Для каждой цефеиды в каталоге есть период и примерное расстояние от Земли. Оно не точное: даже лучу света туда-обратно — примерно одна жизнь исследователя. И не факт, что луч попал именно в нужную звезду, мог же по пути чью-нибудь летающую тарелку ослепить, вызвать межпланетное ДТП. Хотя штраф за это получат разве что пра-пра-правнуки, но именно перед ними и неловко.
Так что расстояние до звезды оценивают по ее яркости. И точность оценки, прямо скажем, не блещет. Сколько именно? Есть отдельный большой раздел науки: измерение астрономических расстояний.
Итого, для каждой звезды можно взять три варианта дистанции: наибольшую оценку, наименьшую, и наиболее вероятную примерно посередине между ними.
А теперь матрицу двадцать на двадцать, каждый коэффициент в которой может принять три значения — сколько вариантов? Правильно, это тоже отдельный раздел математики, комбинаторика. Мы же пока только о линейной алгебре.
Хорошо, но ведь каталогов цефеид намного больше одного. Где-то меряли точнее те звезды, что видны из северного полушария Земли. Где-то — южный небосвод. Кому-то повезло с ясной атмосферой, кому-то не очень. Если одна звезда попадается в десяти-двенадцати списках, то еще прежде сования в матрицу из этой дюжины значений надо отбросить крайние, а оставшие усреднить, а для этого свои правила есть, и занимается ими, конечно же, особый раздел математики, чего-то там о средневзвешенном значении, доверительной вероятности и математическом ожидании.
Да и сам процесс измерения отнюдь не идеален. Атмосфера колышется, зеркало телескопа отшлифовано с погрешностью, сам он прыгает на штативе, штатив на досках пола стоит, а те прогибаются под массой астронома. Руки астронома дрожат, регулировочный винт сотрясают на целый микрометр. Большой телескоп хотя бы погрешность полировки снижает, но двухметровую высокоточную линзу в портал не просунешь. Маленьким — единственный способ, много замеров, набрать статистику, погрешности отбросить.
Это коллективом Пулковской обсерватории хорошо делать, благо, там и телескопы большие, смонтированы не на шаткой треноге, а уверенно покоятся на многотонной стабилизированной станине, двигаются шаговыми линейными двигателями по команде счетной машины. На вычисление погрешности отдельные машины выделены, да и девочек из счетного бюро пока не разогнали.
А силами двух братьев, пускай даже и неиллюзорно гениальных — не смешно совсем.
Хорошо еще, что измерение расстояния до звезды дело не слишком срочное и не чересчур ответственное. Не атомную бомбу проектировать, не самолет на сто кресел, не пролет моста, и не высотное здание. Там-то цена каждой запятой... Правильно, угадали: особый раздел, называется теория надежности.
К чему это скучное-длинное? Чтобы не сделал советский народ неправильных выводов. Что-де ученые в командировках на государственные деньги только и занимаются многозначительными разговорами с желтоглазыми бессмертными красотками под белой луной. Нет, ученые занимаются несколько чуть-чуть совершенно другими вещами. Только режиссеры давно уже головы сломали: как показать это зрителю, чтобы тот со скуки не сбежал на пятой минуте?
* * *
На пятой минуте старший брат вынул голову из-под холодной струи, довольно отфыркался и уступил место под бамбуковым акведуком Звездочету.
Тот умывался недолго: пил вчера меньше, да и возраст, опять же. Так что голова у Звездочета болела слабее и заговорил он первым:
— Человечество рванет в будущее не все сразу, а только частью. Кто-то станет бессмертным, кто-то не успеет.
— Или не пустят успевшие раньше. Не зря в мифах места, что на Олимпе, что в Валгалле, сосчитаны.
Младший сунул под струю ковшик на цепочке. Пил не спеша, чтобы не застудить горло ледяной вкусной водой... Откуда-то во-о-он с той горы, парящей в туманной дымке над городом.
— Боги вырастают из людей.
— Банальность. О чем говорить. Даже Казанцев...
