Пока она с ним возилась, на ее вскинутую в защитном блоке левую руку опустилась тяжелая палица. Кости хрустнули, но вроде уцелели. Рена взвизгнула, упала на колени и перекатилась по полу, спасаясь от следующего удара, оставив кунай в черепе мертвеца.

Боль пеленой заволокла ее разум. Она заулыбалась, теряя контроль и личность. Пятясь от надвигающихся противников, Рена грубо и сильно сжимала поврежденную руку в поисках трещин и переломов. Каждое движение вызывало ослепляющую вспышку от кончиков ногтей и до самого мозга. Кости были целыми. А разум распадался от каждой такой вспышки на все большее количество осколков.

— Как хорошо... — прошептала она, облизываясь. — Это восхитительное ощущение, тебе стоит испытать его самому.

Она вытащила катану. Глубоко вдохнула и насильно отключила остатки самосознания. Остались только крохотные кадры-картинки, как в испорченном фильме.

Вспышка.

Крик и тело, разрубленное от плеча до паха, падает на пол. На ее губы брызжет вязкая кровь. Облизывается.

"Шестнадцать".

Вспышка.

В ее бедро вогнали нож и провернули. Вой, рык и удар ногой в пах противника.

Вспышка.

Ее зубы сомкнулись на горле, и с утробным рыком она сжимает их все сильнее, припадая к полу.

"Пятнадцать".

Вспышка.

— Кошмар! Ужас! Это безумие, остановите эту жестокость! — крики с балкона.

Вспышка.

Она чертит стальной полосой совершенства в своей руке затейливый "Павлиний Хвост", переходящий в "Иглы Дикобраза", и трое противников оседают на пол изрубленной кучей мяса. Она знала, что зрители сейчас видят лишь жестокую хаотичную мясорубку, пир обезумевшей от крови акулы.

"Двенадцать".

Вспышка.

Меч отлетает в сторону, выбитый сильным ударом боевого молота. Пальцы раздроблены. Болтающийся на лоскуте мизинец и безымянный пальцы она сорвала и забросила к себе в рот, быстро прожевала и проглотила.

Вспышка.

Меч снова в ее руке, но левая повисла плетью, перебитая еще одним ударом выше локтя. У ее ног лежит тело с петлями кишок, растянутыми на две плиты.

"Одиннадцать".

Вспышка.

Острие клинка прочерчивает алую нитку на горле.

"Десять".

Вспышка.

Опять боль. Удар в грудь и хруст ребер. Пена на губах и ее безумный хохот, рикошетом отражающийся от стен и уходящий в потолок вопль:

— Еще!!!

Вспышка.

Она торопливо и жадно выгрызает куски плоти из одного из валяющихся трупов, торопясь сожрать как можно больше, пока на ее спину сыплются немилосердные удары. Зато потерянные пальцы отрастают как новые, хотя пока еще и не гнутся.

Вспышка.

Она демонстративно целует отсеченную голову прямо в губы, которую держит за волосы перед собой.

"Девять".

Вспышка.

Хруст ломающейся шеи.

"Восемь".

Вспышка.

Боль и кровь разорванного рта — удар ножа прошел мимо, но на излете гарда больно зацепила губу. Ранее рассеченная бровь заливает глаза кровью. Она торопливо смаргивает с ресниц комки быстро свернувшейся крови.

Вспышка.

Опять меч, но в этот раз "Солнцеворот", и четверо легли веночком вокруг нее. Отросшие пальцы вновь вернули свою гибкость, но взамен она расплатилась тремя сломанными ребрами. Она сквозь дурман боевого психоза ощущала, как в легкое колко проникли осколки. На губах пузырилась розовая пена.

"Четыре".

Осознание.

Тела, повсюду кровь и мясо, удушливый запах скотобойни и перегретых на солнцепеке нечистот. Боль, дрожь и усталость.

"Осталось четверо, и один из них — фокус, который удерживает технику. Что-то подзатянулось в этот раз мое творческое бешенство", — подумала она, делая вид, что все еще безумна.

Противник был напуган, он дрожал, но не сдавался, веря, что с такими ранами она скоро упадет.

