| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Идем в лабиринты, — шепнула она, напряженно озираясь по сторонам. Перед тем, как скользнуть в лаз, Софи заметила кучу соломы в углу. — Подожжем ее, Флаво. Пока они будут тушить пожар, мы далеко уйдем. Да и в дыму не сразу разберутся, что к чему.
Волк кивнул. Он дернул с рубахи кусок ткани и завязал глаз и накинул на сестру теплую шкуру, прихваченную со стражника.
— Если держаться северной стены, то мы скоро будем снаружи, доберемся до деревни, возьмем лошадей.
Лучиано молча кивнул, подтверждая слова обоих, и откатил камень, закрывающий лаз. Рядом действительно не было никого — вопиющая беспечность.
— Залезайте, я вас догоню.
Проследив как Флаво и Софи скрылись под землей, Сыч вернулся, прихватил несколько факелов и поджог солому. Вслед за этим Лучиано растворился в темноте пещер, созданных самой природой, не забыв завалить камнем вход.
* * *
Эдвин проспал почти до обеда, а когда проснулся, то увидел Луиса рядом с собой.
— Это точно ты? — спросил он тихо, едва коснувшись пальцами виска короля. — Мне такой ужасный сон приснился.
— Я, — давно не спавший, но не смевший тревожить сон единственного, сюзерен провел по его небритой щеке. — Ты теперь не такой бледный. Я приказал согреть нам ванную и приготовил нескромный обед, так что сегодня ты будешь весь в моей власти.
Эдвин долго всматривался в глаза Луиса, в голубое небо, которое так трепетно любил.
— Я совсем не помню, что было вчера, — сказал он растерянно. — У меня все болит ужасно и... С тобой все хорошо?
— Все прекрасно, и с тобой все тоже будет прекрасно, — улыбнулся сюзерен, а затем потянул Эдвина к себе и поцеловал с горячей страстью, очень хотелось подмять его под себя и любить весь день, но Луис не спешил. Сперва последует горячая ванная с заживляющими травами. — Сейчас я помогу тебе встать, — мужчина буквально заставил Алонсо подняться на ноги и довел до соседней комнаты, где уже ждал слуга, который и помог военачальнику раздеться и погрузиться в воду.
— Теперь иди, — приказал Луис, — я сам.
Алонсо проводил слугу долгим взглядом до дверей, а потом, заметив, что Луис смотрит на него, смущенно улыбнулся. Глаза короля имели над Эдвином странную власть — полную и безоговорочную.
— Мы одни, — нежно сказал Алонсо, не без намека на то, чтобы король присоединился к нему. И хотя Эдвин был измотан, он все равно хотел Луиса до сладостной дрожи в сердце. — Иди ко мне.
Сильвурсонни заулыбался любимому, чуть прищуриваясь, расстегнул пояс и бросил на пол, следом полетела и рубаха, и шоссы... погружение в горячую воду бадьи, в которую постелили чистый отрез льна, оказалось очень приятным, но еще приятнее — притянуть к себе Эдвина и вкусить поцелуй от желанных губ, пройти языком по их нежной шелковистости и уколоться о щетину.
— Ты такой нетерпеливый, — Луис провел по щеке маркиза.
— Я пытаюсь наверстать упущенное время, — прошептал Алонсо, любуясь своим господином и возлюбленным. Он провел рукой по груди, по животу вниз, и обхватил под водой пальцами нежную плоть, пробуждая для соития. Целуя шею Луиса, Эдвин улыбался. — Знаешь, у меня странное чувство... будто я вечность жил где-то... где-то далеко... без тебя. Кошмарный сон, в котором ты был не со мной. — Алонсо прикрыл глаза и мысленно увидел как в роскошной королевской постели, на заре, Сильвурсонни страстно берет Пьетро. — Слава богу, что это... только сон.
Прищур глаз, улыбка и пальцы на члене сильно взволновали мужчину, который не знал, что ему делать. Эдвин слишком слаб, его нужно оберегать от волнений.
— Не теперь. Тебе нужно отдыхать.
