Волчица и пергамент. Том 11

Вероятно, Коулу вовсе не показалось, что Ваден старался выглядеть уверенней, чем был на самом деле. Крыса выступала против лесного филина. Коул не знал, чем можно было отблагодарить за такое мужество.

— Что ж, похоже, первым в дело вступает мой брат.

— Да, — ответил Коул.

Роше мог представлять собой грозную силу, но у него была слабость — отсутствие товарищей. Конечно, нельзя было исключать возможности ловушки, но, по крайней мере, члены команды Вадена были рассеяны по городу, и если они до сих пор не были обнаружены, то, очень вероятно, Роше — не-человек и инквизитор — был единственным, кто старательно вёл слежку за Коулом.

К тому же инквизитор в городе действовал в человеческой форме, что оставляло достаточно способов защищать себя от него. В частности, можно было разоблачить сущность Роше.

Выстраивая свою линию, Коул для начала пошёл к Клевенду. Он не стал раскрывать, что Роше являлся воплощением филина, но почти всё остальное рассказал принцу.

Предложенное Роше предательство, если верить его словам, принесло бы такую пользу, что просто отмахнуться от него было нельзя. Но Коул считал, что нельзя было предавать тех, кто сочувствовал борьбе его стороны. Затем Коул изложил своё предположение, что именно Роше, возможно, привёл Газэтто и его людей на ту землю, чтобы они там жили.

Клевенд не поддакивал и не возражал, он только слушал.

— И что ты собираешься делать? — спросил он, когда Коул закончил.

— Для меня предательство невыносимо, — ответил Коул. — Но если всё будет идти, как идёт, и дальше, я поддамся его угрозам. Я хотел бы оказать сопротивление, для чего попросить помощи у досточтимых Барриндо и Жьяддо.

Кажется, Клевенд предчувствовал, что речь пойдёт о чём-то диком, но всё же даже он был несколько впечатлён.

— Господин Клевенд, полагаю, ожидал не совсем этого.

— Покажи, на что ты способен. Чем я могу помочь?

— Я бы хотел, чтобы два человека из тех, кто пришёл с тобой, были направлены в деревню Фоонан. Как мне лучше поступить?

Коул говорил о том, чего они как раз и хотели избежать, однако это могло иметь разный смысл в зависимости от того, как это было бы выполнено. Когда Коул пояснил, зачем надо отправить солдат, не без доли изумления протянул: "А-а-а".

Коул потёр подбородок и произнёс:

— Тогда лучше всего поговорить с Барриндо.

Принц кивнул, сказал: "Ну, тогда..." и задумался, подбирая слова.

— Прости, ты не мог бы пойти со мной? — спросил Коул.

— Конечно, — ответил Клевенд с таким довольным видом, гордо выпятив грудь, словно он был старшим братом Коула.

Но потом он спросил:

— А что девушка?

Его, вероятно, немного беспокоило, что для Миюри, ставшей свидетельницей попытки Дюрана отравить Газэтто, это могло оказаться тяжёлым ударом.

Чтобы его успокоить, Коул сообщил:

— На сей раз одного меня недостаточно для контратаки. Я попросил её отправиться в Арберк и собрать побольше союзников.

Клевенд перевёл взгляд в дальний конец коридора, а потом, не без укора, посмотрел на Коула:

— Ты отправил её, ещё совсем ребёнка, идти ночью через лес?

— Она из тех детей, которые, сколько их не предупреждай вернуться с гор домой до темноты, не приходят, пока до них не донесётся запах ужина.

Живущие в степных краях боятся ночного леса, как кошмара, но для детей гор, поросших лесами, даже если речь идёт не о Миюри, лес является домом, а не местом, которого стоит бояться.

— К тому же с нами люди Вадена. Дорога туда непростая, но я уверен, что они свяжутся там с людьми раньше, чем если бы ехали на лошадях.

Принца это не слишком успокоило, но, в конце концов, он со вздохом сдался. Может, потому что это говорил её брат, который, похоже, по натуре куда легче тревожился, чем Клевенд.

