Вышел я из дома никого из своих родных не предупредив — вот "только что тут был" и вот меня уже нет. Не стоит нервировать родных. Ведь могут легко догадаться по одному моему виду, что "что-то тут не так!". Да, нервничаю. И вот эта гнусная тень неясного воспоминания, что уже однажды в этот проход Петли Времени выкинула мне информацию о "Вальтере", всё больше давила на мозги. Даже стало очень стрёмно от того, что в карманах даже банального перочинного ножа нет — не то, что кастета. Но перочинный нож в нынешних обстоятельствах — холодное оружие не говоря уже об откровенном кастете. И... всё равно чувствую себя голым.

На углу вижу фигуру оперативника, подпирающего плечом стену. Изображает из себя рядового бездельника. Хорошо изображает. Прохожу мимо "не обращая внимания". Уж на это меня очень уж жёстко нацеливали на инструктаже. Однако, от его расслабленной позы и вида, страдающего от безделья молодого работяги, которому по какой-то причине то ли лень, то ли сильно не хочется идти домой, становится спокойнее.

Сую руки в карманы но это не только для того, чтобы выглядеть таким же праздношатающимся. У меня болоньевая куртка и при ходьбе руки шоркают по бокам создавая изрядный шум. А так — можно перейти на неслышный шаг. Чуть развожу локти в стороны и начинаю шагать мягко.

Моя цель здесь — насосная станция теплоснабжения. Дома в этом районе многоквартирные, но стоят в самом конце линии теплоснабжения, и давления в трубах не хватало для нормального отопления. Вот и поставили её здесь. Но поставили так, как было удобно строителям, а не как стоило бы, если бы высчитывали рациональное расположение с точки зрения свободного места во дворах.

От этого положение данной бетонно-кирпичной коробки очень понравилось не жителям окрестных домов, а местной шпане. Ведь между стенами насосной и стандартно-панельным бетонным забором, уголком огибающим строение было очень уютненькое местечко для сбора всякой местной, и не только, швали. И то, что это место находилось буквально в "шаговой доступности" от нашей пятой школы, делало его "Меккой" для разного отребья.

Плотная, обложная, низкая облачность способствовала тому, что рано стемнело. Так бы было ещё вполне светло. Хорошо что ещё дождя не было. А так вообще бы у шпаны был бы железный повод не являться... хотя... могут и припереться даже под дождём. Если их сильно припечёт. А есть чему.

На дальних подступах к насосной, никого не было видно. Правда и на ближних — тоже. Ну кроме пары бродячих собак, что вечно отирались здесь. Вот любит шпана ховаться по тёмным углам и поближе к говну. Родство, что-ли чувствуют? Ведь на территории школы где все падлы кучкуются? В сортире!

Кстати, территория за насосной не освещена ничем. Пока ничем. Фонари у нас как-то несвоевременно и неравномерно включают. Да и то, когда включат — в том месте тень. Хотя рыла стоящих становится возможным различать и опознавать. Шагаю дальше. И только на ближних подступах сначала шибанул в ноздри запах табачного дыма, а после в темноте, между забором и стеной строения стали видны огоньки сигарет.

Четыре — по верху, три — по низу. Собаки, как известно, не курят. Значит те, что внизу — сидят на корточках у ног старших и смалят. Наверняка те, кто мне "стрелку" забил.

Невольно кошусь на бетонный забор. По плану — за ним оперативники. Ну и в во-он той "Волге", что так невзначай припаркована метрах в пятнадцати. Отсюда не видно, что в ней кто-то есть. Останавливаюсь в метрах трёх от входа в мрачную щель и пялюсь со света во тьму. Ага. Вблизи уже видны силуэты. А лица — когда курильщик делает очередную затяжку. Паршин, оказывается, крайний слева — подпирает плечом стену. Те дебилы что "новенькие", как я и предполагал, сидят на корточках у ног старшаков.

— Сюда подошёл, Шуршик! — слышу я команду. Голос незнакомый, прокуренный.

Шуршик? Гм... меня так никто не называл. Словечко происходит от слова "шуршать" и является аналогом слова "шустряк". Меня высоко оценили? Забавно!

