На дверце его шкафчика по прежнему была 'клубника' — он привык к этому значку и никто не стал оспаривать его право на него. Шкафчики не закрывались на замки, только на фиксаторы — простые деревянные чурбачки на гвоздиках. Позднее, в школе, на шкафчиках будут замки на шифрах — механические, а в целом... В целом Джеф как-то привык, что воровство — порок, подлежащий немедленному суровому наказанию. За два года в детском саду он столкнулся только с двумя-тремя случаями краж, да и то украли не у него. Неприятно было не только видеть последствия кражи — воришек нашли быстро и наказали и их и их родителей. Сурово наказали. Тогда, в детстве, это воспринималось как-то спокойно и, может быть, даже и не задевало особо, а сейчас... Сейчас это было лишним доказательством того, что многие разумные органики давали себе слишком большую свободу. Отказывались от многих вполне понятных и даже необходимых ограничений.
Занятия. Столы — деревянные. Стульчики — низкие детские — тоже деревянные. Светлая большая комната. Негромкий голос воспитательницы. Две помощницы — молодые девушки. Джеф помнил и поваров, и медсестру, и заведующую. Воспитательницы в старшей и в подготовительной группах были разные, и всех их Джеф вспоминал с благодарностью — они очень много сделали для детей полезного и хорошего, а главное... Главное они любили их всех. Может быть, чуть меньше, чем своих собственных, а бездетных на такую работу уже давным-давно не брали. Хорошо, что любили — любовь часто целительна.
Джефу было подниматься и спускаться по лестнице трудновато, но он старался обходиться без посторонней помощи и находил в этом стремлении спокойствие и удовлетворение. Да, он спускается и поднимается медленно, осторожно, но зато он не спешит, его трудно сбить с ног, он крепко держится за поручень и старается не поддаваться общей ребячьей беготне и толкотне. Толкали ли его? Да, толкали. Сам понимал, да и родители подтвердили, что толкаться — это вообще в природе людей, а у детей в силу их, хм, активности, так и вообще очень-очень распространено. Так что к толчкам Джеф относился философски и считал, что главное — устоять на ногах.
А ещё его научили падать так, чтобы причинять себе минимальный ущерб. Конечно, многое зависело ещё и от того, кто толкнул, как толкнул, куда толкнул и что было вокруг и что было дальше. Но, как ему пояснил один пожилой врач-педиатр, к которому родители как-то попали, отстояв длинную очередь, можно всё равно сделать так, чтобы остаться почти целым и почти невредимым.
Услышав такое, Джеф... Не сказать, что очень воспрял духом или сразу поверил в нечто сказочно-волшебное, но... Если это действительно так, то почему бы не найти себе место в жизни, чтобы остаться почти целым и почти невредимым, а в остальном — стать очень полезным и ценным. Не для себя только — прежде всего для других людей.
Взросление? Да. Возмужание? Да. Потому уже в подготовительной группе детского сада Джеф серьёзно озаботился поисками ответа на вопрос 'кем быть?'. Модели — очень хорошо. Полезно. Развивает, совершенствует, заставляет отказаться от любой мысли о том, чтобы бросить начатое на полдороге. Важно это? Ещё как важно.
Потому-то Джеф и обратил особое внимание на то, как и где работают люди. Обычные взрослые люди, ничем, казалось бы, не примечательные. И тут... Может быть это и странное дело, но его неторопливость помогла ему почувствовать, увидеть, а главное — понять то, что другие дети, быть может, понимали уже тогда, когда вступали в подростковый возраст, а иногда — только тогда, когда оканчивали среднюю или высшую школы.
Сразу и не сформулируешь словесно то, что он тогда понял. Или — начал понимать. Или — продолжил. Но... Что-то тогда ему указало путь. И более того — повело по этому пути. Потому что иначе он не оказался бы в кресле разведывательного боевого фрегата-прототипа, не принял бы — единственный сейчас из пилотов любой расы — непосредственного участия в битве с переставшим быть бесплотной легендой Жнецом.
Тогда же... он стал часто ходить вечерами по городку, в котором он родился и вырос, и наблюдать за тем, как трудятся самые обычные люди. Что и как они делают, почему именно так, а не иначе. Да, он выделялся из толп пешеходов и походкой, и манерой держаться, но... После Третьей мировой войны таких, как он 'странных' было достаточно много и отношение к ним быстро перестало быть агрессивным, основанным на непонимании, на отторжении.
Занятия в подготовительной группе детского сада оканчивались в четыре часа дня. К этому времени позади уже были завтрак, обед, прогулки, несколько часов уроков в 'классной' комнате группы. Теперь Джеф не просто шёл домой, придерживаясь привычного, одного из немногих освоенных им маршрута. Он внимательно смотрел по сторонам, он прислушивался, он... внимал. И его стремление понять и почувствовать было вознаграждено.
Велосипед он так и не освоил — катался только на трёхколёсном, а двухколёсный... Он и сам понимал, что этот вариант — не такой устойчивый и потому — почти неизбежны частые падения, а значит — ушибы и переломы. Это было для Джефа неприемлемо: при всей мощи современной медицины постоянно попадать в травматологические пункты, а оттуда — в больничные травматологические отделения, где задерживаться — когда на два-три дня, а когда и на неделю — не хотелось совершенно. Слишком многое надо было теперь успеть увидеть, услышать и понять, а главное — осознать.
