— Я сделал, что мог, но ты же знаешь, сколько во мне проницательности. — Легрэ немного помолчал. Он не знал, как отреагирует Фернандо на его следующую просьбу, но все же произнес: — Можно попросить тебя кое о чем?

Монарх вопросительно взглянул на брата. Странная неуверенность.

— Я хотел бы взять в оруженосцы одного твоего гвардейца, — на одном выдохе выпалил Легрэ.

— Оруженосцем? — Фернандо казалось, что Кристиану не удастся его еще раз удивить сегодня, но эта неожиданная просьба, да еще с такой смесью ожидания, сомнения, тревоги — это было очень необычно. Монарх внимательнее присмотрелся к брату. — Зачем?

— Как зачем? Чтобы было кому таскать мои доспехи, растирать мне ноги после долгих переездов, прикрывать мой зад в бою на поле сражения. — Кристиан улыбнулся. — Так, мелочи всякие.

Король скептически продолжал смотреть на барона.

Легрэ вдруг понял, что не может сказать королю всей правды, потому что это будет звучать как бред. Замена им обоим. Фернандо будет в ярости. Это замешательство отразилось в глазах Кристиана слишком явно, и он мельком взглянул в окно, будто отвлекаясь на закат.

— Мне нужен этот человек, Фернандо. Чего тебе стоит сделать мне маленькую любезность.

— Сделаю. Только для чего? Если бы тебе действительно был нужен оруженосец, ты бы так не просил. Просто сказал бы, — монета побежала по пальцам монарха еще быстрее. — Что ты задумал?

Легрэ посмотрел в глаза короля, потом на монетку, и снова в глаза.

— Если я скажу, что сам еще не знаю толком.

Вот это уже было интересно. Золото застыло между ладонями короля, пока тот обдумывал слова Кристиана.

— Он молодой?

Легрэ кивнул.

— Эдвин Алонсо один из самых молодых гвардейцев в твоей охране.

Фернандо на мгновение задумался. Раз молодой, значит должен быть из воспитанников, хорошо прошедших обучение, но не из десятников — иначе король запомнил бы этого юношу.

— Подними на него характеристику у воспитанников. Я не могу толком ничего вспомнить про него. Ничем особо не выделялся, — золото опять отправилось блеском в путешествие по пальцам, пока монарх думал. — Как Луису скажешь?

— Вот этого я пока не знаю, — ответил Легрэ. — Вероятно, придется сказать все как есть, что мне нужен оруженосец.

— Молодой и красивый? — вдруг улыбнулся Фернандо.

Кристиан замер, потом неловко пожал плечами.

— Ну да.

— После того, как он от ревности связал тебя и не только? — улыбка короля становилась все шире.

Кристиан в ответ улыбнулся так же.

— Луис это воспримет совершенно спокойно, уверяю тебя. Сегодня он изменился. Ты удивишься насколько.

Фернандо изобразил удивление.

— Посмотрим. Приказ я сейчас секретарю продиктую, забирай своего "молодого и красивого". Через несколько дней мои комнаты будут готовы, ты переезжаешь. Так что подумай, где разместишь своего оруженосца.

— Думаю, на первых порах и в казарме поживет. А там видно будет.

— Отлично, — не успел Фернандо взяться за колокольчик, как в дверь постучали и в кабинет степенно вошел мэтр Рамонд с сообщением о том, что человек, приехавший под именем Фади Аббас действительно является известным лекарем Фади Аббасом, если только он, мэтр Рамонд, не ошибается. И он рекомендует посетить барону Моунт прибывшего врачевателя.

Король в который раз скрипнул зубами от манеры изложения своего лекаря и отпустил его. После чего отправил Кристиана к Аббасу, несмотря на некоторое упорство со стороны брата — смысла откладывать визит к прибывшему знатоку внутренних болезней Фернандо не видел. Поручив секретарю написать бумагу о переводе Эдвина Алонсо в личные оруженосцы барона Моунт, монарх отправился искать Луиса.

