Зита. Дорога в небо

Знакомая серая лента штабного состава показалась впереди и внизу. Дом, родной дом. Еще одна примета новой эпохи — жилье без строгой привязки к местности, сегодня здесь, завтра на соседней дистанции, послезавтра вообще под Якутском. И не только жилье. Школьные поезда, передвижные дома культуры и медицинские центры... из-за протяженности и малолюдности республика вынужденно приспособилась жить на колесах, общаться и учиться частично в сети, частично на ходу, и работать там, где требуются в данный момент умелые руки.

"Стрекоза" аккуратно опустилась на посадочную платформу, защелкнулась на фиксаторы и замерла. Всё, заряжайся, аппарат, до следующего полета. Зита разблокировала переходник, кивнула дежурному технику и прошла в свой вагон. Вызов от Каллистратова был срочным, и сначала она хотела идти прямо так, в скафандре, но потом махнула рукой и отправилась переодеваться. У любимого мужчины в последнее время окончательно испортился характер, вечное недовольство, упреки и постоянные требования вызывали тягостное ощущение и убивали всякое желание общаться. И по делу, и тем более дружески, как бывало раньше. Срочный вызов... да они теперь каждый день случались, эти якобы срочные вызовы. И начинались одинаково, с недовольных взглядов и невозможных требований. Дай, обеспечь, организуй, проследи! Как будто мужчина мстил за что-то неведомое влюбленной в него женщине, пытался доказать ее ничтожество. Она смягчала, как могла, гасила конфликты доброжелательностью, и пока что это получалось, но... но желания общаться с учителем больше не было.

Оттягивая неизбежные упреки, она не спеша скинула скафандр послойно. Оболочка "хамелеона", защитная верхонка, технологический каркас, гигиенический блок, двойная оболочка микросреды, расходники в утилизационный контейнер, накопители энергии на подзарядку, верхонку в моечный шкаф... еще одно удачное решение, такое вот послойное устройство, можно комбинировать и менять характеристики скафандра в очень широком диапазоне.

По плану сразу за разговором с лидером республики у нее значились танцы. Некогда, страшно некогда, но — надо. Танцы — это и хорошая физическая форма, и развитые актерские навыки, и вообще ей просто нравится быть в движении разной. Поэтому в кабинет она заявилась в тренировочной форме танцовщицы. Каллистратов глянул из экрана на ее цветастую юбку и моментально рассвирепел:

— Вместо того чтоб по мужикам бегать, делом займись! Чего забыла на учениях?! Очередного содержанца подбирала? Где заказанная аппаратура, где?! У нас прорыв в исследованиях пошел, а мы из-за тебя стоим! Из-за того, что чешется у тебя в одном месте!..

Она вдруг выпала из реальности. Губы мужчины на экране беззвучно шевелились, глаза сверкали, а она словно наблюдала издалека. Вот поднялся и бесшумно опустился на темную поверхность рабочего поста кулак обозленного мужчины...

— Владимир Данилович, я ведь могу и ответить, — сказала она негромко.

— Что?!

— Сказать, отчего бесишься на самом деле? — усмехнулась она. — Ведь не из-за срыва зарубежных поставок. Сказать?

Каллистратов осекся, отвел глаза.

— Зита, я, может, немного жестко, но...

— А бесишься из-за того, что не ты у меня был первым. Что вообще у меня не был, струсил. Для мужчин это почему-то очень важно. И теперь из тебя лезет обычная гнилая ревность.

— Зита! — мучительно поморщился мужчина. — Ты чего? Ну, нагрубил, признаю, но мы же друзья!

— Не твое дело, майор, с кем я и как я. Не твое дело.

Установилась очень неприятная тишина.

— Зита, — вздохнул диктатор республики. — Ну, дурак я. Хочешь, на коленях прощения попрошу? Прямо сейчас прилечу.

— Не стоит. Ты нашу дружбу поливал грязью последние два года, не стеснялся, при свидетелях. Тебя за это при встрече любой спартаковец застрелит. И будет прав. Сиди там, где сидишь. И не лезь в чужую жизнь.

