В конец его хвоста вцепилась ладошка другого.
Этот вылез из тела, стискивая в одной из ручонок кусок ребра и продолжая его обгладывать. Зубы поскрипывали о кость, выламывая из нее кусочки и перемалывая вместе с остатками мяса. Но увидев меня, он отшвырнул кость и восторженно запищал.
Его ладошки, как и у первого, задергались, требовательно сжимаясь и разжимаясь.
— А не подавишься?
— Щ-сь-й-а... — попытался повторить выползень, кажется, сам того не замечая.
Он не сводил горящих глазенок с меня.
Он пополз ко мне, задевая второй труп. На туловище заколыхались натянутые, как беременные животы, нарывы, и лопнули. От тела внутри почти ничего не осталось — кожа сползла на пол, обнажив три или четыре красных тельца. Я не мог различить, сколько их в этом клубке переплетенных ручек, ножек, хвостов...
— Сколько же вас из быка-то было бы?..
Все-таки четверо. И еще трое из первого.
И все они, раскрыв впервые глаза, замирали, глядя на огонь, а потом, заметив меня, радостно пища пытались ползти ко мне на четвереньках, брести, спотыкаясь и шатаясь, раскидывая для равновесия ручки, — но вперед, ко мне, не сводя с меня глаз.
— Ходить еще толком не научились, а глазки уже горят...
— Арьят...
— Жерят...
— Ят...
Остальные тоже открыли рты, пытаясь что-то выговорить, но получились лишь пузыри желтоватой слизи.
Я невольно пятился по ступеням — а самый шустрый был уже у ее начала. Карабкаясь на ступеньку, он упал на живот, но тут же оперся на две ручки и поднялся.
Две другие ручонки он не переставал тянуть ко мне. Пальчики нетерпеливо сжимались и разжимались.
На второй ступеньке он опять упал, но поднялся. Он упрямо полз дальше. Его глаза не отрывались от меня.
Я выставил ему навстречу арбалет и спустил курок.
Пылающий конец болта вошел в жадно раскрытый рот. От удара кроху кубарем снесло вниз.
Дико визжа, он завертелся юлой, лупя ладошками и хвостом по плитам.
Остальные на миг застыли, уставившись на него. Потом начали поскуливать — будто передразнивая. Потом подвывать.
А он все катался по полу и выл, пытаясь вытянуть болт из глотки... Но доставать болт надо было сзади. Горящее утолщение зажигалки пробило шею, выйдя из затылка.
Остальные теперь тоже вопили, и все громче, все отчаяннее — истошно, с надрывом... Высокие и тонкие звуки, как визг пилы по железу, в каменном склепе сгустились так, будто в виски вкручивали буравчики... Еще миг, и я бы сам взвыл — но наконец-то раздался хлопок, и мучительный визг подстреленного оборвался. Его силуэт застыл под лестницей — сотканный из дымки.
Остальные, один за другим, тоже замолкали.
Воцарилась блаженная тишина.
Выползни удивленно переглядывались.
Положив факел на ступени и прижав каблуком, чтобы не скатился, я взводил арбалет.
— Бример, — сказал я, вытягивая из колчана новую зажигалку.
— Имер, — хором повторили они, сами того не замечая.
Так же, как повторяют все молодые воронята. Только в отличие от воронят, эти малыши очень скоро начнут схватывать слова вместе со смыслом.
Может быть, когда-нибудь потом, вспоминая свой первый ужас — вот эти самые мгновения — они на любой испуг будут вопить то слово, которое впитают сейчас? Хорошо бы...
А еще лучше, если научат своих собственных отпрысков этому слову.
И уж совсем замечательно будет, если в ту пору я еще буду жив и здоров.
Я окунул конец зажигалки в пламя факела. Обвел взглядом малышей.
— Э-эа! — настороженно выдал один.
Нет, дорогой пискля. Не э-эа.
— Бример.
— Ример... — повторили они хором.
Оскалившись, я выбросил арбалет на ближайшего:
— Бример!
Выползень взвизгнул и с хлопком превратился в дымку.
— Бри-и-имер... — повторил хор дрожащих голосков.
