Пока все было тихо. Англичане и французы после своего демарша в Черном море стояли в бухте Золотой Рог и никаких активных действий не предпринимали. Правда, наша разведгруппа в Константинополе работала успешно, поставляя ценную информацию. Удалось выяснить, что у французов разразился страшный скандал после потери двух самых мощных паровых кораблей. Нужны были крайние, и их быстро нашли. После разбирательства, пришедшего к выводу, что пожар на "Наполеоне" — следствие небрежного обращения с огнем, а последующий за этим навал горящего "Наполеона" на "Шарлемань" — вопиющая безответственность оставшегося на борту старшего офицера, не предпринявшего никаких мер для скорейшего выхода корабля из опасной зоны, всю вину решили свалить на погибших. Поскольку старший офицер "Шарлемань" до последнего оставался на своем посту и среди спасшихся его не обнаружили. Поначалу попытались наехать на командиров "Наполеона" и "Шарлемань", праздновавших Рождество на берегу. Но у них оказались высокие покровители, поэтому обоих тихонько отправили во Францию от греха подальше. Командующий французской эскадрой адмирал Гамелен хоть и получил свою долю императорского неудовольствия, но в целом легко отделался, сохранив свою должность. Все было в духе лучших традиций. Виновными сделали тех, кто не мог сказать ни слова в свою защиту. Неожиданным побочным эффектом данного инцидента стало усиление пренебрежения к французам со стороны англичан, видевших все от начала до конца. Французы платили англичанам тем же. Но сыграет ли этот факт в дальнейшем, пока неясно.
Период неопределенности закончился 17 января 1854 года, когда Франция выдвинула ультиматум России с требованием вывести свои войска из Молдавии и Валахии и начать мирные переговоры с Турцией. Россия на эти наглые требования ответила отказом и разорвала дипломатические отношения с Англией и Францией. Которые, в свою очередь, заключили союзный договор с Турцией об оказании военной помощи в борьбе с Россией, а 15 марта 1854 года официально объявили войну России. Время реверансов и дипломатических выкрутасов закончилось. Одновременно с этим стала показывать норов Австрия, также потребовавшая вывода российских войск из придунайских княжеств, угрожая в противном случае начать военные действия. Против России складывалась европейская коалиция, в которой мнение Турции никого не интересовало. А в конце марта флот антироссийской коалиции снова вошел в Черное море. Что подтвердил Ганс, вернувшись из очередного разведывательного полета. Но поскольку мне нельзя было показывать свою осведомленность, пришлось ждать, когда эта информация дойдет до Одессы обычным порядком. Зато, когда дошла...
Утром, закончив "приобщение к искусству любви" с Цилей, в самом благожелательном настроении я отправился в порт. Но у трапа "Лебедя" меня перехватил посыльный, попросив срочно прибыть в управление порта к господину Новосильцеву. Перебросившись парой фраз с вахтенным помощником и выяснив, что на борту все благополучно, отправился к местному начальству. Представляю, какой ажиотаж там сейчас творится. Да и не только в управлении порта, а в начальственных кабинетах всех уровней. А я ведь вас предупреждал...
Новосильцев принял меня незамедлительно. По нему было видно, что человека подняли среди ночи, и настроение у него соответствующее. Служащие управления носились, как угорелые, выполняя срочные распоряжения своего грозного начальника. Но едва я вошел в кабинет и поздоровался, Новосильцев предупредил, чтобы нас не беспокоили, и кивнув на кресло, тяжело вздохнул.
— Присаживайтесь, Юрий Александрович. И доброе утро. Хотя, какое оно доброе... Уже знаете?
— Вы о чем, Георгий Вадимович? О том, что Англия и Франция с турками шашни водят и войну нам объявили? Так это уже все знают.
— Не только это. Английский и французский флот снова прошел Босфор и сейчас находится в Черное море. Все идет так, как Вы и предполагали. И думаю, скоро господа европейцы будут здесь.
— Значит, все таки решились... Ничего, встретим! Хорошо, что я заранее предпринял ряд мер. Поскольку знаю расторопность наших чиновников.
— Именно об этом я и хочу с Вами поговорить. Береговая оборона Одессы явно недостаточна. Поскребли по сусекам и нашли старый хлам еще екатерининских времен. Но и этого мало. Насколько мне известно, у вас остались семь орудий нового типа, которые Вы привезли на "Лебеде". А недавно с обозом прибыло из Петербурга еще шесть. Я прав?
— Правы, Георгий Вадимович. Одно орудие из восьми мы установили на "Громоносец" по согласованию с адмиралом Корниловым. Остальные семь готовы передать гарнизону Одессы. Но с условием, что их будут обслуживать мои люди. Иначе толку не будет. Системы новые, конструктивно сильно отличаются от старых пушек. Наши сухопутные артиллеристы с ними не знакомы, поэтому дров наломают. Пусть армейское начальство срочно выделяет нужное количество офицеров и нижних чинов для обучения. Чтобы, когда придет следующая партия орудий, с ними уже было кому работать. Не понимаю, почему это не сделали раньше.
