Сергея замучили допросами, но он держался:
— Был анонимный звонок в служебный кабинет. Да, поверил сразу, потому что давно собирал материалы и на Седого, и на Паровозика. Не знаю почему именно мне. Скорей всего потому, что меня считают бескомпромиссным. Мужской голос без особых примет. Да идите вы со своими "неуловимыми мстителями", достали уже! Я не Яшка — Цыган. Славик? Козел он. Да, был мужем сестры, да, доставал её после развода, да, я мечтал его посадить, но не убивать! Как я мог организовать, как?!
Зину тоже допрашивали. Ей скрывать было совершенно нечего, обошлось одним вызовом. Подошла и моя очередь.
Сижу перед двумя пожилыми следователями. Один "по особо важным делам" генпрокуратуры, второй из ФСБ, целый полковник. Вызвали меня исключительно как свидетеля, не обвиняемого; пригласили как Зининого сожителя с целью подтвердить или опровергнуть её показания о Славике. Слава богу, Зине хватило ума не распространяться о моем происхождении. Отдельное спасибо Мережко за его чистку "мокрого" дела. Простите, дела Мокрого.
Я очень аккуратно работал внушением, по минимуму. Главное, чтобы на бумаге все вышло гладко, остальное не важно.
Не встречался, но слышал от Зины про Славика. Вот, собственно, и весь допрос. Фиона старательно рассеивала внимание к моей приметной внешности.
— Внимательно почитайте и распишитесь здесь, здесь и здесь, — указал важняк, протягивая мне протокол допроса.
Расписался, вернул. Следователь полушутливо пожелал: "Берегите себя, Егор Ронович. Говорю "до свидания", но не в этих стенах", — и отпустил меня восвояси. Вдруг, вспомнил:
— Подождите! Я данные паспорта забыл вписать.
ФСБэшник, до этого почти откровенно дремавший, встрепенулся. Началось!
— На паспорт двоих не разведу, — сразу заявила Фиона. — Со справкой попробую.
— Дело в том, что паспорт я потерял. Вот справка.
При каких обстоятельствах, когда, где — эти вопросы завязли на языках обоих следователей. Следователь генпрокуратуры молча вписал данные справки, не указывая, что они "с моих слов", и более того, добавил точную дату рождения — ровно на три года моложе меня настоящего и адрес: "Москва, проспект Вернадского сто двадцать пять, второй корпус, квартира сто сорок четыре". Так я отблагодарил академика за идею о "Сферах". Дом в действительности существовал — видел, когда гулял по Москве, квартиру же назвал наугад.
Из кабинета вышел опустошенным. Мана Разума в ауре упала практически до нуля, захватив и ту составляющую, которой положено сохраняться всегда, обеспечивать "физиологический минимум". Теперь я прекрасно понимаю Лиону, с её экономией силы. Седой и Славик в подметки этим двум следакам не годились, нервы которых оказались неизмеримо крепче. Моя самооценка убавилась еще на пару пунктов. А Ольга Андреевна с её естественной защитой? Нет, Земля — не мой мир, скорей бы...
Я все-таки согласился сходить к местной Лизе. Зина горячо меня поддержала, обрадовалась, но как-то не совсем искренне, с каким-то глубоко спрятанным беспокойством. Скоро я понял в чем дело.
Роскошная бизнес-леди с фигурой модели встретила меня в дверях кабинета. Присела не за начальственный стол, а рядом со мной на кожаный диванчик.
— Мне Зина много рассказывала о вас, — говорила томным голосом, кокетливо поправляя прическу, — и теперь вижу — не зря она вас скрывала.
Как она меня хотела! Заранее, не видя меня, зная исключительно со слов подруги. Просто так, для коллекции, из спортивного интереса, а совсем не из чувства. Такие флюиды от неё шли — закачаешься! Тут и поза с грацией кошки, и точеная шея с непослушным, часто падающим локоном, который приходится поправлять изящным движением ухоженной ручки, и игриво, на грани приличия расстегнутая пуговица блузы, и юбка, случайно поднявшаяся чуть выше, чем положено. Ножки, грудь, лицо — все очень манящее, хотя и не скажешь, что писанная красавица. Симпатичная, но очень сексуальная.
