Они писали на мне свои знаки, знакомые жутко всему Всемирью, въедая их в мою кожу. И почему-то именно от этого, как ни глупо это было, мне хотелось плакать горше всего в жизни.

На моей спине уже писали о том, что я есть презренное отродье, явившееся в этот мир через преступный, противоестественный союз двух существ, не смевших и помыслить о взаимной любви.

И я, даже когда минула горячка, и прошла совсем боль — всегда чувствовала, как надпись эта горит, не остывая, на спине моей, неустанно напоминая всем, кто ее узреет, что я нежеланна этому миру. Ненавистна людям, выковавшим и раскалившим некогда это клеймо.

А теперь на теле моем расцветала кровавой ржавчиной словно тотемная вязь племени, которому нет места по солнцем, ни в одном мире.

У судьбы моей, воистину, отменное чувство мора.

Ощутив под спиной твердую почву, я открыла неохотно глаза.

Ее Высочество, поразительно схожая внешне с Его Величеством, Повелителем дроу, смотрела прямо на меня сверху. Мы не встречались с ней ни разу — но я даже имя ее знала, вот что странно.

Принцесса Тианиэль. Сиятельная сестра Владыки. Единственная семья Александра.

Я сумела лишь чудом удержать глаза на ее лице, ибо больше всего в эту минуту мне желалось никогда ее не видеть, и не знать, что именно она, она, посмела оказаться той самой безумицей.

Или нет, нет. Эта сумасшедшая посмела быть его сестрой. Посмела быть ему кровной родственницей.

Она не улыбалась злодейски, не потирала руки в глумливом безумии, нет. Она смотрела на меня...задумчиво. Словно решала в уме некую загадку, не сложную, нет — просто заковыристую.

Подошла ко мне ее ближе, опустившись на колени, и склонилась к моему лицу.

Неизвестно, откуда, что-то прострекотал наследник своим медовым голосом.

Эльфийка, чуть нахмурив сосредоточенно изящные брови, ужаснула меня вновь своей поразительной схожестью с братом. О, всесветлые боги, она была его родной сестрой.

Возможно, что-то такое она и рассмотрела в моих глазах, потому что едва заметно усмехнулась вдруг. Не зло, не торжествующе. Так...знакомо усмехнулась, что мне стало страшно, что сейчас я расплачусь наконец-то. Сняла с шеи какой-то амулет, неправильной формы мутный белесый камень в простой оправе, и уложила его мне прямо на лоб.

А потом...дунула мне в лицо, от чего я на мгновение зажмурилась почему-то. И вновь поспешно распахнула глаза.

И уставилась в лицо Владыки.

Конечно, это не он. Это не мог быть он, его тут нет. Он далеко, в своем прекрасном дворце, что под сень вековых деревьев эльфийского Серебряного леса, и в безопасности охраны магической и военной.

Но глаза его, лазурно-синие, и безупречный рисунок рта и скул, и ресницы ночной черноты... На одну лишь секунду я, обессилев перед самой собой, посмела оббежать лихорадочным взглядом это неприступное лицо, еще раз посмотреть на него хотя бы даже так, невзаправду, на один лишь миг...

Черты его задрожали мелко — и рассыпались, и принцесса дроу, все с тем же обыденным видом, сняла с моего лба свой молочного цвета булыжник.

И улыбнулась.

Когда ждешь — время всегда течет тяжело и мелено.

Александр Ниррийский, безбожно прекрасный подданный вампирского Владыки, наемник и убийца, ждал.

Пытаясь порой спросить самого себя, на кой же, рыжий прелестник лишь сильнее раздражался, и ожидание в этом глухом раздражении становилось чем-то вроде неуемного зуда, который ничем не успокоить.

Каких таких целей ради он торчал в этом эльфийском дворце, созерцая ежедневно надменные черты треклятого Его Величества? Чего ради не уходил, чего выжидал так настырно, смутно удивляя себя самого?

