— Доброй, — Хайруллин улыбнулся. Когда он вспоминал об Амине, это первое, что приходило в голову. Её доброта поражала. Какая-то безграничная, доходящая до абсурда. — Она бы не пожалела последнего куска хлеба. Это было от души. Я никогда не встречал таких, как она, — он соврал. Потому что не хотел говорить, что Опальский такой же. До боли добрый. До одурения. Это злило. Нельзя быть таким. Жизнь не простит. Амину не простила. Амина бросилась под колёса огромной фуры, желая спасти маленькую девочку, выбежавшую на проезжую часть за перепуганным котёнком. Ей не удалось спасти ни ребёнка, ни себя. Она лишь закрыла её собой, обхватив руками и закрыв от ужаса надвигающейся смерти. А то, что осталось от его нерождённого дитя, Динияр боялся вспоминать. Липкая лужа. Кровь Амины, маленькой девочки и его ребёнка смешалась в одну грязную лужу, покрывшую тормозной путь громадины на колёсах. Всё вокруг смешалось.

— Вам трудно говорить?

— Я редко говорю о ней, — Хайруллин пожал плечами.

— Мне жаль.

— Знаю, — мужчина сделал глубокую затяжку и зажмурился. Исковерканное тело жены, застывшее в неестественной позе, он не забудет никогда. И тело маленькой девочки, распластанное чуть поодаль от Амины. Это страшно.

— Это можно было изменить? — Опальский не знал, как сформулировать вопрос.

— Да, — Динияр открыл глаза. А ведь он отвернулся всего на минуту… Амина захотела мороженого. Беременным нужно потакать в их прихотях. — Или нет. Не уверен, что смог бы удержать свою жену. Она была слишком доброй. И, как оказалось, отчаянной.

— А дети у вас были? — По тому, как застыл Хайруллин, Тарас понял, что этот вопрос самый мучительный.

— Амина была беременна.

— Господи, — Опальский опустил голову. — Простите.

— Я сам начал этот разговор.

— Вы хотели выпить… У меня есть.

— Не нужно. Вам же неприятно.

— Но…

— Тарас, я уже привык. Если не сдох тогда, сейчас и подавно.

Динияр смутно помнил, что происходило с ним после похорон. Кажется, он слетел с катушек. По-настоящему. Будучи до этого глубоко верующим, он в один момент отрёкся от Аллаха и возненавидел его. Он делал то, чего никогда не позволил бы себе прежде: напивался до чертей, начал курить и в довершение ко всему стал спать с мужчинами. Самое отвратительное, что было в его понимании. Но он сделал это. Прикоснуться к женщине стало для него невозможным, к мужчине — протестом. В бесконечном пьяном бреду, может, он до конца и не осознавал, что творил. Но умирать не хотелось. Чёрта с два! Он решил, что будет жить во что бы то ни стало, потому что Амина не простила бы его. И он жил. Рвался к вершине и смог её покорить. Однажды потеряв самое ценное, он не пытался вернуть это. Амины нет. Другой ему не нужно. Тогда он стал жить для себя и Сабины. Сестра и без его участия ни в чём не нуждалась, но родители не вечны… К сожалению, и в этом он оказался прав. После смерти отца мать помешалась. Родня мужа забрала её, сироту, к себе. Дед хотел забрать и Сабину, но Динияр не позволил, прекрасно понимая, что девочка, выросшая в Москве, просто не выдержит. В ней не было веры, какая когда-то была в нём. Он перенял её от деда, так как отец был слишком далёк от этого. Хайруллин даже представить не мог, что будет с сестрой, окажись она в руках деда. Он ведь и замуж отдаст, не спросив. Мало кто мог пойти против воли главы их семьи. Отец, средний из трёх сыновей, смог. И он, любимый внук, смог. Если бы дед знал всё… Динияр ни секунды не сомневался, что он своими руками убил бы его. В буквальном смысле. Мать он жалел всегда, потому что она была сиротой. Не признавал, не любил, но жалел, как и любого убогого. Когда она помешалась, дед из той же жалости забрал её, считая, что в их семье она сможет обрести покой. Это действительно было лучшим выходом.

— Вы сильный, — Опальский серьёзно посмотрел на своего гостя. — Вы очень сильный.

— То, что я не сунул башку в петлю, не делает меня сильным.

— Я чувствую.

— Женская интуиция? — поддел Хайруллин.

— Всё может быть, — Тарас широко улыбнулся, ни капли не обидевшись.

— Удивительный вы человек…

— Я? Самый обычный, кажется.

— Кажется. Только кажется. Мне пора, да? — Динияр взглянул на часы. — Знаете, сегодня я совсем не хочу уходить.

— Я не гоню вас.

— Вы никогда бы и не сделали этого, — мужчина вздохнул. — Но сейчас вам жаль меня.

— Дело не в этом…

— В этом. В любой другой ситуации вы бы просто смирились с моим присутствием, как делаете это обычно, но сейчас вы сами хотите, чтобы я остался, потому что вам жаль меня. Это грустно, знаете?

— Почему?

— Потому что брать на себя чужую печаль — глупость.

