— Бывало...
— Обратите внимание, что по результатам "прокурского расследования" — виноватыми в аварии теплоснабжения оказываются мороз (кто бы мог подумать, что зимой холодно?) или проклятые на веки "коммуняки" (записавшие в плановый срок капремонта жалкие 25 лет, не могли рассчитать на сто) и никогда — демократически избранное городское начальство (разворовавшее выделенные на ремонтные работы бюджетные средства). Как можно?! У нас же — правовое государство и депутаты — неподсудны! В случае пожара — виноваты не службы надзора (не глядя, подписавшие бумаги о приемке здания), не его жадные владельцы (облицевавшие внутренние стены особо горючими материалами, выделяющими смертельно ядовитый дым), не идиоты эксплуатационники (запершие все противопожарные выходы на ключ), а только и исключительно — прибывший по вызову пожарный расчет (замешкавшийся на несколько минут с тушением уже охваченной огнем многоэтажки, поскольку не имел на руках даже вменяемого плана здания). Так?
— Примерно...
— Причем, оно всегда и везде, — подключилась Ленка, — Проворовавшегося чиновника — нельзя вслух назвать вором. На это имеет право только суд... Типа — государственная монополия на правду. Черного, как печная сажа, африканца — запрещено обзывать "черным", а уж тем более "негром" (что по идее синонимы). Тут даже суд не поможет — такова воля государства. И плевать на реальность.
— А почему? А потому, что государство — неподсудно и вне какой-либо критики. Если в катастрофе виновато государство — это значит, что виновато не оно, а "прокуратура плохо искала". Факты — это то, что здесь и сейчас отвечает интересам государства. Реальность никого не интересует и не обсуждается... Выводы должны соответствовать идеологии. Точнее, быть "политкорректными". Если рассматреть обсуждаемый документ, с точки зрения "политкорректности" — все его странности выглядят абсолютно логично. Товарищ военный прокурор умело троллит власти блокадного Ленинграда: "А я — всё вижу и товарищ Сталин про ваши проделки — тоже знает, бе-бе-бе!" — завхоз с чувством прокашлялся...
— Какой смысл?
— Галочка! — робкие попытки прервать поток мысли Лев Абрамович пресек в зародыше, — Насколько точно, с вашей точки зрения, я реконструировал личные мотивы обсуждаемого фигуранта?
— Как бы это выразиться? — на самом деле — какая-то черная магия, но признаваться в таких вещах — недостойно, — Вы знакомы с таким отечественным понятием, как "вечный полковник"?
Народ дружно кивнул... Половина — посмотрела на меня с нескрываемым сочувствием... Бедный мой Володя. Он так героически скрывал оскорбленное самолюбие, так отчаянно пытался "сломать судьбу об колено". И, как сейчас выяснилось, никого не обманул... Даже меня. Спокойно, без эмоций!
— В обществе "с недостаточным прибавочным продуктом" иерархическая пирамида должна быть "плоской". У нищего государства нет средств на "звания" и "привилегии" для всех желающих. Это объективный ограничитель карьерных амбиций. Работы — полно, а плюшек — хватает только избранным. В результате — появляется такой феномен, как институт "вечных полковников". Людей, много десятилетий занимающих генеральские должности и выполняющих генеральские обязанности, но — без всякой надежды когда-нибудь подняться в чине. До самой отставки! Панфиленко — типичный "чернорабочий режима". Всю жизнь его совали на "прорывные участки" или же спешно "затыкали кадровые дыры". Четверть века — он тащил генеральские обязанности (!), так и оставшись полковником. Самородок и трудяга. Даже высшее юридическое образование кадр ухитрился получить под занавес карьеры, в 1947 году, закончив заочные юридические курсы. Подобно атланту — подпирал головой "стеклянный потолок", но так его и не пробил.
— Отчего, периодически, позволял себе немного поразвлечься или "выпустить пар"... — удовлетворенно констатировал завхоз, — Благодарю за консультацию.
