| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Она осознала уникальность содеянного. Нормально, чтобы она этим гордилась. И хвастала. Поддерживая самооценку потрясением окружающих. При регулярном повторении возгласов:
— Не, ну ты, бл... вооще! — естественно ходить с гордо поднятой головой.
Обосновано. У меня в отряде, например, все к стенке бегали. Но нет бойцов, под которым убили лошадь.
Хвастать — объективно можно, обоснованно. Хвастать — субъективно нужно, восстанавливает самоуважение, гордость.
Но — нельзя.
Потому что Ванька-лысый не велел? — Да пошёл он! Да и не узнает никто.
* * *
" — Можно ли доверять Фире тайны?
— Можно. Она три года назад получила наследство, а муж до сих пор не знает!".
* * *
Если будет не как та Фира, то... куда-нибудь в подальше. А узнать — я узнаю. "Шила в мешке не утаишь" — русская народная...
Не зря выскочил: прискакали ребята, которых к Изяславлю посылали. Час — туда, час — обратно, час — там. Не спроста вернулись — тысяцкого тамошнего привезли. Точнее: он сам приехал.
Тема прежняя, чуть другой поворот.
Бояре бывают земские и княжеские. После смерти князя земские... ожидают. У них тут вотчины, хоть бы какая язва ни была в князьях, а вотчинку не бросить, приходится терпеть. Княжеские — отправляются искать нового господина.
Никто не может сказать: а пошли вы все! Сами обойдёмся!
"Святая Русь" — единое государство. Сепаратизма — полно. Но в установленных законом и традицией формах. Князя можно призвать, можно выгнать. Но жить самим, "без царя в голове", нельзя.
Понятно, что узнав о нашей победе, местные вятшие поспешили... "переметнуться". Нарываться на повтор разгрома, устроенного здесь полвека назад ратями Мстислава Великого, когда даже имение дочери его "еле ублюдоша", никто не хочет.
А у меня нет ни малейшего желания устраивать местным вятшим "свежевание по-русски". В смысле: снять три шкуры.
Достаточно одной.
Не надо иллюзий: я не люблю русское боярство. Во всех видах. Кстати, европейских или азиатских аристократов — аналогично. Кабы мог — иллюминировал. Классово-изотропно. Кровососы-мироеды-паразиты-эксплуататоры... — "к ногтю". Но силёнок у меня маловато. Приходится ковыряться в завалах святорусского блягородного дерьма, выискивая "съедобные зёрна".
Тысяцкий Изяславльский. С порога "включает дурочку".
* * *
"Умение вовремя включить дурочку — главный признак женской мудрости".
Мужчины тоже... "строят из себя дурака". Временами — натуралистически. Увы, зрелище не столь привлекательно.
* * *
— Господин светлый князь Иван Юрьевич! Дозволь нижайше просить тя об даровании и ниспослании великой милости. От глубокого чаяния душевного и по молению всего нашего Изяславльского обчества. Прими, княже, нас, сирых и бедных, прежними князьями, злобными да жадными, до обнищания доведённых, под свою высокую руку. А мы-т будем служить тебе верой и правдой. И в том крест целуем.
Связно уелбантуривает. И высокопарно заелдыривает. Грамотный. Итить его и буковицей, и глаголицей. Во, уже и губки сложил. Дай хоть крест, хоть что — запричмокивает.
— Это что?
— Дык... семейство посадника нашего. От Володаря-покойничка ставленного. Ух и злыдень был. Пёс цепной. Ныне-т, грят, преставился. Давитель безжалостный народа православного. Однако же силы твоей светлой не превозмог. Люди сказывали, что твои, де, осы железные, ему руку с плеча вырвали. Тама, на стене. Упокой, господи, душу грешную, беззаконную и жестокосердную.
Мужик старательно троекратно перекрестился. Потом трижды сплюнул через левое плечо и поцеловал шейный крестик.
— Вот мы, стал быть, с обчеством посовещавшись, порешили чад и домочадцев изверга того — тебе привезть. Иль не надобно?