Я повел арбалетом, выцеливая следующего — но он превратился в белесый силуэт, едва пылающий конец зажигалки двинулся в его сторону.
Один за одним, не давая мне даже прицелиться, они выпархивали из нашего мира. Хлопки эхом прыгали под каменным сводом.
Силуэты последних повисли в неподвижном воздухе склепа, не желая растекаться — прямо как живые.
41
Когда я закончил с семейным кладбищем, туман рассеялся совершенно.
Арбалет мне пришлось сунуть в сумку, — чтобы было, чем нести факел. К большой брезентовой сумке, которую я закинул за спину, прибавился еще и мешок.
У входа в храм я задержался. Повел факелом вдоль стены.
Вот, значит, как они оказались на куполе... Здесь мха не было — совсем. Стена была покрыта каким-то темным налетом, будто ее обожгло. От самого низа и до самого верха, где стена закруглялась, переходя в купол.
По мху бы они не залезли. Ручки бы не приклеились. А так... По камню...
Но кто же знал?
А впрочем, я и так справился! Я вдруг обнаружил, что жутко голоден. И дико весел, с привкусом всемогущества. Божественное ощущение, когда море по колено.
Это хмель победы... Но разве я не заслужил?
Я выжил? Выжил.
Победил? Победил.
Мешок приятно оттягивал руку.
Через усеянный битыми статуями храм, между келий, мимо темниц...
В конце коридора показалась жаровня. За жаровней, вцепившись в рукояти мечей, стояли Бен и тот белобрысый Клещ. За ними виднелся Лисенок. К ним прибавилась еще парочка стражников.
Все они молча стояли и смотрели на меня, пока я шел по коридору.
Может быть, здесь, в глубине замка, они могли не слышать вопли выползней и рев рохурлура на кладбище, — но чего они не могли не знать, так это того, что Джок поднял тревогу, и хотел привести подмогу. Парочка новых лбов не из-за этого ли тут появилась?
И никто и пальцем не пошевелил. Подмога...
Жаровня перегораживала проход.
Клещ разлепил губы:
— Еще не рассвело. Виконт приказал...
Я поставил каблук на ножку жаровни.
— Сам сдвинешь, или будешь собирать угли?
Клещ оглянулся на остальных. Лисенок шмыгнул носом, Бен изучал носки своих сапог. Двое других, один на добрую голову выше меня, косились в сторону.
— Ну!
Вхдохнув, Клещ взялся за жаровню.
— Живее, живее! У меня руки заняты.
Скрипя железными ножками по плитам, Клещ и рыжий сдвинули жаровню. Я вышел в перепутный зал.
Бен, поморщившись, поднял взгляд.
— Шел только с сумкой, возвращаешься с мешком... Что там?
— В основном, золото. — Уже шагнув мимо него, я оглянулся: — Или хочешь поделить?
Бен отвел глаза.
Полдюжины коридоров вели во все стороны замка — весь мой, добыча на разграбление!
Замок уже не спал. Пока я шел по коридорам, тут и там раздавался быстрый шелест, шепотки, возбужденная суета. Из глубины проходов блестели глаза. Прислуга разрывалась между страхом и любопытством.
Я высматривал интересные мордашки, но попадались сплошь тетки, побитые жизнью.
Аромат углей, залитых птичьим жиром, вывел меня к кухням.
Две девки помоложе юркнули прочь.
— Стоять! — рявкнул я. — Назад! А то в жаб превращу!
Девки, дрожа и комкая фартуки, выглянули из-за угла, таращась на меня.
— С кухни?
Они быстро-быстро закивали.
— Где тут обеденный зал?
— Ч-что?..
— Где милорды едят?
— Т-туда... За поворотом... — указала одна.
— Ты разогрей еды и тащи туда. И вина! Пусть ключница даст хорошего. А ты со мной, — прихватил я за плечо ту, что покрасивее.
У дверей в зал горели четыре факела. На стенах, покрытых синими гобеленами, целая свора шитых золотом псов.
Внутри было темно и холодно.
Я сбросил сумку. Плюхнулся на скамью, швырнул мешок под ноги и приказал девке разжечь камин. Заслужил, Нзабар меня дери!
