Да, обязанностей у вахтенных во время движения корабля гораздо больше, чем на стоянке, но сейчас важно как можно лучше подготовиться к предстоящему длительному и сложному полёту. Дальше, после отлёта 'Нормандии' от Цитадели на это может не остаться достаточно много времени.
Стоянка на внешнем рейде вряд ли тоже будет спокойной. Сейчас Такер уже знал: Андерсон сумел убедить диспетчеров Станции в необходимости предоставления участка для стоянки 'с краю'. Но... Это не должно быть основанием для расслабленности. Учитывая несомненные 'вкусности', скрытые на прототипе, разумные органики — независимо от расы — пойдут на всё, чтобы узнать о новинках поподробнее и побольше. А если получится — попытаться выкрасть новшества. Всё стандартно, всё обычно и даже иногда — предсказуемо. Нет, нельзя рассчитывать на предсказуемость.
Надо будет усилить наблюдение как за другими участками стояночного поля дальнего рейда Станции, так и за ближним рейдом, а также внимательно смотреть за областями, приближёнными и удалёнными к зарейдовому пространству. Надо обеспечивать непрерывность дрейфа и положение постоянной готовности к немедленному отлёту, надо сделать всё для контроля над содержимым — живым и мёртвым — прибывающих и отлетающих с борта фрегата челноков.
Колёсные транспортёры здесь использовать не удастся — небольшое облегчение, очень небольшое. А вот челноки придётся использовать все и один держать на борту в резерве, в готовности к немедленному вылету. И контролировать и его и его содержимое очень и очень плотно, постоянно. Нельзя будет допускать приближения к борту корабля чужих челноков и катеров, а также — малых и средних космических кораблей. Вряд ли кто-то будет рисковать подгонять к небольшому военному фрегату крупный корабль, но и этой возможности тоже исключать нельзя.
Надо будет строго держать фрегат в пределах выделенного участка, чтобы у диспетчеров Цитадели не было оснований для предъявления формальных и неформальных претензий.
Приём и отправка челноков — тоже забота вахтслужбы 'Нормандии', а учитывая предстоящую активность фрегатовцев на Цитадели можно смело прогнозировать, что челноки будут сновать туда-сюда с минимальными интервалами. Значит, как минимум двух вахтенных офицеров надо будет направить в трюм на постоянное дежурство — им там, на месте, будет легче разбираться с мелочами и деталями.
Отсюда, от Звёздной карты можно будет точнее уловить и контролировать общую картину с движением 'корабликов', их разгрузкой и погрузкой, посадками и взлётами.
Не скоро, очень не скоро надо будет выполнять требования, изложенные в Уставе в подразделе об обязанностях вахтслужбы при подготовке корабля к полёту. Придётся редко бывать в кубрике, выделенном для размещения сотрудников вахтслужбы и большую часть суток проводить или в обходах, или в патрулировании, или у Звёздной Карты.
Двум вахтенным офицерам в трюме фрегата придётся работать едва ли не круглосуточно — оборот челноков будет очень напряжённым, Андерсон предупредил об этом всех сотрудников вахтслужбы в специальном письменном сообщении. Этой паре вахтенных офицеров надо будет контролировать посадку и высадку разумных органиков, проверять все отправляемые и принимаемые грузы, вести учёт и фиксацию событий в вахтенных журналах.
Можно было бы вспомнить и об обязанностях вахтенных офицеров 'Нормандии' при осуществлении стыковки 'Нормандии' с Кольцом Станции, но... если этого не будет в самое ближайшее время — стоит ли о таком говорить? Минимум необходимого прописан в Уставе ВКС, в соответствующих подразделах, а максимум... Максимум надо будет устанавливать 'по факту', учитывая множество неочевидных деталей и особенностей, которые невозможно выявить заранее — только при непосредственном контакте.
Многое, очень многое можно и нужно будет воплотить в виртуальной среде. Пусть и сын и дочь узнают и увидят, чем занят их папа в рабочее время, называемое ещё и служебным. Им необходимо это знать полно и точно уже сейчас, чтобы понимание происходящего было правильным и исчерпывающим.