* * *
Посадник на "Святой Руси" — или выборный, как в Новгороде или Пскове, временная фигура в постоянной войне олигархических боярских кланов. Или — ставленный. Назначенец князя. Последнее — почти во всех трёх сотнях русских городов. Исключения, кроме республик, те города, в которых князья сидят. Там они сами эту должность исполняют.
Второе высшее должностное городское лицо — тысяцкий. Начальник городского ополчения. У него ещё ряд функций. Включая досудебное следствие, контроль торгов и пр. Эта должность, как правило, выборная. Пока городское ополчение имеет значение — нужен командир, которому ополченцы доверяют. Я об этом уже...
* * *
Изяславский посадник пошёл, по призыву своего князя, в Минск. Где и принял смерть лютую на стене градской. А тысяцкий оставался "город блюсти". Узнал о моей победе, о смерти своего начальника. Сам-то он местный, ему что один князь, что другой... А тут наш разъезд замаячил. Он и поспешил "переметнуться". Для доказательства лояльности сдал семейство покойного.
Хитрый мужик. Жадный: две телеги с "членами семьи изменника родины" и их слугами. И ни одной с их майном. И — смелый. Не испугался ни озлобленности победителей его вчерашнего господина, ни моей чертовщины. Думаю, что веча или какого-нибудь многолюдного собрания там не было. По времени не успели бы. На свой страх и риск.
— Привезли — хорошо. А остальные где?
— Дык... которые?
— Все. Кто сюда ходил, супротив меня на стене стоял. С семействами их.
Что хитрый — вижу, что жадный — понял, а вот насколько умный...?
У него есть родня. Кто-то: сын, брат, сват наверняка в Минске были. Может — убежали, может — тут легли или в полон попали. Отдавать родную кровь... Врать будешь или выпрашивать?
Факеншит! Мужичина рушится на землю, поминая кровиночку свою единственную, коханную-лелеянную, воет и пытается схватить меня за ноги. Я, естественно, ору и отскакиваю. На моё место мгновенно прискакивает взволнованный шумом Курт. Он у крылечка лежал, в темноте ночи его и не видно. Ночи здесь светлые, но не настолько чтобы увидеть князь-волка, если он этого не хочет.
Курт говорит:
— Р-р-р! — прямо в лицо тысяцкому.
И добавляет зубами:
— Клац-клац.
* * *
"Эффект разорвавшейся клизмы".
Здесь скорее кассетный боеприпас — срабатывает в разных точках по площади и не синхронно.
* * *
Тысяцкий произносит:
— Ой-ёй-ёй, — тоненько так. И делает — брык. На бок.
Но это фигня по сравнению с телегами.
Две подводы с семейством и слугами покойного Изяславльского посадника. Люди замучены, телеги тоже... деревянные. От них чего-то особенного ожидать... Но там же лошади! Не выпряженные.
Лошадки говорят... я не могу это перевести на русский язык. Громко. Хором. Не в лад. И убегают. Быстро. Во все стороны сразу, не сняв с себя телег, а с телег — людей.
А забора нет.
Народ разбегается, потом пытается поймать... что выпало из телег. Я, по своему безысходному человеколюбию, приподнимаю тысяцкого, похлопываю его по мордасам. Типа:
— У тебя всё океюшки? Ты, никак, дуба давши?
Бедняга начинает оживать, лепечет чего-то невнятное. Бросает взгляд мне за спину, у него снова закатываются глаза с негромким звуком "нуних...". Все мои труды-заботы по психореабилитации бедняги — насмарку.
А почему? Оборачиваюсь.
Мда... Четырёхкратная обнажёнка. Квадро-нудистно.
На крыльце стоит нагая принцесса. С непокрытой головой. "Непокрытой" — до кожи черепа. В одно руке у неё мой палаш, в другой — её собственный ножик. Оба, естественно, голые. В смысле: без ножен.
Пятикратная. Увидев меня, принцесса широко улыбнулась. Хорошие у неё зубы.
"Милая, твоя улыбка манит, ранит, обжигает.
И туманит, и дурманит. В дрожь меня бросает...".
Я-то — выдержу. А вот для бедного тысяцкого — перебор. Лежит, ручкой-ножкой не колышет. Сдох? Не, пульс ещё есть.