— Мне объясняли иначе, — посерьезнела филологиня, — Государственная машина решает свои проблемы руководствуясь "нечеловеческой логикой". Тем не менее, эту "логику" можно понять. По карьерной лестнице хорошо продвигаются исключительно "свои". То есть, лица безоговорочно преданные государству, вовсе не питающие иллюзий о его "честности" или "благодарности". Генеральского звания в "вертикали власти" — честным трудом заработать невозможно! Его можно только "выслужить", танцуя на задних лапках перед начальством. Хотя "война — это работа". Кто самый элементарный "принцип" не понимает и надеется на иное — значительной карьеры никогда не сделает. Генералами — жалуют холуев, за личную преданность и готовность безоговорочно подчиняться. Тот кто живет ради идеи, имеет какие-то "моральные нормы", верит в справедливое отношение власти — лопух... На нем до самой смерти возят воду (чаще заставляя выгребать чужое дерьмо) и ставят отметку в личном деле — "идейный". Читай, "неблагонадежный". Даже при Сталине, во время тотальной войны, при работающих "социальных лифтах" (!) мужику хода не дали. А в мирное время — "социальные лифты" стали намертво. Появились "вечные майоры", "пятнадцатилетние капитаны" и "страшные лейтенанты"... Весь смысл — не допускать людей способных решать проблемы, до постов, позволяющих это делать, — она покосилась на Соколова, — Кого я тут просвещаю... Извините.
— Ближе к делу.
— Яволь, экселенц! — плотоядно ухмыльнулся Лев Абрамович, — Весь документ сочится политкорректностью. Никакого голода — в Ленинграде нет. Там же социализм! Есть "особая обстановка, созданная войной". Нет промышляющей "заготовкой человечины" украинской мафии. Потому, что "святой пролетарский интернационализм". Про отдельно взятых русских, грешаших людоедством — упоминать ещё можно. А про хохлов, почти в открытую, тысячами режущих ленинградцев "на мясо" — ни боже мой. Хоть прямо (по графе "национальность"), хоть косвенно (по прежнему месту жительства). Про женские банды (смотрим статистику) — писать нельзя тоже. Потому, что в СССР — "половое равноправие". Про детей, массово используемых, как "приманка" или, как "провокаторы" при заманивании будущих жертв людоедов в "помещения для забоя" — тем более. "Детской преступности", как известно, в Советском Союзе нету. Что в сухом остатке? Много месяцев подряд военные патрули ежедневно, десятками, хватают на улицах Ленинграда людоедов и ещё большее их число (скорее всего) — стреляют на месте... За сопротивление аресту или "при попытке к бегству". Скрывать такие факты от руководства страны — смерти подобно. А публично их оглашать — верная смерть. При этом что-то делать — один черт надо. Панфиленко три года шел по лезвию бритвы...
— ???
— Галочка, у вас есть аналогичные бумажки, но составленные руководством НКВД? — я ничего не понимаю в жизни... он же первый раз на эту тему рассуждает... и сразу просек второе дно.
— Очень мало...
— Главное, за тот же период времени. Нам они нужны только "для сравнить". Точнее — показать принципиальные различия между "бумажками от души" и "докладными записками по команде". Государство, всегда — "машина вранья". При этом — именно "машина". Порядок информационного обмена — формализован и освящен традициями. Обратите внимание, что гриф "совершенно секретно" — совершенно не достаточен (!) для письменного упоминания того факта, что в блокадном Ленинграде случился голод.
Глава 65.
Человечина дешевле хлеба.
Планшет с воткнутой в него "флешкой" снова у меня в руках. Делать нечего. Смотрите!
— Галина, — забеспокоился каудильо, — О чем спорим?