— Ну, Казанцев напишет. Этот может... Я не то хотел сказать. Способ неважен. Воплощение суммы психики в ноосфере, то ли напрямую киборгизацией, то ли некой биологической процедурой... Скажем, придумает ее некий японский профессор Фуками, и пусть она зовется фукамизацией. Этакое всемерное улучшение организма, защита от инфекций и прочее.
Младший отряхнул воду с волос и поглядел теперь через прудик. На том берегу Сейран, Капитан, Крысолов, Эйлуд и Лоуренс гоняли друг друга палками по тренировочной площадке. Прыгали через набросанные поленья, укрывались за столбами, толкали в противника подвешенные на цепях колоды.
Вайолет смотрела на это с низенькой террасы; здесь терраса называлась по-своему, но Толмач мысленно всегда называл ее по-японски "энгава", и никак не мог полностью перестроиться.
Младший отсопелся, утерся и договорил:
— Итак, вот мы приобрели бессмертие. Учитывая, что человечество идет в будущее неравномерно... Даже в рамках одной планеты есть Лондон и затерянные в джунглях племена... Значит, некая часть людей по возможностям окажется подобна богам для остальных. Но психика останется психикой приматов. Отсюда безразмерная, не особо умная, страсть греческих олимпийцев и все мифы об их взаимодействии с людьми...
Долетел громкий треск. Это Сейран и Крысолов, страстно взаимодействуя с подвешенным бревном, оборонялись от Капитана, Лоуренса и Эйлуда, действующих длинными шестами с искусством, на неискушенный взгляд, вполне божественным.
— Вот, Капитан же говорил, помнишь?
Старший кивнул:
— Да он мне плешь проел с этим сравнением. Развивая логику антикиферского механизма: как только мы сами научаемся делать что-либо, мы можем видеть следы этого чего-нибудь в мире, не ранее.
— И что?
— И только попробовав это применить, мы можем заметить следы этого во внешнем космосе.
— Альтов писал об этом. Он считал, что в космосе мы прежде встретим автоматы и машины чужих. А их самих совсем не сразу.
— Мы уже встретили... Смотри, что делают, черти!
Эйлуд, кувыркнувшись прямо через бревно защитников, пятками в лоб усадил Сейрана на задницу. Получил от Крысолова размашистый пинок по собственной и вышел из игры, соблюдая правила. Но, пока Крысолов отвлекался, Лоуренс и Капитан обежали бум, вломили щеголю с обеих сторон, и с его сдачей тренировка завершилась.
— Извини, прервался, — младший вздохнул. Умеют, горлохваты, что скажешь. Старший несколько поморщился: видел на службе и не такое. Хотя, конечно, умеют. Не отнять.
— Ладно, что ты хотел сказать?
— Что мы уже взаимодействуем с автоматами чужих. Мы же считаем по цефеидам, и очень может оказаться, что их кто-то нарочно расставил. Точно по Маяковскому: если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?
— И фамилия у него такая... Маячная. — Старший "буревестника революции" недолюбливал. — Брат. А вот этих... Ты не считаешь чужими?
— Нет. Видно же, что люди. Реакции человеческие. У Ефремова в книге Дар Ветер и то больше от нас отличается. Но я вот что хотел сказать...
Младший подобрался, заговорил тоном ниже:
— Вот эта наша новая вещь... Прогрессоры, так? Раньше мы не задумывались. А если, пока мы тут ходим в синих мантиях с красными драконами, двигаем науку... Кто-то... Кто-то со следующей ступеньки, понимаешь? Топчется по площадям Свердловска и Ленинграда в модном плаще "болонья", с фотоаппаратом "Зенит", с безупречными документами. Хоро открыла нам свой канал. А кто-то не стал. Решил: приматы. Не доросли. Не достойны. И прогрессирует нас втихаря. Из-за спины. Краплеными тузами.
— Сюжет, а?
Братья заговорщицки переглянулись:
— Тысяча чертей! Каналья! Безусловно, сюжет!
— Ладно, пошли дальше считать. Сегодня надо сверку сделать, если сойдется, то можно закрыть этот вариант.