— Кончайте орать! Побившихся — перевязать. Полон — собрать. Вон, к забору. Факеншит! К тому месту где был забор. Коней не ловите. Набегаются с телегами — сами угомонятся. Э-э-э... Ты не хотела бы... одеться?
Роскошная белозубая улыбка принцессы несколько увяла.
— Господине... я опять чего-то... не так?
Я ожидал встречного вопроса типа:
— Тебе так не нравится? А так? А повернуться?
Увы, этот уровень ещё не освоен. Но... какие её годы.
— Да нет, всё так. Свежеет, простудишься.
Ещё не очухавшийся тысяцкий проводил принцессу безотрывным взглядом. И чего он в ней нашёл? Хотя да — есть на что посмотреть. С удовольствием.
"Редкий мужчина интересуется умом обнаженной женщины".
Я-то — редкий. А ты-то, дядя, чем так потрясён? Не умом же. Уверен, что и обнажённые женщины, и обнажённые клинки в твоей жизни уже были. Неоднократно. Неожиданностью эстетичности сочетаемости?
А, понял: бритость.
Забавно. Психологический эффект сравним с князь-волком. По силе заступорения. Так, может, моя идея о женских батальонах, грудью на бастионы... имеет смысл? Только сперва всех побрить. Вороги сразу в обмороки попадают.
Изяславль сдался. Посланная утром команда устроила там... небольшой шмон. Имущество и семьи неудачников, павших или попавшихся в Минске, были конфискованы. Впрочем, я не злобствовал. Даже не тронули тех, кто далеко убежать успел.
Пример оказался убедителен, и через день моя команда спокойно вошла в Городец Березинский.
Разница в поведении войск в сдавшемся городе и во взятом убедила меня в разумности тех многих горожан в мировой истории, которые сдавали свои города без боя. Понятно, что случаи бывали разные. Но при сдаче есть хоть надежда.
Кроме всяких блестяшек, мы получили продовольствие. Что позволило не "раздевать" до голода горожан в Минске. И ещё две важные вещи.
Кони.
Выбытие конского состава идёт быстрее, чем личного. Даже в нынешней ситуации, когда конных битв не было. А ведь надо коней и под новобранцев. И в обоз. И для замены. Улучшать конское поголовье можно бесконечно.
Лодки.
Несколько больших лодок из Изяславля резко ускорили сбор каравана.
* * *
Минского моря ещё нет. Нет, соответственно, и "важного стратегического объекта... где находится секретная база подводных лодок", о чем всем американцам известно с 1956 г.
Секретов там было: изыскатели допустили ошибку — в ходе работ обнаружена масса ила, который никакая техника не могла убрать, вытекал из ковшей экскаваторов. Комиссия приняла решение о закрытии проекта. Тогда начальник строительства А.Ф.Кошкин, предложил ил взорвать.
Старый подрывник, "война на рельсах", "белорусские партизаны"... взрывать можно всё. И грязь — тоже.
Инстанции строго запретили. Кошкин отправился в Ленинград за толом, имея совершенно "левую корочку": удостоверение научного корреспондента всесоюзного института МВД. Перед этим нужно подписать бумаги в Генштабе. Тут как раз хоронят Сталина. Документы подписывались непосредственно в Колонном зале, у гроба вождя и учителя: там весь Генштаб. Наконец, два вагона взрывчатки были получены. Но официально их не было. Поэтому всю взрывчатку спрятали на болоте у поселка Ратомка. Взрывы провели 9 мая 1953 г., как салют Победе. Ил — взорван, Победа — отсалютована, строительство — продолжено. "Куда брызги полетели" — по документам не просматривается.
* * *
"Моря" ещё нет. А речка есть. Та же, Свислочь. По ней лодки и сплавили.
Ещё мои мастера построили пару учанов. Что это такое — я рассказывал. Здесь таких не ладят — речки маленькие, извилистые, не Ока с Волгой. Но — весна, половодье.
На четвёртый день выпихнули лодочный зверинец. А сами — на север. В Полоцк.
Двести вёрст. Я надеялся дойти до места дня за три-четыре. Не-а. Зато хорошо понял Наполеона.