Тот находился в своих покоях и занимался с седовласым монахом, братом Лузиньяном, который уже почти год учил Сильвурсонни языкам и правилам составления бумаг и писем. На звук открывшейся двери юноша обернулся и подарил монарху короткую и кроткую улыбку, вновь возвращаясь к книге.

Монах же поклонился Фернандо и теперь выжидал приказа короля.

— Вам еще долго осталось? — поинтересовался король, рассматривая белокурую головку мальчика, который продолжал упорно прятаться за книгой.

— Нет, ваше величество, — монах чуть поклонился, — мы сегодня можем уже прерваться. Он поклонился и, испрашивая дозволения выйти, покинул комнату.

А Луис оторвался от письма и поднял взгляд на Фернандо.

— Я видел, что прибыл обоз. Как хорошо, что монахи мне сказали, что Аббас в Вестготии, — улыбка осветила лицо Сильвурсонни.

— Ты все правильно сделал, милый, — король уселся рядом с мальчиком, пододвинув еще один стул. — Как себя чувствуешь?

Герцог отодвинул прочь письменные принадлежности, недоуменно приподнимая брови. Он не понимал сейчас, о чем именно хочет говорить король — о королеве, о том, что утром сорвался, о чем-то еще? Лишь бы не лез сейчас в душу.

— Все хорошо... То есть я волнуюсь, чем закончится.

— Пойдем тогда, прогуляемся, — в ответ улыбнулся Фернандо, поднялся и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Их молчаливая дорога закончилась достаточно быстро — возле тренировочной площадке, в то время уже пустовавшей. Неяркое солнце почти скрылось за деревьями, в воздухе еще висели частички пыли, и было понятно, что тренировки гвардейцев закончились недавно. Но сейчас над площадкой была странная глухая тишина. Король оперся о деревянное огражденье и спросил:

— Какое у тебя впечатление от этого места?

Герцог осматривался: он достаточно видел тренировок — в их замке тоже были рыцари, которые каждый день тренировались, чтобы достойно сражаться.

— Умение защищаться в этом диком мире стоит многого. Я приветствую тех, кто может постоять за себя.

— То есть ты считаешь, что не можешь сам постоять за себя? — Фернандо искоса поглядывал на мальчика, оценивая его поведение.

Герцог опустил голову.

— Нет, не считаю.

— Это хорошо. Тогда выбирай, — король кивнул на стойку с тренировочными мечами.

— Хочешь, чтобы я дрался? Фернандо, я плохо владею оружием, — герцог неуверенно направился к оружию и долго стоял возле. — Наверное, деревянный меч подойдет лучше всего, — сам над собой рассмеялся он.

— Правильно, — монарх прочертил пальцем по шее мальчика, вдоль позвоночника. — Пока не научишься обращаться с оружием, основные травмы ты нанесешь себе сам.

Поставив юношу посреди площадки, сначала достаточно долго правил его стойку, подталкивая точно таким же деревянным мечом то руку, то ногу, методично объясняя что не так. У Луиса получалось все очень неплохо, но Фернандо специально нагнетал обстановку. Потом предложил герцогу нападать.

Тот отбивал удары, пытаясь понять, куда сейчас повернет король, и попадался, как ребенок на простейшие уловки. Наверное ранили его раз десять, а убили и вовсе несчетное количество раз. Было жарко, смешно и забавно. И Луис сознавал, что сейчас похож на пятилетнего мальчишку, которому вручили забавную игрушку.

— Отлично, милый, — Фернандо крепко поцеловал мальчика. Оба гвардейца, приставленные к герцогу, дружно сделали вид, что ничего не видят. — Теперь купаться, — король потянул уставшего и распаренного Луиса за собой. По пути отобрал у него оружие и аккуратно водрузил на стойку. Почти бегом добравшись до замкового пруда, монарх стянул с растерявшегося герцога блио и сапоги и столкнул его в воду. Избавившись от тех же предметов гардероба, тут же оказался рядом, обнимая и прижимая к себе любимого.

