Пробуждение

— Дальше... начались ссоры с моими. Кто-то требовал подчиниться приказу и возвращаться, кто-то хотел остаться... Да и между собой, между друг другом у нас как-то отношения с некоторыми не заладились. Сына Муромца и нескольких его ближников чуть не казнил на лобной площади перед дворцом.

— Причина? Обвинение?

Принц поморщился. Дело было мутным. И он сам это понимал.

— Подстрекательство к бунту, организация и попытка мятежа, посягательство на жизнь их Императора. Но в итоге их отбили и увели их люди прямо с площади перед казнью.

О том, что сам был в одном из микро-тел в числе заговорщиков, подстрекающих к бунту, принц решил умолчать. Доказательства были, но были и доказательства иные, что они хранили верность. Однако также в подменных персонажах учавствовали в распространении слухов и подстрекательстве к мятежу. В общем, дело можно было повернуть и так и так. Юноша, как император собственной небольшой империи, выбрал жёсткий вариант.

— М-м-м... — Прикрыв глаза, отец явно что-то обдумывал. — Да... Похоже... Вполне вероятно, что ты поступил правильно. Спорно, грубо, но правильно. Исходя из той ситуации, возможно так и надо было действовать. А это давало неплохой зачин для будущих интриг. И в принципе может пойти на укрепление дружбы между нашими семьями.

— Укрепление дружбы? — искренне удивился принц.

— Политика вещь такая, сынок, то дружим, то враждуем. Сегодня вроде как союзники, а завтра уже друг друг столицы штурмуют. Потом что-то случилось, вмешалась третья сторона и двое врагов уже против третьего дружат. Постепенно компания растёт и ширится, добавляются новые друзья-враги, и все друг с другом против друг друга дружат и враждуют. Потом большой замес. А потом приходит лесник и всех рагоняет. Между нашими семьями, сынок, и дружба и вражда многовековая. И события так или иначе повторяются вновь и вновь. К тому же тут дружим, тут — враждуем. Они очень хорошие и верные друзья, сын. Друзья, проверенные временем. И как враги они тоже хороши. И тоже проверены временем. Они — друзья-враги, которых уважаю. И ты уважай их, сынок. Уважай их и их мнение. Враг которого уважаешь — часто гораздо лучший друг, чем друг, которого не уважаешь.

Юноша промолчал. В этом был смысл. Но по некоторым причинам, относительно к этой ситуации, у него было своё мнение. Инстинктивно он чувствовал, что в их вражде дружбы, настоящей дружбы, быть не может. Было в их отношениях что-то такое, что не просто отделяло, а именно что отторгало друг от друга. Но и говорить об этом отцу — не собирался.

Подумав, он прислушался к ощущениям, в том числе исходящим от отца. Кажется, настрой нужный. Он многое рассказал, многим поделился из того что было. Многое было сказано без слов.

Да. Похоже пора. Спросить можно:

— Так всё же, что это за знак такой зловещий, которого боятся пуще смерти, но столь многие желают обрести? Что я сделал такого, что сам о себе не знаю?

— Очень просто, сынок. Ты сделал тот шаг, на который не каждый мужик решится. Ты женился. Поздравляю со свадьбой, сын, желаю счастья в супружеской и личной жизни!

Ехидный блеск глаз отца и улыбочка предстали ошарашенному взору юноши.

— Я сделал... что?

— Женился сынок. И жена у тебя такая, что о других девушках пока что даже думать лучше не смей. Иначе секретарша у тебя и вообще все окружающие тебя женщины будут ещё прекраснее моей секретарши. И гордись, сынок. Я узнал о том, что я женат, только через долгие и долгие тысячелетия, если не больше. А ты... Ты узнал об этом почти сразу...

Глава 18

— Но ведь если я — муж — значит я главный в семье!?! — возмутился юноша.

— Ты это сейчас серьёзно говоришь, или в тебе просто бунтарство из-за страх свадьбы запоздало заговорили? — опасно ласково поинтересовался отец.

Отца юноша знал, успел не плохо его изучить. И когда он переходит на ласковый тон с такими интонациями — значит на что-то он сердится. Впрочем, этот тон ещё ничего. Но пару раз был свидетелем того (в основном записи изучал), как даже после такой интонации с чем-то проштрафившимся членом совета директоров случались какие-нибудь жуткие вещи.

— А что такого? Я — мужчина. А значит я главный в семье.

— Ах моська, знать она сильна, раз лает на слона. — процитировал отец. — Да... сколько таких мосек было... Страшно, но тявкают. От смелости своей боятся всё сильней, сильней... И тявкают от этого лишь больше, громче. Ведь тявкали то на картинку, а как увидели в живую — заскулили. Тявкали то громко, а вот скулили слона потом того вдруг увидав всё громче, громче, громче... Да ещё и жалобно. Ведь на картинке то одно. Вживую всё гораздо краше оказалось.

— Кхм... Что ты имеешь ввиду? — спросил чувствующий, что его хорошенько отчитали, юноша.

— Ну вот ты женился. И сказал, что ты главный. Ты подал заявку, даже громко заявил о себе в том смысле, что ты главный. Заранее. Сразу. Не думая. Вот главный ты и всё. А почему? — вкрадчиво поинтересовался отец.

