— Цифровая, матрица... Слова то знакомые, но в данном контексте совершенно непонятные. Ладно, а кто эти люди на фотографии?
— Это я, мне здесь 14 лет. Это мой отец, мамы нет, она как раз фотографировала. Это мои дедушка с бабушкой.
— Значит все-таки ошибся Виктор насчет своей матери. А что это за город?
— Куйбышевка-Восточная. У нас его значительно позже переименовали, чем у вас. Когда население за четверть миллиона перевалило, спохватились, что название то лишь для села подходит, а у нас не просто город, а город крупный. И Виктор Александрович не ошибся. Моя бабушка и его мама это один и тот же человек. Ну почти один и тот же. Вы про параллельные миры слышали?
— Нет.
— Ну Вы же фантастику любите, неужели не читали?
— Не попадалось такого. Про путешествия во времени и то мало читал, а про параллельные миры вообще ничего.
— Ну ладно, сейчас объясню. Хотя... Вы ведь еще не обедали?
— Все Вы знаете.
— Положение обязывает. Давайте пообедаем у меня, приглашаю.
— С удовольствием посмотрю на Вашу обитель. Далеко это?
— Да всего пару шагов.
Макс встал и двинулся в прихожую. Не доходя пары шагов до двери, остановился и любезно пропустил пенсионера вперед. Тот исчез в открывшемся портале. Макс осторожно шагнул следом. Осторожность оказалась нелишней, Николай Константинович остановился сразу за плоскостью портала, удивленно озираясь вокруг.
— Проходите, проходите, пожалуйста. А то я как-то неуютно себя чувствую, когда стою вот так — одна половинка еще там, в Вашей комнате, а вторая уже здесь.
— Телепортация?
— Она, родимая.
— А почему из комнаты я не это место видел, а свой коридор?
— Потому что порталы разные бывают. Простейший именно такой — смотришь на него и ничего не замечаешь. Чуть посложнее — выглядит как полупрозрачная зеркальная пленка. Еще сложнее — когда видно, что находится там, за изломом пространства. Ну и варианты могут быть. Телепортацию долго не могли открыть именно потому, что простой портал совершенно незаметен, пока в него чего-нибудь не засунешь.
— И я еще сомневался, стоит ли принимать Ваше предложение! Теперь бы еще на Луну так шагнуть или в космос, в невесомости поплавать, и всё, можно смело умирать, все самые сокровенные мечты сбылись.
— Ой, не прибедняйтесь, Николай Константинович, Вам всего 64. Какое там умирать?
— Ну вот доживете до моих лет, молодой человек, тогда и поймете, что смерть уже на пятки наступает.
— Да я, собственно, уже почти дожил. Мне 57, это просто обличье у меня такое несерьезное.
— Сколько? Ах ну да, тогда все становится на свои места. Если в 74-м 14 лет, то в 2017-м уже 57. Так чего мы тогда "на Вы" разговариваем? Зови меня просто Коля.
— Ну а я тогда просто Макс. Полное имя Максим, но меня Максимом сто лет уже не называли, вот, только когда в прошлое попал, оказалось, что дядя у меня консерватор. Ладно, Коля, чего ты стал, присаживайся.
Николай Констатинович сел за столик, одиноко стоящий у парапета террасы, и посмотрел вниз.
— Значит вот где ты обосновался. Спрятался у всех на виду, да еще в самом людном месте. Все думают, что эти "Пизанские башни" нам Брежнев с Косыгиным построили, а это, оказывается, ты к ним руку приложил.
— Это экспромт был, — улыбнулся Макс. — Я в тот день родню в этом мире нашел — дядю и сестер двоюродных. Посмотрел, как вы тут живете — городок, в отличии от моего, маленький, сестры уже на выданье, а развлечься да женихов поискать им толком негде. А тут Брежнев как раз приехал и пообещал местной молодежи с досугом помочь. Ну, думаю, почему бы не воспользоваться таким обещанием?
— Быстро ты, стройка на следующий день началась.
— А чего тянуть было? Ждать, пока в городе позабудут, что именно Брежнев пообещал? Или ждать, пока Брежнев сам построит?
