Танго с призраком - 6. Танго Эсценарида

— Уважаемый!

Виктор обернулся, отдал честь и привычно доложился, понимая, что это кто-то высокопоставленный.

— Капитан таможенной стражи Виктор Альберто Дуарте, к вашим услугам... тан?

— Можно просто — ваше высочество, — небрежно разрешил Бернардо.

Виктор бросил вопросительный взгляд по сторонам, Хавьер потихоньку кивнул ему. Мол — да, есть такое.

Знакомы они не были, но не узнать некроманта?

Карраско вообще отличаются характерными чертами лица, да и атрибуты у них... кому еще может понадобиться пряжка пояса в виде черепа, несколько колец, от которых даже на расстоянии холодом веет, да и четки у него на поясе, из небольших таких косточек, бррррр!

Опознать несложно. А дураки в таможне так и так не работают, слишком место выгодное.

— Так точно, ваше высочество.

— Кто тут главный на корабле? Капитана сюда! Или штурмана, боцмана... кого найдете!

Увы, и снова увы, Бадан-шах первым попался под руку. Да и выглядел он так... тонкий шелк рубашки, дорогая ткань шаровар, кольца на пальцах — сразу видно, что не из последних свиней свинья. Так что стражники вытащили его из каюты и приволокли пред ясны очи.

— Кажется, это кто-то важный, — Бернардо потыкал Бадан-шаха носком изящной туфли. А то! Он потом на коронацию собирается, так что выглядит соответственно. Костюм стоит столько, что иной тан за год не зарабатывает, туфли украшены бирюзой и золотом, булавка для жабо сверкает таким бриллиантом, что глазам больно...

Мог бы и не представляться, там по одной одежде понятно, что тан. И не из последних.

Даже принц.

— Ваше высочество, позволите? — посмотрел на его один из стражников, который увидел возможность выслужиться.

А что?

Допрос подозреваемого — дело такое. Ловить-давить не надо, а попинать... да запросто! Тут особых талантов не требуется, только решительность. Ну и застращать, конечно.

— Пожалуйста, — кивнул Бернардо.

Стражник, недолго думая, схватил Бадан-шаха за ноги, и кивнул другу.

— Подсоби!

Одному несподручно, а вот вдвоем подхватить работорговца за ноги, да и спустить головой вниз, с причала, в воду — милое дело! И так хорошо в чувство приводит! Просто восторг!

Бадан-шах дернулся, заорал, пытаясь вырваться, а потом сообразил, где и в каком положении находится, и забулькал еще громче, умоляя его не выпускать. А то с причала, головой вниз...

Это не открытое море, это — порт. Могут и не достать, и не откачать... не успеют просто.

Стражники и спорить не собирались. Вытащили, встряхнули, выплескивая остатки воды, и кинули под ноги его высочеству.

Бернардо брезгливо убрал туфлю.

— Имя!

Вместо принца Бадан-шаха под ребра пнул стражник.

— А ну, отвечай! Не то сейчас снова поплывешь!

Вид у почтенного купца был откровенно жалким. Мокрый, сопливый, красноглазый, в ухоженную шевелюру и бороду набились водоросли и мусор, одежда теперь годилась только на тряпки... но это бы ладно! Но мужчина просто не привык, что его бьют ногами. Даже странно как-то!

Вот когда сам бил, унижал, издевался или приказывал убить — и ничего! Не больно!

А когда его ногами — что-то не понравилось? Странный подход!

Стражники науку психологию не изучали, но сапоги у них были очень научно окованы железом на носках. И на каблуках тоже.

Нет-нет, все по науке. Знаете, как быстро снашиваются подошвы на камнях? Мгновенно! И скользко же в порту! Тут и подбивать сапоги начнешь, и гвозди рисунком набивать... а как ими пинать удобно! И нет, сапоги не мягкие, они из плотной жесткой кожи. Такой, вроде 'демонова копыта'. Какой дурак к морской воде и портовой грязи наденет дорогую обувь?

Сюда что попроще и потяжелее, а уж дома можно и пофорсить!

Так что... пинались эти сапоги просто чудесно.

