Восстановляшка

— То есть спекуляция?

— Продажа. Ну как им спекулировать, к примеру, велосипедами, если их никто не купит? Тем более, что у других производителей — свои ценники, дальше уже они получают оплеуху от рыночных механизмов, которые накажут их за жадность. Боюсь, спекулировать официально не получится. Что сделают — то продадут — но цену придётся ставить соответствующую рынку, а не какую хотят.

— И как это должно принести пользу?

— Промышленность много чего производит. Очень много чего. Если таких магазинов станет больше — то ценность денег значительно возрастёт, ведь на них можно будет купить почти что угодно — были бы деньги. А деньги от производителей — переходят в оплату сверхплановых ресурсов поставщикам, на оплату труда своих сотрудников, и в фонды самого предприятия. Придётся начаться учиться маркетингу, продажам, стремиться втюхать свой товар покупателю — начать учиться рекламе. С ростом такой экономики, необходимость в плане попросту отпадёт — но очень постепенно. Конечно, цена должна быть выше государственной — но адекватной.

— Получается полноценная рыночная экономика. Это даже не мягкий хозрасчёт Косыгина.

— Получается, — согласился я, — но ведь решено идти в этом направлении. Приблизительные анализы компьютера моего корабля показывают, что данные механизмы вполне рабочие, но потребуют значительных усилий в защите прав потребителей, и всерьёз бороться с активизировавшейся преступностью — экономической и просто уголовной, которая будет лететь на доходы как пчёлы на мёд. Понадобится навести порядок железной рукой — и местами жёсткими методами, особенно опасны в этом всём так называемые покровительственные связи. Блат, использование политического положения покровителя для обустройства в его тени маленьких теневых мафий, группировок отдельных царьков. И обложить самих производителей данью — то есть налогом на прибыль, в сорок два процента.

— Зачем это?

— Расходы на милицию, расходы на усиленную амортизацию производственного оборудования, и другие связанные с этим дополнительные расходы. Вплоть до амортизации стоимости ремонта асфальта, который пострадает от более интенсивного движения грузового транспорта. Это примерно двадцать процентов. Ну и доля государства — которое должно иметь выручку. По моим подсчётам — средненький такой магнитофон стоимостью сто рублей — можно спокойно продавать по две сотни, и будут покупать. Реже, конечно, всё равно население будет стоять в очереди, но купит дешевле — но сам факт вполне устроит...

— Под это всё будет сложно подвести идеологическое основание — под рыночные механизмы и почти рыночную экономику.

— Что? — я даже удивился, — да это же самое простое. Ваша экономика социальна — то есть не рыночна. То есть строится на ограничении спроса — и обеспечении граждан только тем, что им нужно. Верно?

— В целом... да.. — Шелепин задумался.

— Так что у экономики нет обязанности обеспечить всех товаром прямо вот до маковки — завалить сверхдешёвым, копеечным, социальным товаром потребителя. Экономика должна предоставить гражданину минимум, необходимый ему для жизни — имущество первой необходимости. То есть закрыть потребности общества в тех товарах, которые им действительно нужны, а не тех, которые им хочется. А вот что хочется — это уже вопрос спорный. И тут уже пожелания граждан не должны удовлетворяться плановой экономикой. Её смысл в социальном обеспечении — а не в благотворительности. Рабочие тоже люди — им тоже хочется что-то купить сверх положенного минимума. И мебель, и жене шубу, и детям велосипеды — и как, простите, всем всё обеспечить? Особенно если всё это не входит в их первую необходимость? Поэтому логично что для удовлетворения своих сверхплановых потребностей — эти люди будут работать сверх того же плана. И эта работа должна приносить им не скупую премию, определённую по фиксированным тарифам — фиксированные цены и тарифы — это социальные сектор экономики. Он может и в убыток работать.

— Звучит убедительно. Концепция двойной экономики — с социальным и коммерческим сектором, мне кажется вполне жизнеспособной.

— Условно. Но реализуемо. Опять же — тут я уверен на триста процентов — решение проблемы распределения средств — справедливого, основанного на прибыли и выручке — это одна из базовых проблем. Те, кто приносит миллионы и миллиарды прибылей — могут получать фигу с маслом — и наоборот, те, кто нихрена не приносит — получают точно такую же фигу с точно таким же маслом. Внутри это всё выливается в скандалы, непонимание, депрессию и даже гнев, и потерю мотивации даже на уровне целых министерств и отраслей хозяйства. Тот же Шокин с его электроникой до недавнего времени на голом энтузиазме и вере в будущее пёр всю отрасль — а могли бы все просто хрен положить и спокойно себе клепать радиолампы.

— Тогда их бы одёрнули.

— Разве не это происходит регулярно? Посмотрели на запад, посмотрели на своих — одёрнули. Делайте так, делайте эдак, сделайте копию вот этого... Причина в отсутствии мотивации и необходимости рывками и пинками компенсировать отставание. По сути вы толкаете перед собой телегу с промышленностью — сизифов труд. Должно быть наоборот — они должны везти вас в гору, а не вы их толкать и пинать. Они должны вас вот как я сейчас, приглашать и показывать отечественные новинки, а не вы им объяснять что им нужно сделать...