Солнце почти село, раскрасив мир серыми тенями, и можно себе было позволить некоторые вольности в обращении, благо на сторону пруда выходили только окна западного крыла, а все гостевые покои были расположены в восточном. К тому же замок находился далековато, чтобы можно было рассмотреть, что творится в воде.

Фернандо так спешил, словно пруд мог испариться, и теперь в воде стал жарко целовать Луиса, который был горячим и немного обескураженным от такого вот перехода. Но запах короля и его жадные ласки могли свести с ума. А горящие глаза требовали, чтобы юноша открылся всем телом и всей душой.

Тонкая рубашка и шоссы липли к телу, с одной стороны сковывая движения, с другой — обрисовывая все, обычно бывало скрыто. Фернандо целовал мальчика, чувствуя, как нарастает обоюдное напряжение, и если бы не охрана, неизвестно чем такое купание могло закончиться. Вернее, известно, и монарх намеревался проделать это в спальне или в купальнях — там, где не будет лишних глаз. В тот же момент, оторвавшись от тяжело дышавшего мальчика, тихо пробормотал:

— Тебе было плохо днем. Почему?

Герцог заморгал часто.

— Плохо? — он не сразу понял вопроса короля. Слишком уж горячи оказались поцелуи и крепки объятия. — Я не помню, — Луис и правда никак не мог точно упомнить, что происходило днем, а потом вдруг осознал, что молился среди коридора на виду у гвардейцев. — Я... только молился, и все.

— Молился? Не в церкви и не у себя? — Фернандо легко поцеловал мальчика, не отпуская от себя. — После такого замечательного общения с Кристианом, что тот теперь радостный и воодушевленный? — слабая улыбка появилась на лице короля, странно жестоко подчеркивая сказанное.

Румянец окрасил щеки Сильвурсонни. Он попытался улыбнуться. Почему дьявол следит за ним так пристально? Кажется, не отпуская никогда из виду.?— Я сорвался на нем, от ревности совсем потерял голову. Я давно должен отпустить был, а веду себя, как дурак, который... — стыд опять пришел, напомнив и о тех мыслях с наложниками, и о пытках.

— Отпустить? — Фернандо погладил маленького по щеке. — Ты не совсем прав. Каждый из нас живет не только своей жизнью. Она у нас общая, на троих, и отпустив Кристиана, ты бы изгнал его. Просто не нужно держать так крепко. У каждого человека есть своя мера близости, своя мера подчинения, переступая через которую, вызываешь отторжение. Кристиану понравилось то, что сегодня было. Очень. Но тебе нужно научиться дарить свою жестокую любовь не из ревности, а из любви. Не потому что хочешь наказать — а потому что хочешь любить. Тогда хорошо будет вам обоим. Тебе же понравилось тоже. Я вижу, — опять тонкая улыбка преобразила лицо монарха, а палец продолжал чертить узоры на бледной коже юноши. — И продолжай ревновать, — король склонился к ушку мальчика. — Нам это тоже нравится.

Последние слова бежали легкими поцелуями по шее Луиса.

Герцог задрожал. На виду у свидетелей, пусть и преданных Фернандо, но все же.?— Давай уйдем, здесь слишком много глаз, и в доме чужаки, — Луис прильнул к любимому. — Я не изгнал, он злится на мою опеку. А я вижу это... Я люблю вас. Очень, что на все готов. Но мне... Я еще не совсем себя, оказывается, хорошо знаю.

— Пойдем.

Когда они выбрались из пруда, монарх просто накинул на мальчика и на себя блио, и с наслаждением идя по прохладной траве босыми ногами, продолжил интимно склонившись к мальчику, тихим голосом, чтобы никто не услышал больше:

— Ты сейчас открываешься с другой стороны, милый. Раскрываешься как цветок, почувствовавший солнце. Лепесток за лепестком. Это непросто, особенно если новые грани непривычны. Но мы же рядом с тобой и для того, чтобы помогать. Не бойся.

Достаточно было бросить взгляд, чтобы понять — Фернандо как будто знает, что происходит с Луисом. ?