Бадан-шаху хватило.

И мужчина принялся каяться, размазывая по лицу кровь и сопли.

Слушали его внимательно.

В принципе, чего неясного?

Работорговец, сговорился с местными тварями, те ему поставляют людей, а он увозит их в Форсманскую империю. Здесь платит медяки, там продает за золотые....

Обычно выбирают тех, кто из деревни, приехал в столицу на заработки.

Да, и мужчин, и женщин.

Мужчины?

Так трюмов же два!

Понятно, нужны рабы и того пола, и этого. И вместе их держать никто не будет — глупости! А то половина баб приедет беременная, а половина мужиков просто не доплывет. Кому такое надо!

Не-не, товар держат врозь.

Трюм?

Так это... могло и затопить.

Феола взвыла.

Лоуренсио?! А вдруг?!

Амадо попробовал ее перехватить, но куда там?! Шаман в гневе страшен, а в истерике... корабль просто пробило насквозь. И из трюма хлынула вода.

Все верно. Свой трюм Феола затопить не дала, а вот второй, с другого борта, не предусмотрела. Хотя и логично. Осадка корабля должна быть одинакова с обеих сторон. И емкостей для затопления тоже должно быть две. А то корабль осядет на один борт, такой перекос и дурак заметит...

Лоуренсио спасло время.

Механизм Феола слегка попортила, и вода стала набираться медленнее. А чтобы затопить большой трюм, требуется время. Так что.... Мужчины плавали уже под потолком, глотали воздух и держались из последних сил. Уже и не верили, что помощь придет.

Но не сдаваться же?

И помощь пришла, хотя и в самый последний момент.

Вода хлынула в пролом, унося всех рабов в море.

С пирса дружно прыгали люди.

И стража, и таможенники, и просто матросы — в ситуации уже разобрались все присутствующие, и в стороне не остался никто. Кармело Эскобара — и того вытащили.

— Лоуренсио!

Алисия вовремя очнулась, и повисла на шее у брата.

— Рен, — Феола сощурилась. — Я спала. Лисси тоже. Ты спал? Как ты тут оказался?

— Мы с Анхелем... мы шли и нас оглушили, — растерянно протянул Лоуренсио.

— С Анхелем? — сощурилась Феола. — Этот твой слизняк!?

— Фи!!!

— Ты здесь. Он — где!?

Действительно, чего тратить время и слова? Где этот подонок Толедо?! Лучше потратить немного сил.... Шел человек, да и утонул. Случайно. Два раза, для верности! Сейчас все равно можно, все спишется на несчастный случай.

Лоуренсио огляделся по сторонам еще раз.

Нет, Анхеля рядом не было. Вообще не было. Лоуренсио и так-то плохо помнил происходящее. Его оглушили, очнулся он уже в трюме, полуголый — другие рабы решили, что одежда новенького им пригодится больше, да и матросы постарались. А от денег и украшений его вообще подручные Слизня избавили. Вот, очнулся, кругом темно, воняет, рядом такие рожи, что смотреть страшно, а объяснений он пока не услышал.

Не успел.

Феола начала действовать.

Сначала корабль затрясло, потом поволокло, потом вода начала прибывать... не до разговоров. Но Анхеля-то нет!

— Его... может, его убили?

Феола сжала кулаки.

— Если не убили — исправлю!

Куда и трепетность делась? И страдания?

— Ритана, у нас законы действуют, — Бернардо не собирался останавливать девушку, но зачем же самой руки марать? На то палачи есть, им зарплату платят. И за работорговлю ничего хорошего не полагается — прибьют. И помучают сначала.

Феола сверкнула глазами, потом поняла намек и чуточку успокоилась.

— Ладно. Просто поприсутствую на казни!

Лоуренсио возражать не стал. Видимо, дошло, что сначала бы узнать надо, где друг, а потом уж рассказывать о его невиновности. Тем более, Феоле, которой Анхель изначально не нравился.

— Тан Толедо. Ясненько. А вы с кем имели дело? — повернулся Бернардо к Бадан-шаху.

Увы, тут не повезло.

Сам Анхель в таком старался не светиться, так что... Слизень и только Слизень.