— И ты предложил концепцию полурыночной экономики поэтому?

— Скорее концепцию переходной экономики. Которая будет медленно расти и передавливать плановый сектор, а заодно и сделает товары красивее, привлекательнее, запустит само понятие маркетинг в советскую действительность. Когда продавец вынужден изучать вкусы и пожелания покупателя — и сам определять свою работу так, чтобы покупателю угодить.

Александр Николаевич встал, ловко поворочал угли в камине, кинул ещё пару берёзовых чурок, и сел обратно.

— Её нужно обсудить с Косыгиным — пока что мне кажется вполне логичной. Но это почти китайский путь — если это и будет реализовано — то не сегодня и не в этом году.

— На всё это понадобится года три — только на формирование такой схемы. Однако, проблему видеомагнитофонов нужно мне решать прямо сейчас. Сегодня.

— У меня есть идея. Раздавать бесплатно — не вариант, ценность будет сомнительная — поэтому нужно выставить образцы — где-нибудь на ВДНХ, и вообще, просто в магазинах, и продавать естественно редко кому. Организовать небольшой магазин, в котором такую технику выставить. У кого денег много — купят. А так — не рассчитывать на большие продажи. Как тебе такой вариант?

— Можно. Можно организовать — но как?

— Я договорюсь. И нужно рекламу сделать — в том же журнале "Радио". Или даже Технике Молодёжи...

— Можно... но как?

— Я и тут договорюсь. Точнее просто позвоню нужным людям и сообщу, чтобы приехали и всё посмотрели, сфотографировали, рассказали...

— Нет, этого не надо. Рекламу мы напечатаем сами — дизайн позвольте разработать самим. Их дело только в продажу выпустить.

— Тогда договорились. Сделаете так — и можете сбывать с рук в любых количествах, только если подпольно — чтобы без проблем с МВД.

* * *

Александр Николаевич уехал, ну а я — взялся за рекламу. Тем более что Воронов похоже снова решил заночевать в НИИ — время было уже почти полночь. Я засел за создание буклета — нужно было и его создать, и напечатать — то есть пришлось ещё изучать то, как происходит печать буклетов и прочей продукции.

Работа продолжилась только рано утром — проснулся в семь утра, выпил горячего чаю, и поехал в НИИ. Ненавижу утро! Это не день и не ночь, и тем паче не вечер. Это время, когда в СССР оживает всё — но не сразу. Город словно ещё сонный. На меня релаксирующее действие имели автомобили — для поездок по городу я использовал уже известную модифицированную Волгу, как и Воронов.

Когда приехал к зданию НИИ — обратил внимание, что работы по восстановлению забора уже были выполнены — чугунные кованые прутья забора, стоящие на кирпичных столбах, обновили, покрасили, перештукатурили кирпичные столбики основания забора. Сама же проходная со вчерашнего вечера тоже изменилась — вместо снесённой неделю назад старой будки, установили новую — внутри был турникет, место для охранника, рамка металлодетектора.

Я с любопытством въехал — автоматический шлагбаум поднялся, пропуская машину внутрь на территорию НИИ. Около здания стояла незнакомая мне чёрная Волга, почти новая на вид. Я затормозил рядом с ней, припарковался и вышел. Водителя Волги не было в машине — что было странно — ведь все шишки приезжали с водителями.

Зашёл в здание и обнаружил внутри искомого водителя.

Как я уже говорил — проходную НИИ и фойе сделали в духе бизнес-центра — красиво, дизайнерски. Блестящий зеркально пол, настенные панели, потолочные панели из ракушечника с точечными светильниками...

Человек обрадованно вскочил — он до того сидел в кресле у журнального столика и листал журналы из америки, больше похоже интересуясь картинками.

— Товарищ! Вы здесь работаете?

— Ну да.

— Очень хорошо — не могли бы вы сказать, как мне найти товарища Воронова.

— Он должен быть здесь — по крайней мере, его машина тут. Значит где-то в здании.

— Я никак не могу пройти. Моя фамилия Беляев, я водитель.

— А... водитель. А чей?

— Товарища Воронова. Меня прислали, сказали что прикрепили к директору этого НИИ, к товарищу Воронову.

— Хорошо, вы из какого ведомства водитель?

— Как это из какого? Из министерства конечно.

— Очень хорошо. Тогда вам нужен не Воронов, а я. Я в НИИ занимаю должность весьма неопределённую — по техническому обеспечению — вроде завхоза-менеджера. Гараж НИИ так же находится в моей епархии. Однако, Воронов предпочитает водить сам — давайте я вас провожу на место дислокации и оформим как полагается. Пойдёмте за мной.

Позади здания НИИ был небольшой дворик — свой, собственный. Места тут явно не хватало — его переделали в парковку — именно здесь стояли те машины, которые мы оставили — тут был и Роллс-Ройс Воронова, и два Мазератти, и мой прежний мерседес. Сам по себе зоопарк напоминал личный гараж какого-нибудь миллионера. Если бы не стоящие дальше машины — это был стройный ряд Москвичей, в фирменной ливрее. Это чёрный спереди автомобиль, с плавным изгибом белого цвета позади, и зад у них белый, а на крыле нанесена надпись — название компании, на белом фоне — логотип.