— А этот новый строящийся микрорайон — тоже твоих рук дело? Наши то так не строят. Не в смысле что быстро, а в том, что у нас сначала построят здания и только потом дороги к ним прокладывают.
— Моих.
— А чего же он на такой дальней окраине? И дорога к нему как-то криво идет? Можно ведь было построить его в продолжение улицы Кирова или Девятого мая.
— Это пока криво. У меня планы насчет Белогорска идут намного дальше этого микрорайона. Все-таки это, в каком-то смысле и мой родной город. И жил я в нем тогда, когда он значительно крупнее был, так что все узкие места дорожной сети мне, как автомобилисту, известны наперед, я их на собственной шкуре прочувствовал. Ладно, об этом потом, мы сюда пообедать пришли или будущую планировку Белогорска обсуждать? Тебе что на первое-второе?
— Не знаю, давай то же самое, что и тебе.
— Ну может, какие-то особые пожелания есть? А то я сам супы не особо употребляю.
— Чего это так? Супчик — это первое дело.
— Привычка. Я ж закоренелый холостяк, не всегда женским полом обеспечен, а самому варить лень.
— А ты песенку "Я мечтала о морях и кораллах, я поесть хотела суп черепаший" знаешь? Я тоже мечтал о таком супчике, с тех пор как классе в шестом "Робинзона Крузо" прочел. Только с черепахами у нас в стране не очень.
— Песенки не слышал, но "Робинзона" в детстве тоже читал. И припоминаю, что похожие мысли о супе из черепах у меня тоже возникали. Так что, пожалуй, и я его попробую.
— А на второе какую-нибудь котлету помягче, с зубами у меня не очень.
— Ну зубы то тебе новые отрастим, хоть шестьдесят четыре штуки, лучше прежних будут. Пиво, вино, сок?
— Боже упаси, пиво я сегодня уже пил. Сок, конечно.
— Какой?
— Я томатный люблю.
Макс уже хотел отдать приказ грэйву, но решил, что рано раскрывать все козыри новому приятелю, так что подозвал официантку поднятой рукой и сделал устный заказ. Затем Макс продолжил прерванный в Белогорске разговор.
— Значит, про параллельные миры книжек тебе не попадалось. А что ты читал про путешествия во времени? Ну, если отбросить чисто описательные произведения вроде "Машины времени" Уэлса?
— "Конец Вечности".
— Вот, — Макс назидательно поднял палец. Значит про изменения реальности понятие имеешь.
— Да, потрясающее произведение.
— Книга, конечно, хорошая, но... Сам посуди — вот взяли Вечные какого-нибудь времянина из сотого столетия. Стал он Вечным, выучился и произвел изменение реальности в этом же сотом столетии. Испортил двигатель космического корабля, на котором летел его молодой отец. В результате отец не вернулся на Землю, не познакомился с его матерью и как результат — времянин, ставший вечным, не родился. Значит, его не могли взять в вечные и он не мог произвести МНВ.
— Но ведь Вечность вне времени? Попав туда, от реальности уже не зависишь.
— Да, она якобы вне времени. Но время в ней тоже идет, причем она тоже зависит от реальности — не отправив Купера в прошлое, не возникнет сама Вечность. Ладно, неважно, главное, в этой книге нарушены причинно-следственные связи, и поэтому, какой бы увлекательной она не была, о ней всегда будут споры, каким образом яйцо появилось раньше курицы.
В общем, то, что причина идет раньше следствия — это основополагающий закон мироздания, прими, Коля, это за аксиому самого высшего порядка. Создав машину времени можно отправиться в прошлое и что-то там поменять, раздавить какую-то бабочку, произвести, так сказать, нечаянное МНВ. Можно отправиться в совсем близкое прошлое, на десять минут назад и застрелить себя, еще только готовящегося отправиться в прошлое, из снайперской винтовки. Можно все, только настоящее от этого не поменяется. Просто вместо одного мира станет два. И, убив себя, ты просто окажешься в новом мире. В тот самый момент, когда твой мозг отдаст пальцу команду нажать на спусковой крючок, образуется новая вселенная весом черт его знает сколько тонн. Движение мысли произведет чертову уйму материи. Ты становишься тем самым богом, создавшим новый мир. В этом новом мире будут жить точно такие же твои друзья, которых ты оставил десять минут назад в своем. Был один мир, стало два одинаковых. Параллельных и перпендикулярных — называй как нравится, все равно это не отражает того, что начало и большой отрезок у них одно целое. Ну, как у дерева — ствол, от которого отходит две одинаковых поначалу ветки.