Если не велосипед, причём двухколёсный — привычное, в общем-то, для мальчишек — да и для девчонок тоже — транспортное средство, то веломобиль буквально спас Джефа. Четырёхколёсный, лёгкий, быстрый. В небольшом городке — равноправный транспорт, который спокойно допускали не только на велодорожки, но и на обычные дороги. Хотя... и он не был всемогущ.
Потому однажды Джеф решил съездить в местный космопорт. Что-то его туда потянуло. Интерес? Возможно.
Автобус, точнее — просто 'бус', иногда именуемый 'пассбусом', домчал до терминала за каких-то полтора часа. Всё это время Джеф провёл у окна, удобно устроившись в полумягком кресле и стараясь побольше запомнить из того, что происходило 'за стеклом'.
Посмотреть было на что — например, на взлетающие небольшие космические кораблики, именуемые в просторечии 'доставщиками'. Немногие некрупные космические корабли могли спокойно и свободно совершать посадки на полях земных космопортов, не везде для них физически хватило бы места, если не углубляться в детали.
Джеф смотрел и на поля, и на фермы, и на хутора, и на лесополосы, и на многое другое, всё же сто двадцать километров от посёлка — это не только по детским, но и по взрослым меркам — значительное расстояние. Тем не менее, именно космические корабли стали для Джефа 'точкой притяжения номер один'.
Моро-младшему приходилось читать о временах, когда космопорты делали свои первые, не слишком уверенные шаги по Земле. Богатая история была у космической отрасли. Разнообразная. Сложная и трудная. Тогда космопорт был режимным объектом, своеобразной 'перевалочной базой' для людей и для грузов. Прибыл в космопорт, погрузился в корабль и вышел из корабля в другом космопорту на другой планете в Солнечной системе. Больше ста лет подряд именно так и было. Это потом будет найден и активирован Харон. За которым откроется для землян путь в Большой Космос.
Пока же выйдя из 'буса', Джеф не торопился куда-то бежать, как другие пассажиры, а вертел головой, стараясь понять, что же его заставило решиться на такой шаг. Мало того, что он уехал больше чем на сотню километров от своего родного селения, да ещё и оказался в космопорту, из которого, если уж совсем честно, тоже многие стараются улететь, потому что это — та самая 'перевалочная база'. Всего-то разницы — из автобуса на борт доставщика, а там — космический корабль и вот она — другая планета. Или — станция. Сейчас да, в Большом Космосе много человеческих колоний, ещё больше смешанных, а тогда и улететь-то особо не было куда. Как же много изменилось вокруг за тридцать-то лет!
Сколько он тогда простоял на остановке — сам Джеф сейчас не помнил. Ясно, что на ребёнка — дошкольника обратили внимание, но мало ли — здесь не столичный город, даже не районный или земельный центр, а космопорт. Обстоятельства у людей разные бывают. Присматривали за Джефом, конечно. Он помнил, как смотрел на него пожилой офицер местной полиции. Внимательно и... по-доброму.
Нет, к Джефу никто не подходил, никто не навязывал ему своё общество, не задавал вопросов. Джеф сам увидел не слишком большую вывеску 'центр любителей космоса' и... Наверное, в тот момент, когда он эту вывеску в первый раз достаточно чётко увидел, приглядевшись, что-то всё же его 'толкнуло'. И... нет, не потребовало, не попросило. Именно побудило пойти туда, к этой вывеске, а дальше — по указателям.
Мудро поступили те, кто организовал этот Центр. Никаких скучных 'ресепшенов', никаких охранников на входе. А сразу — огромная застеклённая обзорная площадка с видом на почти всё пространство, занятое космопортом. И — небольшие пюпитры — стойки с оптическими приборами, позволяющими в деталях рассмотреть заинтересовавший объект — будь то деталь окультуренного ландшафта или транспортное средство.
Для тех, кто желал получить ещё больше информации — две стены разноразмерных экранов — правая и левая. Включай любой экран и смотри видеоэкскурсию. Звук автоматом переносится на наушные спикеры — одно из чудес техники, к которым, впрочем, люди быстро привыкли. Главное — не мешать другим. И в этом спикеры очень помогали.
Джеф тогда потерял счёт времени. Наверное, больше часа он простоял у стекла обзорной площадки. Разве что делал несколько шагов вправо или влево. В тот раз он не воспользовался ни биноклями, ни подзорными трубами, ни экранами. Смотрел, слушал, впитывал реальную жизнь космопорта. Не приукрашенную, не порезанную на части ушлым монтажёром-видеомастером.
Ему никто не мешал. Может быть, в зал и заходили другие люди, но... Они, вероятнее всего, вели себя очень тихо и старались быть незаметными. Можно ведь сразу понять, что стоящий у самого стекла площадки мальчик — не совсем обычный? Можно. Ещё как можно — теперь в этом Джеф был не просто уверен — убеждён.
