— Да, я ж не так говорил! — наотрез отказывается от своих слов.
— Может и не так — но смысл тот же. Так, что ты меня сейчас просишь — "поповича контуженного"?
— Ну... Ты уж прости, дурака — может и ляпнул что по дурости своей, не подумавши... Так, что?
Заглядываю на дно пустой посуды:
— Ну, тогда давай ещё по стакану — коль разговор серьёзный пошёл.
Ожив в момент, кричит своей бабе:
— Мать! Хватит выть волчицей — тащи самовар!
* * *
Дождавшись чая, говорю прихлёбывая:
— Ну, хорошо — считай, что уговорил... Так, сказать по правде, медвежью услугу я тебе окажу, продав эти приспособы. Проклинать потом будешь!
Удивляется, широко раскрыв и выпучив и без того выпуклые глаза:
— Это ещё почему?
— Разбогатеешь ты и сыны твои, а у нас богатых не любят... Смекаешь?
— Думаешь?! Так ведь, этот — как его...? Сказал — "ОБОГАЩАЙТЕСЬ"!!!
— Кто сказал — Бухарин, что ли? "Коля-балаболка"?! Так он сказал и забыл, а на лесоповал поедешь ты! Да ещё и, сынов с собой прихватишь...
Долго молчим, наконец слышу знакомый до боли вопрос:
— Так, что ж делать, то?
— Как, что? Сухари сушить.
— Да, нет — я не про то... Куда б сынов моих определить.
Приближаюсь у нему в упор и заглядываю в его глаза суровым взором революционного трибунала:
— А другие как?
Озирается вокруг:
— Какие, "другие"?
— У других мужиков в Ульяновске сыновей нет, что ли?
Чешет голову... Потом спрашивает с недоумением:
— А почему я про чужих сыновей думать должен?
— А почему я про тебя думать должен и твоих балбесов? Кто ты для меня такой? Частник-кустарь — мелкий буржуй, эксплуатирующий труд своих домочадцев.
Насупившись, возражает:
— Я им кормилец, а не "ксплутатор"!
— Так и любой буржуй-капиталист — которых Советская власть в 17-ом под хвост мешалкой, тоже — "кормилец" для своих рабочих... Кормит он их — чтоб горбатиться на него могли. Да и дворянин-помещик — для своих безземельных крестьян-батраков, по большому счёту — кормилец. Скажешь, не так? Чем ты от них отличаешься, Клим?
Угрюмо молчит, затем:
— Значится, не желаешь мне помочь, Серафим Фёдорович?
— А как я тебе могу помочь, ежели ты сам того не желаешь? Как ты мне тогда говорил? "Нам и так хорошо...", да ещё пугал: "ты, дескать — доживи ещё". И, вот я дожил: просишь меня вытащить тебя и семейку твою из того дерьма — в котором тебе так нравится сидеть...
Сперва, он не въехал, что я от него хочу:
— Опять?! Какой, ты оказывается злопамятный... Ну, положим я не так говорил!
— Может и не говорил... Но думал!
Наконец, своим умом Клим доходит до конструктивного вопроса:
— А как я могу "сам себе помочь"?
— Побори свою мелкособственническую натуру, встань выше себя и посмотри на проблему с более высокой колокольни.
— Как это?
— Запомни: единоличник в будущем — НИКТО(!!!), разве на паперти стоять или сапоги на улице прохожим чистить. Я тебе показал не "механизм", а способ МАССОВОГО(!!!) производства. Самые умелые делают оснастку и инструмент, а остальные "жопорукие" МАССОВО(!!!) штампуют товары МАССОВОГО(!!!) спроса. Но, это не для тебя одного — даже с сыновьями, сватьями, братовьями и прочей роднёй. Износится мой инструмент и снова вы на жоп...пу сядете! Здесь нужны большие артели-коллективы, с миллионами рублей оборота — чтоб самим делать или закупать станки, оборудование, сырьё и завоёвывать рынки сбыта...
