Синайский посол собственноручно разлил ароматный напиток по чашкам — в своем убежище я чуть слюной не изошла. А вот королю, похоже, не слишком понравилось:
— Изумительно, — отхлебнув чай, пробормотал он таким тоном, точно увидел на дне заваренного таракана.
Переводчик радостно закудахтал, и перевел ответную реплику посла — похоже, тот очень доволен, и даже пообещал оставить... или доставить? Королю целый запас. Постепенно я почти начала понимать, о чем лопочет синайский толмач — по крайней мере, через слово... ну, в крайнем случае, общий смысл.
Светская беседа о природе и погоде неторопливо журчала звонким ручейком. Сочтя, что подходящий момент наступил, я вновь потянулась к королевскому уху:
— Спросите у посла, куда подевался его телохранитель Пу Чжан — в прошлый раз он с ним приезжал...
Хороший дипломат никогда не задает интересующие его вопросы прямо в лоб — и чем важнее ответ, тем дольше будет предисловие... Король неспешно окинул взглядом внутренне убранство посольской комнаты, похвалил, что синайцы устроились очень уютно, и как бы между делом поинтересовался сменой охранного состава.
Готова поклясться, что по каменному лицу лицу посла промелькнула тень неудовольствия вопросом — причем еще раньше, чем переводчик начал свою прочувствованную речь. Впрочем, это естественно: каждый дипломат в чужой стране всегда немножечко шпион, и должен понимать местный говор. Однако до ответа на том же языке не унизился:
— Телохранитель Пу Чжан на этот раз остался дома, в Синае. Мать нашла ему хорошую невесту, — эту фразу я поняла почти дословно, и сердце глухо ухнуло куда-то глубоко в пятки. Как Машеньке сказать?!
Дальнейший разговор меня уже совершенно не интересовал, а лишившись синхронного заплечного перевода, король быстро скомкал задушевную беседу и поторопился раскланяться.
— Вы что-то вспомнили? — выйдя на улицу, пытливо поинтересовался он.
— Что я должна была вспомнить? — я опешила от неожиданности.
— Свое прошлое. Предыдущее посольство из Синая покинуло Старгород задолго до того, как вы впервые появились в "Короне".
— Но моя горничная как раз работала там в это время. И вот ведь, упрямица какая, отказывается крестить малыша, пока не увидится с его папкой. Я уж и с Инквизи... отцом Михаилом обо всем договорилась, а точную дату все никак не назначим, откладываем да откладываем. Он каждый день мне об этом напоминает, геенной огненной грозит...
— А крестных уже выбрали? — заинтересовался король.
— Даже не знаю — об этом еще и разговора не было... матерью, наверное, Настасья будет, а в отцы... Тоже кого-нибудь позовем, кто не откажется.
— Я бы не отказался.
— Только вот с настоящим отцом заковыка вышла. Прямо не знаю, как Машеньке об этом сказать...
— Видно, почувствовал, что его тут сразу окрутят, — попытался пошутить король.
— И в мыслях не было! — возмутилась я. — Уверена, и Машеньке не по душе насильно тащить передумавшего мужика под венец — но пусть он скажет ей об этом лично, а не вот так вот... Через посла. А теперь — через меня... правду говорят, инициатива наказуема.
— Отчего же — ваша последняя инициатива с детским приютом получилась очень удачно!
— Матушка Серафима нажаловалась? — догадалась я.
— Отец Михаил постоянно держит меня в курсе ваших успехов. Я только одного не понимаю: почему вы до сих пор не предоставили в казну расходную смету?
— А почему... в казну?
Ну, вот, похоже, местные фискальные органы наконец обратили внимание на мои побочные доходы. Сейчас привлекут за неуплату налогов... И ведь правда не плачу! А теперь и нечем...
— Вы ведь государственный служащий. И действовали от имени короля, — вспомнив свои крики перед запертыми воротами монастырского детприемника, я невольно покраснела. — Значит, ваши расходы должны компенсироваться из казны.
— Но я... не вела смету.
— Ведь в приюте есть бухгалтер!