Убрав выключенный ридер в поясную скафандровую укладку, Такер встал из-за стола и покинул столовую, возвращаясь в кубрик. У него оставался час до заступления на вахту у Звёздной карты. Всего один час, за который надо было прочесть несколько десятков сообщений, освежить в памяти тексты нормативных документов, уточнить множество деталей в ходе общения с другими вахтенными офицерами.
Потом, после вахты у Звёздной карты будет несколько часов и тогда можно заняться программированием виртсреды. Детям и подруге будет интересно и полезно знать детали. В этом Такер не сомневался.
Подход "Нормандии" к Цитадели. Джеф Моро: "Фрегат — моя судьба, моё второе "Я""
Джеф вышел из пилотской кабины. За пультом управления кораблём находился сменщик, немец-лейтенант.
Ещё месяц-два назад Моро и в страшном сне не мог бы себе представить, что он добровольно, спокойно и даже с большой охотой уступит кому-нибудь место 'за рулём' фрегата-прототипа. А сейчас он радовался тому, что не должен сидеть восемнадцать, двадцать, а то и двадцать два часа в пилотском кресле.
Теперь он может пройти по кораблю, придти в свою каюту, которую, впрочем, сейчас он делит со своим напарником-пилотом, отдохнуть, расслабиться, подумать о чём-нибудь другом, кроме управления кораблём.
Да, идёт он медленно, осторожно. Со стороны его походка выглядит... мягко говоря, нестандартной, но... После Третьей Мировой войны появилось столько инвалидов, что человечество вынуждено было привыкнуть воспринимать без эмоций очень многое.
Можно ли считать, что его болезнь, крайне осложнявшая ему жизнь и судьбу с самого рождения — отголосок той, Третьей Мировой? Врачи разводят руками — они сами немногое понимают в таких тонкостях. Вопросов — больше чем ответов.
Джеф неспешно прошагал по коридору, кивая встречавшимся по пути фрегатовцам, обменялся с несколькими короткими репликами. Подъём по лестнице — надо нагружать мышцы, надо — и вот она, дверь каюты пилотов.
Открыв дверь, Моро включил свет — надо не забывать многое делать руками, поддерживать и развивать мелкую моторику — вошёл, присел на табурет — спина привычно напряглась, выпрямляясь. Тоже — полезно.
Что он помнит сейчас о своей жизни? Многое. Хотя, следует признать, что немало вспоминается обзорно, без деталей и... как-то не особо и хочется эти детали ворошить. Родился, потом... рос дома. Потом — детский сад, школа. Двадцать восемь лет прошло, а, кажется, что многое было буквально вчера.
Интересная вещь — человеческая память. Непостоянная, изменяющаяся, да так, что и не догадаешься, какой она будет через несколько минут или завтра, что даст вспомнить просто, а что — только после определённых, иногда — очень немаленьких усилий. Разных причём.
Думал ли он, помнил ли о своей болезни? О том, что малейший удар, малейший ушиб нанесут ему повреждения, немыслимые для обычного человека. Думал, как не думать?! Да и родители, спасибо им за это, постоянно, но как-то очень ненавязчиво напоминали об этом. До детского сада — до пяти лет, он рос и воспитывался дома. А дом у него был особенным — станция 'Арктур'. Отец остался на Земле, а Джеф с мамой четыре года, даже чуть больше провели на Станции. У мамы тогда был контракт с Альянсом — обычный, гражданский. Времени хватало и на то, чтобы выполнить ежедневную норму работы и на то, чтобы уделить внимание сыну. Никаких яслей.
Позднее, когда четыре с небольшим года срока контракта истекли, Джеф прилетел на Землю, к отцу. Через несколько месяцев вернулась с 'Арктура' и мама. Теперь она могла не работать, а заработка отца вполне хватало для того, чтобы не бедствовать и не ходить голодными и босыми.