— Мы осторожно, — мурлыкнул Эдвин, прихватывая губами мочку уха Луиса. — Главное, чтобы инквизитор не заявился, верно? И мы не заперли дверь... Кричать, наверное, громко мне тоже не следует, м?
Но сюзерена не волновала незакрытая дверь. Волнения последних недель и даже месяцев напомнили мужчине о том, что не следует сильно поддаваться эмоциям. Только вот следует ли быть холодным, когда рядом страдает тот, о ком сердце ноет почти каждую минуту, который стал всем в одночасье в этом холодном и бесконечно мрачном северном краю, где такие долгие и ледяные зимы.
Луис ответил на желания Эдвина со свойственной ему сдержанностью, стараясь не усугубить его слабость и целуя неспешно, растягивая процесс настолько, насколько был способен. Тонкие пальцы провели по мокрым плечам, собирая капельки воды, перетекли на грудь военачальника, пока тот ласкал его плоть, а затем совершили путешествие до возбужденной плоти, чтобы удовлетворенно обвить плотным кольцом.
Но и тогда сюзерен не сорвался, хотя очень хотелось, чтобы Алонсо уже развернулся и схватился за бортик, чтобы позволил себя брать.
— Ты такой красивый, такой желанный. Неужели ты думаешь, я застесняюсь каких-то криков?
— Надеюсь, что нет, — сбивчиво выдохнул Эдвин, подставляясь под поцелуи и навязчиво думая: "Хочу, чтобы это не кончалось... Никогда". Губы Луиса — требовательные и мягкие, — когда они касаются кожи — словно огонь проходит по жилам, а сердце заходится в груди от восторга. И больше не нужен никто, пусть даже это двойник короля, злой дух, знающий все о желаниях плоти и ничего — о желаниях души. Алонсо сжал плоть в своих пальцах и уверенно сделал одно движение ими вверх, потом — вниз. Снова вверх, и вниз, чувствуя каждую складочку кожи, рельеф каждой венки, наполненной жаркой кровью, шелк, желание, нетерпение. — Я никогда и никого не любил, и не буду любить, кроме тебя, — он выдохнул это, поддавшись вперед, и после, в следующий миг, прижимаясь губами к губам Сильвурсонни, подтверждая свои слова поцелуем.
Если бы это сказал кто-то другой — любой человек, которому даже сюзерен доверял, он бы ни за что не поверил, но теперь мужчина чувствовал — связь с Алонсо, с его душой окрепла настолько, что их союз можно было бы назвать полным: тогда тело и дух сливаются в одно, тогда даже в поцелуе выражают и восторг, и поклонение, и даже огонь страсти. Луис целовал Эдвина горячо, как настоящий ветер пустыни, сжигая его желанием и лаская жадно, как будто потерял, а теперь обрел вновь.
Понимание, что есть в этом что-то звериное, как у Фернандо, не приходило в голову Сильвурсонни — слишком увлекся он откликами военачальника, слишком желал его стонов и криков. Но глубокое чувство пронизывало насквозь — не отдавать, не отпускать от себя.
— Повернись ко мне спиной, — отпуская из поцелуя, скорее душащего, чем страстного, скорее безумного, чем откровенного, приказал Луис и чуть сильнее сжал кольцо пальцев у основания члена.
Эдвин посмотрел с пониманием в синие глаза, немного пьяный этой близостью, дрожа от охватившего тело жара и, улыбнувшись, развернулся к Луису спиной. Алонсо встал на колени, а руками взялся за край бадьи. Вода ласкала бока и ягодицы, делая ожидание почти невыносимым и одновременно сладким. Хотелось кричать, чувствовать в себе любимого, хотелось, чтобы он владел, повелевал, сжигал своими ласками так, чтобы до одури, чтобы не потеряться во времени и в пространстве.
Трепет любовника окончательно изменил этот день. Недавно Луис переживал из-за того, что произошедшее — это его упущение, что он довел до того, что Райсаро пришлось отпустить, но сожаления вскорости сменились убеждением, что братья не захотят больше подвергать сестру опасности. И сюзерен отдался страсти. Он проникал в Алонсо пальцами, целуя его плечи и проводя языком по спине, возбуждаясь от теплой обволакивающей воды и знакомого привкуса кожи, затем навалился на Эдвина и вошел резко и глубоко, убеждая себя быть нежным до тех пор, пока любовник не оправиться.