— Ладно, — сказал он, — мои друзья тоже боятся дежурить по ночам. Они даже по нужде выйти одни не могут.

Мужчина, дежуривший этой ночью у входа в зал, вероятно, услышал слова Клевенда и протестующее замахал длинной палкой, изображавшей копьё.

Клевенд, криво усмехнувшись, предложил отправляться, и двое мужчин, поёживаясь от холода, покинули особняк.

На ночном небе не было ни облачка, весь мир вокруг Коула и Клевенда был густого, иссиня-чёрного цвета.

Они подошли к особняку в углу просторного участка правителя Дюрана, к ним сразу подошёл стражник, дежуривший у костра.

— Кто идёт?

— Я. Принц Клевенд, со мной Предрассветный кардинал.

Стражник поцокал языком.

— Мне не сообщали о столь позднем посещении.

— Естественно. Я его не предупреждал. Правитель Барриндо, наверное, всё равно не спит.

Стражник на миг застыл, потом, запинаясь, произнёс: "Подождите здесь немного" и скрылся в особняке.

— Господин правитель уже несколько ночей стонет по ночам от приступов подагры. Среди моего окружения кое-кто тоже страдает этой болезнью, им почему-то по ночам становится хуже, — сообщил Клевенд.

— Я тоже повидал многих страдальцев — в Ньоххире, — отозвался Коул.

— Похоже, это настолько больно, что боль заставляет их молиться Господу, просто ужасно.

— Это не произойдёт, если исправно молиться Господу, а не от случая к случаю, а также придерживаться умеренности и...

— Ты слишком строг.

Этой короткой беседы хватило, чтобы стражник вернулся с ответом:

— Правитель встретится с вами.

Пожав плечами, Клевенд вошёл, Коул последовал за ним.

Заспанного вида слуга с подсвечником с горящей свечой в руке повёл их внутрь, ступая по скипящим половицам, пока не довёл до двери, в которую осторожно постучал. Изнутри донёсся приглушённый дверью голос, слуга почтительно открыл дверь, впуская гостей, взорам которых открылся лежавший в кровати Барриндо с большим Священным писанием на животе.

— Преподобный Предрассветный кардинал и... принц королевства... о-охх... — произнёс Барриндо, пытаясь привстать.

— Досточтимый Барриндо, не вставай, — поспешно сказал Коул.

Правитель оставил попытки подняться, но даже расслабиться на кровати оказалось для него явно болезненным.

— С какой целью вы пришли в столь позднее время? — произнёс Барриндо, закрыв глаза и часто, мелко дыша.

Священное писание он, конечно же, не было в спешке взято для создания соответствующего впечатления во время приёма. Барриндо был из высшей аристократии и именно поэтому свято верил и был предан этой вере, надеясь обрести в ней спасение. Так что вера его была искренней в той же мере, что и стремление Ив к получению прибыли.

— Мы пришли поговорить о господине Газэтто.

Болезненное дыхание правителя прервалось, он повернул голову и посмотрел на Коула.

— Дюран, похоже... дал промашку.

— Еда была отравлена, но Господь защитил, — Коул поднял руку, показав серебряное кольцо на пальце.

Он не солгал напрямую — он же не сказал, что яд был обнаружен кольцом.

— Король-наёмник — одно название. Глупец, право...

— Досточтимый Барриндо хотел что-то сказать? — уточнил Клевенд.

В его вопросе вполне можно было усмотреть иронию.

Барриндо, продолжая лежать, ответил:

— Если хочешь наверняка, надо следить за отхожим местом. Охрана оставила бы его там одного, без защиты.

Клевенд приподнял края губ, словно улыбнувшись, но цинизм Барриндо его явно поразили.

— Значит, ты пришёл читать мне наставление, — процедил правитель, чья душа, должно быть, была по пояс в грязи, устремляя взгляд на Коула.

— Нет, я пришёл посоветоваться.