Станция 'Арктур' позволила Джефу определиться, пусть даже в самых общих чертах, с тем, чему он посвятит всю свою будущую жизнь. Конечно же, космические корабли.
Джеф, едва научившись сносно ходить — спасибо медикам, да ещё более безопасным, чем земные, станционным условиям, пропадал в ангарах и технических мастерских Станции. Можно считать, всё раннее детство Моро-младший провёл среди космических кораблей, потому не считал чем-то удивительным то, что он по достижении совершеннолетия решил связать свою судьбу с ВКС. Не сразу, конечно, но... Он очень скоро после окончания высшей школы поступил на службу в космические вооружённые силы Альянса.
Игры во дворе, с ровесниками, с приятелями? А как же без этого-то? И на станции у Джефа было немало товарищей по играм, по забавам, по проделкам. Да, сдерживал он себя, но как-то, если смотреть из сегодняшнего дня, это получалось естественно. Бегал? Да, бегал. Прыгал? Да, прыгал. Покажите ему мальчишку, который не бегает и не прыгает хоть немного. Нету такого мальчишки, не родился он ещё.
Считал ли он себя тогда, в раннем дошкольном и додетсадовском детстве инвалидом, каким-то особенным ребёнком? Нет, не считал. Как-то получилось и у родителей, и у врачей-педиатров поставить дело так, что он вёл, в общем-то, почти обычную жизнь.
И не надо говорить, что все дети только бегают, прыгают, дерутся и ищут приключений. Не надо. Не соответствует это действительности, которая бывает ой какая разная. И дети тоже — не клоны, они очень... неодинаковые.
Любил Джеф смотреть на самолёты, на флайеры, на шаттлы, на челноки, словом — на всё, что способно летать. И сам, конечно, хотел летать, как летают, к примеру, птицы. Нормальное детское желание и стремление. Обычное.
Потом, позднее, младший Моро узнает, что когда дети хотят летать, это — показатель того, что они нормально растут и развиваются. А ещё лучше говорит об успешном развитии и росте ребёнка то, что он и во сне летает. Джеф много летал во сне, спокойно взлетал, набирал высоту, парил, а потом безбоязненно снижался и... чувствовал под ногами твердь.
С годами, конечно, он летал во сне меньше, но тогда... Тогда ему больше понравилось не летать, а ходить. На своих собственных ногах. Ходить много и долго.
Стараниями мамы Джеф и до детского сада успел научиться и читать, и писать и считать. Но в детском саду — сначала в старшей, а потом — в подготовительной группе — ему тоже было очень интересно. Игры — постоянно на свежем воздухе, игрушек — хватит на каждого ребёнка, никто не останется без занятной вещицы, воспитатели и их помощники организовывали познавательные и полезные занятия: лепка, рисование, танцы, можно было заняться музыкой — научиться играть на простейших музыкальных инструментах. А какие праздники были: и дни рождения каждого воспитанника отмечали, и местные — общинные, районные, региональные 'даты', и государственные праздники.
Младший Моро не сидел 'букой' в уголке на стульчике — он старался принять участие в делах, какие тогда ему казались интересными, важными и полезными. Да, он любил собирать модели самолётов, челноков, шаттлов, флайеров, дронов. И был очень рад, что в детском саду у него была возможность этим заниматься.
Как уж воспитателям и их помощникам удавалось сглаживать 'необычность' Джефа — тогда он сам об этом и не задумывался: жил, играл, общался, рос и развивался. И не один он был такой в группе и в детском саду — были и другие дети 'с особенностями'. Сейчас, вспоминая отдельные моменты, Джеф понимал, что ему ещё повезло: у других детей были гораздо большие проблемы со здоровьем.
Год, проведённый в старшей группе... Да, вспоминались Рождество, Новый год, государственные, местные праздники. Яркие моменты, точные, чёткие 'картины'. Детей не только развлекали, их учили, их развивали. Не всех одинаково, нет.