— Я вам постелю в комнате, где Женя жила.

Хайруллин расхохотался. Нет, он никогда не перестанет удивляться поступкам этого рыжего недоразумения.

Его смех оборвал телефонный звонок. Тарас молча встал из-за стола и вышел из кухни, чтобы не мешать чужому разговору.

— Привет, Лёнечка. Что случилось?

— …

— Это кто?

— …

— Какая принцесса? Какой дракон? Ты пьяный, что ли?

— …

— В гостях.

— …

— Да, у него.

— …

— Помедленнее.

— …

— Понял. Ты уверен?

— …

— Нет, я не сомневаюсь.

— …

— Зачем ты рассказал мне?

— …

— Лёнь, давай без мата, а?

— …

— Сукин сын, знаешь ли, тоже не наивысшая степень вежливости. Ладно, я услышал тебя. К сведению принял. Принцессу, — Динияр покосился на дверь, — спасу.

— …

— Я пока ещё и трусы не снял, так что о душе моей не беспокойся. Пока.

— …

— Да, документы собрал. До связи.

Хайруллин убрал телефон в карман, посмотрел в окно и тяжело вздохнул. Принц должен спасти принцессу из лап дракона. М-да, у Лёнечки специфическое чувство юмора.

— Я постелил вам, — Опальский вошёл бесшумно, но Динияр всё равно ощутил его присутствие.

— Я поздно ложусь.

— Я тоже. Хотите фильм какой-нибудь посмотреть?

— Хочу. И пожевать.

— Вы не наелись?

— Просто привычка.

Глава 21

Егор устало откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Монотонная речь учителя физики навевала сон. Отвратительно скучно. Последняя парта возле окна — идеальное место.

— Эй, Гор, — одноклассник Андрей пихнул его локтем в бок. — Передали.

Смирнов с неохотой открыл глаза и взял сложенный в несколько раз тетрадный лист, протянутый ему соседом по парте. Записка? Детский сад.

«Не спи, придурок. Я не буду делать за тебя домашку!»

— Пошла ты, — тихо пробормотал парень, скомкав лист. Отыскав среди множества разнообразных затылков белобрысый, он бросил бумажный комок. Через три парты наискосок. Не долетел снаряд. Но Антонова, покосившаяся на него, правильно поняла ответ брата. Показав ему средний палец, она уткнулась в свой учебник.

— М-да, высокие у вас отношения. Раньше хвостом за ней ходил, — Андрей усмехнулся.

— Волошин, раньше я ещё и по ночам ссался, а до этого слюни мамане на грудь пускал.

— Ты изменился.

— Возможно, — Егор снова закрыл глаза. Скучно.

— На тебя Казанова смотрит, — Волошина всегда распирало на разговоры во время уроков. Прямо заткнуться не мог. Этот вообще не изменился.

— Пусть смотрит.

— Гор, она же того…

— Ты спал с ней?

— Было как-то.

— Понравилось?

— Да.

— Так почему ты крут, трахнув её, а она шлюха, дав тебе?

— Ну…

— Баранки гну. Янка красивая, ты её захотел, переспал с ней, получил кайф, а теперь морду воротишь? Больше чем уверен, что ты снова не прочь побывать в её койке. Только вот она не зовёт, потому ты бесишься. И с другими так же. Всё до омерзения просто.

— Знаешь, Смирнов, а ты не…

— Дай поспать, а? Утомил.

— После уроков за углом, Смирнов.

— Без проблем.

Егор зевнул. Действительно скучно.

Ему удалось подремать до звонка, но этого было мало. Ещё три урока. Сдохнуть можно.

Благополучно проспав оставшиеся уроки, он пошёл в условленное место. Почему нет? Нужно как-то развеять скуку. Волошин ждал его. Курил, привалившись спиной к каменной стене.

— А чего один? — Смирнов с сожалением вздохнул. — Я думал, будет в лучших традициях дешёвых американских мелодрам.

— Я не шакал. Да и ты не падаль.

— Радует, что хоть это ты понимаешь. Что, будем пиписьками мериться?

— Я начинаю понимать, почему Артамасов так ненавидел тебя. Больше, чем кого-либо.

— Хочешь продолжить начатое им?

— Нет.

— Тогда зачем звал?

— Не знаю. Разозлился.

— Если разозлился, значит, почувствовал, что я прав. Это бесит, да?

— Бесит. Забыли. Я сказать тебе хотел…

— Что?

— Артамасов много девок перепортил.

— И почему всем так хочется поведать мне о похождениях моей сестры?

— Так ты знаешь?

— Просветили.

— Я не о ней, если честно. Он хотел Хайруллину.

— И? — Егор пинал мыском мелкие камушки.

— Не знаю. Правда не знаю. Он прохода ей не давал, а потом вдруг отстал. Делал вид, что не замечает её. Обычно он так поступал, если…

— Хватит! Меня это не касается.

— Уверен?

— Конечно. Бывай, я домой.

— Бывай.

Смирнов вышел из-за угла и нос к носу столкнулся с Севой.

— Здорово, Шмидт.