Вот, теперь он еще, чего доброго, решит, будто я все затеяла ради компенсации из казны — с процентами! Даже бухгалтера завела, который, как все финансисты, непременно занимается приписками и обсчетами, ведь у государства украсть — все равно, что заработать.
— Я же не поэтому! Не ради денег! — а голос-то какой обиженный! Просто пятилетний ребенок...
— Ни одно доброе дело не остается без вознаграждения!
— Я слышала по-другому: ни одно доброе дело не останется безнаказанным...
— Это вы, госпожа чародейка, неправильное что-то слышали... Уверен, вы со всем справитесь! — сжав на прощание руку, король оставил меня у дверей лаборатории.
Почему дворец такой маленький, из конца в конец за минуту пройти можно! Не скрою, и в обществе короля хотелось бы подольше побыть... А главное — не возвращаться в комнату, где меня ждут только с хорошими новостями...
— Ну?!! — дружное эхо шумовой волной едва не вытолкнуло меня обратно в коридор.
— Он... Он не приехал.
— Заболел! — всплеснула руками Машенька.
— Да нет, он здоров...
— Я чувствую, с ним что-то случилось! — вскочив со стула, горничная принялась бегать по комнате кругами, точно запертая в клетке тигрица — вот только дикие звери при этом не заламывают нервно передние лапы и не причитают: — С ним что-то случилось! Он умер!
Я вздрогнула:
— Нет! Он живой!
— Тогда что? Вы что-то скрываете, я это чувствую! Говорите же!
— Пу Чжан... Ну, как бы это сказать... В общем, он женился!
— Не может быть! — раскрасневшаяся от бега Машенька покачнулась и вдруг резко побледнела, как будто невидимый художник смоченной в скипидаре тряпкой разом стер все краски с ее лица. Мы с Настасьей бросились,чтобы ее поддержать, но девушка оттолкнула наши дружеские руки, и упрямо замотала головой: — Не может быть! Этого не может быть! Не может!
— Так сам посол сказал...
— Значит, он соврал! Или ошибся! Или... Я должна знать точно! Я должна его видеть!
— Посла?
— Пу Чжана! Пускай он скажет это, глядя мне в глаза!
— Но это невозможно: он в Синае, а ты в Старгороде! Хрустальными шарами я пользоваться не умею, предупреждаю сразу!
— Тогда я сама поеду в Синай! С купеческим караваном. Остригу волосы, переоденусь в мужское платье, наймусь носильщиком или за лошадьми смотреть. Никто ни о чем и не догадается!
— Ага! Особенно после того, как "юноша" захватит с собой в дорогу "младшего брата", и на привалах станет кормить его грудью!
— А разве... — растерялась остановленная на полном скаку Машенька.
— Нет, нет и еще раз нет! — мне не нужны были дополнительные слова, чтобы понять, на кого она рассчитывала оставить Пузанчика. — Думаешь, если я занялась делами приюта, то мне уже все равно — подкидышем больше, подкидышем меньше?
— Он не подкидыш! — горничная надула губки.
— А как еще можно назвать младенца, которого мать, отправляясь на поиски приключений, бросает на чужих людей? Представь себе вашу встречу: "Я родила тебе сына!" — "Как хорошо! Где же мой малыш?" — "Остался в Старгороде у одних таких... Ты их не знаешь!"
— Что же мне делать? — плачущим голосом поинтересовалась Машенька. На нее жалко было смотреть: взгляд потух, лицо несчастное.
— Как и положено женщине: надеяться и ждать! — безжалостно отрезала Настасья.
— Вот подрастет Пузанчик — и вы вместе с ним в Синай съездите. Ты как, кстати, еще не придумала ему настоящее имя? А то тут король в крестные отцы набивается...
У Машеньки изумленно отвисла челюсть, а Настасья, попятившись, села мимо стула.
— Сам... король? — недоверчиво переспросила ошалевшая от свалившихся на нее новостей мать.
— Так уж получилось, что он оказался первым мужчиной, который вызвался проводить меня к синайскому послу...