Он был не так далек от истины.

Рена вихрем промчалась через трех оставшихся клонов и убила их, вкладывая в последний рывок все то немногое, что у нее осталось. Последний противник был вооружен чем-то наподобие небольшого топорика, но довольно увесистого; парировать будет сложно, если учесть полностью бесполезную левую руку, которая все никак не желала срастаться, видимо, она успела выгрызть не так много мяса, как ей показалось вначале. Спасибо, что хоть на пальцы регенерации хватило. Проще поднырнуть снизу и перехватить за запястье, да и сломать его к хренам, чего уж там, обещала ведь руки ему переломать. А пока противник вскрикивает и теряет контроль, быстро его добить, вогнав нож под лопатку с разворотом клинка на три четверти против солнца, а потом быстрый удар в сердце с боку. И все. Трупы сползлись в кучу и слились в одно тело. Сказать, что оно было искалеченным — ничего не сказать.

— Он мертв. Победитель — Ибогами Рена, — экзаменатор невозмутимо указал рукой на изрядно измятую, окровавленную, едва стоявшую на ногах победительницу. Команда медиков не спеша погрузила труп на носилки и унесла куда-то. На балконах шло оживленное обсуждение боя. Всем так или иначе понравилось.

Рене было неинтересно. Еще на арене она вытащила из пачки сигарету и подкурила, баюкая поврежденную руку и капая кровью.

— Эй, Рена, ты куда?! — голос Нейджи с балкона.

— К любовнику! — ответила она и, не поворачиваясь, помахала всем рукой с зажатой в пальцах сигаретой. — Всем спасибо, все свободны!

Выйдя на улицу, она увидела, что совсем стемнело. В высокой траве заливисто пели цикады, где-то в лесу кричали ночные птицы, воздух был напоен тонким ароматом цветущих ночных цветов.

— Хорошая ночь, — вздохнула Рена и выпустила дым в ночное небо.

— Да, ночь хороша, — сказал Гаара, выходя вслед за нею. — Дай сигарету.

— Ты что, курить собрался? — удивилась она, вытаскивая пачку и делая вид, что между ними ничего не было. Она чувствовала, как похрустывают срастающиеся кости, а кровь застывает сгустками и отпадает со свежих розоватых шрамов. Ей не была нанесена ни одна угрожающая жизни рана, поэтому регенерация шла быстро, четко и без особого ее сознательного вмешательства. Спасибо, Сестры, привет вам и поклон! Хотя временами от этого было больше проблем, чем пользы. Однажды ей раздробило ногу гранитной плитой, когда она неосмотрительно полезла исследовать заброшенную штольню и попала в обвал. Удивительно, как она смогла сдвинуть плиту и вытащить изуродованную конечность из-под завала, но от боли потеряла сознание. Потом, когда очнулась, выяснилось, что нога срослась под интересным углом и толку от нее было немного. Пришлось, шипя и ругаясь, заново дробить кость по свежим костным мозолям и сопоставлять правильно. Рене больше не хотелось допускать такого сомнительного удовольствия в свою богатую на события жизнь.

— Мне интересно, что ты в этом нашла. Если мне не понравится, то заставлю тебя бросить. Кстати, тебе, может, стоит перевязать свои царапины?

— Не дождешься, — буркнула Рена, отвечая сразу на оба замечания Гаары.

— Как знаешь.

Гаара закашлялся, вытер слезы, но упорно продолжил попытки курить.

— Лучше не начинай. А то будешь как я, — предупредила его Рена, с любопытством наблюдая за его неумелыми попытками справиться с сигаретой.

— В отличие от тебя, у меня есть воля.

— Зато, в отличие от тебя, у меня есть естественное стремление к развитию.

— Почему ты так решила?

— Потому что ты чувствуешь себя настолько сильным, настолько совершенным, что из-за отсутствия достойных соперников перестал развиваться. Ты жалок.

— Ты ошибаешься.

— Возможно, — Рена пожала плечами. — Уйди. Я хочу подышать свежим воздухом без твоего назойливого присутствия. Зрелище и сигарету ты получил, а я заслужила отдых.