— Ты и Кристиан... Все, что у меня есть. Я доверяю вам, люблю вас, но есть еще здравый смысл, — герцог шел очень медленно, переплетая пальцы руки с монархом. — Кристиану нужна свобода, а я связал его собой. И хочу еще большего... И так слишком много...

— Большего — чего именно, милый? — король вслушивался не только в слова, в интонации, в недоговоренности, всматривался в выражение лица мальчика, ловя его скрытые желания.

— Мне стыдно говорить такое, — опять король подводил к откровенности.— Я не готов об этом говорить, — Луис так смутился, что остановился и внезапно уткнулся носом в плечо Фернандо. Сейчас они стояли под раскидистым деревом у самого входа, в его тени.

— Почему? — король обнимал и гладил юношу по слегка отросшим и сейчас намокшим волосам, разлегшимися отдельными, тяжелыми от воды прядями. — Боишься нашего осуждения?

— Да потому... потому... Я думаю жуткие вещи. Я и сам не знаю, что меня находит, — выдохнул Луис. — Я всегда боялся пыток, а теперь... Кристиан так кричал... Мне было сладко и ... Мало.

— А если ему тоже было... — Фернандо выдержал паузу, — мало?

Луис удивленно глянул в темное пламя дьявола, что улыбался и манил к себе. Пальцы от напряжения сжались, врезаясь в ладонь Фернандо.

— Тебе тоже нравится играть жестоко, я знаю, но со мной так раньше... Любимый, — герцог умолял глазами, — я убью его этим.

— Ты боишься потерять контроль?

Луис удивился.

— Я не знаю, я об этом никогда не думал.

— Тогда почему ты думаешь, что убьешь этим Кристиана? — Фернандо испытывал почти физическое удовольствие, видя как их мальчик начинает наконец осознавать себя, выбираясь из клетки, построенной для него Ксанте.

Герцог пожал плечами. Потом побледнел: он с ужасом осознал, что не понимает себя совершенно.

— Сейчас не так, как раньше. Он говорит о смерти, и эта боль... Приступы, его бегства от нас.

— Это не бегство. Это попытка стать еще ближе, слиться с нами. Он тебя хочет. Разным, — Фернандо почти прижал мальчика к дереву и теперь нависал над ним, загораживая мир и пряча от окружающего, полнящегося взглядами и мыслями. — Он хочет власти в постели над тобой. Он хочет и твоей власти. Дай ему это.

Порог чувствительности. Ксанте говорил, что у каждого есть точка, за которой начинается безумие. Тогда человек может летать в рай, а может упасть в самый ад.

— Я хочу этого, но ... — Луис беспомощно вжимался в дерево, чувствуя, что дьявол готов сделать с ним что угодно сейчас и здесь. — Нас увидят. Прошу тебя, ты должен думать и о государстве.

Фернандо улыбнулся маленькому. В темноте это можно было понять только изменению губ, скользнувших по щеке юноши.

— Я всегда думаю о нем. Но сейчас для меня важнее вы. Обещай дать Кристиану то, что ему нужно. Не из ревности, из любви.

— Да, обещаю. Я желаю вас обоих. — Луис поцеловал жадно своего короля и прижался близко.

— Замечательно. Ты тогда сможешь понять и себя лучше. — Фернандо отвечал своему мальчику, своему любимому, своему преемнику неукротимым жаром и жаждой, туманящей весь мир. И когда грань стала тонка, как стекло, он отпустил юношу: — Пойдем к тебе. Там наверняка уже Кристиан ждет.

Пальцы еще раз прошлись лаской по скуле, по идеальному подбородку, остановились на губах, которые так и тянуло еще раз поцеловать.

— Да, — Луис кивнул. Никогда еще Фернандо не казался ему таким красивым — он увидел и его точно впервые. Гордого, сильного и властного, но одновременно горячего и темпераментного, не сдающегося напастям и бурям.

Кристиан действительно ждал в покоях короля, которые уже давненько стали и его покоями. Он был весел и синие глаза лучились искренней радостью.