Три Заряницы

— Дурочка, — выдохнул с облегчением, прижимая к груди. — Ну и что, что брат? Я от мнения его не завишу. У него своя жизнь, у меня своя, — прикоснулся губами к моим волосам и тихо прошептал на ухо. — Ну, а теперь расскажешь, отчего так расстроилась?

Секунду размышляла, стоит ли говорить, а потом решилась, и еле слышно выдохнула в ответ.

— Красава сказала, что ведьмаки... не женятся.

Какое-то время ждала, что он рассмеется и скажет: 'Дурочка, и ты ей поверила', но время шло, а он молчал. Не выдержала и сама посмотрела на него. Увидела, как окаменело его лицо, и без слов всё поняла.

— Значит, правда? — спросила, уже зная, что ответит.

Он долго смотрел на меня, а у меня в груди словно гадюка в кольца сворачивалась.

— Так как у вас ... нет.

Обмерла вся и даже дышать на мгновение перестала. А очнулась уже у него на руках.

— Пусти! — убитым голосом попросила я, и попыталась высвободится, но меня только сильнее прижали к себе и целуя куда-то в шею, понесли к кровати.

— Я всё объясню.

Положил поверх одеяла и присел рядом, гладя мне руки.

— Я люблю тебя, очень люблю. Так люблю, что даже сам боюсь. И жениться на тебе хочу. И детей от тебя хочу. И чтоб семья у нас была, хочу. Только... пока я Владыкой зовусь, ничего этого не будет.

— Почему? — чуть не плача спросила я. — Ты же главный среди них, слушаются тебя все, разве посмеют что плохое сказать? Разве жениться не по-божески? Без закона жить — грех, а жениться сам Бог велел.

— Луша, — тяжело вздохнул он, — я же не говорю, что не хочу. Просто, чтоб я жениться смог, мне сначала надо из ордена уйти, а это не так просто. Будь я еще простым ведьмаком — полбеды, а я Владыка, от меня люди зависят.

— Не понимаю тебя, — села на кровати, обхватывая голову руками. — Может я дурочка, и не знаю ничего, тогда объясни мне, чтоб я плохо о тебе не думала.

— Что ты знаешь о нас? — спросил, внимательно глядя на меня.

— Ничего почти, — пожала плечами. — Я даже про то, что вы люди, не знала, вы же всегда лица закрываете. Слышала только, что молодых девок да парней забираете, да в свое Заснежище увозите. И возврата оттуда нет.

— Ясно, — кивнул, не отрывая от меня взгляда. — Давно надо было тебе рассказать, да все боялся, что осудишь.

Мы набор людей не от добра проводим — Тьма ширится, Чертоги охранять нужно, а по доброй воле мало кто хочет жизнью рисковать, а тут еще надо близких забыть. Это не к тому, что из дому надолго уехать надо, а что, в самом деле, памяти лишиться придётся.

— Как? — мотнула головой, не понимая. — Разве можно человека о таком забыть заставить? Это же родные.

— Можно, Луша. Людей, у которых Дар врожденный ой как мало, а против Тьмы без волшбы никак. Вот и приходится почти всех через Источник проводить. Есть такое место в Заснежище — гора при самом въезде в город. Внутри пещера с озером. Оно мелкое, по колено всего, но у любого человека дар пробудить может. Правда стихия только одна откликается — огонь, но всё лучше, чем совсем без защиты против нечисти выходить, вот всех кого отбираем, через него и проводим. А беда в том, что тот, кто Дара врожденного не имеет, и в его воду зайдёт, памяти лишается. Оттого ведьмаки и плащи такие носят, чтоб лица закрывать, тяжело это в своих местах оказаться, когда тебя все знают, а ты никого и даже отца с матерью не помнишь. Зачем лишнее горе родным доставлять?

— А ты? Ты-то всех помнишь.

— Я да, и Велька помнить будет, — у нас Дар от рождения был. Я лицо из-за другого прятал. Пока ребенком был, даже радовался, что глаз моих больше никто не увидит, а потом просто привык. А когда Владыкой стал и домой ездить смог, Ледка словно сдурела, проходу не давала, вот и пришлось еще два года в плаще ходить, пока тебя не встретил.