И тепла, и еды, и — самая сладкая часть дела... я пощупал кошель. Кое-что там появилось за последние дни, но в сравнении с тем, что там вот-вот окажется...
Запылал камин.
— Т-теперь я пойду? — кухарка оглянулась на меня.
Впрочем, теперь она уже так не дрожала. В глазах даже был интерес...
Но нет, нет. Слишком уж грязна, как на мой вкус. Вечно эти степняки жалеют дров на мытье, даже когда сами давно на севере, и леса вокруг завались. От девки пахло, как от рыбы, денек пролежавшей на солнце.
— Пойди, конечно. И пусть позовут графа.
— Виконт велит сначала...
— И виконта тоже пусть позовут, — великодушно разрешил я.
Она убежала, а я встал перед камином, протянув руки к огню, закрыл глаза, впитывая тепло...
В темноте за спиной раздался шорох. Я дернулся к скамье, где оставил арбалет... но нет, это был не выползень.
Она вошла через другой вход. Аромат роз накатывал сладкой волной, зеленое платье призрачно выступало из темноты — и блеск ее глаз...
Я медленно двинулся к ней, бросив арбалет на столе.
— Вы... Вы целы и невредимы?..
Приоткрытые губы и глаза мартовской кошки.
На некоторых так действует кровь и пот драки. Что-то витает вокруг тебя после предельного напряжения, когда жизнь висела на волоске...
Я выжил. И я победил. А победителю достается все.
Я просто шагнул к ней и прижал к стене.
Она испуганно выдохнула, большего не успела. Я залепил ей губы поцелуем, почувствовал вкус вина с медом, а от ее кожи пахло розовым маслом...
Ее бедра под юбкой были прохладными, зато какие теплые внутри...
И тут она стала рваться, как дикий зверь.
Я не сразу понял, что она бормочет:
— Нет, нет, нет! Там граф... Он не должен меня здесь видеть! Нет, нет, нет!
В самом деле, из коридора раздавались шаги, голос графа, чуть тянущий слова...
Она выпорхнула из моих рук, я лишь успел заметить, как шевельнулись тени в дальнем конце зала. Дверь, тихо скрипнув, прикрылась.
И в тот же миг распахнулись те, что вели в коридор.
42
— Ты его одолел?! — вскричал граф, едва заметив меня. — Эти жуткие визги... Б-р-р! — он по-собачьи встряхнулся.
Граф был приятно возбужден. Уже успел приложиться к бутылке. Перед ним тенью скользил пергаментный. Позади мрачно звенел шпорами виконт.
Я опустился на скамью сбоку от камина, привалился спиной к теплой стене и вытянул ноги.
— Разумеется, одолел. Ведь я все еще жив? Можете быть уверены.
Граф возбужденно хлопнул в ладоши. Обернулся, вытянув руку к виконту, нетерпеливо пошевелил пальцами:
— Мой милый Мерез...
Виконт, не очень-то охотно, распустил тесемки кошеля.
Я вздрогнул — пергаментный появился прямо рядом со мной. Бесшумно и мягко, как огромный кот, он встал у стола. Его заинтересовал мой арбалет. Если и слушал, что говорят, то виду не показывал.
Граф пожирал меня блестящими глазами.
— Это был ужас... Сколько он вызвал там демонов? Так ревело! И все-таки ты убил его, эту тварь...
Я кивнул.
— Хотя, должен вам признаться, сэр, это было и непросто, — заметил я, краем глаза следя за пальцами виконта, как они растягивают края кошеля...
Пальцы остановились. Виконт задрал бровь.
— Как беса из Лунки?
Он высыпал монеты в ладонь, приготовившись отсчитывать, но так ни одной и не выложил на стол.
— Вико-о-онт... — протянул граф, чуть нахмурившись. Одарил меня виноватой улыбкой. — Главное, что теперь все закончено. Ведь так, мастер Бример? Все кончено?
Я кивнул.
— Целиком и полностью, милорд.
— Не слишком быстро ли у тебя вышло убить его, Бример? Он со связанными руками скормил демонам своего приятеля, потом убил двух кузнецов без единого следа, сейчас таких жуткие крики... и на тебе ни царапины?