— Сходимость хорошая. — Младший зевнул. — Производительность ни к черту, поэтому медленно. Надеюсь, на Ремнанте нам телескоп соберут получше. И считать мы кого-нибудь завербуем.
Старший пожал плечами. Он как-то не задумывался, что все это лишь промежуточный полустанок. Сама работа еще впереди.
— Капитан говорил, там хорошая наука. Есть крупные города. К тамошней базе, он говорил, ближе всего Вейл.
* * *
Вейл протянулся от горы Гленн до самого западного моря, на несколько дней пешего хода. Люди жили здесь с незапамятных времен, и потому расселились широко, успели застроить всю дельту речки, нарыть в горе Гленн сотни лиг тоннелей, где добывали Прах. Люди возвели сперва мастерские, потом цеха, после мануфактуры, наконец, и уставленные лучшим оборудованием предприятия, где добытый Прах превращался в средства против гримм-тварей, а еще против более прозаических слабостей: холода, голода, нехватки моторной мощности. Так родился Вейл — сердце одноименного королевства, а потом и просто государства.
Вейл представлял собой даже не мегаполис — огромный полностью заселенный регион, целую область с культурным ландшафтом, покрытую асфальтом на одну десятую, на вторую десятую усаженную декоративной зеленью — и заселенную на остальные восемь десятых.
Просто в кино величие Вейла почти не показывали. Жители его и так все знают, а прочие ведь пришли в кино зачем? Поглядеть на свежие молодые лица, на ловкость и скорость, любовь и ревность, красоту и храбрость... А на какой конкретно улице герои-Охотники покупали закуску, кто ее туда привез, где перед этим вырастил — скучные подробности, мало кому интересные. Нет, перейдем к действительно важному: какой там размер у Янг?
Янг подмигнула собственному отражению в витрине: нормальный третий размер, стесняться нечего! Куда они шли, Янг интересовалась не особенно. Обратную дорогу найти легко: над городом царит гора Гленн, видная из любого трущобного района.
Нет, видала Янг фавнятники и поядреней, но все же...
— Пришли! — провожатая уверенно толкнула дверцу, над которой тотчас отозвался колокольчик. Янг задержалась прочитать вывеску:
"
Устали от шумных соседей?
Осуществи свою мечту!
Энфилд, Мосин, Калашников
"
Фамилии владельцев магазина ей ни о чем не сказали. Очередная третьеразрядная фирма, прозябающая по рабочим окраинам. Янг Сяо Лун — Охотник с открытой аурой. В таких мелких лавках ей обыкновенно делать нечего; вот разве только новая знакомая пообещала показать нечто совершенно изумительное...
Так что Янг, еще раз оглядевшись с откровенным недоверием к окружающим нищим улочкам, и снова никого подозрительного не углядев, толкнула дверь. Подождала — но никто не спешил напрыгивать, бить по голове, кидаться в ноги, валить, хватать и вязать. Так что Янг тоже вошла.
Внутри оказалась оружейная лавка... Называть магазином, пожалуй, много чести. На стенах развешаны длинные одностволки, на полочках маленькие пистолетики для ношения за пазухой... Все привычно и все как-то не так; Янг вертелась у входа, постоянно задевая колокольчик, пока не сообразила: запах.
В помещении стоял непривычный запах. Оружейное масло и что-то еще. Горелое, кисловатое, тревожное.
Примерно посреди лавки разлегся прилавок: деревянный, отполированный руками и брюхами наваливающихся покупателей, с антикварной механической кассой... Да тут и светильники, похоже, масляные — не праховые!
Здесь.
Нет.
Праха.
Осознание пришло как удар; Янг чуть не закрылась привычным блоком, обеими руками. Вот на что намекала провожатая. Гримм-прах... Даже в ругательстве Прах есть, а тут нет.
Изумительно?
Хм, поглядим...