В "Сто дней" в 1815 г. он радовался:
— Я нашёл свои итальянские сапоги!
Прежде думал, что радость от неудобной колодки сапог французских. Во французской армии в то время левый и правый сапог не различали.
Нынче дошло: малая армия может двигаться значительно быстрее, чем многочисленная.
Вроде бы, о чём говорить, два полуэскадрона, мой и Нечародеев. Но с "обвязкой", с "сопровождающими их лицами", с телегами, по здешним дорогам... темп падает мгновенно.
Ещё: сёдла.
Мои коллеги-попандопулы о сёдлах высказываются в двух стилях.
Умудрённо-ветерански:
— Опять скрипит. Зараза потёртая.
Эстетически-восторженно:
— И везде стразики-стразики...
Напомню: лошадь устаёт, более всего, не от бега и, даже, не от наездника. А от седла. Седла бывают, наиболее обобщённо, трёх типов. Английское (рыцарское, стул), пастушеское (вакеро), черкесское (арчак). Под английским лошадь — какая-то обобщённая лошадь под каким-то условным англичанином в "среднем по больнице" рыцарском седле — идёт два часа. Под пастушеским — четыре. Под черкесским — шесть. Вес самого седла, конструкция и, главное, посадка всадника — разные.
Мысль о том, что важнее, чтобы лошадке было удобно — доходит не до всех. Мы ж — ого! — подобие Божие, венец творения. А лошадь... табуретка самобеглая. Эта сдохнет — другую возьмём. Не возражаю. Деталь мелкая: "возьмём" — где? — Да вона, у любого крестьянина.
Увы, крестьянская лошадь под седло не годится. Вплоть до протокольно зафиксированных случаев уже 17 в., когда лошадь под залезшим на неё драгуном просто падала.
"Ой вы, кони-звери,
Звери-кони, эх!".
Бывает. Редко. Обычно одно "эх".
Как насмехался прусский кавалерист сер.18 в. над русскими кирасирскими конями — "у нас таких даже в драгуны не берут"... Ладно. "Маемо шо маемо".
С конями — более-менее. Трофеи от побитых княжеских дружин и конфискат с богатеньких подворий. Но арчаков здесь нет вообще.
Мелочь, для коллег-попандопул — фу, скучно.
В реале — принципиально. Переседловки приходится делать чаще, не шесть через шесть, а два через два. Меняется весь режим похода.
Сёдла не просто нехороши, а ещё и разные. Колонна растягивается, рвётся. Это не леность чья-то, или, там, "злой умысел" — объективность. В смысле: ни кнутом, ни пряником не решается.
Ещё. Шесть десятков линейных бойцов. К ним пол-столько разных... приданных. Начиная с меня самого, Охрима и пр. Сотня всадников, две сотни коней. Строевому коню на день положено десять фунтов зерна. У смердов возьмёшь? У них сев нынче. Другого зерна в весях нет. Отберёшь сейчас — осенью они по миру пойдут или с голода перемрут. В городках запас есть. Бери и тащи. Во вьюках. Сколько это в день на отряд? А на весь поход?
Сверх того — два отряда.
Василий Алибабаевич свалил быстренько. Даже доли в добыче выгрызать не стал. У него для "погрызть" интереснее занятие есть: камень тот возле Орши.
А Нечародей идёт за мной следом.
Это — ж...
В смысле: железная кованая княжеская дружина. Типичная. Небольшая. Полсотни бойцов, полсотни нестроевых. Затарились... до несхочу. Три сотни коней. И три десятка телег. Майном грабленным забитые.
У нас на востоке дорог... не очень. Здесь и дорог больше, и сами они натоптаннее. Археологи находят то ступицы, то оси, то обода.
Пока дорога, сухо и шагом, что телега, что конь — разница невелика. Но своих верховых я могу поднять на рысь. И заставить идти так... какое-то время. Тележный обоз не ускорить.
Я вспомнил, было, как мы от Витебска зимой на юг шли. Когда я Курта в последние сани посадил, и он там рычать начал. Тогда все бегом побежали. Сща и тут ка-ак забабахаем...! Предложил Нечародею. Тот сперва не понял, а потом возопил хором со своими боярами:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
