— Не уверена, что могу двигаться. Не могу подняться. Где Алекс? Видишь Алекса? Что с ним?
— Йэ. Кураи дэсу... нет, не вижу. Темно.
— Пожалуйста, посмотри вокруг. На комбезах есть светящиеся метки.
— Хай...
Секунды тянулись томительно. Мотоко, пошатываясь, поднялась на ноги и принялась осматриваться. Глаза привыкали к темноте, неясный луч света уже позволял различать вокруг смутные тени.
— Вижу, — наконец сообщила подруга. — Лежит неподвижно.
— Помоги мне к нему добраться!
Мотоко помогла мне подняться. Когда она потянула меня за руку, я встала автоматически — и только потом на меня волной нахлынула память о параличе ног, из-за которого мне на Терре полагалось как максимум ползать на локтях. Я едва не рухнула обратно на пол, но Мотоко удерживала меня, закинув мою руку себе на плечи. Собрав волю, я напрягла ноги — и оказалось, что медицина внезов не подвела и на Терре. Я могла стоять и даже потихоньку шагать при помощи подруги. Плохо, неуверенно — и из-за растренированных мышц, и из-за отсутствия давно забытых навыков, и, судя по всему, из-за умерших чипов адаптивного контроля — но могла, спасибо пассивным нейрошунтам.
Стоя, я и сама разглядела светящиеся линии на комбезе Алекса. Он неподвижно лежал от нас примерно десятке шагов. Но на пути к нему мы споткнулись о что-то большое и твердое — о смутную тушу, так же неподвижно лежащую на полу. Я невольно охнула, когда больно уколола (и проколола) палец о что-то твердое и острое, но потом сообразила, что моя рука наткнулась на трехпалую руку скафандра Бернардо: Стражи имели обыкновение монтировать когти-лезвия на внешней поверхности перчаток даже гражданских скафандров, а защитные чехлы в случившейся катавасии, наверное, слетели. Я на секунду задумалась, что с ним делать, но потом отбросила мысль. Быстро я ничего не соображу в любом случае, а для Алекса каждая лишняя секунда может оказаться роковой.
— Дайдзёбу? — поинтересовалась Мотоко. Судя по тому, что она постоянно сбивалась с английского на нихонго, она еще не до конца пришла в себя. На ее мыслительные способности временно рассчитывать не приходилась. — Оку-тян, ты в порядке?
— Да. Алекс. Помоги, пожалуйста.
Вторая попытка добраться до моего мужа оказалась удачной. Больше мы ни о что не запнулись. Однако оказалось, что на Алексе нет шлема. Я вспомнила, что перед переговорами он уместил его в багажной сетке рядом с собой. Наверное, достать его во время катастрофы он не сумел. Я едва не потеряла сознание от очередного приступа ужаса, но как-то сумела взять себя в руки. Через несколько секунд я сумела почувствовать его дыхание — слабое, поверхностное, но ровное. Оставалось надеяться, что аптечка комбеза не успела вколоть ему "последний шанс", что она автоматически делает в ситуации долгого околонулевого давления в районе головы. Если успела, он умрет через несколько минут — реанимировать его мне нечем. Но я однажды видела внеза, которого втащили из бездыха с разбитым забралом, и знала, что после той адской смеси дыхание выглядит совсем иначе — резкие, глубокие, прерывистые и быстро затихающие всхлипы. Скорее всего, он просто потерял сознание от удара. Ощупывание его головы не выкрыло крови и дырок в черепе. Вероятно, прямо сейчас его жизни ничего не угрожало, так что я решила сосредоточиться на последней насущной проблеме.
Вернувшись к неподвижному Бернардо, я несколько секунд тормошила его, пытаясь добиться хоть какой-то реакции. Когда я уже почти отчаялась, он внезапно задергался и начал извиваться на полу, отбросив меня в сторону. Я уже различала в темноте достаточно, чтобы видеть, как хаотично молотят по полу его руки и извивается скованный скафандром хвост. Потом он успокоился, движения стали более упорядоченными. Я осторожно подобралась к нему.