— Леда мстить тебе хочет, — вздохнула отодвигаясь. — Я её видела, когда она ночью к тебе приходила.

— Луша! Я клянусь, что даже близко... — на его лицо набежала тень.

— Я знаю, — прилегла на подушку. — Слышала, как прогнал её.

Он вздохнул свободнее, а я повернулась к нему.

— А меня через источник тоже проведут?

— Тебя нет. Тебя я ни за что в него не пущу, — ответил так, что даже мороз по коже прошел.

— Боишься, что тебя забуду?

— Боюсь, — резко оборвал меня. — Я никого кроме тебя так не любил. И своими руками этого не разрушу.

— Прости, — отчего-то почувствовала себя виноватой. — Я не хотела обидеть. А не женитесь отчего? Ведь могут же парень с девушкой и у вас понравится?

— Могут, только это трудней гораздо. Первые три года, пока со стихией работать учат, мужчины и женщины вообще отдельно живут. А потом да, встречаются, только если до брака дело доходит, из ордена уходить надо. Нельзя женатым против Мары выходить. Она совсем бешеной становится, в первую очередь таких убивает.

— Господи, да за что?! — испугалась я. — И кто она, эта Мара? — покосилась на него, а у самой перед глазами стояла жуткая до дрожи Заряница.

— Это нечисть, Луша. Злой дух, что Тьме служит, и приходит всегда в разных личинах, но обязательно в виде женщины: иногда молодой и красивой, иногда старой и уродливой. А отчего женатых не любит? Есть одна легенда.

Он прилег на кровать рядом со мной, и принялся рассказывать.

— Очень давно, когда люди поклонялись еще старым богам, жила девушка. Обычная девушка, которая любила и хотела выйти замуж. Только парень любил другую. Тогда начала она ходить по капищам и просить богов помочь ей, но боги отказывались. И только в одном месте, где поклонялись древней злой богине, ей согласились дать приворотное зелье, и даже плату за него не взяли. Опоила она этим зельем парня и начала с ним жить, а вскоре поняла, что забеременела. Начала просить его жениться на ней. Парень, к тому времени уже верил, что любит её, и согласился. А чтоб сделать ей подарок перед свадьбой, пошел в горы, где на вершине древней горы издревле женихи искали красивые светящиеся камни для своих невест, что сглаз отводят. Излазил всю гору, но ни единого камня не нашел. Тогда, чтоб не возвращаться с пустыми руками, решил обойти гору и наткнулся на расщелину, что вела в горную пещеру, внутри которой было озеро, что будто светилось изнутри. Наклонился к воде и вдруг увидел на дне те самые камни. Шагнул в воду и сразу забыл о своей невесте.

А девушка ждала его, долго ждала, вот уже родить ей срок подходил. Решила тогда она еще раз на капище пойти, чтоб совета спросить и по дороге встретила чужую свадьбу. Глянула на жениха и узнала в нем свою любовь. Кинулась к нему, но он равнодушно сказал, что не помнит её, и любит другую. От обиды сильной позабыла она, что сама во всем виновата. Пришла на капище и попросила богиню наказать обидчика. Богиня согласилась, но и плату назначила немалую — жизнь её и ребенка не рожденного. Долго думала девушка, но ненависть к обманувшему её мужчине перевесила и на следующий день она опять пришла на капище и легла на алтарь. В ту же секунду ударила молния в жертвенный камень, а в доме, где жили молодожены вспыхнул пожар. С тех пор Мара, верная слуга Тьмы, и всех у кого любовь счастливая лютой ненавистью ненавидит. Особливо ведьмакам женатым достается. В каждом из нас жениха её предавшего видит.

— Какая сказка страшная, — положила голову ему на грудь. — Знаешь, Стас, а я ведь её видела, когда в Чертогах была. Она мне тебя показывала, и гадости про тебя говорила.

— Знаю, она и мне тебя показывала, — притянул к себе. — Я тогда испугался очень, что возненавидишь меня.

— Она отца с матерью погубила, — призналась неожиданно для самой себя.