Мшистая зелень и тепло земли в чуть раскосых бесовских глазах. Матовые волосы чистого, холодного цвета все той же земли, только словно покрытой первым сизым инеем поутру. Кривой несколько рот, и руны от мавьих чар. Неловкая грациозность, крохотные ступни, и иголки ресниц.

Как смела эта чумазая девица так крепко держать его, не протянув к нему даже и пальца?

О, нет-нет, он не был влюблен. Не был ранен ее абсолютным, простодушным неведением о том, что иногда, когда она таращит восторженно глаза, ей так и хочется пояснить, что мужчинам, будь то эльф, вампир, да даже гном, свойственно понимать такие взгляды прямо и определенным образом.

Он не был, как...Владыка.

Но все же почему-то не спешил проститься с Велеей Марой заочно, не озаботившись дальнейшей ее судьбой.

Ему непонятно горчило на кончике языка от неотступного видения ее молочной почти смертельно кожи, и зашитого наглухо глумливого рта.

Рыжее умертвие! Она звала его рыжым умертвием, будь она неладна, эта крохотная заноза!

Уже не раз и не два господин Ниррийский, сообщив столь бесящему своим бесконечным терпением Владыке очередное не слишком завуалированное оскорбление, обещал себе выйти вон из залы — и из земель дроу тут же, чуть погодя всего лишь. Линны не были ля вампиров угрозой прямой, ибо линны пожирали только жизнь. А вампиры живыми не были.

Хотя сейчас, проклиная мысленно сразу всех скопом, и Велею, и Владыку дроу, и коварного Сириуса Мару, втянувшего его во всю эту трясину, аки леший весной в половодье, Александр Виррийский чувствовал в себе столь живое бессилие плюнуть на все и исчезнуть в горизонте, что вполне мог бы и усомниться в истинности своей вампирской природы.

Он не думал ни единого мига о том, каково это — обладать этой говорливой пигалицей. Владеть ею по праву. Владеть во всех смыслах, разумеется.

Ну..., возможно, что и не совсем так. Существует вероятность, что о чем-то таком он и мог мимолетно подумать, когда, например, она брякнулась ему прямо в подставленные руки на пыльном тракте по пути из Вертенок. Но сие не имело характера навязчивого и неотступного, скорее — эдакий ленивый интерес, врожденно-мужской.

Просто ему хотелось, может быть, совсем немного этой крови. Почему нет? Он был вампир, а она была...

Она была стойкой. Настырной, как сорняк. И живучей. Ее кровь была не только кровь ребенка демона и ангела. Она была полна жаждой жизни. Самой жизнь. Живой.

И вампир не был бы вампиром, если бы не смаковал иногда мысленно эту жизнь.

Чуть-чуть.

Но объяснить свою готовность полезть, в случае чего, прямо в пекло линнское, желанием оценить дивный букет от жил госпожи Мары, получалось покамест с большой натяжкой.

И, споткнувшись в очередной раз об эту неясность и прореху в рассуждениях, вампир, помянув в очередной раз недобро Сириуса Мару и его россказни о внучке своей, вскочил с постели в отведенных ему без особой любезности покоях, и натянул сапоги с яростным рвением.

В чинных коридорах эльфийского вора царила эта извечная тоскливая чопорность, от которой Александру давно уже желалось повыть душевно на луну, хоть и не в его это природе было заложено.

Ему несказанно надоели эти высокомерные дроу, это тягомотное ожидание неизвестно, чего. Он уже подумывал было всерьез рвануть в Пустоши, и порыть там землю, в буквальном смысле.

Быть может, если разбрасывать руками и ногами сушь Пустошей — это даст выход тому неизвестному нечто, что нагнеталось изнутри, мешая ему спать спокойно?

Внутри него словно тщетно пыталась разразиться гроза — но только мучила его влажной духотой, никак не умея ни разойтись, ни успокоиться.

В столовой гостевой царил упомянутый уже не единожды вампиром Сириус Мара, своим присутствием в течении определенного времени вполне сумеющий разорить маленькое государство в продовольственном смысле.

А от томительного бездействия оборотень, и без того не жалующийся на аппетит, жевал непрестанно, мрачно высматривая что-то в окнах залы.