— Мы не спорим. Мы, подобно древним алхимикам, пытаемся "добыть золото из дерьма". Точнее, "делаем правду из лжи". Потому, что больше мастерить её не из чего. В официальном доступе — лишь куцые данные, где вопросов больше чем ответов. А те что есть — противоречат законам природы. Понимаете, какая вещь? Во-первых, неизвестно сколько народа набилось в Ленинград накануне Блокады. По косвенным данным, от "более 4,5 миллионов" (оценка немецкой разведки, считающаяся "международно признанной") до 6 миллионов человек (результаты работы энтузиастов в приоткрывшихся архивах 90-х). Во-вторых, если брать аналогичные прецеденты меньшего масштаба (Харьков, образца осени 1941 года, например) — истина будет стремиться в верхнему пределу. В довоенном Харькове (промышленный гигант, в "особом списке" снабжения) по официальным данным проживало около 900 тысяч человек. Но, накануне его оккупации там неведомым образом оказалось 2 миллиона. То есть, население фактически удвоилось! Людям очень хотелось, пользуясь военной неразберихой — заполучить прописку (пускай "временную", "в порядке исключения" или на правах "беженцев") в козырном месте. Война — когда-то закончится, зато прописка — останется. В-третьих, не надо забывать, что в Блокаду выжили "привилегированные группы" ленинградцев, имевшие или усиленный паек, или государственные должности, или — тупо большие личные сбережения. С первыми всё понятно. Только их от силы 700-800 тысяч вместе с членами семей! Товарищ Жданов предельный лимит населения, которое государство способно прокормить — озвучил лично. А чем, спрашивается, в самую первую блокадную зиму спасся от "алиментарной дистрофии" ещё миллион с гаком бездельного "мирняка"? "Откосивших от эвакуации" и "понаехавших"? Не хочу возводить на этих людей напраслину... "Образцовые советские граждане" — не сразу распробовали человечину и довольно долго воротили от неё нос. Но, мясо — они где-то брали. Отчего, на текущий момент, корректно говорить о не менее чем миллионе съеденных "блокадников". Биохимия — это точная наука и чудес не признает...
— ???
— Тут — разновидность школьной задачки "о бассейне с тремя трубами". Известно, что нормы выдачи продуктов "иждивенцам" — многократно ниже физиологической нормы выживания. Известно, что официальным источником пропитания для подавляющего большинства населения являлась пайка хлеба. Заведомо недостаточная для поддержания жизни "по калорийности" и практически не содержащая белков. В отличие от нехватки калорий, нехватку белков "перележать" (экономя энергию) или как-то вытерпеть невозможно. "Алиментарная дистрофия" штука беспощадная. Известно, что после первой блокадной зимы — в эвакуацию удалось выпихнуть не то миллион, не то полтора миллиона "лишних ленинградцев". Живыми!
— Начинаю догадываться... — приуныл главный начальник.
— Догадываться уже поздно. Всё элементарно поддается вычислениям, в пределах курса арифметики. Мы не знаем первоначальной численности "блокадников"... Точнее — "сколько воды исходно было в бассейне". Зато мы знаем, что лимит населения, который государство было способно снабжать минимально необходимым для физического выживания пайком даже летом 1942 года — не превышал 700-800 тысяч, а в самый тяжелый период Блокады — колебался в пределах 350-500 тысяч человек... Это армия, спецслужбы, партийно-хозяйственный аппарат и "особо приближенные" к нему. Все остальные — выжили вопреки законам природы и здравому смыслу. Точнее, потребляя "неучтенные резервы продовольствия". Замечу — "биологически полноценного" (!) по содержанию животного белка. А это, там и тогда, только человечина. Без малейших вариантов...
— Всё настолько жестко? — поморщился завхоз.
— Жестче некуда! Физиологический порог выживания человека — 70-100 граммов белка в сутки. В мясе содержится около 30% белка, а следовательно — его требуется не менее 250-300 граммов на одно рыло в день. "Хлебная пайка" в блокадном Ленинграде — белка почти не содержала, так что её из расчетов можно смело исключить. Никаких "эрзац-заменителей" белковой пищи, наподобие "гороховой колбасы", в блокадном Ленинграде не выдавали. Для неё просто не было сырья. Все выжившие спаслись пресловутой "лошатиной", источником которой служили совершенно не лошади. Таковы печальные факты...
— Договаривайте! — хрипло выдохнул каудильо.