— Мне тоже непонятно... Но вопрос в другом. Что вы собираетесь делать с теми шестью орудиями, что пришли сейчас?
— Установить по одной пушке на каждый пароход одесского отряда. Все офицеры и комендоры пароходов уже прошли подготовку на "Лебеде", поэтому справятся с новинкой. Ведь мы это уже обсуждали.
— Я помню. А если использовать эти орудия на береговых батареях?
— Быстро этого не сделать. Георгий Вадимович. Все орудия морского исполнения. То есть ствол находится на поворотном станке, крепящемся к палубе. В сухопутном варианте нужен колесный лафет специальной конструкции, который удобно перемещать упряжкой лошадей. Лафеты старых полевых пушек вообще не годятся. А те, что нужны, быстро не сделать. Береговые батареи из новых пушек нам сейчас лучше иметь мобильные, чтобы иметь возможность быстро их перебрасывать с одного участка на другой на заранее подготовленные позиции. Ведь противник может ударить в любом месте и попытаться высадить десант. С древними пушками "времен Очакова и покоренья Крыма" такого не получится. Тем более не получится с палубными орудиями. Так что, я предлагаю установить эти шесть орудий на пароходах. Сами пароходы могут занять удобные места для стрельбы в Карантинной гавани и вести огонь через мол. Этим мы достигаем сразу трех целей. Первая. Пароходы могут принять участие в отражении нападения, ведя огонь, находясь в спокойной воде гавани, и не испытывая качки. Зато неприятель может иметь серьезные проблемы с точностью стрельбы в случае свежей погоды. Вторая. Если пароходы будут находиться достаточно близко к молу, то их корпуса окажутся в какой-то степени закрыты молом от вражеских ядер. И наконец третья. Если сложится благоприятная ситуация, то пароходы смогут быстро выйти в море. Например, чтобы добить поврежденные отставшие корабли, которые иначе уйдут. Либо для уничтожения шлюпок с десантом, если неприятель, получив отпор, наплюет на десант и удалится от берега, выйдя из-под обстрела. Если же орудия будут установлены на берегу, то сделать это не получится.
— Интересно, очень интересно... Юрий Александрович, Вам бы кое кого из наших адмиралов в Петербурге "под шпицем" заменить... А почему Вы говорите именно о Карантинной гавани? Почему не Практической?
— А вот здесь есть один очень пикантный нюанс, Георгий Вадимович. Если об этом узнают раньше времени, то может быть много воплей о подлом коварстве и бессмысленной жестокости русских варваров.
— Ну-ка, ну-ка, Юрий Александрович! Заинтриговали!
— В Карантинной гавани стоят английские и французские коммерческие суда, на которые наложено эмбарго с началом войны. Неизвестно, будет ли неприятель обстреливать Карантинную гавань. Возможно, не захочет портить свою собственность. Но если оттуда будут вести огонь наши пароходы, то англичанам и французам придется отвечать. И какие-то попадания могут прийтись по английской и французской собственности. Что вызовет бурю возмущения в Англии и Франции. Причем не только нашими действиями, но и действиями наших противников. Коммерсантам наплевать, кто там варвар, а кто нет. Их интересует только прибыль.
— Пожалуй... Но что нам это дает?
— В ближайшей перспективе — ничего. Но когда господа европейцы сядут в лужу и кровью умоются, то здесь будет каждое лыко в строку.
— Может быть, может быть... Ладно, убедили. Ставим новые орудия на пароходы. Сегодня же озадачу мастерские. И пусть сухопутные начинают шевелиться, пришлют к Вам своих людей. Я с ними сам поговорю...
С этого дня ситуацию можно было охарактеризовать словами "пожар во время наводнения". Насколько раньше армейское начальство не уделяло должного внимания техническим новинкам какого-то штатского выскочки Юрия Давыдова, настолько же теперь оно загорелось идеей наверстать все и сразу. Ко мне прибыла целая делегация из шести офицеров — командиров всех шести батарей, прикрывающих Одессу, и двадцати четырех унтеров для ознакомления с новыми пушками. Хорошо, что мне лично теперь не нужно было выполнять роль Фигаро, бросаясь с одного участка работ на другой. С последним обозом прибыл наш заводской эксперт по артиллерийским делам — отставной капитан Шахурин, которого подыскал наш главный безопасник Игнатов полтора года назад. Они знали друг друга еще со времен службы на Кавказе и переписывались, не теряя связь. А поскольку Шахурин тоже не отличался "толерантностью" по отношению к тупоголовому начальству из штабных, то и его вынудили подать в отставку, найдя формальный повод. Так наше конструкторское бюро приобрело толкового офицера артиллериста с боевым опытом. Шахурин сразу окунулся в разработку новых артиллерийских систем и внес ряд интересных предложений. Но когда началась война, уговорил папеньку отпустить его повоевать с турками, чтобы на месте оценить работу продукции завода Давыдова. Папенька скрепя сердце согласился, но с условием, что Шахурин не будет рваться совершать подвиги вроде взятия Измаила, а займется именно экспертной оценкой работы новых изделий в условиях реальной эксплуатации. Причем именно в Одессе, под моим присмотром. Чтобы безобразничать не вздумал и на фронт с новыми пушками не убежал. Вот я и привлек отставного капитана к обучению господ офицеров и нижних чинов, Ему, прошедшему войну на Кавказе, проще найти с ними общий язык, чем мне — штатскому штафирке. Хоть на меня уже и посматривают в Одессе по-другому после Пицунды и Синопа, но только те, кто знает. Для остальных же офицеров Юрий Давыдов Никто и звать его Никак. Ничего, я не в претензии.