— Королю бы он соврать не посмел... — вздохнув, горничная примирилась с фактом — но не с обстоятельствами. Неожиданно упав на колени, она ухватила меня за подол: — Госпожа, умоляю, сделайте что-нибудь!
— Машенька, побойся бога, — испуганная внезапным напором, я попятилась: — Уж кто-кто, а ты видела меня в богатстве и бедности, в горе и в радости... Неужели теперь на самом деле думаешь, что стоит мне только щелкнуть пальцами — и твой милый свалится с потолка?
Я громко щелкнула пальцами — как по команде, девочки задрали головы и дружно посмотрели вверх.
— Никого нет, — обиженным тоном прокомментировала Зара.
— Я отплачу! Отслужу! — не выпуская край платья, Машенька на коленях продолжала ползти следом, пока я не уперлась спиной в каменную кладку: — До самой смерти! Только увидеть! Поговорить! Я знаю, вы можете! Стоит лишь пожелать...
— Да я всей душой желаю, чтобы Пу Чжан был бы сейчас здесь! Но что это изменит?
Громкий стук в дверь заставил всех вздрогнуть. В своей импровизированной колыбели Пузанчик разразился оглушительным визгом, протестуя против мешающего дневному сну шума, или сигнализируя о насущной необходимости сменить пеленку: памперсов еще не изобрели.
— Кто там? — прокричала я, стараясь перекрыть детский плач, и надеясь в глубине души, что срочная государственная необходимость позволит сбежать из комнаты, прервав наконец эту неловкую и томительную сцену.
— Госпожа придворная чародейка, там вас спрашивают, — донесся из-за двери приглушенны голос.
— Уже иду! — воспользовавшись тем, что Машенька принялась успокаивать Пузанчика и выпустила подол платья, я быстро выскочила в коридор: — Где пациент?
— Там... Снаружи, — присланный за мной слуга как-то странно замялся и оглянулся через плечо, словно боясь, что нас может кто-то подслушать.
— Он что, упал с лошади и сломал ногу? — встревожилась я. — В таком случае лучше послать за придворным лекарем, у него гораздо больше опыта!
— Да нет... Не сломал, — опять опасливый взгляд через плечо. Дело начинало принимать подозрительный оборот.
— А кто вообще-то за мной посылал? — некоторые вопросы лучше задать поздно, чем никогда. Этот отчего-то заставил слугу покраснеть:
— Ну, — смущенно пробормотал он и, понизив голос, почти прошептал: — Это крестьяне!
— Крестьяне? — искренне изумилась я. — Их пустили во дворец?
— В том-то и дело, что нет! Стоят у ворот. Стражники хотели их прогнать, но они сказали, что поймали демона!
— Демона? — теперь уже из чистого любопытства я непременно должна посмотреть на такое диво! С детства любила ходить с родителями в цирк и зоопарк. — Настоящего?
— Кто ж знает, — поежился парень.
— Ладно, показывай, где эти ваши... Демоноборцы!
Десяток плечистых мужиков хрестоматийного крестьянского вида, в портах и рубахах из грубого домотканого полотна, с окладистыми бородами, все же не производили впечатления былинных богатырей, способных одним плевком уложить посланца преисподней, или таких уж хитрецов, убалтывающих нечистого до полной потери бдительности. Напротив, когда я самым любезным тоном предложила изложить суть вопроса, все дружно отвели глаза, перекладывая друг на друга высокую честь и ответственность.
— Дык... госпожа, — наконец, один из тружеников полей, посмелее или поглупее, выступил вперед, сминая в огромных ручищах и без того бесформенную войлочную шляпу: — Демона мы поймали!
— Вот с этого места поподробнее! Что за демон, когда, где, при каких обстоятельствах и кто именно поймал?
— Дык... Бабы наши его в лесу заловили! А что за демон — знамо дело: страшный, лопочет не по-человечески, одет не по-людски...