Стас замер на мгновение, а потом резко сел перетягивая меня к себе на колени.

— Расскажи, Луша? У тебя ведь не случайно Заревик оказался, да?

— Да, — кивнула головой. — Это память о матери. Всё что от неё осталось.

Положила голову ему на плечо и начала рассказывать.

Обо всём рассказывала, и про Прохора, и про то, как мать отца приревновала, и про то, чем расплачиваться ей пришлось. И про себя рассказала, как на колдуна старого в храме натолкнулась и что он меня с матерью спутал.

— Так что никакой он не Порфирий, это Прохор, дед мой, — закончила свой рассказ.

Но Стас, что за всё время ни разу не перебил меня, вдруг покачал головой.

— Нет, Луша, боюсь, что это не твой дед.

— Боишься?! Да я весь храм свечками утыкаю, если не мой. Знаешь, как стыдно?

— Знаю, не кричи. Я просто думаю, что совпадений тут уж очень много. И чем больше думаю, тем больше верить начинаю, что неспроста Прохор именно сейчас объявился, когда Мара опять проснулась. Пятьдесят лет спала, а тут ни с того ни с сего объявилась.

— Ты про что сейчас?

— Да так,... не бери в голову, — отмахнулся он, хоть я и видела, какой серьезный он стал.

— Луша, нам собираться пора, — ссадил меня с колен и резко встал. — Нельзя больше тут оставаться. Беги к себе, вещи собирай, а я к князю — потороплю, чтоб к обеду выехать успеть.

Проводила его взглядом, когда он по коридору шел и побежала к себе,.

После разговора на душе стало намного легче, хоть и не понятно было, как нам дальше жить. Главное, что теперь все выяснили и точно знала, что нужна ему. А свадьба? Бог с ней, главное, чтоб живой был и меня любил.

Вошла в свою светелку и застыла, глядя на красивый пряник, что лежал на кровати на шитом шелком платке.

Медленно шагнула вперед, разглядывая невиданное угощение.

Я таких с роду не ела, вон, как вкусно пахнет, даже слюнки текут, — втянула носом приятный запах меда и пряностей.

— Поля, — расплылась в улыбке. — Какая же ты хорошая, — взяла пряник, любуясь сахарными узорами, и откусила кусочек.

Прохор бросил беглый взгляд на слуг, собирающих княжича в дорогу и снова прислушался к разговору князя с Владыкой, что сидели в дальнем углу большой горницы. Слышно было плохо, и ему никак не удавалось уловить суть разговора. Одно было понятно, что-то насторожило ведьмак настолько, что он решил выезжать на день раньше. Недовольный князь пробовал спорить, но ведьмак что-то такое сказал ему, что тот поник и секунду поразмыслив, кивнул головой.

Жаль только он не услышал, что именно: разыгравшийся не к месту княжич постоянно отвлекал его и требовал внимания.

— А солдатиков моих берем?

— Берем, — не глядя на княжича, бросил Зван.

— А я на лошади поеду или в повозке?

— В повозке.

— Я в повозке не хочу, ты почти всё место занимаешь и потеешь сильно.

— Значит, поедешь на лошади.

— А на лошади отец самого не пустит. Давай ты дядю попросишь, чтоб он меня к себе в седло посадил.

Прохор медленно перевел на Вельку тяжелый взгляд и нахмурился.

'Еще не хватало, чтоб я из-за княжеского байстрюка унижался, — скривился он, но тут в голову пришла мысль, что он в повозке один на один с Яриной останется, и уже усмехаясь, он подошел к Владыке'.

— Велька с тобой на лошади ехать хочет, Владыка. Не откажи племяннику, побалуй мальца.

Стас, занятый разговором с братом, растерянно посмотрел на него, и молча кивнул.

— Поедешь с дядей, — колдун обернулся к княжичу.

— Ура! Значит, надо обувку другую одеть, — выставил мальчонка перед ним ногу в мягком кожаном сандалике.

Прохор не привыкший к такому ежеминутному дёрганию, скрипнул зубами.

'Так бы и прибил щенка, если бы не Мара'.