Гибкое тело содрогнулось, и вскрик сорвался с губ Алонсо, но в нем не было боли или муки — только желание, жажда любви, и чтобы дальше все шло именно так — дико, бурно и грубовато. Прогнувшись в пояснице, Эдвин и сам не понимал, когда успел полюбить такие игры, но в них и правда, что-то было, что-то такое, от чего маркиз терял рассудок. Луис. От него Эдвин был способен принять все и при этом получить свою львиную долю счастья и наслаждений. А потому, шумно втянув воздух сквозь стиснутые зубы, он сам толкнулся навстречу королю — до упора, не отвлекаясь на легкую ничего не значащую боль.
Смягчившая грубость вода позволила сюзерену вскоре двигаться очень резко, заставляя Алонсо хвататься за края бадьи, по теплой поверхности ходили волны, зубы прикусывали кожу между лопаток и отпускали, мурашки бежали и по спине самого Луиса, который совсем позабыл об открытой двери. Если их увидят, конечно, будет нехорошо, но не важно — еще немного солнца, еще немного вскриков и томительного плена безрассудства.
Мужчина обхватил плоть Эвина вновь, понимая, что долго не следует изводить маркиза и доводя его до экстаза.
Алонсо держался изо всех сил, но происходящее было так остро, так прекрасно, что складывалось ощущение, будто они с Луисом пережили долгую страшную разлуку. Но больше не будет расставаний, и ни один костер инквизиции не остановит их любви. Эдвин слишком долго ждал этого. Слишком долго. Он отпустил одну руку в воду и обхватил поверх пальцы Луиса, уткнулся лбом в предплечье другой руки, продолжая двигаться навстречу жару и пронзающему нутро члену короля. Алонсо уже вздрагивал от каждого толчка, и казалось, что его поднимает невидимой энергией все выше и выше. Эдвин стал вскрикивать, вжимаясь лбом в руку, дрожа от сладости оргазма.
— Любимый мой, — шепот Луиса был открытым и нежным, и сюзерен удивлялся тому, насколько меняется в присутствии Эдвина. После смерти короля и барона он не открывал сердца никому, хотя желающих было достаточно оказаться в королевской спальне. А теперь трепетал от мысли, что мог потерять его — столько времени ведь молчал, даже намеком не показал. Сильвурсонни вонзился глубоко, вжимаясь пахом в ягодицы и ловя наслаждение от сжимавшихся в экстазе мышц.
А когда отпустил, то сразу перевернул и устроил в теплой воде, чтобы потянуться за мочалом и смыть все прошлые неприятности.
— Скоро поедем домой, — ладонь провела по щеке. — Пока отдохнем и выспимся хорошенько.
Эдвин улыбнулся — довольно и немного смущенно.
— Было бы здорово, — мечтательно произнес он, прижимаясь ближе к Луису. — Я перееду в твою спальню и мы будем наверстывать все то время, которое жили друг без друга. Ты покажешь мне много нового, а я обещаю, что очень быстро войду во вкус. Все плохое очень скоро забудется. — Эдвин помолчал немного, потом осторожно спросил: — Ты дашь развод Софи?
Луис удивленно вскинул бровь:
— Да ты меня ревнуешь, — заметил он мягко. — Софи не вернется больше, естественно я потребую развода и получу его, так как жена сбежала, — мужчина наклонился и поцеловал маркиза, — а пока тебе следует не напрягаться, а отдыхать. Что бы ты хотел поесть? — сюзерен мысленно обдумывал, как следует укрепить отношения с Римом и что делать в случае укрепления Церкви. Все государства заручались поддержкой христианской веры, Луис понимал, что даже для сильного государства требуется направляющая, сдерживающая народ от бунтов.
— Какой-нибудь каши, — ответил Алонсо. Он провел рукой по обнаженной груди короля, оставляя после себя хрустальные капельки воды. Нужно заняться мятежниками, которые поддерживали павшего в бою Райсаро. Тяжелое предстоит время и дел скопилось множество. — Кстати, я подумал о том, что часть голодающих крестьян можно призвать в войско и тем самым частично решить проблему. Кроме того, у нас после последней битвы есть небольшие потери.