— Бебе! — позвала я как можно громче, чтобы звук пробился сквозь изоляцию его скафандра. — Бебе! Ты меня слышишь?
И тут же обозвала себя дурой. Разумеется, нет. Ультразвуковая речь Стремительных для нас не слышна, как и наша речь для Стремительных находится в инфразвуковом диапазоне. Да и люди не способны разобрать модуляции их голоса, даже если ретранслировать его в слышимый диапазон, а лексемы человеческой речи Стремительные формировать не в состоянии. Мы не можем понять друг друга без автоматических переводчиков... а все переводчики в радиусе досягаемости приказали долго жить. И что делать? У него наверняка та же проблема с дыханием, что и у нас, если не худшая: более быстрый метаболизм Стремительных требовал для дыхания куда больше паров фосфорной кислоты, или что у них там вместо кислорода (да, вот так иногда проклинаешь себя за незнание вещей, которые, как полагала, никогда в жизни не понадобятся). И, в отличие от нас, его проблему не решить расстегиванием скафандра, даже если бы я знала, как это делается.
— Что с ним? Он жив? — поинтересовалась Мотоко. Ее голос звучал уже гораздо тверже и увереннее. Она явно приходила в себя.
— Жив. Но нас не слышит. Они говорят ультразвуком, помнишь?
— Да. Плохо. Как ему помочь?
— Не знаю. Думаю.
— Ёщ. Я пока огляжусь. Зови, как только потребуюсь.
Мотоко осторожно пошла куда-то во мрак. Я подавила импульс остановить ее. Она — терранка, ничего не знает ни о внезах, ни о Стражах, ни о космическом снаряжении. Ее присутствие никак не поможет мне с Бернардо, а вот в терранских условиях она куда компетентнее меня. Пусть пока исследует местность.
Мысль использовать азбуку Морзе ударила меня не хуже давешней стены. После того, как Алекс сдался и согласился на мои выходы в бездых, он не позволил мне даже надеть комбез во второй раз, пока я ее не выучила. В качестве проверки вся семья три вдня общалась со мной исключительно этим древним кодом. На обучение у меня ушло почти две декады, но практический экзамен я в конце концов сдала блестяще. Зубрежка для меня никогда не составляла проблемы, а азбука Морзе являлась куда более простой, чем ниппонский язык. И с тех пор мы регулярно тренировались. Я не верила, что она когда-то пригодится, но поди ж ты...
"Как ты?" — просигналила я, подергивая руку Бернардо. — "Как ты?"
После короткой паузы его пальцы застучали по полу — быстро, но так, что я успевала понимать.
"Жив. Воздух мало", — ответил он.
"Как помочь?"
После короткого общения выяснилось, что Бернардо и в самом деле задыхается. Найти в полумраке описанный им вход в спасательную капсулу я бы точно не сумела, но тут пробивающийся неизвестно откуда луч света внезапно стал гораздо ярче. И я наконец-то сумела разглядеть окружение как следует.
Мотоко в своем белом скафандре стояла на фоне большого пролома в стене, за которым смутно виднелись контуры какого-то большого помещения. То же помещение находилось со стороны противоположного пролома. Похоже, "Гаврон" находился в гигантском зале или ангаре. Однако детали окружения как-то странно расплывались, словно сквозь намазанное вазелином стекло. Более того, они мерцали и изменялись каждый раз, когда я двигалась. Но мне было не до ангара. Главное, что улучшенное освещение позволило наконец-то отчетливо разглядеть внутренность бывшего гермоконтура корабля, Бернардо, Алекса и неподвижно лежащее тело в изорванном в клочья костюме — второго из гостей, не того, что говорил со мной. А еще я наконец-то увидела нарисованные на стенах знаки, обозначающие нахождение шкафов, портов подключения и прочей внутренней утвари. Вход в спасательную капсулу, на счастье, находился примерно на уровне моего живота и далеко от дыр в стенах. Зато медотсек исчез полностью — сориентировавшись по знакам, я поняла, что он располагался там, где сейчас зиял один из проломов.