Вампир посмотрел на коллегу по цеху наемничьему без тепла.

Сириус, жуя изысканный крохотный блинчик, ответил ему взглядом едва ли не яростным.

И запихнул в рот ее один такой же блинчик.

Александр, задумчиво оглядев великолепный стол, налил себе тут же столь любимого мэтром Лиотанским кофию. Поразмыслил чуть-чуть — и плеснул туда свежих сливок.

— Крови в меню тут не держат, Ниррийский — ехидно сообщил Мара, вглядываясь в близстоящие паштеты тем временем — так что не ожидай, не внесут.

Вампир только глаза не него скосил лениво.

Эти беседы идиотского характера про кровь, в том или ином контексте и вариациях, происходили тут каждое утро.

Сириус, отродясь не бывший дураком, тщился его изобразить, в надеже, что терпение Ниррийского в один прекрасный момент лопнет — и они-таки сцепятся.

Не понимай вампир, как мечется на самом деле в бессилии и ужасе за свою Велею оборотень — уже на вчера бы приготовил подходящий дрын, чтоб вытянуть Мару вдоль хребта от всей души. Но...

Споткнувшись опять об это имя, будь оно неладно, вампир чуть не выплюнул от досады кофе.

Велея, Велея, Велея! Всюду кто-то был обеспокоен судьбой Велеи!

Подумаешь, родилась она у демона и ангела, которые за союз свой недозволенный, и рождение дитя этого, понесли ответ сполна, оставив младенца сиротой!

Подумаешь, избили до полусмерти, и клеймо выжгли, когда ребенком была несмышленым!

Подумаешь, охотится на нее немало всяких всемирских нелюдей! Подумаешь, висит она там сейчас, непонятно где, кровь ее пьют, голодом морят...

Вампир грохнул чашкой об стол, и вскочил. Мара понял на него сумрачные глаза, продолжая тоскливо жевать прямо ложкой нежнейший паштет гусиный непосредственно с серебряного подноса.

Вампир смерил наемника взглядом. Лицо Сириуса, невзирая на подвиги на ниве гастрономической, заметно осунулось. А под всегда хищными глазами залегли почти черные тени, не имевшие свойственного всем теням обыкновения исчезать бесследно в полдень.

— Вставай — процедил вампир сквозь зубы, с трудом удерживаясь от того, чтоб не начать крушить все прямо с самой столовой начиная — и пошли, пес....шелудивый.

Сириус бледно улыбнулся и на ноги поднялся молниеносно. Перепуганные порядком слуги лишь молча обновили со всей возможной поспешность сервировку, убрав прилежно гору тарелок после завтрака господина Мары, и почти полную чашку кофе — после вампирских трапез.

Вампир, поглядев на длинный нос одной из расторопных служанок, отметил про себя мысленно, что несчастным девицам будет затруднительно сейчас на кухне сплести внятную версию произошедшего, ибо непонятно, на самом деле, с чего это вообще все тут началось.

Как водится, в самый драматичный момент на сцену выступил магистр некромантии, вид имеющий заспанный и голодный.

— Всем доброго утра — мирно провозгласил мэтр, скользнув взглядом по наемникам, стоящим столбами друг против друга.

Те на него только одинаково злобно поглядели, доброго утра желать то ли не желая, то ли не разделяя магистрового мнения на сей счет.

— Я вас только прошу, не вредительствуйте в отношении местной обстановки — тем же мирным голосом продолжил магистр, и намазал себе со всей тщательность булочку маслом — имейте совесть, Его Величество сегодня первую делегацию светлых эльфов принимать будет.

Владыка, истомившийся своими собственными ожиданиями, нашел себе занятие, ибо положение его вполне позволяло ему озадачивать всякими каверзными вопросами глав других рас, и иметь все основания ожидать хоть сколько-нибудь вразумительного ответа.

Повелитель, проглядев себе все глаза, порешил начать постепенно проводить деликатные беседы с соседями, по поводу перспектив изничтожения линнской заразы сообща, а не в одиночку.