— Посоветоваться?

— Господина Газэтто и его людей, возможно, кто-то повёл по тропе язычества.

— Чего?..

— Возможно, есть некто, внушавший им языческие идеи. И, возможно, мы смогли бы своими руками схватить этого человека.

Барриндо пристально смотрел на Коула, словно утратив дар речи. По его застывшему лицу нельзя было прочесть чувства правителя, настолько плотно он был занят обдумыванием услышанного.

— Деревня Фоонан. Так они её называют. Они говорили, что там есть монах, разделяющий их традиции, именно он поделился с ними мудростью, как выживать в лесу. Я хочу поймать его и передать Церкви. Церковь может несколько удивить наш "дар", но, уверен, его польза быстро станет явной.

— Выглядит это, конечно, достойно... — ответил Барриндо.

Вот что означали слова "выглядит достойно" для этого правителя.

— Мы не проявляем неуважения к престижу Церкви, что можно некоторым образом рассматривать как нашу уступку Церкви. Церкви при её нынешнем невыгодном положении будет полезно оповестить всех об этом. Однако, — объяснил Коул, подчеркнув последнее слово.

— Однако, — продолжил Барриндо, — подобное не делается из одних благих побуждений, за это с ним стребуется некоторое возмещение, это и дураку понятно.

— Да. В обмен на сохранение ими лица я хочу договориться, чтобы Газэтто с его людьми были представлены в качестве несчастных жертв.

— Хм-хм.

Алчный, но здравомыслящий Барриндо сразу понял замысел Коула. Ну, а сами по себе Газэтто и его товарищи, как и их дела, не интересовали ни Барриндо, ни других правителей до тех пор, пока они не создавали политические или религиозные проблемы.

Барриндо, уставившись в потолок, подумал некоторое время и снова повернул к Коулу голову, сидевшую на толстой шее:

— Но всё же, насколько ценен этот монах на самом деле? Если предложить что-то малоценное в таком положении, результат может оказаться обратным.

— Возможно, этот монах является действующим инквизитором.

Похоже, лучший способ развеять опасения — изумить Барриндо. Внезапность могла даже заставить забыть о болях из-за подагры.

— Это другое дело, просто поразительно.

— Вероятно, ты достаточно представляешь значение этого.

Глядя на Роше, инквизитор представляется подобным большому пауку, хорошо подготовленному, осторожному и хитрому, нити паутины которого растянуты повсюду.

Хайленд, знавшая мир со всех сторон, несомненно, представляла себе его точно так же.

— Должно быть, эти парни своими руками сажают там и тут семена, чтобы им было чем кормиться.

Этими словами Барриндо, вероятно, выразил своё видение мира. Вполне возможно, что он сам использовал подобные методы, чтобы победить многочисленных своих противников.

— Однако противник, уверен, будет тоже настороже. Не думаю, что его легко будет поймать. Но именно это подтвердит моё предположение, — предупредил Коул.

— Если там действительно скрывается инквизитор, нам его никак не поймать. Этот монах вдруг исчезнет с глаз, как и не было его, — вставил Барриндо.

Потому-то Миюри и не было нужды отправляться туда, чтобы проверить монаха.

Если бы действительно существовал этот человек, преподобный Рееман, он, тревожась приближением беды к деревне, либо возглавил бы людей, готовясь встретить её, либо возносил молитвы Господу. Иное дело, если преподобный Рееман и Роше — это одно и то же лицо, потому что любому обману есть предел. Особенно если придут солдаты, намереваясь схватить его и передать Церкви.

— А не может он сыграть в отбрасывание ящерицей хвоста? — спросил немного погодя Барриндо. — Инквизитор своими руками создал язычников, а потом сбежал, а оставшиеся стали добычей охотников.

И когда это случится, ты, молодой паршивец, снова будешь доставлять мне неприятности, почти читал Коул в устремлённых на него глазах правителя.

— Если это произойдёт, мы попросим одного из наших людей заняться этим делом.

— Одного из ваших людей?