— Мотоко-тян! — позвала я. — Скорее сюда!
Подруга обернулась и быстро подошла.
— Что там? — озабоченно спросила она.
— Я нашла капсулу...
И в этот момент свет погас снова. Я едва не начала ругаться в голос, но быстро сообразила, в чем дело.
— Свет реагирует на меня, — сообщила Мотоко то, что я уже и так поняла. — Датчик движения или что-то в том же роде.
— Ясно. Подойди к пролому еще раз, пожалуйста.
На сей раз я точно запомнила расположение капсулы и смогла нащупать механический запор даже во мраке. Тащить Бернардо я была не в состоянии, но Мотоко справилась и без меня. Помощь ей потребовалась лишь на последнем этапе. Вдвоем мы запихали его внутрь, и я захлопнула и закрыла крышку. Спустя несколько секунд громко зашипело и мне вдруг резануло горло и легкие волной горячего и ужасно вонючего воздуха. Я закашлялась. Рядом зашлась кашлем Мотоко.
Мы поспешно отодвинулись от капсулы — я ползком, Мотоко ногами.
— Что это? — осведомилась она. — Воняет как на аммиачном заводе.
— Не аммиак. Их воздух. Он продул капсулу от кислорода, часть вышла вместе с ним. Не вдыхай, сожжешь себе легкие.
— Да уж постараюсь, — Мотоко еще раз прочистила горло. — Что дальше?
— Бебе пока в безопасности, — я подползла обратно и попробовала постучать в люк костяшками пальцев. Удары глохли бесследно. Мне показалось, что я слышу ответные стуки, но толком разобрать ничего не смогла.
"Плохо слышно. Не понимаю", — отстучала я как можно сильнее и четче, надеясь на тонкий слух Стремительным. — "Ищем помощь".
"ОК", — на сей раз сумела разобрать я.
Теперь требовалось разобраться с Алексом.
Отправив Мотоко стоять в проломе, чтобы свет не выключался автоматически, я на четвереньках подползла к мужу и пощупала пульс на шее над воротником комбеза. Пульс бился ровно и четко. Я содрала с его лица мятую и переломанную нелепую маску и похлопала его по щекам под наглазниками. Подумав, я содрала с него, а заодно и с себя все равно не работающие наглазники, с пассивными линзами только мешающие смотреть, и дала парочку оплеух посильнее. Алекс застонал, пошевелился и приоткрыл глаза.
— Алекс! — встревоженно позвала я. — Слышишь меня? Как себя чувствуешь?
— Как с хорошего бодуна... — пробормотал он плохо шевелящимися губами, осторожно ощупывая череп. Несколько набухающих гематом я видела даже при таком освещении. — Башка разламывается, тело разваливается и блевать хочется. Однако перед бодуном обычно хоть что-то приятное бывает... ох!
Он дернулся.
— Оки, милая, ты не могла бы проверить, что у меня с правой лодыжкой? Только осторожно. Кажется, я ее сломал. Болит страшно.
Я вздрогнула от нового приступа паники. Даже в лучшей своей форме Алекс в терранской гравитации ходить мог лишь в экзоскелете типа того костыля, что использовал в Ниппоне. Если же у него сломана нога... Задавив страх, я осторожно ощупала лодыжку и голень. Сквозь комбез ничего толком не разбиралось, о чем я и сообщила как можно более бодрым тоном.
— Понял. Тогда помоги снять комбез.
Чтобы его раздеть, снова потребовалась помощь Мотоко. Я тихо радовалась, что она с нами — без помощи урожденной терранки мы бы оказались беспомощнее рыбы на суше. Подруга довольно умело ворочала Алекса с боку на бок, пока я стягивала с него сначала маскировочный костюм, а потом комбез (угу, вот такой у комбеза недостаток по жизни — боты склеены со штанинами, и чтобы увидеть пятку, надо снимать целиком). Алекс тихо шипел от боли, а на последнем этапе даже зарычал и вцепился мне в руку так, что едва не сломал кости уже мне. Лодыжка у него выглядела целой, зато освобожденная от покрова комбеза ступня выглядела страшненько — распухшей, вывернутой и наливающейся зловещей синевой. Она вывернулась под неестественным углом.