Я опустил взгляд на его пальцы. Золото не покидало их.
Золото, за которое я рисковал жизнью.
— Боюсь, виконт, вы опять все путаете. — Я посмотрел ему в глаза. — Как с бесом в Лунке.
У виконта вздулись желваки.
— Неужели?
— Определенно. Никакого чернокнижника не было.
— А! — граф, в возбуждении ходивший вдоль стола, развернулся ко мне. — Не было?.. Но... Я своими глазами... Эти руны внизу... Он же вызывал демонов...
— Демонов никто не вызывал, граф.
— Но... А пленники? А мои кузнецы?! Если он не скормил их демонам, то куда... Как...
— Тот рыжий, что стерег пленников, слышал странные звуки? Демоны отвлекли его. Когда он отошел от темницы, они уволокли обоих пленников. И закрыли дверь из коридора, как было до этого.
— А руна?!
— Это не руна. Это жалкое подобие. Пустышка. Ей никто не пользовался. Она даже размечена с ошибками. Она бы никогда не сработала.
— Но...
— Демоны сами ее и начертили.
— Зачем?!
— Если бы вы узнали, что в замке демоны... были бы кузнецы в храме так неосторожны? Попались бы на такую глупую приманку?
Я бросил на стол один из самородков.
Граф нахмурился.
— Что это?.. Золото?..
Виконт осторожно взял самородок.
— Нет, милорд. Слишком легкое... И грани странные. Острые, как ступеньки. У золотых кусков таких не бывает.
Я кивнул.
— Золото дураков. На это они поймали ваших кузнецов. А на ту руну — вас...
Виконт перевел тяжелый взгляд с самородка на меня.
— Этот камень ты мог принести с собой. Пока я слышу лишь пустые слова, слова, слова! И ни одного доказательства! Не удивлюсь, если в довершение всего ты заявишь, что от убитых демонов не остается никакого следа!
— Вико-онт...
Виконт даже не взглянул на своего сюзерена.
— Тебя сюда привезли, чтобы ты поймал чернокнижника! А не выдумывал демонов, которых отчего-то не заметила целая дюжина белых братьев! Которые пробыли в этом замке больше...
Он еще говорил, но я больше не слушал его — слишком устал я для этих глупостей. Тяжело вздохнув, я вытянул из-под скамьи мешок и тряхнул перед камином.
Граф отшатнулся.
— Что это!
По каменным плитам покатились два головы — почти черепа. Все в засохшей крови, обглоданные до костей лица, застывшие черными сосулями космы, вместо ушей дырки.
— Выбирайте, виконт! Которая из них ваша?
— Это... — Граф облизнул губы. — Это головы пленников?
Я смотрел на виконта.
— Вы нанимали меня, чтобы я принес вам голову чернокнижника? Здесь оба ваших пленника, вот их головы. Выбирайте любую!
Виконт холодно усмехнулся.
— А может, это головы кузнецов? Они так обглоданы, что...
Я достал из кармана то, что нашел возле первой пары тел — тех, из которых выползни вылезли на моих глазах. Бросил на стол.
— Что это? — спросил граф, с удивлением взяв в руки.
По виду это было как рукояти кинжалов — но без лезвий.
Виконт нахмурился.
— Это клейма кузнецов, милорд... На том, что делают, они ставят свои личные знаки. По крайней мере, когда считают, что у них есть повод гордиться...
— Их тела я не стал трогать. Хотя там уже мало что осталось от тел.
Тела...
Какая-то мысль шевельнулась. Я же хотел что-то еще сделать, да забыл... Тела, тела... Останки тел... И еще что-то со стеной, тот пролом...
— Но мы обыскали там каждую щель! — воскликнул виконт.
Мысль ускользнула, как скользкая рыбина из рук в воде.
С трудом скрывая злость, я посмотрел на него.
Он глядел на меня ничуть не добрее. Снова потребовал:
— Где ты их нашел, Бример?
— Там же, где и все остальное. То, что вы, виконт, называете садиком... Вы опять все напутали. Это не садик.