— Ты хочешь сказать, что наш мир, в котором я живу и разговариваю с тобой, результат твоего путешествия во времени? И где-то там, откуда ты прибыл, есть еще один я? Вернее, был еще один я, до 2017-го мне уж точно не дожить. Получается, что ты тот самый бог, а я твое творенье?
— Ничего такого я не хочу сказать, хотя мысль, конечно, здравая. Видишь ли в чем дело, я точно так же могу рассматривать тебя как бога, вернее предка того бога, который создал меня и мой мир. Слушай, Коля и не перебивай. Еще три месяца назад ты жил совершенно независимо от меня. Через сотни лет кто-то из ваших потомков отправится в прошлое и наломает там дров, создав новую, мою реальность. Наша общая с тобой история пойдет разными путями. Поначалу это будет незаметно, Первая мировая так и закончится поражением Германии, в России точно так же произойдет революция, будет тот же Брестский мир, военный коммунизм, НЭП и коллективизация. Но постепенно отличия наших миров будут нарастать. В твоем мире моя бабушка выйдет замуж за совершенно другого человека, родит в 1933-м Виктора Александровича. А в моем мире она его не родит, зато родит моего папу, причем только в сорок первом. Когда в моем 1960-м у бабушки появится внук, то есть, когда рожусь я, здесь бабушкиной внучке Ольге будет уже пять лет. В этом, 1977-м году одинаковыми остались только те, кому уже за 60. Может ты, Коля, есть и тут, и там, только память у вас разная, у вас разные шрамы и разные болезни.
Ну а когда я из своего личного прошлого попал к вам в 77-й, то я из созданий сам превратился в создателя. Твой мир раздвоился, и ты существуешь и на основной ветке истории и здесь. Если хочешь, я вас могу даже познакомить, правда, этот другой "ты" никогда не видел ни меня, ни "Пизанских башен", ни этих трех фотографий. Ну, Коля, соглашайся, представь только, какое у него удивленно лицо будет, когда он тебя увидит. Хочешь увидеть, как ты удивляешься?
— Не хочу.
— Ой, Коля, чего-то ты не договариваешь, — рассмеялся Макс.
— Опять полиграф? Трудно с тобой по душам разговаривать, Макс. Это сейчас я все время забываю, что соврать не получится, а потом, когда запомню, разговаривать будет еще труднее. Да, рожу свою удивленную увидеть я действительно хочу, вот только я за свою личную жизнь опасаюсь. Вот вернется супруга от сына, как ее нам с двойником поделить то? И в том мире, откуда ты двойника заберешь, она что, одна останется? Нет, не хочу.
— У тебя есть жена и дети? Вот же черт! Когда тебе предложение о сотрудничестве сделал, я о них как-то не подумал. Почему-то решил, что ты одинокий. Семейных фотографий на стенах нет, женской одежды и косметики тоже не видно. Видишь ли, Коля, был у меня один друг, внешне на тебя похожий, почти как две капли воды. Был он, правда, чуток помоложе, мой ровесник, шестидесятого года рождения, в институте вместе чудили. И звали его тоже Николай, а его отца Константин. Фамилия у него была Коровин.
— У меня внук тоже Николай Константинович. Только ему всего семь, на днях в первый класс пойдет. Да и фамилия у него другая, мы Каробины.
— Ну, фамилия еще не показатель. Смотри, Коровин от Каробина только двумя буквами отличается. Причем переделать буквы "о" и "в" в буквы "а" и "б" очень просто.