Злая хозяйка ни за что не простила бы, если бы он вот так попусту перевел сладкую детскую кровь.

Прохор распорядился насчет сапог и уселся на прежнее место.

'Гляди-ка, смелый какой стал. Морду уже не прячет, уродец, — с прищуром окинул Владыку, сплюнул на землю и отвернулся, перекатывая на языке грубое слово'.

Ох, как бы он хотел в лицо ему бросить, что думает о нём, и что его бельмами только детей пугать.

У него, конечно, сейчас рожа тоже не леденец, но по молодости, когда еще клейма не было, он себя очень даже ничего считал; недаром столько девок перепортил. Только Яринушка, не понимает выгоды своей, дурочка. Он же не ведьмак, женится на ней; и у детушек их глаза нормальные будут, стыдиться не придется. И ничего эта ведьма им не сделает. Не для того он ей столько лет служил, чтоб как справиться с ней не знал, — провёл рукой по карману, где лежали солнечные камни и представил, как будет корчиться в муках мерзкая нечисть.

Велька снова что-то спросил и Зван, не выдержав, ругнулся и подошел к князю.

— Я к себе пойду, соберусь, раз сейчас выезжаем? — спросил он разрешения.

— Ступай, Зван. Заодно по дороге вели, чтоб Вельке Легкоступа оседлали. Он смирный: ему как раз в пору будет, чтоб самому уже на лошади учиться.

— Ура! — Велька, не помня себя от радости, начал носиться кругами вокруг Прохора.

— Не беспокойся, — Прохор поклонился и, с трудом обойдя мальца, поспешил поскорей покинуть княжеские палаты.

Вышел и, отдав приказ насчет коня для княжича, поспешил к себе, думая о Ярине, с которой совсем скоро окажется один на один в повозке.

Начал подниматься по лестнице и сам не зная отчего прошел свой этаж, и пошел выше, туда где была светелка девушки.

'Скажу, что ведьмак со сборами поторопиться просил, — придумывал на ходу, как оправдать свое вторжение, и, застыв у её двери, тихо постучался'.

Подождал пару секунд и постучался погромче, одновременно приоткрывая дверь.

— Лушенька, — робко заглянул внутрь и увидел лежащую на кровати девушку.

Тихо прикрыл за собой двери и на цыпочках прокрался к кровати, любуясь спящей девушкой, что лежала на животе поверх одеяла.

'Ягодка моя спелая, — умильно вздохнул, не в силах оторвать от неё взгляд. — А ножки какие, а попочка, — Рука невольно потянулась вперед и зависла над округлым бедром. — Спит, сладкая моя, и не шелохнётся'.

Не стерпел и, осторожно подцепив подол, нырнул под рубашку. Погладил атласную девичьею кожу, и похотливо скользнул выше, намеренно съезжая на внутреннюю поверхность бедра, чтобы почувствовать насколько кожа здесь нежнее, чем в других местах.

А потом глухой, полный похоти стон, вырвался из его горла и, больше не контролируя себя, он сдернул подол вверх, оголяя стройные девичьи бедра. Упал на колени, припадая губами к ямке под коленом, и нюхая её словно боров во время гона.

— У-ууу...

Захлебнулся от восторга, но в этот момент девушка вздрогнула и полный боли стон, сорвался с её губ. А потом страшная судорога пробежала по телу и согнула её пополам.

— Яринушка, что?! — Прохор с трудом очнулся, и трясущимися от испуга руками перевернул её на бок. — Господи, зорька моя ясная, что случилось? — затряс он её.

Девушка еще сильнее застонала и вдруг дернулась всем телом и из зажатой в кулак руки выпал кусок пряника, а её начло рвать кровью.

— Господь с тобой, что это?! — вскочил, с ужасом пятясь колдун, а потом кинулся к ней, наклоняя над кроватью, чтоб она не захлебнулась кровью, и дрожащей рукой потянулся за пряником. Принюхался и полный отчаяния рёв потряс горницу.

— Убью, сука! Змея проклятая, — словно обезумевший зверь, сорвался он на ноги и, подхватив выгнутое от муки тело на руки, побежал к двери.