Зина что, совсем ненормальная? Знает же подругу. Надо срочно признаваться, что женат. Может это избавит от глупых проверок.
— Простите, вы замужем? — резко спросил я, чем охладил её пыл. Ну и свой заодно.
Разве это нормально? Живу с молодой симпатичной бабой, которая влюблена в меня по уши и не сплю с ней. Вторая женщина ко мне льнет, настоящая самка, я и от неё бегу. Это ни в какие ворота не лезет! Кто бы рассказал, ни за что не поверил бы.
— Какое это имеет значение? — растерялась Елизавета. Опустила руку со спинки дивана и чуть отодвинулась. Вопрос её обескуражил.
— Для работы — никакого, я просто так спросил. Сразу о так называемой чистке ауры. Никогда не занимался ничем подобным, но прекрасно её вижу. У вас, кстати, проблемы по-женски. Поджелудочная хандрит. Да и вообще, нервная система разбалансирована. — Выдавая подсказанные Синей сведения, я окончательно отходил от сексуальности. А диагнозы, кстати, мог поставить более точные. Но я же не волшебник, а просто экстрасенс, один из многих.
— Вы меня не поразили. — Холодно произнесла Елизавета, поправив прическу. Застегнула пуговицу блузки, встала и прошла за стол. — Вам Зина могла все рассказать, даже точные диагнозы. — Говорила строго, сидя на начальственном кресле с видом оторванной от важных дел директрисы. — А нервы в наше время у всех расшатаны.
— Как я и обещала подруге, я смогу взять вас на испытательный срок. Дайте, пожалуйста, паспорт.
— Извините, у меня его пока нет.
— Разве? А когда будет? Мне, конечно, неудобно, но в свете последних событий проверка за проверкой!
— Я понял вас, Елизавета э-э... — потянул, ожидая подсказки. Не выручила, отчества не сказала. — Я тогда через две недели зайду, хорошо?
— Разумеется! Такой специалист мне очень нужен! Можно даже не заходить, а связаться со мной через Зину. — Её тон все холодел и холодел. Сильно женщина обиделась.
— Обязательно! — на том и раскланялись.
Что ж, сходил, посмотрел, любопытство удовлетворил. Сравнил "эту", которую посчитал сигналом незавершенности земного "задания", и "мою" Лизу. Местная "моей" в подметки не годится! Ни в плане внешности, ни в плане характера. Последнее — особенно. Лизия (полное имя моей жены), конечно, девушка активная, но не "озабоченная", а о возможности измены и говорить не стоит: даже теоретически не предполагаю. Ей верю больше, чем себе.
— Не взяла она меня без паспорта, — сказал я Зине вечером. Вернее, повторил: до этого мы говорили по телефону. — И знаешь, что я вспомнил, когда её встретил?
— Что? — девушка замерла в напряженном ожидании.
— Я женат. Её зовут Лиза и она очень далеко, — слова вылетели неожиданно легко и я буквально воспарил. Не просто гора с плеч свалилась, а целый континент.
Зину же наоборот, придавило. Сникла, сгорбилась, плечи безвольно повисли, словно та самая материковая плита опустилась на её плечи.
— Ты её любишь? — спросила тихо, с отчаянной надеждой, будто хваталась за последнюю соломинку.
— Люблю.
— Устала я, Егор, пойду к себе. Прибери здесь без меня, хорошо? — сказала после долгого ковыряния ложечкой в варенье.
Поплелась в свою комнату, не дожидаясь ответа. Жалкая, униженная, будто оплеванная. Я опустился на землю, сердце облилось кровью. Но я крепился. Знал, что поступил правильно.
Время шло, жизнь в городе входила в более-менее спокойное русло. Но я не уходил. Меня что-то держало, и я не мог понять что именно. Дабы избежать соблазна наплевать на тревожное предчувствие и сорваться немедленно, я даже в астрал стал заходить как можно реже.