Провожатая, кстати, уже вовсю щебетала с владельцем — или продавцом — или кто он тут? Обычный мужчина чуть выше среднего роста, седой, стриженый коротко, типичнейший отставной военный или вышедший в тираж Охотник, прямо с афиши. Неброская одежда, темные фартук и нарукавники, на лбу обруч с поднятыми сейчас монокуляром и фонариком, в нагрудном кармане отверточки, на поясе пассатижи. Мастер-оружейник, настолько шаблонный, настолько типичный персонаж любого боевика, что прямо скулы сводит.
Янг узнала его не сразу, а узнав, ничего не успела ни сказать, ни сделать. За спиной открылась дверь, звякнул колокольчик, и Охотница отпрянула направо под окно, где с обложек "полульеновых" журнальчиков улыбалась она сама, Янг, и ее подруги по RWBY — снежная Вайсс, темноволосая желтоглазая Блейк, маленькая миленькая Руби, и еще другие Охотники. К стойке с журналами прямым намеком придвинулся деревянный стул, и подоконник здесь тоже оказался широкий, наподобие столика.
В оружейной лавке обычно лежат проспекты оружейных заводов. А тут, внезапно, журналы с девочками?
С другой стороны, про взрослых Охотников романчики писать — можно и в лоб выхватить. А молодым льстит сам факт: про меня уже книжка есть! О качестве той книжки начинают задумываться только очень сильно потом, когда взрослеют. Взрослому не до книжек вовсе: дети-деньги-жилье, все равно, чего там насочиняли. Не все же целенаправлено образ формируют, как семья Шни. Те вон, про Винтер и Кроу целый мега-фильм заказали, сто серий. Надо же отмывать светлый образ монополиста. Ну и непокорную дочерь не пожалели: сбежала Винтер в армию? Будешь главной героиней.
Янг вернулась мыслями в лавку, где вошедший фавн-енот комкал в руках кепку, ожесточенно чесал бакенбарды:
— Мастер, такое дело... Мы недавно выиграли торги на расчистку. Но там лес. И это... В общем... Оно, конечно, ближний склон. А все же как-то...
— Ничего, ничего, — продавец успокаивающим жестом поднял обе ладони. — Сейчас мы вам подберем что-нибудь подешевле. Вы на какую сумму рассчитываете?
Енот помялся и вспотел; Янг едва не поморщилась от запаха. Енот же, за четвертушку удавит, за полульену сам удавится. Фавн ее не подвел:
— Мастер, а сотни три... Возможно?
Продавец повернулся к стене, снял прахобой:
— Прицел размечен до двух тысяч шагов. На сотне шагов свалит медведя. По урсе не проверял, врать не буду...
Нет, поняла Янг. Это не простенький дробовик. Настоящая винтовка. Длинный ствол. Достаточно сложный и тяжелый затвор, способный выдержать мощный заряд.
— ... В случае чего лупи прямо сквозь дерево. Патрон пробивает полметра кирпича. А если перекосило, во так делаешь, и все...
Изогнутая ручка с шариком, над формой которой явно хорошо подумали: продавец открыл затвор большим пальцем, не отрывая приклада от плеча, и поймал вылетевший патрон в сложенную ковшиком ладонь.
— ... Всего за пять льен я добавлю к ней штык.
— Что?
Продавец вынул из-под прилавка стальную иглу, насадил как-то хитро под стволом:
— Пуля — дура. Штык — молодец. Патроны кончаются, а штык никогда. Оружие последнего шанса. И всего за пятерочку. Соглашайтесь, мастер!
Енот растаял прямо на месте, Янг даже ноги подобрала, чтобы не замочить кроссовки. Еще бы, человек "мастером" назвал! Не "чурка зверожопая", не холодное "господин".
Мастер!
Как енот его назвал, так продавец и ответил. На равных.
Фавн вытащил замусоленные купюры, с урчанием разложил их вдоль прилавка. Продавец скормил принесенное громко лязгнувшей от удовольствия механической кассе, отстучал по прилавку сдачу. Получив монеты, довольный енот вместе с продавцом ушел во внутреннюю дверь. Судя по раздавшимся звукам выстрелов, там размещался небольшой тир.