Она вышла из кабинета, даже не выключив устройство связи. Страшное, недопустимое нарушение режима секретности, но — гори оно все синим пламенем. Экран с безмолвным мужчиной остался за бронированной дверью.

В оружейке Светка деловито перебирала арсенал, прикидывала, что требует немедленного обслуживания, а что может подождать.

— Опять со своим поцапалась, — бесцеремонно заметила подруга.

— Он не мой.

— Да ну? Майка точно от него, такая же темненькая...

— Света, ты в курсе, что в копейкинском центральном госпитале научились лечить твое бесплодие? — сухо перебила Зита.

— Ну...

— Чтоб завтра взяла отпуск и вперед.

— Зита...

— Звонил Давид. Очень интересовался Гогиком. Ты понимаешь, что это значит? Давид не бросит своего сына. Сейчас он навел у себя в стране порядок, хочешь или нет, но Георгия он заберет!

— Не отдам!

— Отдашь, куда ты денешься. Света, тебе нужны свои дети. Чтоб завтра была в Копейке.

— Зита... — вздохнула подруга и неловко отвернулась. — Ну сделаю я операцию, и что? Кому я такая нужна? Во мне женского только имя, халда и есть халда...

— Тебе нужны дети, а не муж! — рассердилась Зита. — Не можешь сама подойти к мужчине, прикажу любому из офицеров, закрутит тебе руки и отымеет столько раз, сколько потребуется!

— Пусть только кто попробует! Руки поломаю!

— Даже нашему инструктору по рукопашному бою?

Светка нервно хихикнула и призадумалась.

— Не, инструктору, конечно, не получится... Зита, но он же страшный, как горилла! И женат!

— Тебе его внешность к чему?

Светка снова призадумалась, смущенно кашлянула и вдруг покраснела.

— Не, инструктор, конечно... да он, может, еще и не согласится!

— Кто не согласится? Сурен?!

— Ну так-то да, бабник тот еще! — проворчала Светка недовольно. — Каждую задницу взглядом до дверей провожает! Странно, что до сих пор не на урановых шахтах, непонятно, куда служба внутренней безопасности смотрит!

— А за что на урановые шахты? За взгляды? Ну, нравятся ему женщины, что в этом криминального? Сурен-оглы — очень порядочный мужчина, он только смотрит.

— У тебя все мужчины порядочные! — буркнула Светка. — О... а давай так: я иду на операцию при условии, что ты расскажешь, от кого у тебя дети!

— Даже так? — ровным голосом сказала Зита. — Подружка, а ты не задумывалась, почему я на эту тему ничего не рассказываю? Ни разу не задумывалась, перед тем как лезть в мою жизнь? Я ведь привезла детей из командировок. Представь вариант, что я там попала в плен. Ты слышала, как относятся к пленным снайперам? Наверняка слышала. Когда насилуют взводом, как определить, чей ребенок?

— Зита... — ошеломленно сказала Светка и прижала ладошки к губам.

— К счастью, подружка, это не мой вариант. В плен я не попадала. Но есть и другие. Я ведь в Грузии была ранена. Долго лежала без памяти. И кто там что со мной делал — представления не имею. И ты предлагаешь об этом рассказать, с большой вероятностью, что информация потом и до детей дойдет, сболтнет какой-нибудь гад?

— Зита! — с отчаянием сказала Светка. — Прости! Ну баба я любопытная, я же не подумала!

— К счастью, подружка, и это не мой вариант, выхаживали меня и охраняли очень достойные, очень простые люди, я свой псевдоним в память о них взяла. А как тебе вот такой вариант: я за рубежом и по предателям работала. Вдруг для того, чтоб пройти охрану, мне пришлось кое с кем лечь в постель? Да не с одним? И не единожды? И потом этого кого-то застрелить, чтоб обрубить концы? Это тебе рассказать, чтоб потом пошло гулять по республике и дошло до Майки с Дениской?

— Не надо, Зита, я прошу тебя! Я все поняла!