Склоняю голову на бок. И долго смотрю во тьму. Соваться туда? Дураков нет! Манёвр там сильно ограничен. Да и слишком много грязи если придётся падать на землю. Оперативники это мне конкретно прописали — при стрельбе падать на землю и не отсвечивать.

— Не-а! Не подойду. Сами сюда выходите. — изрекаю я и ухмыляюсь.

— Что-о?! — тянет незнакомый. — Ох.ел? А ну к ноге, сявка! На цырлах!

— Ну да! Щаз! Разогнался! В проходе между нами — куча говна. Я в неё вступаю — все смеются. Кроме меня. Знаю этот прикол. Так что нехер. И вообще, я вон к тем поцам пришёл. По их рыла недобитые. Тебе я ничего не должен.

От слов про недобитые рыла, трёх сявок с корточек как катапультой подбросило.

— Чё сказал?! — орёт один из троицы и закашливается. А вот нехрен курить!

Кстати, чётко угадал: этот закашлявшися, — главнюк из тех шестерых "переведёнок". Второй — наверняка тот, который вчера отхватил у меня люлей за компанию с главарём. А третий — очевидно, удравший от меня сегодня, "четвёртый".

— Стоять! — рявкает старший на мелочь. И троица малолетних дебилов застывает во тьме.

— Я сегодня троих из их компании — тыкаю презрительно в тормознувших, — в больничку отлёживаться отправил. Чё, сявки, мало показалось и мне стрелку забили?

Да, нарываюсь. Отмутузить этих троих я смогу легко и до того, как эти четверо за ними успеют вмешаться. А дальше — базар с теми, за кем пришли.

— Чё, хотите к тем троим дебилам присоседиться?

Главарь "переведёнок" что-то пытается вякнуть сквозь кашель, но грубо обрывается снова. Старшак просто, без затей, отвешивает потерявшему берега звонкую затрещину.

Медленно выдвигается на свет, косо льющийся от далёкого отсюда уличного фонаря. Его морда, при пересечении границы света и тени, проявляется как на чёрно-белой фотографии, являя мне какую-то стрёмную, конопатую морду, искажённую вечным презрением ко всем.

— Тот был ростом ниже! — развернувшись вполоборота к сявкам изрекает это чмо после внимательного осмотра моей тушки.

Вполне предсказуемо. Я ведь орудовал тогда, в проходе, согнувшись почти пополам, а с такого ракурса как у него все кажутся короче, ниже. К тому же я тогда был в синем форменном пиджаке, а сейчас в коричневой болоньевой куртке. И на рюкзаке-ранце у меня никаких опознавательных знаков или рисунков не было.

А вот я его опознал! Он стоял напротив того, кто по яйцам получил. Но тогда где страдалец? Из тьмы выходить не хочет? Мусор от мусора оторваться не даёт?

Невольно смотрю себе под ноги. Даже в трёх метрах от "пещеры" ушлёпков земля густо усеяна окурками и мелкими осколками разнообразных бутылок.

Главнюк "переведёнок" чуть ли не взрывается от возмущения. Вот же ж! И как его зовут?... Слышал его имя и фамилию всего один раз и не счёл нужным запомнить. Да сейчас он для меня, собственно и остался как "никто и звать никак" — не стоящий запоминания и упоминания мусор. Ведь уже решено: перехожу во вторую школу! Так и называем этого — "главнюк-переведёнка". Да-да: одно общее мерзостное чувство по отношению и к нему, и к его друганам.

— Это был он!!! — кричит главнюк. — Он!!! Мы видели!!!

Ради соблюдения сценария меланхолично и коротко отвечаю: Пи.дит!

Моё спокойствие, однако, сбивает кураж со старшаков. Необходимость соблюсти хоть видимость справедливости, диктуют остатки пацанячьей этики — поступать "по понятиям". То, что они уже на 90% этика бандюков — никого не волнует. Но — "по понятиям"! Вижу, что это сильно тормозит шпану. И всё потому, что я для них поступаю нетипично. Чувствуют, что за мной стоит Сила. А что за Сила — они не знают. Потому и тормозят.

