадцати футов от него, и стояли на открытом месте, время от времени жестами указывая в сторону гор. Мальчик испугался, что они узнали об их присутствии, и подумал, что ему следует как можно быстрее вернуться обратно и предупредить остальных. Пока же он изо всех сил старался не выдать себя ни единым звуком.

Апачи разговаривали несколько минут, после чего повернулись и ушли вниз по течению. Чарльз наблюдал за ними, пока их фигуры не исчезли в темноте, но и после этого в течение четверти часа сохранял неподвижность. После чего осторожно встал, поднял ружье и ощупал пистолет на поясе. Он шел вдоль речки сорок или пятьдесят ярдов, после чего остановился в зарослях пиний.

Ему нужно было принять решение. Он знал, что должен предупредить своих друзей, но если вернется назад, ему будет почти нечего им рассказать, разве только то, что он видел четырех апачей у входа в долину. Не следует ли ему пройти дальше вдоль реки и постараться узнать как можно больше, прежде чем вернуться в деревню на скалах? Последнее показалось ему более предпочтительным, и он продолжил путь вдоль реки, время от времени останавливаясь и прислушиваясь.

Но апачей не было видно и слышно, и его уверенность стала понемногу увеличиваться. Ночь была не очень темная, тропа шла вдоль берега. Если бы рядом находились другие апачи, он обнаружил бы их присутствие. Но Чарльз помнил, что ему следует быть очень осторожным. Апачи были хитрыми, а их жестокость не поддавалась описанию. Порыв ветра, прыжок кролика через преграду, — заставят их остановиться и прислушиваться длительное время, прежде чем продолжить медленное передвижение.

Он попытался угадать, сколько времени, и пришел к выводу, что полночь давно миновала, и оказался прав, поскольку спустя приблизительно три часа на востоке появился слабый серый свет. Затем он стал серебряным, а чуть позже из-за гор снова выплыл огромный красный щит.

Чарльз находился у входа на перевал. Перед ним, когда он смотрел на юг, раскинулись серые пески, по которым иногда пробегали танцующие "пыльные дьяволы". Он пробормотал:

— Пространство, не имеющее края и неизменное...

Темные серые равнины, такие причудливые и такие странные!

Лишенные растительности, безжалостные, но прекрасные...

Он не видел ничего, кроме пустыни перед собой и гор позади себя. Что стало с апачами, этими ужасными призраками ночи? Они исчезли, растворились, развеялись в воздухе. Возможно, это был просто дурной сон, рожденный фантазией и одиночеством!

Он услышал легкие шаги позади себя и быстро обернулся, но недостаточно быстро. Сильные руки схватили его и опрокинули на землю лицом вниз. Его запястья и лодыжки были связаны сыромятной кожей, после чего кто-то с презрением толкнул его ногой, переворачивая лицом вверх.

Чарльз лежал на спине и смотрел в глаза четырем апачам, которых видел ночью. Сейчас их жестокие лица казались еще более жестокими, а глаза смотрели насмешливо, и этот безмолвный смех заставил его содрогнуться. Пока он пытался преследовать их, они зашли ему за спину, выследили его и схватили.

Один из апачей взял его ружье, осмотрел, после чего удовлетворенно закинул себе через плечо; другой взял себе револьвер, а третий ловко ощупал карманы и забрал себе все, что в них отыскал.

— Я — Большой Лось, — сказал самый старый и, по-видимому, занимавший из всех четверых самое важное положение. — Кто ты? Откуда ты?

Чарльз был отважным мальчиком. Он считал, что ему все равно не удастся вырваться из их лап, и не видел причины, по которой должен был подвергать жизнь своих товарищей опасности.

— Значит, вы понимаете английский, — с презрением ответил он. — Это не важно, кто я и откуда. Это очень неприятно, попасть к вам в руки, так же как и говорить с вами.

Большой Лось нахмурился. Его взгляд стал диким.

— Ты будешь говорить, когда мы захотим, чтобы ты говорил, — сказал он. — Как тебе понравится маленький огонь, разведенный у тебя на груди, который будет гореть весь день? Или, может быть, ты хочешь, чтобы мы закопали тебя в песок до подбородка и оставили так?

— Мне не нравится ни то, ни другое, — сказал Чарльз, вздрогнув и закрыв глаза. Тем не менее, он решил ни при каких обстоятельствах не рассказывать о своих друзьях.