— К счастью, и это не мой вариант, — усмехнулась Зита. — Свой вариант я вспоминать не желаю и никому никогда не расскажу. Понятно?

Светка нехорошо прищурилась и посмотрела куда-то вдаль.

— Я его застрелю, — серьезно сказала она. — Обещаю. Пусть только высунется из бункера. Что он такого тебе снова наговорил, гнида трусливая? Урод!

— Наши отношения — наше личное дело, — поморщилась Зита. — Не вмешивайся.

— Не личное! — ожесточенно сказала Светка. — Не личное! Ты — из высшего руководства республики, а он тебя оскорбляет при каждом разговоре! После него ты сама не своя, на всех кидаешься! И еще защищаешь его!

— Он мой учитель, — тихо заметила Зита.

— Мне-то не ври! — зло сказала Светка. — Я рядом с тобой с детства, все знаю! Твой учитель — капитан Ратников! Вот он был настоящим мужчиной! Защищал тебя, применил боевое оружие, попал на фронт и погиб там! Но не струсил! Он, если любил, так любил по-настоящему, не прятался за твой возраст! И научил тебя всему — он! А Каллистратов — крыса бункерная! Но ничего, нашлось и на него средство! Есть кодекс чести офицера! Есть закон о нравственных нормах для должностных лиц! Твой Каллистратов наговорил минимум на отставку! А за то, что он оскорбляет тебя, спартаковцы вообще приняли решение при первой же встрече... да неважно. Потому что прямо сейчас над твоим Каллистратовым проводится суд офицерской чести! Не явится лично — ребята загонят его на медные рудники только за неявку! Имеют право, он был и остается офицером! Пока что!

— Вот оно как... — озадаченно протянула Зита. — И где этот суд заседает, если не секрет? В конференц-зале Седьмого спецрайона или в ресторане "Севера"?

— В конференц-зале... откуда ты узнала?

— А заговорщиков всегда тянет на роскошь. Они, собственно, потому и заговорщики.

Она быстро вернулась в свой кабинет. Мужчина по ту сторону экрана так и продолжал сидеть, угрюмо опустив голову.

— Владимир Данилович, вы говорили, у вас прорыв, — напомнила она. — В чем суть?

— Да... — неопределенно отозвался он. — Вот.

Над рабочим постом поднялась в воздух и замерла крохотная моделька излюбленного кораблика всяких инопланетян, серебристое блюдце.

— Новый тип двигателя?

— Не только. Принципиально больше. Что-то с гравитацией связанное. В потенциале — космические полеты. Настоящие, не прыжки у орбиты. И побочным эффектом — практически неисчерпаемый источник энергии. На иных физических принципах. Только со стабильностью проблемы, никак уравновесить не можем, и в чем причина, понять не можем. Вчера два испытателя погибли. Снова. Нужны дополнительные исследования, а исследовательская база не тянет. Я, собственно, потому и звонил.

— Мы достанем необходимое, — пообещала она. — Не сразу, но достанем.

— Еврея своего попросишь? — безразлично спросил Каллистратов. — А он согласится? Каскадные центрифуги — вещь редкая, санкционная, под строгим учетом... Вы вообще как расстались?

— Нормально расстались, — пожала плечами Зита. — Сбежал он на свой Лазурный Берег, только и всего. Если я попрошу, поможет.

— Я так понимаю, ты меня не простишь? — вздохнул мужчина.

— Нет, — не стала врать она.

— Понятно. Не в оправдание, а так... эксперимент по продлению жизни последние два года как-то криво идет, на препаратах сижу. Из-за чего не всегда себя контролирую. Но ты права, не кривись. Я согласен, если грязь изнутри полезла, значит, она там была, не в препаратах причина. Хоть и не простишь, но — прошу прощения. Честно. И обещаю, что буду контролировать себя. Ты мне веришь?

— Я прерву связь, — сказала Зита. — Тут суд офицерской чести против вас обнаружился, надо разобраться.

— Я прилечу прямо сейчас! — твердо сказал мужчина и поднялся.

— Нет смысла ради ерунды прерывать эксперимент, я быстро, там дел на пятнадцать минут вместе с дорогой.