Конечно, денег Анхель получит меньше, но постоянно людьми торговать мужчине не хотелось. В такое влезть легко, а отмываться долго и трудно.

Нет-нет, нам такое не надо.

— Слизень, — Феола сощурилась. — Найду — будет только ползать!

— Найдем, — кивнул Амадо.

Агентуры у него хватало.

Есть имя? Будет и Слизень.

— Скажите, а Каракат? — Лоуренсио просто не удержался.

Может, он бы и дальше молчал, но уж слишком много было потрясений. Слишком тяжело ему пришлось.

Амадо вцепился в будущего родственничка клещом, и через несколько минут Рен уже рассказывал. И про гонки, и про сбитого бедолагу, и про Караката, чьим родственником тот являлся.

Выслушал и принялся хохотать.

— Что смешного? — набычился Лоуренсио.

— Да Каракат, конечно, — хохотал Амадо.

— Объясни! — рыкнула Феола.

— Есть у нас такой... теневой король, — согласился Амадо. — Ему уж лет восемьдесят. И никакого будущего зятя у него нет, ясное дело. И никакой дочери на выданье. И от дел он сто лет назад отошел!

— Ага, — поняла Феола. — то есть тот гад использовал реально существующего человека, но наплел Рену сорок бочек врак?

— Ну да. Если б Лоуренсио начал у кого-то уточнять, существует ли Каракат — ему бы сказали, что да. И дочь, кстати, у Караката была. Ушла в монастырь, отцовские грехи замаливать.

— Ага. Но преступник есть, и дочь есть...

— Ну да.

— Оторву я Анхелю все ненужное, — Феола злилась. По рыжим волосам бежали искорки, но Амадо это не пугало. Он поцеловал подругу в кончик носа.

— Ну да. Твоему брату врали, и вымогали у него деньги. Я посмотрю, но кажется, тан, вы никого насмерть не сбили. Мне каждое утро сводки на стол ложатся, а гонки — вы всерьез думали, что можете гонять, где хотите — и без присмотра полиции?

Кажется, именно так Лоуренсио и думал. И теперь чувствовал себя еще большим дураком, чем прежде.

— Я не... ну... может...

— Если б вы кого насмерть сбили — я бы знал. Я именно этим не занимаюсь, но сводки по городу мы все проглядываем. Мало ли что?

Окончательно замороченный Лоуренсио кивнул головой.

— А.... как, если я никого не это..?

— Это — было. Но не до смерти, — Амадо нахмурился, вспоминая прочитанное. — Кажется, тан, вам повезло. Человек шел домой после хорошей попойки, и сам-то шел по сложной траектории, и когда вы его сбили... вы его скорее в кювет столкнули. А отличить ночью мертвого от мертвецки пьяного сложно.

— Уфффф! — выдохнул тан Ксарес.

— Сейчас сбитый вами бедолага, кажется, в лечебнице. Конечно, вы получите и штраф, который будет высчитан в пользу пострадавшего, и общественные работы, но убийцей вы в этот раз не стали. Может, все еще впереди.

— О, да! — не хуже сестры прошипел Лоуренсио. — Вот только друга увижшшшшшу!

Амадо хмыкнул.

— Не мешайте мне выполнять свою работу. А с другом потом разберетесь.

И в это время в городе загрохотало.

— Взрывчатка? — побледнел Бернардо.

Взвился вверх и опал столб огня.

Как раз в той стороне, где находится храм. И королевский дворец.

И...

КТО!?

КАК!?

Впрочем, последнее додумывалось уже потом.

Бросив все на Виктора, мужчины рванули к мобилям.

Пес с ним, с работорговцем! Что с его величеством!?

Глава 5

Что-то громыхнуло.

Вирджиния Веласкес открыла глаза.

Где она?!

Что!?

Как!?

Заклинание сделало свое дело — последние дни стерлись из ее памяти. Хорошо так стерлись, словно и не было ничего. Смерть мужа она не помнила. А вот остальное... что — остальное? Где она? Место похоже на больничную палату, но почему на окнах решетки?!

— Аааа... — тихо попробовала она голос.