— Почему ты пытаешься меня прогнать? Ты боишься меня? — зло прищурился Гаара.

— Нет. Просто я хочу прочувствовать эту ночь — она прекрасна. А ты пустопорожними разговорами не даешь мне по-настоящему сожрать ее своим вниманием и дешевым восхищением.

— Отвлекаю?

— Да.

— А если я буду молчать?

— Тогда будь рядом. Пойдем на крышу?

— Пойдем.

— Эй! Что делаешь? — она негромко всхлипнула — больше от ощущения его сильных рук на своих изрядно измятых боках, чем от испуга.

— Беру тебя на руки. Ты же у нас малость покалеченная.

С этими словами он перехватил ее удобнее, вызвав еще один болезненный вздох, и одним плавным, красивым прыжком влетел на самый конек крыши.

Глава 16. Подарок?

Глава, в которой Рена натыкается на случайного знакомого, который ее крайне приятно удивляет

— Какое низкое небо... — тихо сказала Рена и откинулась на прогретую солнцем черепицу.

— Дождей давно не было. Измажешься, — сказал Гаара и демонстративно сел на самый край, чтоб не запачкать одежду.

— Подумаешь! Все равно одежда испорченна и в крови. Постираю или выброшу. Зато вот так, лежа, намного приятней смотреть на небо. Тебе нравятся звезды?

— Нет.

— А луна?

— Да. Полная луна всегда зовет меня, она будет во мне жажду.

— Тебе не хватает смертей? — Рена дышала глубоко и размеренно, восстанавливаясь после мордобоя. Тело болело и ныло, требуя пощады.

— Смертей не бывает мало.

— Любопытный подход.

— К тебе опять приходил белоглазый, — Гаара смотрел на луну и совершенно не обращал внимания на свою собеседницу.

— И что?

— Я запретил, — голос его был спокоен, равнодушен и наполнен скукой. Возможно, он с большим энтузиазмом обсуждал цены на редьку с жуками-навозниками, чем общался с людьми.

— Мне безразличны твои запреты.

— Я убью его.

— Убивай. Только чуть позже, — улыбнулась Рена и скосила глаза с небес на чудовище подле себя.

— И что же может заставить меня медлить, когда я так хочу протащить его через все ваше поселение по земле, волоча за кишки?

— Мне кое-что нужно от него, что-то очень важное, интимное, ценное и бессмысленное. Когда получу — можешь делать с ним что угодно. Я хочу поиграть.

Гаара улыбнулся кривовато и совсем не весело.

— Ты всегда такая корыстная сука?

— Что-то сегодня все слишком часто меня так называют, — рассердилась Рена и села. — Ты вообще знаешь точное определение этого слова?

— Знаю, — ехидно улыбнулся Гаара. — Сука — это особь женского пола, которая пользуется повышенным вниманием особей противоположного пола с сексуальным контекстом.

Рена покачала головой.

— Следуя твоей логике — ты тоже как особь мужского пола реагируешь на меня, суку, с сексуальным контекстом?

— А на что еще ты годна? — резко ответил Гаара. — Твой противник, да будет загробный мир ему пыткой, все правильно сказал, когда приветствовал тебя. Баба — всего лишь баба, как бы хорошо она ни владела ножом.

— Гаара, ты сейчас говоришь что-то невероятно мне интересное, поэтому ты не мог бы развить свою мысль? — Рена так крепко сжала зубы, что скулы заболели, хотя голос ее был мягким, а речь — плавной.

— Отчего нет? — он усмехнулся и с вызовом на нее посмотрел. — Женщины — не люди. Вы весьма отстаете от мужчин в силе ума и совершенно не способны принять ни одного решения, кроме того, какого цвета трусы подойдут к вашим юбкам. В тех редких случаях, когда вы пытаетесь что-то доказать и включаете подобие разума, все ваши слабые потуги просто уничтожаются вашими хроническими месячными.

— О как, так ты, оказывается, женоненавистник, — Рена испытывала смешанное чувство злости и стыда.