Поскольку у всех соседей дроу имелся основательный зуб на Пожирателей — дело пошло лихо, без заминок, и светлые эльфы, проявив невиданную сговорчивость, мгновенно практически собрали целую делегацию переговорную. О чем известили не ожидавшего такой прыти Владыку тут же, вынудив начать готовится к встрече дорогих гостей с почти неприличной поспешность.

— И что Велея тебе скажет, коли узнает, что ты с мальчишками грызешься в гостях, урон наносишь, фамилии позоришь? — продолжил, на свою беду, некромант, изготовившись откусить смачно от булочки.

Вампир схватился за голову.

— Прекратите! — почти завопил он, вцепившись пальцами в собственные волосы — Прекратите постоянно о ней говорить! Велея! Велея! Велея!! Пошли, блохастый пустогав!!! — уже в голос заорал он раздувшему гневно ноздри Сириусу, и, не дожидаясь продолжений и ответов, стремительно направился к выходу.

Сириус поглядел на Лиотанского через стол.

Мэтр, с булкой в руке, скосил глаза в сторону торчащих напряженно ушей двух милых девиц в форменных платьях. Те оказались не только милыми, но ее и понятливыми.

— Магистр, изволите свежего кофию? Этот уже остыл — пропищала находчиво одна.

Магистр вежливо улыбнулся, и одобрительно кивнул.

Пихнув в бок товарку, девица схватила кофейник — и обе были таковы. Мэтр проводил их взглядом, имеющим в себе сомнения в том, что барышни скором времени вернуться, хоть с кофием, хоть без.

— Ну а что ты, Сириус, хочешь, чтоб я тебе пояснил? — как ни в чем не бывало, вопросил магистр, и приступил-таки к булке.

— Вообще-то, конечно, больше всего я бы желал обсудить с тобой, от рождения ли ты так безмерно хамовит и совести лишен, Лиотанский — молвил Сириус, за стол не возвращаясь — но тут беседа долгая. Так что покамест, может, знаешь, какая муха Ниррийского так укусила истово? И давай скоренько, мне идти надобно.

— Тебе, Сириус, жениться надо было — молвил мэтр задумчиво, и взглянул придирчиво на гусиный паштет — и вопросов бы глупых не завал, и паштеты с подноса бы не ел, некультурно это.

— Уж чья бы корова мычала, друг мой любезный, в вопросах матримониальных — Сириус хмыкнул — так что там с Ниррийским-то, отчего мальчик наш балованный так буен нынче?

— Томится он — молвил мэтр мягко — а он у нас томиться не привык, чай, бабы-то и взаправду балуют стервеца рыжего.

— Опять — хмуро вздохнул Сириус, и на некроманта поглядел раздражено — что вот за манера ересь нести всякую, на вопрос прямой не отвечая?

— Ой, Мара, вот уж ты-то уличать меня будешь в увиливании!

Оборотень оглянулся на двери, в которые протопал гневно вампир почти что истерический. И сел-таки на краешек стула, вглядываясь пристально в облик стоящих рядом бутербродов.

— Ежели ты мне намекнуть желаешь, что он к Велее неровно дышит — так я, признаться честно, уже прямо за себя не ручаюсь — задумчиво оглядев бутерброды, оборотень двумя пальцами подхватил один — И чего у дроу все такое несерьезное, габаритов смешных? Поднос съешь — и ни в одном глазу.

Мэтр положил на бутерброд свой виноградину.

— Ну так сердцу не прикажешь. Она такое очаровательное дитя, право слово.

— Именно! — рявкнул Мара с внезапным воодушевлением — именно что дитя! Ну двадцать годов девице, несмышленыш, только из дому выпустил — и уже набежали! Вытаим ее — сразу отлуплю для ясности и понимания, и дома запру, вот честное слово.

— Миссетресс Мара — в полном официозе пробубнел невнятно магистр, жуя бутерброд — вы себя слышите? Ей-то не пять годов, невеста уже! Вон, целых два Александра к тебе сватов готовы засылать!