Накануне для экспертизы по поводу моей "амнезии" к нам, точнее ко мне, заглянул подвыпивший Серега. С Зиной после моего признания мы общались "здрасьте — до свиданья". Хорошо хоть кормила. Но я подумывал о переезде, если мне, не дай бог, придется еще на неделю на Земле задержаться.
— Что это Зинка не ворчит? И вообще к себе ушла, не ругнувшись? — удивился он.
— Не обращай внимания, я признался, что женат.
— Это правильно! Переживет. — Легкомысленно заявил он. — Думаешь, я просто выпить зашел? Компанию искал? Нет, не просто... Обмыть повышение! -торжественно провозгласил он, выдержав значительную паузу.
— У меня комиссия завтра!
— Возражения не принимаются! По маленькой. Зинка, не хочешь брата поздравить? — крикнул в направлении комнаты. В ответ слабое бурчание: "поздравляю, но пить не буду", безразлично пожал плечами: — Как хочешь. А ты не отвертишься. — Это уже мне.
— Я теперь начальник следственного отдела, — хвастался Сергей, разливая очередные "чуть-чуть". — Должность майорская, так что скоро звездочки обмывать придется. Сопьюсь, — добавил, вздыхая с деланным сожалением.
На улице стемнело. Мы вовсю спорили. О политике "вообще" и о преступности в частности. Сергей уверял, что наказание "у нас" неимоверно мягкое, потому, мол, и насилие с коррупцией не переводится. Он двумя руками был за долгие тюремные сроки и за смертную казнь. В принципе, я с ним соглашался, что таки-да, стрелять маньяков не помешает, но полностью правонарушения это не искоренит.
— А кто говорит о "полностью"? Нам бы уменьшить, Егор! На коллег, — это слово он произнес с отвращением, — смотреть тошно! Крышуют, за закрытие дел деньги вымогают! Тьфу! Собственноручно бошки поотрывал бы! Ну, я ими займусь... — сказал, пьяно сжимая кулак. В глубине его полуприкрытых замутненных алкоголем глазах полыхал огонь негодования, отбрасывая на зрачки кровавые блики.
Я, с видом умудренного жизнью старика, тяжело и снисходительно вздохнул. Я был почти трезв: сегодня "девочки работали", сильно расслабляться не хотелось.
— А предположи-ка, Серега, государство. Большое, с суровым климатом, со стойкими людьми. Назовем его, к примеру, Батвия. Порядки там серьезные установим. Воровство вычисляется на раз (допустим, "детекторы лжи" там не обманешь), убийства всякие: и разбойные, и бытовые, и случайные раскрываются легко, и сразу тюрьма, откуда практически не выходят. Как тебе?
— Пока нормально, нравится. Но глазах у тебя, вижу, черти резвятся, что-то там не так... Ну, и... продолжай.
— Продолжаю, — не стал томить я. — Судебная система там простая: любая провинность и тебя за жабры, без вариантов. Тюрьма — что-то типа концлагеря. Не немецкий, конечно, кормят, как на убой, — здесь я невольно хмыкнул, — но конец один — смерть. Нравится?
— Я не живодер! Ты какой-нибудь другой порядок придумай. Судьи там, обвинение... на адвоката даже согласен. Только, чтобы неотвратимо!
— Ну, с неотвратимостью там порядок. В определенных пределах, конечно, абсолюта нигде нет. — Я и сам не заметил, как перешел от предположительного изложения к утвердительному. — Зато везде есть вариации. Родственники суетятся, кого надо подмазывают. Есть богатые, есть бедные, есть по рождению влиятельные: семьи аристократов, торговцев, землевладельцев, провинциальных правителей. Закон вроде для всех одинаков, но по факту кое-кто "равнее равных". И чиновники, которые за наказание отвечают, трепещут, но берут! Беднякам, разумеется, не поможешь, но если у родни деньги имеются или власть, то из тюрьмы вызволить вполне реально. Сверху донизу тихий сговор...