— Вывих, — констатировала Мотоко, все время ходящая от нас к пролому и обратно. — Или подвывих. Алекс-тян, я проверю кости лодыжки. Потерпи еще немного, ладно?
— Давай, — согласился муж. Его дыхание стало хриплым и неглубоким, но тон он старался держать ровным и бесстрастным.
Мотоко осторожно прощупала пальцами лодыжку. Алекс пару раз дернулся, но не издал ни звука.
— Я не врач, — наконец сказала подруга. — Но чувствую скрип под пальцами. У тебя, похоже, еще и перелом одной из костей в районе голеностопного сустава. Наверняка сильно растянуты или порваны связки. Ты не сможешь ходить, гомэн. Тебя нужно срочно к врачу. И операцию.
— Ага, врачи прямо в очередь рядышком выстраиваются, — пробормотал Алекс себе под нос. — Так, пока забыли. Есть более насущные вопросы...
— Нету! — категорическим тоном отрезала Мотоко. — Надо как минимум зафиксировать ступню тугой повязкой. М-м... из чего бы сделать?
Она подобрала с пола маскировочные штаны и растянула их. Тонкая, почти паутинная ткань с готовностью треснула и расползлась у нее под пальцами. Мотоко отбросила ее и оглянулась по сторонам. Тут свет снова погас, и она вернулась к пролому. Вернувшись, она сделала крюк и рывками подволокла к нам какую-то темную бесформенную массу.
— Один из переговорщиков, — бесстрастно констатировала она. — Труп, уже холодный.
— Холодный? — сквозь зубы удивился Алекс. — Сколько времени прошло с момента... катастрофы?
— Не знаю. На сколько хватает воздуха в скафандре, если система вентиляции работать перестает?
— А она перестала?.. А, вот оно что. Я так понимаю, вся наша электроника и электротехника умерли полностью? В том числе комбезы и наглазники? Все веселее и веселее. Воздуха в шлеме хватает вминуты на три-четыре максимум в зависимости от активности.
— Значит, он умер не больше двадцати вминут назад. Или двадцати пяти.
— Труп за такое время не мог остыть. Ну-ка...
Алекс заскрежетал зубами, но все-таки повернулся на бок, дотянулся до груды и какое-то время ее ощупывал.
— Не человек, — наконец констатировал он. — Я в него всадил полную обойму игломета, монолезвиями горло располосовал, но он и внимания не обратил. Теперь понятно, почему. Костюм на груди и животе в клочья, но крови нет. Кожа как натуральная на ощупь, но под ней что-то твердое и острое. На кости совсем не походит. Робот?
— Дрон-андроид, — сказала Мотоко. — Управляются дистанционно, иногда даже через мгновенный канал. Оператор может находиться где угодно.
— И при том нет никаких ограничений на количество операторов. Один может управлять телом, другой — голосом. Модерхуд... Они с самого начала не собирались нас отпускать. Мы сами, своими руками вляпались в ловушку! Прости, Оки, моя вина...
— Стоп, — я приложила ему палец к губам. — Не твоя, а моя. Полностью. Мотоко-тян, костюм дрона — тряпки. Можно разорвать и сделать перевязку.
— Идея, — согласилась та. — Сейчас попробую.
Снятая с робота рубашка оказалась на удивление прочной, но Мотоко справилась. Помогло то, что ее уже частично разорвали монолезвия, к несчастью, разрушившиеся в процессе. Через несколько вминут ступня и голеностопный сустав Алекса оказались плотно стянутыми и надежно зафиксированными. Он стоически выдержал процедуру. На мое предложение расковырять аптечку моего или его комбеза он лишь покачал головой: без электронной системы разобраться, что есть что, возможным не представлялось. Затем мы облачили его в позаимствованные брюки и пиджак, чтобы ему не приходилось голым лежать на бывшей внутренней обшивке отсека, и осторожно перетащили вплотную к пролому, чтобы свет не выключался.