— Потому что я — мужчина! — решил стоять на своём юнец.

— Да? А кто-то тебя и мужчиной не считает. Кто-то в этом не разбирается. Кому-то вообще пофиг. Мужик, баба, какая в жопу разница? Ты заявил, что ты главный в семье, потому что ты мужчина. Но ты стал женой. А с чего ты взял, что твой муж, мальчик мой, женщина, а не мужчина? Таких семей между прочим тоже много. Ты бы хоть поинтересовался: чьей женой ты стал. А то сразу: главный в семье, потому что мужчина... Между прочим, во многих семьях главные не мужчины, а женщины. Вопрос старшинства, сынок конечно зачастую как-то решается до свадьбы. Но и во время и после свадьбы, вопрос старшинства, кто в семье главный, решается по-разному и встаёт постоянно, особенно если нет ни любви, ни взаимного уважения.

Ошарашенный юноша не знал что ответить.

— Женой? — невнятно выдавил он из себя? — Я— женой? Но ты же сказал, что я женился!

— Просто не все мужики сразу адекватно воспринимают информацию, что они стали женой, а не мужем. Поэтому иногда им и говорят, что они женились, а не вышли замуж. Чем, бывает, оказывают медвежью услугу. — Ехидство из мужчины так и пёрло. — Впрочем, если тебя это беспокоит, есть более толерантное понятие, чем муж и жена: супруги. Так вот, сын, поздравляю с супружеством.

Желание набить морду отцу у юноши стало почти нестерпимым.

— Ты пока перевариваешь радостную новость — рассказывай: что там дальше то было?

— А то ты не знаешь. Уже проверил небось всё.

— Всё да не всё. Только поверхностно, вскользь. То, что зафиксировано старшим — уже трудно изменить. Либо надо обладать иной логикой, Силой, чтобы что-то из произошедшего, из прошлого изменить, либо, быть гораздо более старшим в той же Силе. Чем меньше я знаю сейчас, тем больше смогу поправить, изменить потом.

Вздохнув, юноша опять развалился по-удобнее в кресле, прикрыл глаза и, наблюдая за отцом, опять засевшим за своим столом и уткнувшимся в монитор компьютера, раскладывая пасьянс, начал говорить:

— Империю построили. Государство росло и ширилось. Присоединялись так или иначе новые территории, новые племена... Век младших короток, хотя и среди них встречаются долгожители. Так что новые племена появлялись на территории Империи постоянно. На ней же развивались, не зная, что живут в империи. И каждый вождь мало-мальского племени — чувствовал себя пупом земли.

По-началу было трудно. Но потом попривык, пообтесался. Несколько раз чуть не сдох от ядов и подосланных убийц.

Но постепенно государство крепло.

До тех пор... пока не выяснилось, что наша большая и могучая империя выросла и стала заметным своими действиями племенем для империи по-больше.

В общем, нас захватили.

И, наконец освободившись от оков правления, как крепкая особь, пошёл в солдаты той империи в принудительно добровольном порядке.

Юноша бросил взгляд на отца. Тот уже рубился в ДОТу, судя по доносящимся звукам.

Эта кажущаяся невнимательность и показное занятие посторонними вещами, очень нервировало членов совета директоров, вызванных на ковёр к начальству для доклада. Но юноша не обманывался: отец очень сконцентрирован. От его взгляда и слуха не ускользала ни одна малейшая деталь.

О том, что удар был не только снаружи, но и изнутри, а он его проморгал и спасся лишь в последний момент, бросив практически всё и уйдя тайными ходами, да и то, только благодаря бесу, прикрывшему его, он решил умолчать.

Почему-то юноше очень не хотелось упоминать при отце о бесе и его участии, даже то, что он вообще был в этой экспедиции с ним. Возможно потому, что не понял: как эта мелкая пронырливая тварь умудрилась пройти вместе с ним и оказаться там же где и он в самом начале. Тем более, что способ, который он нашёл и которым прошёл сам, был экстравагантным. И нашёл он намёки на такой способ переместиться в пространстве-времени не просто сознанием, духом в создаваемое там тело, а целиком всем своим телом, всем сознанием, да ещё и с огромным прибытком сил и существенным начальным бонусом в развитии, как раз в закрытых родовых архивах на личном оттенке силы, там, куда, где, а юноша это проверял — не было доступа у его отца. Что в сочетании с ещё несколькими найденными там же техниками, после некоторых рассчётов помогли создать тот самый метод, которым он воспользовался. Незнакомая и неизвестная техника из какой-то утраченной древности. Об этом козыре он не собирался сообщать никому.

А кроме того, юноша отлично понимал: отец ему не то чтобы солгал — не договорил. Он попал в гораздо более глубокое прошлое. Благодаря тому способу, что он использовал, он прошёл гораздо глубже в силу. В те времена, когда его отца ещё не было. Да так и остался там частью сознания. А в сокровищнице — был процесс сборки. Некоторые ритуалы готовятся и вызревают долго, очень долго. И проникнуть в те времена, когда о них никто не знает и не может помешать — это был шанс. Шанс очень сильно усилиться. Превзойти многих из тех, кого его отец никогда и не надеялся превзойти. В том числе — это возможность поставить на место зарвавшихся вассалов.