— Да что ты все заладил смерть, да смерть! Сроки надо давать. Кому больше, кому меньше. Придумай что-нибудь помягче, а то расписал тут ужастик. "Большой брат" какой-то в натуре. — Отравленный алкоголем мозг Сергея не разобрался в манере изложения. — Не такой я уж и тупой, — похихикал, хитро прищурившись, грозя мне пальцем. — Не передергивай!
— Хм. Это не гротеск, Серега. Там, понимаешь, нужны жертвы, много жертв... политика такая. — Завершил я, опомнившись.
Не рассказывать же о "чернокнижии" — государственной религии царства Батвия, о поклонении Демонам и Верховному божеству — Вартараару. О том, как эта страна напала на "хранимые Спасителем земли", куда входило и баронство Комес, как мне с командой, с членами созданного мною магического сообщества "Стихия" пришлось совершить вылазку в столицу Батвии, в сердце "чернокнижия". В общем, раскрыться полностью. Это уже перебор.
— Не бывает такой политики! Даже у фрицев было не так, как ты тут мне втираешь. Уголовники сидели сроки — выходили, политические... вроде, бывало, наверное... что ты меня путаешь? Жертвы! Как в средневековье... О! — что-вспомнив, он оживился, быстро перескочив от теоретических размышлений к практике. — Слушай, раз ты такой весь из себя волшебник, может, подскажешь по поводу одного висяка? Там как раз предположительно речь идет о неком ритуале...
— В смысле? — я напрягся. В уши ударила глухая волна...
— Понимаешь, год назад ездил я в командировку. Туда, — показал, неопределенно махнув рукой на запад. — В Красноярский край. Убили одного нашего урку, а он в розыске по одному делу был. Неважно по какому, главное, как убили. Жертвоприношение, в натуре, не иначе!
— Подробней, — у меня засосало под ложечкой. "Начинается...", — мысленно простонал я.
— Представляешь, кладбище. На могильной плите пентаграмма с какими-то знаками на ней лежит распятый урка. Рана единственная, колотая в сердце, предположительно кинжалом. И что самое интересное, труп постаревший. Еле узнали. По портакам и пальцам идентифицировали. Предположения есть?
— Знаки описать можешь? — Деловито спросил я, подвигаясь к Сергею поближе. "Вот оно! Предчувствие, чтоб его...", — думал, сжимая зубы.
— Не могу. Какие-то иероглифы. Тебе лучше знать! Во! Вспомнил: "Серп и молот" там были! Мы с ребятами недоумевали еще. Только не перекрещенные, как на гербе нашем, в смысле, на старом, а разделенные: "серп" в головах трупа, а "молот" в ногах, да необычные: "серп" больше на кривой нож похож, а "молот" на непонятно что. Это мы их условно "серп и молот" назвали.
— Этот самый "молот" на плиту, случайно, не похож? — уточнил я севшим голосом. "Квест" обрел ясность. Первая половина оказалась сущей ерундой: подумаешь, урок на уши поставил; вторая вырисовывалась более неприглядной, для её выполнения придется напрячься, из шкуры вылезти и неизвестно еще, справлюсь ли...
— Не, я бы сказал на наковальню. Поэтому "молотом" и обозвали. — Причуды возникновения названий я оставил в стороне. Важно другое: неужели точно "чернокнижники"? Очень похоже, очень.
Кровь билась в висках, в груди ныло, сердце ухало, как в железной бочке. "Нет, не может быть здесь "черной книги"... символ другой: ту их "могильную плиту", которая жертвенный алтарь изображает, не перепутаешь, образ сразу в мозги врезается... Однако, "сатанисты", вроде того скинхеда, видимо, силу брать научились. Старение — это не с бухты — барахты взялось...", — мысли постепенно обретали четкость.
— Труп — не высохшая мумия? — Уточнил я.
— Нет, просто постаревший. И худой, как чахоточный при издыхании. — Серега, заметив мою серьезность, посуровел. Насколько хмель позволял. — Могу дело показать. Там снимки есть и заключение экспертов. Нашли только возрастные изменения в тканях и биологический возраст определили лет восемьдесят — девяносто. Это я хорошо запомнил, патологоанатом с пеной у рта доказывал, что не наш это труп, сорокапятилетним быть никак не может.