Я, подобно Остапу Бендеру — перед васюкинскими "любителями", рисовал перед ним блестящие перспективы — но в отличии от того, я отнюдь не был мошенником — гоняющимся за сокровищами чужой тёщи и, все свои обещания — построенные на точном холодном расчёте, собирался претворить в жизнь.
Но, "один в поле не воин", даже если он обладает пресловутым послезнанием и неким — немалым честно скажу, "административным ресурсом". Клим, потомственный кузнец — не просто имел уже кое-какие производственные мощности, умелые руки и немалый опыт по работе с металлом. Он, обладал ещё и громадным авторитетом среди своих собратьев-кустарей всех направлений — вот почему я именно к нему пристал, а не к кому-нибудь другому... Сумею убедить, он так или иначе подтянет и остальных: ибо массовое производство — действительно не удел одиночек.
* * *
Здесь, надо немножко объяснить складывающуюся в стране обстановку...
Под давлением реальных экономических обстоятельств НЭПа, весь 1921 и начало 1922 года прошли в спешной перестройке народного хозяйства — в которой делалась попытка сочетать занятые "командные высоты коммунизма" с нахлынувшими реалиями рынка. Но с самого начала в идеологию партии и практику Советского государства закладывались представления о том, что НЭП — это кратковременный этап переходного периода от капитализма к социализму, а соединение в лице пролетарского государства функций собственника средств производства и хозяйствующего субъекта — суть коренная черта социализма. Поэтому хозяйственная "модель" восстановительного периода имела в своей основе практически полностью огосударствленную промышленность.
Основой всей экономической политики двадцатых годов стала концепция единого хозяйственного плана восстановления народного хозяйства — принятая раньше, чем были сформированы принципы НЭПа. В этой концепции, разбитый на периоды хозяйственный план на первое место выдвигал задачу восстановления транспорта, образования запасов топлива и сырья, развития машиностроения для добывающих отраслей — тогда как производству продукции массового потребления отводилось последнее место. Ну и незыблемыми оставались принципы диктатуры пролетариата, ведущей роли рабочего класса и прочая тряхомундия...
Система управления советской промышленностью в период эпохи "Военного коммунизма" 1918-20 годов характеризовалась абсолютной централизацией управления. Предприятия управлялись особыми органами — "Главками" (от словосочетания "главный комитет) и обязаны были сдавали произведённую продукцию централизованно и бесплатно. Точно также происходило снабжение их сырьём, топливом и прочим. В 1920 насчитывалось около пятидесяти главков: "Главнефть", "Главцемент", "Главодежда", "Главмука", "Главстекло" и "Главспичка"... Возможно, в тех условиях это была единственно возможная система хоть какого-то управления экономикой страны.
Проведенная в конце 1920 года первая реорганизация промышленности сократила число главков и объединяющих их центров ВСНХ с 71-го до 16-ти и, и придала им статус органов руководящих работой губернских совнархозов (ГСНХ) на основе единого народно-хозяйственного плана. Процесс реорганизации главкистской системы завершился летом 1922 года. Были сохранены главные управления:
по металлической промышленности (Главметалл),
по горной (Главгорпром),
по электротехнической (Главэлектро),
по топливной (ГУТ),
по военной (Главвоенпром),
по делам кустарной, мелкой промышленности и промысловой кооперации (Главкустпром),
по государственному строительству (ГУС),
земледельческих хозяйств промышленных предприятий (Главземхоз).
А остальными отраслями промышленности руководили секции Центрального промышленного управления ВСНХ.
В декабре 1921 года, IX съезд Советов в очередной раз провозгласил восстановление крупной промышленности основной задачей, наряду с восстановлением сельского хозяйства. Причем основные усилия предполагалось сосредоточить на топливодобывающей промышленности и металлургии. А программа производства предметов широкого потребления была переложена на среднюю и мелкую промышленность. За органами ВСНХ оставалось лишь право протеста по спорным вопросам.
Приоритет в решении вопросов управления и планирования местной промышленности — производящей ширпотреб, отдавался волостным исполкомам.