И тот этап окукливания, трансформации тела в обычный людской облик, с сохранением демонических способностей тела, позволил собрать те самые части сознания, что проникли столь глубоко в Силу. В самые глубины прошлого, к истокам существования его души.

Но у всех планов есть огрехи. И в его планы вмешался он же сам, своими действиями. Логика и мерность, система координат того времени была иной.

К тому же, со временем, старая хорошо изученная логика начинает забываться за наслоениями прожитого. Да и в сочетании разных логик всё видится и воспринимается иначе, чем по-отдельности.

И во время своего царствования посылал множество экспедиций и сам в них ходил в подменных персонажах, по крупицам собирая оставленные себе знания, спрятанные то там, то там.

И бес — этот пронырливый и, как оказалось очень ушлый воитель-поэт, в этом смысле стал почти незаменим, на какой-то своей звериной логике угадывая желания хозяина. Но каждая его помощь оборачивалась неприятностями. Да и сам бес, как оказалось был довольно воинственным не только на словах. Постоянно конфликтуя, ввязываясь в дуэли с его подданными, а после — уходя в набеги... на его — принца -подданных...

Там, в том обществе, таких обликов было мало. Встречались, и уже довольно часто, но только у аристократии. И ему — принцу-наследнику древнего рода, приходилось с этим считаться, на виду, для подданных, обращаясь с ним как с подданным, но почти как к равному, спуская на тормозах некоторые его закидоны, и хоть и ругать, но и хвалить... А от каждой похвалы бес раздувался неимоверно. Ходил напыщенный и гордый вниманием своего Повелителя. Что, разумеется, сказалось на отношении принца к бесу.

Поэтом бес был, прямо скажем: так себе.

Зато боец отменный.

И там, где словом он достать не мог,

но очень уж подраться захотелось...

Бросал в лицо он пару матных слов.

И кулаком спор продолжал, для ускоренья дела.

И всё бы ничего, но под раздачу беса попадали все. В том числе очень нужные и полезные специалисты. Причём, специалисты — это те, кому в том обществе хоть что-то можно было доверить, и то без уверенности, что не напортачат. Потому что объяснить им что от них требуется: задача для очень, очень терпеливых. А в таком диком и примитивном обществе таковых ничтожно мало...

Пришлось того поселить рядом со дворцом и даже выделить для него "почётную" охрану, в которую принц ставил сыновей самых провинившихся. Бес сам себе выбрал какую-то хибару. Так что во дворце они почти не пересекались у подданных на виду. Но всегда оставался под наблюдением.

Но зато, стоило какому-то его подданому там сильно проштрафиться и впасть в немилость, как бес тут же сочинял про того какой-нибудь обидный стишок, который сразу начинал распространяться среди аристократии как степной пожар во время засухи в ветренную погоду. И тот либо вызывал беса на дуэль, что часто заканчивалось смертельным исходом, либо, под давлением общественности и своей семьи, был вынужден уходить в изгнание от дворца и столицы к себе в глубинку. Что важно: из-за того, что аборигены чувствовали неприятие их императора к бесу, то с юношей это никак не связывали, а самому и не надо было ни отдавать приказов на ликвидацию, ни изгонять. Иногда это полезно. Особенно тогда, когда подданные, не посвящённые в планы принца, вмешивались и становились опасны для его планов сами того не понимая, а официально изгнать или казнить по их понятиям их было не за что... Попробуешь — так взбунтуются, потому что не чувствуют, не понимают свою вину. Ведь с их точки зрения они всё сделали правильно, согласно тому, как поняли своего Повелителя.

Тогда, во время бунта, который он не то чтобы совсем проморгал. Он к нему готовился. Просто мятеж дело такое: сам готовишь, готовишься, в запасных телах-персонажах становишься лидером сопротивления угнетателю народа, против узурпатора власти. И сам же скармливаешь себе бунтовщиков. И если мятеж удачный, то опять лидер, великий вождь, просто под другим именем и в облике ином. И тогда это удачная революция и вождь революции, отец народов, становится символом свободы, а до власти дорываются сподвижники.

Вот только, когда всё готово для бунта, да и ситуация когда назрела. Этим может воспользоваться кто-то иной. Принц, не будь дурак, понимал опасность такой игры. И у него было заготовлено несколько запасных вариантов на случай экстренного отхода.

Тем более, что ситуация назрела не только внутри, но и снаружи. И завоевание другой империей во время раздираемой внутренними конфликтами страны — лишь вопрос времени.

И, отдав то тело призванному бесу с наказом защищаться и защитить его тело и страну, передав и завещав ему корону, принц, в другом теле, заготовленном там же, во дворце, вернее в катакомбах, покинул гибнущую страну. А бес... Что может слабый бес? Пусть он и боевой. Пусть и персонаж мощный из того тела получился, но мало обладать мощным персонажем. Если тупице дать много силы и власти, энергии — он растратит всё впустую. Тем более в такой ситуации.