Столько впечатлений и — столько информации. Новой, свежей, той, какую ты сам выбираешь. Сейчас Джеф был склонен поверить, что простоял на этой площадке до позднего вечера — отчётливо помнил зажёгшиеся разноцветные огоньки, расцветившие рулёжки, стартовые поля, стояночные платформы.
Отец приехал за ним в полночь. Услышав его шаги, Джеф обернулся — пожалуй, это был единственный звук, способный тогда его отвлечь от созерцания насыщенной деталями жизни реального, пусть и очень небольшого космопорта.
Отец молча положил сыну руку на плечо. Главное — молча. И Джеф понял: отец одобряет его поступок. Поддерживает его выбор. Пусть, вполне возможно, ещё и не понимает и не знает, какой это выбор в деталях. Потому что это — не его собственный выбор, а выбор сына, которому ещё предстоит жить, а точнее — выжить в этом суровом мире. Строгом, тяжёлом, не прощающим слабости.
Сейчас Джеф осознавал — тогда отец... страдал. Потому что, как мужчина, как отец, как муж, понимал — в том, что случилось с сыном — есть и его прямая вина.
Синдром Вролика — генетическое заболевание. Известны случаи возникновения синдрома и без генетических сбоев и отклонений, но их было изучено и описано мало. А зафиксировано... Наверное, тоже очень немного. Нет никакого интереса в том, чтобы поставить медикам и учёным, которых всё чаще именовали умниками-разумниками, в вину очередной факт незнания. Именно незнания.
Ещё час Джеф с отцом вдвоём простояли у стекла площадки. Простояли молча. Отец смотрел на разноцветье огней, его взгляд был... рассеянным. Он, как тогда думал Джеф, о многом вспоминал. Может быть, вспоминал о том моменте, который определил и его жизненный путь? Почему нет? А может быть, думал о чём-то другом, вспоминал что-то другое?
Тогда Джеф об этом и не задумывался. Для него было важно, что целый час он простоял на обзорной площадке рядом с отцом. Не один. Для мальчика очень важно, чтобы в определённые моменты жизни рядом с ним был не любой мужчина, а именно отец.
Возвращались они вдвоём на ночном рейсовом автобусе. Не последнем. Отец молчал, сидел прямо, смотрел куда-то вдаль сквозь ветровое стекло. Джеф, откинув голову на подголовник кресла, смотрел в окно на огни, стены деревьев и вспоминал то, как он с отцом вышли из помещения Центра, прошли через вестибюль и вышли к остановке автобусов.
С того дня Джеф определился. Он захотел стать пилотом космического корабля. Не любого — лучшего. Обычная мальчишеская мечта. Сейчас младший Моро понимал, что да, он мог десять или сто раз передумать, принять другое решение. Но — не принял. Остался верен своему решению.
И первой ступенькой на этом пути стал этот Центр. Теперь Джеф уже спокойно, а главное — легально ездил на автобусе в космопорт, слушал лекции, участвовал в практических занятиях, бывал на экскурсиях, которые никогда не проводят для туристов. И очень скоро убедился, что находится среди единомышленников, для которых физический недуг Джефа не имеет никакого негативного значения.
Через несколько дней он услышал разговор родителей. Отец стоял на веранде, мама возилась на кухне. Разговор родители вели о сыне. И Джефу очень понравилась фраза, которую отец сказал: "Пусть Джеф прорвётся к своей мечте. Я в него верю". Мама... Тогда она помолчала с минуту и негромко ответила: "Пусть. Ты прав. Он... может прорваться. И — прорвётся".
Джеф тогда сделал всё, чтобы не проявить свою осведомлённость. Теперь у него было чем заняться по возвращении из детского сада. Полтора — два часа на автобусе туда, там — часов четыре-пять и обратно полтора часа — поздней ночью машин на трассах было меньше, потому было можно чуть увеличить скорость автобуса — это разрешалось и графиком движения и правилами.
Джеф научился подрёмывать в кресле автобуса, а затем, едва войдя в комнату, бухаться в постель и засыпать крепким сном до шести часов утра.
И ведь высыпался же. Сколько бы ни спал, всё равно сна хватало. Спал теперь крепко. Отец шутил: "как убитый". Джеф отмалчивался, но шутку принимал, потому что понимал.
Когда мужчина занят делом, он живёт настоящей, полной жизнью. Эту истину Джеф познал на собственном опыте. Год подготовительной группы пролетел... Как... Трудно даже сравнить, но факт: очень быстро пролетел.
Традиционный выпускной праздник. Кто-то считал его "утренником", кто-то "праздником", кто-то даже "выпускным вечером". Но главное — всем понравилось — и детям, и их родителям, и воспитателям, и их помощникам.
Месяц свободного времени между детским садом и школой.
Хм... Свободного?! Не было у Джефа тогда свободного времени. Весь месяц он пропадал в космопорту. Стал там своим человеком, его узнавали, его пропускали туда, куда далеко не всех сотрудников пускают — всё же там всё поделено на зоны и сотрудник одной зоны никогда за всю свою долгую жизнь может и не войти в десяток других зон.