С "ядерным" чемоданчиком в руке она отправилась обратно на посадочную платформу.

— Зита, скафандр и оружие! — обеспокоенно крикнула ей в спину Светка.

Она раздраженно отмахнулась, но потом остановилась, развернулась вполоборота и сухо посоветовала:

— Слетала бы, подружка, разобралась, что там творится с допусками к учениям. Лене наверняка не до таких мелочей, помоги.

Светка виновато кивнула. М-да, тоже понимает, что прощения не будет.

Свежий ветер в лицо и под юбку после скафандра оказался неожиданным открытием, но ясности в мыслях не добавил, даже наоборот, так что в конференц-зал она влетела на эмоциях. А вот там — разом пришла в себя. Потому что ожидала увидеть спартаковцев. И Светка говорила, что ребята, и... ну а кто еще мог устроить суд офицерской чести над Каллистратовым? Только свои, только лично знакомые с всесильным диктатором республики. Таковы уж особенности суда офицерской чести — суд близких, суд товарищей. Страшный, если вдуматься, суд. Но в роскошном конференц-зале собрались отнюдь не спартаковцы. Руководители производств, командиры пограничных частей, офицеры Особого Заполярного, высшее руководство номерных городов... в общем, в конференц-зале собралась руководящая элита республики. Что означало — нет никакого офицерского суда чести. Есть заговор. И она тут примчалась, вся из себя решительная. Прилетела, дура, гасить заговор цветастой юбкой. О чем только думала? Понятно, что о Каллистратове. И о себе. И о себе и Каллистратове. А надо было — о деле! О сердечных терзаниях можно и ночью поплакать, там думать не надо!

Она вглядывалась в знакомые лица, и в голове крутилась всего одна мысль: как хорошо, что не взяла оружие. Потому что в зале собрались свои. По сути — ее боевые товарищи. Всех их она знала непосредственно и по личным делам, всех сама назначала и допускала к руководству. Все вместе, плечом к плечу, они вели корабль республики через шторма, рифы и жестокие течения. Сколько вместе пережито! Честные, неподкупные, принципиальные бойцы. Все — прирожденные лидеры, хваткие, умеющие подчинять, обладающие мгновенной реакцией и быстрым мышлением, способные устанавливать и поддерживать неофициальные, крайне необходимые для любого руководителя личные связи. Элита республики. И — предатели.

Офицерский суд чести, значит? А ничего, что такой суд — дело всегда сугубо внутреннее? Что судят друзья, коллеги, товарищи? Что компетенция такого суда — нравственные, этические оценки поступков, вовсе не рабочая деятельность? Если б тут сидел "Спартак", можно было б говорить о суде чести, а так... Не судить тут собрались, а забирать высшую власть. И на помощь рассчитывать не приходится. И не потому, что на охране стоят незнакомые бойцы, а... не от Светки она должна была получить сведения о суде, а от главы службы тайных дел, вот в чем дело. Поздно осознала, дурочка влюбленная. И то, что Кунгурцев так вовремя исчез из ее поля зрения, говорит о многом.

Она еще раз обвела взглядом собравшихся. И наткнулась на знакомую беспечную улыбку от уха до уха. Хохотушка и вертихвостка Ангелинка сидела в уголочке, как всегда, в окружении молодых офицеров-пограничников, которых ореол доступности манил к ней с неудержимой силой. А в другом углу — строгий и неулыбчивый парень в черном спартаковском берете. Любимов, бывший командир штурмовиков Девятки, ныне командир ударно-штурмовой части на самой опасной южной границе. Вот, значит, как...

Сердце полоснуло острой болью обиды. От своих она удара не ждала. Неужели ссылка вороватой маменьки на принудительные работы заставила бывшего командира штурмовиков, а ныне отважного офицера, забыть о чести и совести? А Ангелинка? Ей-то что не так? Прикрыли ее любимые летающие бордели? Так на земле мужиков полно, вон приклеились к ней, палкой не отогнать... Роскошной жизни захотелось, в безделье и неге? Всего лишь?!