Рядом тут же появилась сиделка. Обычная сестра милосердия, ничего странного.

— Синьора, вы пришли в себя?

— Аххх, — выдохнула Вирджиния. Такое сложное слово, как 'да', ей было не под силу. Горло отчаянно болело, хотелось пить, и вообще — состояние паршивое.

Сиделка все поняла, и ловко приподняв голову подопечной, поднесла к ее губам больничный поильник с носиком.

Вирджиния пила, и пила...

— Спасибо!

Сиделка улыбнулась краешками губ.

Доктора предупреждали, что проклятие — штука сложная. Но если больная придет в себя и начнет нормально питаться, разговаривать... кажется, начала? Жить будет?

— Где я? Что случилось?

— Вы не помните, синьора?

Вирджиния хмыкнула.

— Смотря что...

Теперь уже сиделка потупилась.

— Действительно. Синьора, вы правы. Давайте подумаем...

Вместе женщины установили, что Вирджиния помнит почти все. Может, кроме пары дней перед убийством.

— Потому и решетки? — Вирджиния посмотрела на окно еще раз.

— Нет, синьора. Точно знаю, вас никто и ни в чем не обвиняет. Вы мужа не убивали, вы сами попали под проклятие. А это чтобы до вас не добрались.

Вирджиния чуточку расслабилась. А, если так, то хорошо.

— И я могу выйти отсюда в любой момент?

— И выйти, и телефонировать кому угодно. Но я бы попросила вас подождать разговора с доктором и со следователем. В противном случае, вы рискуете своими здоровьем и жизнью.

Вирджиния подумала пару минут, потом узнала, что с ее детьми все в порядке, и согласилась чуточку успокоиться.

Подождет она, и того, и другого — теперь уже можно. Все равно все планы пошли прахом.

Сиделка извинилась и вышла, а Джинни печально посмотрела в потолок.

Легко ли жить с властной авторитарной матерью?

Легко ли находиться под ее постоянным контролем, даже прессом?

Нет. А еще — вы пробовали давить и прессовать воду? Вот и не пытайтесь, не получится. Это же вода! Расплескается, ускользнет... этому Джинни научилась с детства. Конни помогала маленькой Джин, а подруга таскала ей еду, прятала на чердаке — много чего было в их жизни. Такого, о чем не подозревала Наталия Марина Арандо. И мужа Джинни выбрала себе сама. И первого мужчину тоже.

Мать ничем не смогла этому помешать.

Но вот потом...

Вирджиния помнила свои ощущения, когда узнала правду. И сразу поверила матери. Не хотелось, а пришлось. Слишком многое говорило в пользу ее версии.

Слишком жуткой была эта правда. Такое — не придумаешь.

И — разочарование. Жестокое, острое. Они с мужем все восприняли по-разному.

Вирджиния поняла, что впереди опасность и смерть. Надо бежать — бежать — бежать, уносить ноги, рвать когти, мчаться быстрее ветра, хватая в охапку детей, прятаться в нору и голову оттуда не высовывать. Кстати, Конни, с ее уличным чутьем, это тоже поняла. И подтвердила.

А муж понял совсем другое.

Есть возможность заработать! Да не просто, а еще и в таны пролезть! Это ж... это ж такие возможности!

Такие...

И результат?

Сам погиб, чуть ее не погубил, и что еще дальше будет? Ей ведь пары дней не хватило, сбежала бы с малышней — и поминай, как звали!

Не успела.

Что, ЧТО будет дальше?

Вирджиния устало прикрыла глаза.

Неизвестность. Ладно, пока ей надо поспать. А потом будет видно. Деньги есть, документы есть, а удрать никогда не поздно.

Она жива, дети живы, остальное приложится. А муж... будем честны сами с собой, никогда она его не любила. Вальдеса любила, наверное, а мужа — нет. Это был хороший брак, только вот для Вирджинии муж должен и обязан быть защитником. И когда она поняла, что деловые интересы мужчина поставил выше ее и детей, что защищать ее никто не будет, даже слушать не станет — посыпалось все. Как ржавчина разъела и брак, и чувства.