Постепенно мне удалось выяснить все подробности великого лова: отправившись в лес за ранними грибами или поздними подснежниками для продажи на городском рынке, жительницы одной из ближайших к Старгороду деревень столкнулись в ельнике с нечистым. И, испугавшись, мало-мало не забили его до смерти подвернувшимся под руку оружием: корзинами и толстыми хворостинами. После чего сообща отволокли в деревню и сдали с рук на руки отважным мужикам. Тем предстояло самое сложное: решить, что дальше делать с демоном, который еле-еле, но еще дышал. За консультацией обратились даже к деду Михею — когда-то в молодости он издали видел настоящего епископа, и теперь почитался экспертом по религиозным вопросам. Глубокомысленно пожевав губами, старейшина заметил, что оставить демона в живых — непростительный грех перед богом. Убивший же нечистого провинится перед дьяволом — а кто может поручиться, куда он попадет после смерти?
Встав перед таким выбором, мужчины в сомнении принялись чесать репы — святых в деревне не водилось. К счастью, у деда Михея нашелся ответ и на такой случай: запереть черта в старой бане или ненужном сарае, не давать ни еды, ни воды, а когда тот сам по себе помрет — никто не виноват! — поджечь вместе со строением. И не видать бы мне демона как своих ушей, ни живого, ни мертвого, если бы одна баба не вспомнила, что слышала в городе о появлении во дворце могучей и очень доброй (в этом месте я смущенно потупила глаза) ведьмы. Решение отдать демона мне, чтобы уж я сама взяла грех на душу или договаривалась с Сатаной по-свойски было одобрено большинством голосов.
— Показывайте! — я нетерпеливо потерла ладони. Даже интересно, кого там привезли: похоже, появится в Старгороде свой зоопарк!
Мужички не стали томить, и, подойдя к тщательно затянутой рогожей телеге, эффектно откинули полог. Мама дорогая!..
На куче сена, связанный по рукам и ногам, покрытый коркой крови и грязи лежал человек — судя по фрагментам одежды и доступным для обзора небольшим кусочкам кожи принадлежащий, скорее всего, к синайской нации. По разрезу глаз определить более точно не представлялось возможным, так они заплыли. На какое-то время мне показалось, будто незнакомец уже не дышит, задохнувшись в дороге под плотной рогожей, но затем одно из синих распухших век дрогнуло, приоткрывая узкую щелку блестящего глаза.
— Пу Чжан, если не ошибаюсь? — на всякий случай уточнила я.
Выгнувшись дугой — откуда только силы взялись! — синаец принялся извиваться, точно уж на сковородке, и выкрикивать что-то на родном языке. Собираясь было попросить у кого-нибудь из стражи нож, чтобы разрезать веревки, я опасливо отступила — а ну, как он в бреду на меня же и кинется? Подав сигнал слугам, я велела как можно бережнее поднять "демона" на руки и прямо на рогожке доставить ко мне в лабораторию:
— Только смотрите, поаккуратнее — он мне живым нужен! — обернувшись к крестьянам, я достала из кармана последний золотой: — Спасибо за хлопоты! Купите своим женам подарки...
— Не сбежит? — опасливо поинтересовался один из "демоноловов".
— Теперь уж никуда не сбежит! Ха-ха-ха! — "зловеще" расхохоталась я.
Перекрестившись с видимым облегчением, мужички проверили монету на зуб — каждый! — и, рассыпаясь в ответных благодарностях, вместе с телегой направились к торговым рядам. Щедрого вознаграждения им хватит, чтобы налиться за глаза, и даже лошадь напоить до зеленых чертей. Но я не жалела о потраченных деньгах: если "демон" — действительно Пу Чжан, это стоило по золотому на каждого жителя деревни, включая детей, свиней и кур... Надеюсь, мужчины купят своим домашним хотя бы один пряничек.
По дороге в лабораторию предполагаемый Пу Чжан потерял сознание, так что я безбоязненно смогла разрезать его путы — не стоит такую страсть Машеньке показывать. Хотя синаец не подавал признаков жизни, удерживающие его безжизненное тело на весу слуги заметно напряглись, но "освобожденного демона" не бросили, что лучше всяких слов говорило о возросшей степени доверия ко мне не только старгородских аристократов, но и простого народа. Приятно... мне бы самой хоть половинку этой уверенности!