— Ну, я уж точно не переделывал.
— Это ты за себя можешь отвечать, причем лишь в сознательном возрасте. Гражданская — время смутное, что там родителям могло на ум прийти, одному Богу известно. Да ладно, какая разница, родственники вы или внешнее сходство лишь случайность, все равно что-то с тобой делать надо было.
— Как же ты так с фотографиями то прокололся?
— Да все равно пришлось бы рано или поздно дяде открыться. Одиноко мне в этом мире. В том тоже уже одиноко было, но еще не так, как здесь. Надежного причала захотелось, а дядя, как-никак, все-таки родной сын моей любимой бабушки. Семья нормальная, дружная, мне понравилась. Но не скажешь же во так, запросто "Здравствуйте, я ваша тетя, я тут немного заблудился во времени, скажите, который сейчас год?". Сам знаешь, куда он меня потащил бы. Надо было дядю крепко заинтересовать, вот я и дал ему фотографии из личного архива. Думал, основное его внимание будет направлено на людей с фотографии, а про то, что вокзал там другой, совсем из головы вылетело. Не вылетело бы, на всех трех фотографиях вокзал вашего Белогорска был бы, да и напечатаны они были бы обычным способом, и не на пластике, а на обычной фотобумаге местного производства. Ну и не ожидал я совсем, что дядя консультироваться к кому-то пойдет, думал, сам в лаборатории посидит, подумает в одиночестве, воскресенье ведь, выходной день. Ладно, что сделано, то сделано и нечего о прошлом жалеть, надо о будущем думать. Ты "Трудно быть богом" читал?
— Ну конечно. И не однажды. Седьмой том "Библиотеки современной фантастики".
— Так вот, я у вас что-то вроде дона Руматы. Не совсем, конечно. У Стругацких институт экспериментальной истории другими планетами занимался. А реально, Коля, мы одиноки во вселенной. Нет других обитаемых планет с разумной жизнью. Не зарождается она почему-то. Жизнь есть, флора есть, фауна есть, звери сбиваются в стаи, но разумной жизни не возникает. В будущем, конечно, человечество расселилось по Галактике, некоторые обособились, но изначальной родиной у всех все-таки является Земля. Так что институту экспериментальной истории другие планеты изучать незачем, и занимается он изучением истории самого человечества, темных веков, вроде наших с тобой. Без привлечения хроноаборигенов им никак не обойтись, хлипкие наши потомки стали, а за психику свою дрожат даже сильнее, чем за свою тушку. И исследуют они только миры, созданные на заре хрононавтики, свою линию с некоторых пор они больше не трогают. Да и не вмешиваются они в жизнь изучаемого мира, стараются только наблюдать. Даже таких, как я, нужных им хроноаборигенов потомки выдергивают исключительно в тот момент, когда становится ясно, что клиент вот-вот коньки отбросит. Кладут вместо него подготовленный трупик, а живого хроноаборигена забирают, значит, к себе. Вылечат, обучат его по-быстрому со своими механизмами управляться и посылают, так сказать, в очередную разведку.
Вот так и я из далекого будущего отправился документировать прошлое моей реальности.
Техника у них хоть и совершенная, но, видимо, не совсем, а может быть, мы просто в какую-то аномалию вляпались. Вот и зашвырнуло нас к вам, причем в живых только я остался. Вернуться не могу, поврежденный накопитель позволяет только лет на 15 во времени прыгать. В общем, застрял я тут у вас крепко, и когда меня найдут, неизвестно. Стал я за этим миром наблюдать, все по правилам, да потом тоска меня взяла — может меня никогда и не найдут, чего же я буду сидеть тут, как скупой рыцарь, на сундуках со своими сокровищами. Вот и решил понемногу помогать вашей стране, у меня ведь почти такая же была. Ну а если меня все-таки найдут, то, глядишь, и останется все именно так, как я натворил. Я-то в этих законах хронофизики слабо разбираюсь, так, всего пару лекций прослушал, есть там какой-то предел воздействия Вэньяна, при котором изменения становятся необратимыми и даже проникнуть в измененное время нельзя.