Вот на этом — на последнем обстоятельстве я и, решил сыграть — строя свои планы...
* * *
Короче, я предложило Клину создать и возглавить кооператив, первым обобщив в нём свои средства производства.
— "Кооператив"?! — наотрез отказался, — своё нажитое — ещё отцами-дедами добро, отдать в общее пользование?
Евойная баба, подслушивающая наш разговор из-за угла кухни, жалобно протянула:
— Ну, Климушка...
В ответ категоричное:
— НЕТ!!!
Долго спорить и уговаривать не стал:
— Ну смотри, Клим... "Колхоз — дело добровольное".
Допив чай, я со вздохом поднялся с табуретки, заканчивая разговор и, попрощавшись с хозяевами, был таков.
* * *
Надо отдать должное, целый месяц Клим держался стойко и даже пытался сам воспроизвести мои штамповочные "механизмы"... Естественно, у него ничего не получилось — кустарь, даже с "золотыми" руками, всё одно — кустарь.
Тем временем, на него оказывалось мощное психологическое давление: вся ульяновская правящая "элита" была в курсе этой затеи по плану "первой пятилетки" — поэтому по моему сигналу гадила Климу как только могла. Например, фининспектор задолбал кустаря налоговыми проверками, а глава районного отдела НКВД товарищ Кац — внезапными обысками, ища у того то самогонный аппарат, то краденное из станционных пакгаузов добро. Один раз даже, что-то нашёл и волостной судья прописал было упрямцу три месяца исправительных работ... Да, потом вышла какая-то очередная амнистия и срок скостили до простого, хоть и довольно крупного штрафа.
Волостной санинспектор Федька, тот просто "пася" у его калитки! Мало того, волюнтаристким способом назначив Клима ответственным по санитарии на этом участке улицы — штрафовал, почём зря за каждую без присмотра валяющуюся какашку. Может, по ходящим упорным слухам, сам лично гадил под Климовский забор... Своими собственными глазами этого прискорбного деяния видеть не доводилось — поэтому утверждать или опровергать данный факт воздержусь.
Не забывал заходить "татарином" в гости к Климу и сам Фрол Изотович и, сожрав весь сахар и плюшки под пару самоваров чая, издоволь полоскал ему мозги по любому подходящему поводу и без оного...
Однако, "сломался" мой "клиент" вовсе не на этом!
Когда Клим, сам в конце концов пришёл ко мне в гости — уже по поводу рыболовных крючков к весне, я ему отказал:
— Сам себе накуёшь — из подков каких, времени будет у тебя скоро вдоволь — а вот куска хлеба с мяслом — недостача.
— Это ещё почему?
— Видел, сколько оборудования к нам осенью завезли — иль, зенки рыбьей чехуёй заросли?
— Шутить изволите, Серафим Фёдорович! Это не "оборудование", а железный лом. Только в переплавку его...
— "Железный лом"?! Ой, ля-ля! А кто и, месяца не прошло — чуть ли не на коленях выпрашивал у меня малю-ю-ю-юсенькую его часть? Пушкин, штоль?
Клим — тык, мык — а возразить нечего! Так и встал, разевая безмолвно рот — как рыба вброшенная из воды прямо в микроволновку.
А я его добиваю:
— А представляешь, сколь всего можно наворотить — хотя бы с одного вагона из тридцати?! Построим свою электростанцию, восстановим завод и вашему брату-кустарю останется лишь... Палец сосать!
Сперва не понял всю глубину ситуации и, вызверился на меня:
— Врёшь! С чего бы вдруг? Сам соси свой "палец"!
— Ха! Очень надо врать тебе... Раскрой поширше заплывшие рыбьим жиром очи и посмотри вокруг тревёзлым взглядом. Поди сам знаешь, как наши кустари с краской просели — после того, как восстановили Везломский завод "Железный сурик". Чуть ли не с протянутой рукой ходят... И у нас такая же история будет — вот увидишь!