Но конопатого это держит не долго. Спустя секунды три он берёт меня за куртку и притягивает к себе.

— И чё на это скажешь? Или ты крутой?

То, что я "исчерпывающе" только что ответил — или не слышал, или тупой.

— А если крутой, то что тогда?

— И кто за тебя впишется? — начинает уже откровенно стебаться конопатый. — У блатных ты — никто!

— Он с ментами пасёт! Он к легавым ходит-стучит! — "сдаёт" меня главнюк-переведёнка.

Гнида конченная! Пытается за счёт вранья вылезти и поиметь профит как "информированный" и "бдительный". Реальные мои отношения со следаком он заведомо знать не может. Этот главнюк у милиции и возле второй школы сегодня не замечен. Хотя... "Доброхоты" есть везде. Кто-то мог видеть нас у второй школы и "доложить".

— Вот дебил! — Усмехаюсь я поворачиваясь в сторону главнюка. — Если ты о сегодняшнем, то не я к ним пошёл, а они меня у второй школы замели. За то, что я твоим друганам костей наломал. Протокол составляли. Будут меня на комиссию выставлять.

"А не слишком ли я защищаюсь? Ведь надо Паршина спровоцировать либо на признание словесное, либо на прямую демонстрацию оружия"

Конопатый становится серьёзным хотя свою брезгливую мину никак не меняет. Но бычок, который до этого держал в левой руке, щелчком отправил за забор.

"Вот опера будут рады!" — подумал я, представив как одному из них на голову прилетает тот бычок. Пусть и давно погасший.

— П.шь ведь, сцука... — наконец выдаёт конопатый. Ну... тупой. По жизни.

— Короче ты вписался за тех идиотов, а теперь базаришь не по понятиям, чтобы выполнить уговор? Так эти фраера ещё и чужаки! Переведёнки! А так как ты наслышан насчёт того, что я реально могу легко тем му.лам рыло начистить, притащил в усиление друганов?

Вижу, что конопатый реально припух от такой борзоты.

— Ты чей? Отвечай! Легавых или...?

О! Я, таки, его испугал. Конопатый заподозрил, что за мной кто-то может быть из крутых блатных. НО! Вот! Базар свернул туда, куда мне надо! Ведь что нужно операм? Чтобы Паршин на меня тупо сагрился. Если его брать сейчас, и у него найдётся оружие он может отбрехаться тем, что "нашёл" и "хотел завтра отнести в милицию". Если же он достанет его, а тем более начнёт угрожать — это уже конкретная уголовная статья. И так как его ранее не смогли поймать — ускользал — здесь реально завязаны некоторые амбиции оперов: "Взять тёпленьким! С поличным!". Потому, не давая вставить ни слова, говорю прямо и максимально нагло.

— Ты не под блатными ходишь, а у Парши в подручных. Но он не блатной и не под блатными. А раз так, то ему нужен авторитет. Причём авторитет конкретный. Сечёшь о чём речь? Не сечёшь. Поясняю. Он, чтобы совсем крутым быть... должен эту крутизну здесь и сейчас показать.

— Чё, в морду тебе дать? — насмешливо спрашивает Паршев.

— Это фигня. Ведь может случиться так, что завтра придут реально крутые ребята... или даже сегодня, и нагнут уже тебя. А раз так, то... крутой это со шпалером. Ты притащил с собой шпалер?

Старшаков пробил столбняк. Наверняка все присутствующие, в курсе об чём речь. Кроме троих остолопов-переведёнок.

— Откуда... заикается конопатый, но быстро затыкается.

О! Вдруг оказался умным. В отличие от Паршина. Или инстинкт самосохранения хоть и с перебоями, но работает.

Паршин же с пол-оборота кинулся во все тяжкие.

— Какая сцука тебе это выдала?!!

— Не скажу! — нагло заявляю я, начиная откровенно ржать с этого дела, что Паршина вообще выбешивает.