— Я думаю, что крестьян вряд ли мы сможем обучить, но для того, что восстановить баронство они вполне подойдут, — подумав, заключил Луис. — Будем добираться своими силами. А рекрутов наберешь чуть позже, когда морозы спадут.
Сюзерен выбрался из бадьи и помог вылезти ослабшему Алонсо, сразу укутывая того с плотную ткань и отводя к постели. Подбросил дров в камин и выглянул за дверь, чтобы попросить завтрак. Одеваться Луис не намеревался, только блио домашнее накинул, да овечьи домашние туфли.
Вернулся сюзерен к кровати с весьма неприятным выражением лица и поджатыми губами. Он предполагал, что так случится. Но не думал, что его солдаты упустят Софи и ее братьев так просто. Когда гвардеец в коридоре бросился к Луису и сообщил-таки о побеге, в голове мелькнуло много мыслей — о прощении, о любви к ближнему, а еще возникло лицо Фернандо, говорившего, что врагов надо убивать.
— Алонсо, они сбежали. Райсаро сбежали... Я должен был все же их убить. Я должен был, но медлил.
Эдвин нахмурился — его больше волновало, будут ли мстить Райсаро королю, если останутся в живых. А еще его волновал Луис — что-то не так было в нем, что-то точило и мучило короля изнутри — и это не страх. Другое. Он словно бы знал, что должен поступать так, но поступал иначе.
— Ответь себе сейчас только на один вопрос, — Алонсо взял короля за руку и поднес ладонь к своим губам, поцеловал. — "Почему я медлил?" И ответ, который ты себе дашь вернет покой твоей душе. Время решать, чего ты хочешь: казнить или миловать.
— Потому что Фернандо убил бы их, — как-то сразу ответил сюзерен, опускаясь на кровать рядом с Алонсо. — Я не умел никогда быть твердым. Всегда сомневался и медлил. Но сейчас войско Райсаро разбиты, они изгнанники, которые будут вынуждены скрываться. Их не примут в ближайших баронствах и герцогствах. Я не знаю, Эдвин, я думал о тебе все это время. И я хочу, чтобы ты поправился, — мужчина наклонился, укрывая плотнее Алонсо и целуя в губы.
Эдвин улыбнулся и потянул короля на себя, шепча нежно в губы.
— Если они вернуться я сам их убью, обещаю. А ты, всегда поступай так, как велит честь и сердце. Фернандо умел держать власть в руке, но быть хорошим королем — это, прежде всего, умение находить золотую середину. До Фернандо были короли и слабее и разумнее. Ты ведь не хочешь убивать их. Райсаро, верно? Ты даже не приказал найти и поймать их. Вспомни, где были они, когда их отец вывел войско против тебя? Этим двоим нужна только их сестра, судя по всему, иначе бы они не сидели на болотах, бросив земли, титул и замок. — Эдвин улыбнулся. — Я могу их понять.
— Любовь делает нас странными, — Луис полез в кровать, чтобы оказаться ближе к маркизу и вновь целовать его, радуясь тому, как быстро возвращаются к Эдвину рассудительность и уравновешенность. — Ты тоже хотел от меня уехать недавно, сбежать, — заметил он, — разве это был правильный, разумный поступок? Я надеюсь, что Райсаро больше не объявятся, потому что тогда их ждет смерть.
— Мне плевать на них, а вот на тебя — нет, — с улыбкой ответил Эдвин, обнимая короля обеими руками. — И никуда бы я не уехал от тебя. Во всяком случае — далеко и надолго. У меня бы просто не получилось. — Он помолчал, с любовью всматриваясь в голубые блестящие глаза, и тише добавил: — Да, любовь делает нас странными, но вдвоем с тобой это мне кажется самым разумным и нормальным из всего, что я когда-либо делал. Я даже не представлял, как хорошо испытывать твою близость... Было бы обидно умереть от старости, безнадежно желая тебя, но так и не получив.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