Сгоряча разворачивается и, даже не прощаясь со мной и Отцом Фёдором, бегом на выход — уже и шапку на ходу надел... Останавливаю словами:
— А станешь Председателем кооператива — будут у тебя не токмо мои крючки, но и очень много свободного времени для рыбалки.
Не оборачиваясь:
— Чегой это вдруг?
— Труд начальнический таков: самое главное найти себе способных помощников, озадачить их — правильно мотивировав и, гуляй-отдыхай...
Заговорщически подмигиваю:
— Заведёшь себе секретаршу — с большими дойками... Как у Фрола Изотопыча.
— Сдурел? Откуда у него "дойки" — да ещё и "большие"?
— Я про секретаршу, валенок самокатанный!
Тот, похотливо ухмыльнувшись:
— У коровы "дойки" — ещё больше и, шта? Мне лишь жопа была (показывает руками) — ВО!!!
Не... На "секретаршу" не клюёт. Стоп! А если...:
— Можно будет на Волгу ездить — у меня стерляжьи крючки есть.
Тут он, резко разворачивается и порывисто подходит ко мне... Вид такой... Думал, счас — он мне по морде вдарит, со всего своего кузнечного маху и, даже уж было зажмурился! Пока, лишь в буквальном смысле этого слова. Но, обошлось — Клим, срывает шапку с головы и, вдарив ею об пол:
— Чёрт с тобой, упырь контуженный, пиши меня в свой "колхоз"!
Отец Фёдор перекрестил его и молвил строго:
— Не поминай всуе Врага человеческого, раб божий. И, уйми свою гордыню — ибо, величайший грех это!
— Простите меня, батюшка, ибо грешен, — и заплакал навзрыд, — грешен я этой пагубной страстью...
Прерываю сурово:
— Бог простит — когда встретит тебя у Райских кущ, Клим. А пока мы на грешной Земле, вот тебе бумагу и перо! Пиши заявление, я диктую...
* * *
Остапу Бендеру и прочим — уже не литературным "героям"-мошенникам, председатели кооперативов нужны были как ширма для проворачивания всяческих сомнительных делишек — для обогащения их лично. Могильщиками НЭПа были вовсе не представители пролетариата — а сами господа-нэпманы!
Вспомним бессмертное, вспомним ильфо-петровского "Золотого телёнка":
"... — Да, — сказал старик, с достоинством тряся головой. — Я — зицпредседатель Фунт. Я всегда сидел. При Александре втором — Освободителе, когда Черноморск был еще вольным городом, при Александре третьем — миротворце, при Николае втором — кровавом.
И старик медленно загибал пальцы, считая царей.
— При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при НЭПе! Как я сидел при НЭПе! Это были лучшие дни моей жизни! За четыре года я провел на свободе не больше трех месяцев. Я выдал замуж внучку, Голконду Евсеевну, и дал за ней концертное фортепьяно, серебряную птичку и восемьдесят рублей золотыми десятками. А теперь я хожу и не узнаю нашего Черноморска. Где это все? Где частный капитал? Где первое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я вас, второе общество взаимного кредита? Где товарищество на вере? Где акционерные компании со смешанным капиталом...?".
Но я — другое дело!
У меня всё будет "по-взрослому", у меня всё будет очень и очень серьёзно — и "общество взаимного кредита" и, "акционерные компании" со смешанным и, даже с частным капиталом.
* * *
Уговорить самого "председателя", это ещё было полдела!
Чуть ли не к каждому частнику-кустарю был нужен свой индивидуальный подход — но тут уж главная ответственность легла на рьяно взявшегося за дело "неофита" Клима, остальные по мере способностей помогали ему по той же методе — что ранее была применена к нему самому.
Проваландались ещё с месяц-полтора, но как бы там не было — к концу марта 1923 года в Ульяновке был создан торгово-производственный кооператив "Красный рассвет". Сперва, он состоял всего из двух артелей: "Красный калибр" и "Красный вал" — как бы цехов или отделов, другими словами.