— В хранилище папского престола есть человек, который может просматривать документы. Уверен, что удастся найти доказательства заговора инквизиторов. А также, думаю, найдутся документы, доказывающие невиновность Газэтто и его людей.

— Фухх... — Барриндо рывком сел на кровати, отчего его жирное тело затряслось, как студень. — Понимаю, понимаю. Как это, оказывается, всё занимательно.

И Барриндо, скрестив руки на груди, принялся размышлять.

У Коула мелькнула мысль — его подагра прошла что ли? — но тут Барриндо вдруг повернул к нему лицо:

— Кому об этом известно?

— Сейчас только правителю.

Барриндо захихикал, как повидавший жизнь владелец захудалой придорожной таверны.

— Хе-хе-хе... Ты всё правильно сделал. Если бы ты поднял этот вопрос с тем недоумком Жьяддо, всё бы усложнилось.

— Здесь сейчас ты главный, — произнёс Коул.

Барриндо внимательно посмотрел на Коула и иронично улыбнулся.

— Может быть, ты и юнец, но юнец хороший. Поразмахивай для нас твоим флагом, приложи свой задор.

Он больше не изображал дружелюбия напоказ, как при первой встрече у выборщика Дюрана. Но поведение сегодняшнего Барриндо нравилось Коулу куда больше.

— Если бы ты пришёл умолять меня помочь людям этого старика, я бы тебя просто выставил, но мне нравятся люди, умеющие работать головой.

Сказав это, Барриндо взял кувшин для воды, стоявший рядом с кроватью, и отпил из него. По комнате распространился слабый аромат вина.

— Предрассветный кардинал, будешь мне обязан.

— Да, — ответил Коул.

Барриндо направился прямо в Убан, несмотря на плохое самочувствие. Вероятно, он сделал это ради борьбы с церковью и в своих собственных интересах, но там же оказался и неудобный и опасный соперник. Жьяддо, посланник выборщика Гобуреи. Эти двое вовсе не были добрыми приятелями, они объединили свои силы лишь для того, чтобы взять верх над Дюраном. Так что если у одного из них появилась бы возможность перехитрить соперника, он бы не стал бы её упускать.

По крайней мере, так поступала знакомая Коулу женщина-торговец, похожая на Барриндо.

— Прекрасно. Я поддерживаю твой замысел. Я пошлю своих солдат и сам переговорю с Жьяддо. Я не могу допустить, чтобы он вмешивался в наши дела.

Вероятно, это должно было означать:

Лишь я хорошо отношусь к Предрассветному кардиналу, но всё же я не собираюсь ссориться с Жьяддо. Были бы неприятности, если бы он потом стал "гнуть пупок" на нас. ["гнуть пупок" — это "обидеться", "затаить зло", прим перев.]

Кроме того, предупредив Коула, Барриндо не стал этого делать в отношении Клевенда, так что общение принца со Жьяддо не стало бы нарушением обязательства Коула.

— Ладно, ладно, похоже, удача на нашей стороне. Завтра можно отправляться? — суетливо подытожил Барриндо.

— Да. Как пожелаешь.

— Ху-ху-ху, — хихикнул Барриндо. — Будет забавно ткнуть носом преподобного инквизитора.

Покинув комнату Барриндо, забывшего, похоже, о боли в ногах, и выйдя на улицу, Коул почувствовал, насколько стало легче дышать.

— Всё прошло хорошо, — произнёс Клевенд.

— Спасибо тебе, — искренне ответил Коул, и принц пожал плечами.

Первый шаг был сделан.

Можно было только гадать, какие шаги предпримет Роше.

Коул поднял взгляд к ночному небу и просто помолился, чтобы всё прошло удачно.

На следующий день Бариндо, сияя от радости, уже ждал их, выстраивая своих людей.

Вероятно, у Жьяддо вышел с ним небольшой спор, потому что у посланника было такое лицо, будто он пожевал горького жучка, но старался скрыть это за показным спокойствием.