— Вовсе нет, мне в равной степени безразличны и женщины, и мужчины.

— Так откуда такие идеи? — Рена дышала часто и глубоко, пытаясь гипервентиляцией справиться с острым желанием вырвать Гааре гениталии и сожрать у него на глазах.

Он смотрел на нее с плохо скрытым весельем и пониманием.

— Я просто наблюдателен. Когда с тобой лично не общаются, ты имеешь уникальную возможность понаблюдать за всеми людьми со стороны. И мнение у меня формируется лишь на основании того, что я наблюдал лет десять. И знаешь, мои наблюдения были явно не в пользу обладательниц вагин.

— Что еще добавишь, сучка ты крашенная? — Рена понизила голос как только могла, переходя на гортанное рычание.

— Красные волосы нередкость среди жителей Вечных Песков, — он напрочь игнорировал ее словесные нападки. — Женщины по своей сути лишь подчиненные, напрочь не способные отвечать за себя. Я так часто слышал "Ах, я же девочка!", что в ваших умах является полным оправданием всех ваших поступков. Поэтому каждая баба должна постоянно быть под контролем мужчины, ибо себе она не хозяйка. Весьма часто вы пытаетесь что-то задвинуть о своих правах и возможностях, но давай смотреть правде в глаза — женщинам надо всего лишь заткнуться и пойти купить мозги.

Кровь ударила Рене в голову, и, вскочив на ноги, она еще до конца не восстановившейся после полученных травм кистью со всего размаха нанесла тяжелый удар в лицо Гаары. Песок прореагировал мгновенно — запоздай он еще хоть на долю секунды, и лицо Гаары превратилось бы в кровавое месиво... Рена успела на мгновение представить себе эту красную вкусную картину. Тонкие косточки ее пальцев жалобно хрустнули и сломались. Песчаный столб, выросший перед Гаарой, треснул и немного осыпался. Джинчуурики изменился в лице, явно сдерживая гнев и насмешку одновременно. Он остался стоять рядом, лишь склонил голову к плечу, внимательно рассматривая Рену.

— Ты сильнее, чем я думал, — с одобрением сказал он, убирая песок обратно в тыкву. — И гораздо более вспыльчивая, чем ожидалось.

— Выбирай слова, когда разговариваешь со мной. Иначе... — Рена задыхалась от гнева, чувствуя, как ее задетое самолюбие взывает к кровавой мести.

— Иначе что? — с угрозой спросил он.

— Иначе я нападу на тебя, и мы будем сражаться до смерти одного из нас.

— Это будешь ты.

— Возможно. Но после этого ты потеряешь единственного слушателя.

Гаара фыркнул:

— Ты слишком переоцениваешь свою значимость — не ошибись с выбором слов, девочка, — и исчез в вихре песка.

— Интересно, что он имел в виду, удаляясь таким образом? — задумчиво спросила Рена у звезд. Звезды благоразумно молчали.

Рена вновь со сдавленным стоном откинулась на теплую черепицу, давая избитому телу отдых. Она изо всех сил пыталась расслабиться и успокоиться, зная, что спокойствие духа ускоряет заживление тела.

Посидеть в тишине ей не дали. Откуда-то снизу раздался вопль:

— Эй! Спускайся!

С удивлением посмотрев вниз, она увидела прыгающую во дворе оранжевую козявку.

— Наруто? — удивленно спросила она.

— Ага. Иди сюда! — он от нетерпения аж приплясывал на месте.

— Зачем? — еще более удивленно спросила Рена. Она была непривычна к тому, что кто-либо так активно предлагал ей общение.

— Знакомиться ближе будем! — громко закричал Наруто, очень активно жестикулируя и вообще всячески демонстрируя свой интерес к ее персоне.

Рена посмотрела на него еще раз с прищуром — встрепанный, помятый, на физиономии цветет несколько новых синяков — второй этап экзамена не прошел для него бесследно. Но он все равно светился каким-то неубиваемым оптимизмом, что начинало Рену раздражать — ну невозможно жить в этом жестоком мире и не скурвиться, а он был как плевок ей в глаз — яркий, живой и наивный.