Когда мама, а когда и папа отводили Джефа в детский сад и он почти всегда с радостью и охотой бежал к своим одногруппникам, поднимался по ступеням на крыльцо, входил в гардеробную, открывал дверь своего шкафчика с яркой ягодкой 'клубникой' на дверце. Никакого пластика — живое, настоящее дерево. И пол — деревянный, крашеный.
Сейчас... То ли не хотелось вспоминать детали, то ли особой нужды в этом уточнении не ощущалось. Да, помнились окна, большие, светлые, сквозь стёкла льётся утренний свет. Окна комнат старшей группы выходили на восточную сторону, потому утром там было всегда много света, а ближе к вечеру... было спокойнее, был рассеянный свет.
Привыкнуть к тихому часу после сытного обеда для Джефа было легко — он любил сохранять полную телесную неподвижность, а возможность расслабиться, убедиться, что никто его не заденет и не ударит... стоила очень дорого.
Играл ли он во время тихого часа? Да, конечно. И подушками бросался, и кричал. Смешно, конечно, такое сейчас вспоминать, но ведь... Это — его жизнь, это — его детство и с тех пор он начал постепенно задумываться о том, как совместить болезнь и реальную жизнь, которая, как он уже тогда ощущал, дальше будет только усложняться.
Одногруппники спокойно воспринимали Джефа, уважали его за малоразговорчивость. Отмечали ли они, как он странно двигается? Да, отмечали. По-разному отмечали. Когда — положительно, когда — нейтрально, когда — отрицательно. Да, дети бывают жестоки, но Джеф как-то сумел поставить себя, что к нему и не лезли почти никогда непременно с кулаками и желанием побить и поиздеваться. А на слова... обидные, в том числе, он привык не обращать особого внимания. Папа и мама многое объяснили. Так, как могут объяснить только они. И с тех пор Джеф не беспокоился и не боялся.
Понимал ли он, что может умереть в любой момент? Ещё как понимал. Остро, глубоко и полно. Да, на детском уровне. Взрослые очень ошибаются, считая, что дети — это недоразвитые, недоделанные сущности, из которых можно слепить всё, что угодно. Джеф был очень благодарен родителям за поддержку, помощь, а ещё больше — за понимание. Глубокое, полное и... молчаливое. Часто слова, сказанные вслух или написанные на пластобумаге... не нужны. Важно поведение, важны его детали, важно отношение, какое словами — не исчерпывается.
Праздники сейчас вспоминались лучше всего. Почему-то именно они... Может быть, потому, что впереди точно будет очень немного праздников — больших, ярких. А будет много крови и смертей. Будет много боли и горя. Потому что... Потому что разумные органики снова оказываются слабыми перед лицом внешнего врага. Слабыми, ленивыми и потому — не подготовленными к противостоянию.
Переход в подготовительную, предшкольную группу детского сада был отмечен, конечно же, праздником. Застольем и концертом.
Концерты вспоминались сейчас хорошо — на них Джеф декламировал стихи и пел песни. Танцевать его никто не заставлял и не принуждал — не хочет — пусть, зато он — хороший рассказчик и надёжный друг. И поёт он тоже неплохо — воспитатели помогли усовершенствовать навыки и умения, так что 'петухов' Джеф не допускал и позднее, когда стал подростком и у него стал меняться голос.
Некоторые люди говорили, что своим голосом Джеф иногда способен сильно влиять на поведение людей. Сам он далеко не всегда отмечал за собой какие-то особые возможности, но если это говорили другие люди... Что-ж. Иногда... со стороны — виднее.
В подготовительной группе, комнаты которой располагались уже на втором этаже, Джефу было интереснее — там кроме игр воспитатели организовывали и проводили занятия, очень похожие на школьные. Приучали к дисциплине, порядку, старались закрепить навыки индивидуальной и коллективной работы. Это сейчас младший Моро может рассуждать так спокойно, а тогда... Тогда он привыкал ежеутренне взбегать по довольно крутой лестнице — два лестничных марша, каменные, с железными перилами и пластиковым поручнем — на второй этаж, открывать деревянную дверь и входить в гардеробную.