— Вот эта машина принадлежит Петру Воронову, — похлопал я по капоту его английского ройса, — это ваш фронт работ, так сказать. Остальные машины принадлежат НИИ, вам возможно тоже придётся с ними работать. Свою Волгу можете вернуть в министерство — незачем нам получать претензии что Воронов гоняет служебные машины по своим личным целям. Как вы понимаете — это человек, который может себе позволить автомобиль.

— Я уже понял, — водителя похоже пот пробрал, когда он увидел весь этот ряд машин, которые даже на улицах столичного города какой-нибудь капиталистической страны — привлекли бы большое внимание, — и кто же ваш директор? Ротшильд?

— Почти угадали. По крайней мере — машины он купил на свои, честно заработанные деньги — так что если кто-то будет бухтеть — не обращайте внимания. Обычно он ездит сам, но вполне возможно, ему понадобится совершить официальный выезд. Пройдёмте дальше. Всё понятно?

— Конечно, конечно всё.

— Ну и замечательно.

— А эти машины чьи? — кивнул он на Москвичи.

— Они на балансе НИИ, но пока ничьи. Ни к кому не прикреплены.

— Чудные.

— Отличаются от стоковых, немного. В частности здесь убрана крышка трамблёра снизу, конфигурация двигателя изменена — москвичи вообще штука ненадёжная — а в луже могли заглохнуть. Или в ливень зальёт нахер и прощай. Сам двигатель заменён... давай покажу...

Я открыл машину, поднял капот.

— Здесь установлены двигатели от форд таунус, V4, очень хороший и надёжный агрегат. Знаете, в советском автолюбительстве постоянный секс с маслёнками и обслуживанием — превращается в какой-то культ. Я не сторонник религии, поэтому если машина сломалась в первый год эксплуатации, или за первые сто тысяч километров — значит она дерьмо.

Мой собеседник только пожал плечами:

— Всякое бывает. Автозаводы нас не балуют продукцией, так-то.

— Ладно, — захлопнул я капот москвича, — пошли дальше.

Мы пошли к небольшой пристройке к НИИ. Это было небольшое здание — пристройка-сарай, но большой сарай. Внутри тоже провели ремонт — он был заполнен стеллажами, на которых лежали коробки с запчастями и запчасти без коробок.

— Здесь можно найти запчасти и детали для машин, имеющихся здесь. Расходники, и прочее — вот тут хранятся колёса и покрышки — шипованные, летние, всесезонные, и так далее.

— Понятно, — он посмотрел на стройные ряды колёс, которые ещё были густо чёрными и непользованными.

— На стеллажах внизу вы можете видеть стройный ряд пластиковых канистр. Они подписаны — здесь хранится топливо, моторные масла, а так же все остальные разновидности автомобильных масел и жидкостей — названия и правила использования написаны на ярлыках.

— Чего ж тут не понять. Хорошее хозяйство.

— Старались. Пожарная безопасность здесь строгая — так что курить даже рядом нельзя. За всем следят, всё очень серьёзно.

— Что-то не видно сторожей.

— А они есть. Так, перейдём к конкретике. Как организована ваша работа?

— В смысле — организована?

— На кого вы работаете — как вам необходимо отчитываться. Что входит в круг ваших обязанностей.

— Шофёр, зарплату получаю в МЭПе, через ваше НИИ — должен войти в штат. Круг обязанностей — возить директора НИИ в рабочее время на служебном автомобиле.

— Понятно. Тогда проводим реформы — в штат НИИ вас зачислят позднее — потому что сейчас только заканчивают ремонт здания и ищут сотрудников — МЭП должен прислать работников, но пока никого не прислали. Служебный автомобиль можете сдать обратно в министерство — у Воронова и всего НИИ есть свои автомобили. Пополнением автопарка занимаюсь я. Ставку оформляем обыкновенную — но от себя накидываем сверху за профессионализм и сверхурочную работу. Это по договорённости, так сказать — ставка у вас...

— Девяносто пять рублей.

— Хорошо. Сверх этого ваша зарплата будет составлять ещё двести в месяц — в конверте. Но и работа должна быть соответственная — порой весьма муторная, требуется быть невозмутимым, деловым, серьёзным шофёром при очень серьёзном человеке. Вы меня понимаете?

— Конечно.

— Так, разберёмся с основными расходами... пойдёмте в здание.

* * *

*

Ремботы уже закончили тут работу — и сейчас здание просто пустовало. Наш уважаемый первый сотрудник — смотрел на всё круглыми глазами. Это был мужчина, мордастый такой, серьёзный — его профессия могла считаться почти элитной из-за наличия премий и надбавок от руководителей.

Как я уже говорил — интерьеры НИИ очень сильно отличались от привычного советского казённого стиля. На первом этаже, с обратной стороны от проходной, был коридор — я прошёл по нему. За одной из дверей был кабинет — классический кабинет в английском стиле — с резной мебелью, красивыми шкафами. Это место серьёзно отличалось от советских кабинетов.