— Он не тронул её, — тихо произнёс парень. — Из-за тебя.

— Подслушивал?

— Хотел разнять, если что.

— Зачем? Несколько лет назад ты бы и участие с удовольствием принял.

— Не один ты изменился. Хотя нет, как раз ты и не изменился. Взгляд всё тот же.

— Изменился. Ты даже не представляешь насколько.

— Тебя за воротами Хайруллина с Тихомировым ждут.

— Не жди благодарности.

— И не надеялся.

Поправив на плече рюкзак, Егор пошёл к воротам. И чего все хотят от него?

— Морда цела? — Ваня сидел на корточках и рисовал какие-то круги палкой на земле.

— Уже в курсе?

— Ага. Парни из твоего класса сообщили.

— Что ж на помощь не прибежал?

— А надо было?

— Нет.

— Вот и я так подумал. Зато она, — Тихомиров кивнул на топчущуюся рядом Сабину, — порывалась к тебе.

— Бин, никогда не лезь в чьи-то разборки, — Смирнов улыбнулся. — Лишнее это.

— Я боялась, что ты Волошина покалечишь.

— Я же не монстр.

— Я не знаю, какой ты, — девушка покачала головой и пошла в сторону остановки.

— Знаешь, — Егор, догнав её, схватил за руку и развернул к себе. — Ты знаешь.

— Хочешь верить в это? Ты сам-то себя знаешь? — Хайруллина одёрнула руку.

— Бин, ты чего?

— Иногда я боюсь тебя.

Смирнов смотрел ей вслед. Она уходила, а у него не было сил сдвинуться с места и остановить её.

— Оу, — Ваня подошёл к другу. — Что это с ней?

— Хотел бы я знать.

Сабина смотрела на проплывающие мимо деревья из окна маршрутки. В наушниках надрывался один из солистов популярной мужской группы. Этот голос с хрипотцой спасал её в такие моменты. Марек. Она верила в него и знала, что он добьётся успеха. Добился. Кумир миллионов, укравший и разбивший множество девичьих сердец, Марек Новак в жизни был самым обычным девятнадцатилетним парнем. Чертовски талантливым и привлекательным, но всё же обычным. Для неё. Они познакомились много лет назад на южном курорте. Дети быстро находят общие интересы. В какой-то момент детская дружба почти переросла в нечто большее, но… Дружба так и осталась дружбой. Лишь раз они оба перешагнули запретную черту, но сумели вернуться назад без обид с чьей-либо стороны. Дружба дороже минутных слабостей и пьяных глупостей. В трудные времена он поддерживал её, был спасательным кругом, за который она отчаянно цеплялась, и ничего не требовал взамен.

Сейчас он был необходим ей. С остервенением выдернув наушники, Хайруллина набрала номер друга.

— …

— Привет. Ты занят?

— …

— Можно я приеду к вам? Я не буду мешать, просто посижу в уголке и послушаю.

— …

— Нет, всё хорошо. Давно не слышала вас живьём, вот и всё.

— …

— Скоро буду.

Наверное, дорогу до студии, где репетировала группа Марека, Сабина могла бы пройти пешком с закрытыми глазами из любой точки столицы. Есть места, которые притягивают тебя необъяснимой силой. И она давно стала своей в этом месте.

— Всем привет! — Хайруллина водрузила на белый журнальный столик увесистый пакет.

— Богиня! — щуплый рыжик Виталик первым зашуршал полиэтиленом. — Как дела? — он торопливо разорвал упаковку любимых чипсов и тут же громко захрустел.

— Всё отлично.

— Привет, красотка, — Сергей, брюнет с фарфоровой кожей и с густо подведёнными чёрным глазами, потрепал её по волосам и достал из пакета купленное специально для него овсяное печенье.

— Здравствуй, Сабина. Спасибо, — всегда спокойный, вежливый и весьма скромный невысокий блондин Андрей помахал в воздухе коробкой томатного сока и удалился в дальний угол. Он всегда отсиживался там в перерывах с какой-нибудь книгой.

Марек молчал. Смотрел на ребят и молчал, откинувшись на спинку обитого белой кожей дивана.

— Привет, — девушка сама подошла к нему и протянула его любимый молочный шоколад.

— Ага.

— Всё в порядке?

— Угу.

— А Марек нас кидает, — несдержанный Виталик широко улыбнулся. — Знаешь, как ему подфартило? Он уходит к Адомайтису! Завтра даём интервью последнее вместе. Вот такие пироги.

Хайруллина поражённо замерла и обвела взглядом всю четвёрку. Как же так? Они на самом пике, их обожают, боготворят, засыпают премиями…

— Да всё нормально, — Сергей пожал плечами. — Любой из нас поступил бы так же. Адомайтис — это Адомайтис. Это не херня, которой занимаемся мы. Поверь, как только выпадет шанс, мы все свалим из этого балагана. Я обожаю клавиши, Виталька — первоклассный ударник, а в руках Андрюхи гитара визжит, как самая страстная баба, но кого это волнует? Нам дали текст, врубили фанеру и… Ты же понимаешь. Мареку реально повезло, и мы рады за него.