— Промежуток от начала Гладомора до массовой эвакуации по Ладоге 100-120 дней. За этот срок, каждый (!), из 1,3-1,5 миллионов эвакуированных "иждивенцев" — употребил не менее 30-40 килограммов мяса неизвестного науке происхождения. Факт прозрачно намекает лишь о минимальном (!) количестве съеденных, причем — только "высланными" (которым в городе точно нечего было делать)... Чем питались первой блокадной зимой остальные ленинградцы — официальная история скромно умалчивает.
— Другими словами... — хищно оскалился Ахинеев, — всякий выживший "иждивенец" (без разницы, "эвакуированный" или "оседлый"), за первые четыре месяца жесткой голодовки гарантированно слопал, как минимум, половину человека "в мясном эквиваленте"...
— С поправкой на его истощение. Учитывая, что дистрофики жрали дистрофиков — можно уверенно заявить, что каждый выживший "блокадник" (!), материально обеспеченный, но не числящийся в "льготных списках довольствия" (позволявших потреблять деликатесы) за первую зиму — схарчил, как минимум ещё одного "блокадника". Скорее всего — совсем малоимущего и беззащитного. В самом лучшем случае — его размороженный труп. Увы...
— А не великовата ли порция? Многим не стрескать 300 граммов мяса за день (на одно рыло), даже сейчас. Там ведь не только мужики, но и женщины были, да ещё — дети с подростками?
— Когда никакой другой еды вообще нет, 300 граммов "лошатины" человеку на один зуб.
— Гм... — озадачился каудильо, — Получается, что эвакуация 1942 года — выбросила в Советский Союз сотни тысяч внешне обычных людей, но уже поголовно приученных питаться человечиной?
— Не надо нагнетать! — мысль жуткая, м-да, — Подавляющее большинство ленинградцев, спасавшихся от смерти пресловутой "лошатиной" с "мерзлятиной", приобретали товар за деньги "с рук" или "по знакомству"... К самой криминальной части процедуры (заманиванию "добычи", её убийству и расчленению трупов) — они никакого отношения не имели. Ну, разве что, лишних вопросов продавцам не задавали, да и вообще — "не хотели ничего знать". Принципиально! Отказывались думать на эту тему. Человеческая психика гибкая. Для себя, любимого — оправдание найдет всегда...
— Согласен... Однако, "девиантные изменения личности" — никуда не денутся? Про то, как шустро вчерашние "блокадники" кинулись летом 1942 года наниматься на службу к немцам — тут уже вспоминали. Причем, нацисты, после собеседования (как иначе?) — "носителей культуры" охотно брали! С ними же они потом удрали в Европу... Если обмыслить — мороз по коже. "Братья по морали", блин...
— Правильно понимаете. Сохранились воспоминания членов военных трибуналов, которые во времена Блокады рассматривали дела уличенных людоедов. За участие и соучастие в забое людей "на мясо" — расстреливали. За хищение с кладбищ и переработку "на мясо" трупов умерших — обычно давали десять лет. Однако, несметное множество "конечных потребителей" криминального товара — к уголовной ответственности не привлекали вовсе. К моральной ответственности — тем более. По множеству причин. Во-первых, это противоречило "официальной линии партии". Не могли дознаватели писать в протоколах, что за время войны миллионы советских людей приучились жрать человечину! Во-вторых, даже припертые к стенке фактами — ленинградцы упорно отказывались признавать свою причастность к людоедству. И, в принципе — их можно понять. Представьте себе этакое признание в анкете. Или пунктик в личном деле. В-третьих, властям приходилось думать о будущем. Стало ясно, что поголовно уморить "иждивенцев" не получилось, отчего неизбежна их эвакуация... И огласка. Любое официальное упоминание о повальном людоедстве в осажденном Ленинграде — грозило пропагандистской катастрофой. Но, если эвакуированные согласятся молчать (вступив с государством в негласный сговор), то вопрос теряет остроту. В итоге — вышло так, как оно вышло. Странно было бы ожидать иного. Ведь кто, рассуждая логически, виноват в случившемся? Государство, десятки лет забивавшее головы граждан "выученной беспомощностью" в форме идеи, что "культурные люди" — не добывают себе еду самостоятельно, а только покупают её за деньги.