Надо сказать, что когда моя информация из якобы "вещих снов" об очередной русско-турецкой войне и победе при Синопе полностью подтвердилась, папенька развил бурную деятельность, поняв, что для него, как промышленника, настают золотые времена. И резко увеличил выпуск стрелкового оружия, артиллерии и боеприпасов. И даже кое-какие заказы от военного ведомства получил. В Петербурге уже был готов ледокол "Илья Муромец", а предназначенное для него вооружение и броня хранились на складе. В случае чего, ледокол можно быстро превратить в своего рода более продвинутую "Вирджинию". То есть казематный броненосец с неплохой мореходностью и достаточно высокой скоростью. Автономность, правда, не очень большая, но ему дальше Финского залива ходить и не надо. Но об этом пока еще никто не знает. Для всех "Илья Муромец" — коммерческий пароход нового типа, предназначенный для разрушения льда и проводки других судов через лед. Полностью железный корпус, две мощных машины, но парусное вооружение отсутствует и запас угля довольно скромный. Поэтому говорить о дальних рейсах не приходится. Иными словами, все видели узкоспециализированный пароход для работы не далее кромки льда в Финском заливе. И это было правдой. Не надо никому постороннему до поры, до времени знать лишнее.
И меня и Новосильцева удивляло, почему армейские до сих пор не проявили должного внимания к новинкам в военном деле. Однако, все выяснилось после нашего разговора. Новосильцев сразу же отправился на прием к военному губернатору с целью доложить свои соображения по поводу обороны Одессы. И там выяснилось т а к о е...
Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен, барон, генерал от кавалерии, уже снискал славу на полях сражений, и трезво оценивал обстановку. В моей истории, понимая, что оборона Одессы с моря отсутствует от слова совсем, он с первого же дня объявления войны развил кипучую деятельность по укреплению обороны города. Для чего прошлись мелким гребнем по всем складам и даже выкопали из земли старые чугунные пушки "времен Очакова и покоренья Крыма", используемые в порту, как причальные тумбы. Сделали для них с грехом пополам лафеты и создали шесть береговых батарей. По поводу их боевой ценности никто не обольщался. Но лучше иметь в качестве береговой обороны такое убожество, чем не иметь ничего.
Сейчас ситуация несколько изменилась. Как оказалось, имело место то ли обычная дурость, то ли классический армейский снобизм по отношению к штатским, то ли целенаправленный саботаж. Парадоксально, но военный губернатор не владел полной информацией о новых пушках! О самом факте их наличия он знал. Об успехах "Лебедя" тоже знал. Но не связал одно с другим, поскольку ему преподнесли эту информацию, как не заслуживающую внимания. Очередной непризнанный гений из штатских что-то там придумал, причем военное ведомство от его придумок отказалось. И ведь все было правдой, не подкопаешься! Добавило негатива также то, что Новосильцев, славившийся своим неуживчивым характером, да еще и находящийся в отставке, почему-то не поладил с армейскими в штабе, а генерала в этот момент не было в Одессе. Вот ему по возвращению в Одессу и преподнесли информацию в соответствующем виде. Новосильцев же был уверен, что генерал в курсе, поэтому и не беспокоился. А Остен-Сакен, загруженный делами сверх меры, просто не обратил должного внимания на прожект очередного непризнанного гения из штатских. Вскрылось все после повторного визита Новосильцева, когда он лично поговорил с генералом. Вот здесь уже штабные забегали. Но время было упущено, и теперь надо за несколько дней создать то, на что по нормативам мирного времени уходит не один месяц. Именно поэтому на следующий день нас обоих вызвали на прием к военному губернатору, который хотел лично выяснить все детали у возмутителя спокойствия, каковым уже давно стал в Одессе некий Юрий Давыдов.
Генерал принял нас незамедлительно. Новосильцев представил меня, как конструктора новых пушек, который лично проверил их в деле, поэтому к моим словам стоит прислушаться. Разговор продолжался долго. Остен-Сакена интересовали малейшие технические детали и предел возможностей нового оружия. Под конец несколько поспорили о тактике применения, но мне все же удалось найти убедительные аргументы.. Еще бы не найти, когда к моим услугам вся история развития артиллерии! Но генерал все же сомневался.
— Да, Юрий Александрович. В предлагаемых Вами действиях есть определенный резон. Но смогут ли ваши пушки действовать на такой дистанции с не пристрелянных позиций? Не лучше ли усилить ими уже имеющиеся батареи? А то, как бы не получилось, что мы будем бить не кулаком, а растопыренными пальцами.