— Ты мне сейчас всё расскажешь! — шипит Паршин и выдвигается в мою сторону. Конопатый меня лишь крепче сжал ладонь, которой меня держал.

— С каких херов я тебе что-то обязан рассказывать?

— Да я тебя...!

— Что? Пристрелишь? Так ты свой шпалер дома забыл! Как последний лопух. А тронешь меня — завтра же твоей жопой займутся реальные крутые.

Вообще-то, данный заход стандартный у всех пацанов подобного плана — Рассказать сказочку о крутом брате или ещё ком-то. Вот только почти всегда это именно сказочка. И Паршин это знает. Хотя... Как говорится, "есть варианты". И эти "варианты" его сейчас реально дерут на части.

— Что?!! Сцука! А за базар ответишь?!

— Что ты шпалер дома забыл? Или скажешь, что там у тебя целая волына лежит? Так ты докажи! А я, так уж и быть, за базар отвечу.

Паршин — в бешенстве. И в таком состоянии способен наделать глупостей. Собственно на одну из них — достать пистолет — я его и провоцирую. Главное, что если в непосредственной близости — прямо за забором — сидят опера, он ничего предпринять после уже не успеет. Спеленают.

Но всё равно становится боязно. Ведь развязка — вот она!

Конопатый — в растерянности. Не понимает что происходит и как реагировать. Остальные двое из старших даже курить забыли. Охреневают.

Паршин резко суёт руку за пазуху полурасстёгнутой куртки и... таки достаёт свой "Вальтер".

Хоть вблизи и полутьме смертоносная штука выглядит игрушечной, но я откуда-то уже знаю, что всё СЛИШКОМ серьёзно. Из глубин всё ещё не до конца проявленной памяти прошлых прохождений лезет что-то совсем жуткое.

— Так ты его принёс! — ору я радостно.

Это — ключевая фраза. И фраза, и ор — заранее обговорены. Но они запускают череду событий, совершенно неожиданных.

Одновременно, с двух сторон через забор сигают оперативники. Но! Первый был капитан. Он попытался прыгнуть с угла и зайти в тыл, но вдруг обнаружил, что верх именно этой секции бетонного забора замазана солидолом и он с позором свалился назад. Пока оббегал к другой части где как ранее было известно никаких солидолов не было, второй оперативник попытался перелезть через забор с передней части "логова", но там была другая неприятность — скверного качества бетон раскрошился, и наружу вылезли прутья арматуры, за которые он и зацепился штанами. Спрыгнуть не смог — так и повис вниз головой на заборе. Третий оперативник, что бросился прямо через кусты за которыми и сидел, напарывается ботинком на пенёк, который в темноте не был виден. И со всего маху прикладывается лбом об бордюр. Вышел из строя и надолго.

Более удачливыми оказались трое, сидевшие в "Волге". Дружно выскочили и побежали в соответствии с отведённому каждому плану. Но именно эти секунды заминки очень дорого стоили.

Паршин сходу понял, что творится и что за типЫ полезли в их уютную "пещерку", да ещё так массово и агрессивно.

— Сцу-ука-а!!! Сдохни! — заорал он и вскинул пистолет.

Я почти-что на инстинктах дёрнулся вправо, увлекая за собой конопатого, который тупо держался за мою куртку. По пути чуть присел, чтобы сорвать захват, но не успел.

Паршин давит на спусковой крючок. Видно, что это ему даётся с трудом но... Выстрел меня почти ослепил. Да и боль, вспыхнувшая в боку и руке тоже чуть не бросила меня на землю.

Чувствую через хватку конопатого, что в него тоже попало. Он разжимает руку и начинает заваливаться вперёд сгибаясь пополам. Пуля, очевидно, чиркнула у меня по ребру, продырявила руку и попала ему в живот. Освободившись прыгаю снова в сторону, но уже как можно дальше, за угол насосной. Вслед раздаётся подряд два сухих щелчка. Осечка!

И снова выстрел.

Слышу мат.

В боку и руке — адская боль.

Вижу, как мимо пробегает сначала Паршин, а потом очень знакомая фигура, в которой я узнаю нашего капитана-следака. Матерился именно он.