| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Слава арлу Аривисту! — донеслось из задних рядов.
В ушах у меня шумело, голова кружилась, горячая кровь стекала через латную рукавицу и капала на снег. Уж не ослышался ли я? Но возглас был подхвачен сотней глоток, над шанкло грянуло:
— Слава! Слава арлу Ариовисту!
Победа над колдуном столь возвысила меня в глазах северян, что эти суровые люди наградили меня высочайшим титулом, не требуя подтверждения его на поле брани. Они называли меня арлом — вождем, за которым готовы идти в сражение. Крики толпы наполнили меня невероятной гордостью. Я поискал глазами Сагитту, чтобы она разделила со мной триумф, но место на трибуне подле принцессы пустовало. Я вспомнил, какой ценой давалось Сагитте колдовство. Если колдунье стало плохо, вряд ли она захотела бы иметь свидетелей своей слабости.
Всем весом оседая на поддерживающих меня воинов, я покинул ристалище. Объединенными стараниями Браго и Драко я был препровожден во дворец, где лейб-медик занялся моими ранами. Удерживать ясность рассудка казалось невыразимо трудным. Голова моя кружилось сильнее и сильнее, я соскальзывал в сон. Воодушевление постепенно сходило, ему на смену во всем теле воцарилась боль. Цепкая ее хватка как нельзя лучше напоминала мне, что я остался в живых: эти ноющие при каждом вздохе ребра! это пульсирующее, точно охваченное пламенем, плечо!
— Глотните, ваше высочество! — предложил Браго.
От всех болезней воин признавал только одно средство. Дрожащей от усталости рукой я принял флягу. Брага бежала по подбородку и стекала на запятнанное кровью исподнее.
Вечером грянул бал: в жаркой ласке свечей, в переливах хрусталя, в шелесте шелков и шорохе парчи, в душном мареве пудры, благовоний и пряных вин, в смехе, в звоне сходящихся кубков. Пьяный не сколько брагой, сколько усталостью, я хорошо помню тот бал и одновременно не помню его совсем. В памяти сохранились детали, точно плиты мозаичного панно в обветшалом замке — четкие и ясные, с присущим каждой собственным узором, но вместе с тем лишенные малейшей взаимосвязи, одно сплошное мельтешение, цветной калейдоскоп без смысла.
Я помню собственный восторг и усталость, однако скорее додумываю ведущиеся за столом беседы. Я помню огромный пирог, в котором была спрятана стайка птиц, когда пирог разрезали, пернатые пленницы покинули свое узилище и взмыли под потолок, оглашая воздух сладкозвучными трелями. Я помню марципаны, украшением которых были цветы и листья из чистого золота, между тем, если вы спросите меня о вкусе подаваемых кушаний, мне останется лишь растерянно покачать головой. Я помню шумную братию танцоров и миннезингеров, наполнившую зал, однако тщетно ищу в памяти оправданье их присутствию.
Посреди веселья, будучи главной ему причиной, я тем не менее ощутил настоятельную потребность спастись бегством. Чувство это нарастало, и я покинул торжество, движение которого, подобно карете, увлекаемой испуганными лошадьми, уже не определялось кучером.
Я миновал огромные залы: Парадный, Портретный, Оружейный, Зал споров и Зал приемов. Я отворил двери библиотеки, надеясь застать там Сагитту — отсутствие колдуньи на балу обеспокоило меня. Библиотека пустовала. Длинные полки уходили ввысь и в темноту. Заполненные огромными фолиантами, они были точно зубы неведомого чудовища, в разверзнутую пасть которого я вступил. Пустовали и покои Сагитты: сквозняки колыхали кисти балдахина над стылым ложем, мгла гнездилась в распахнутом зеве камина, изготовившимися к прыжку хищниками горбились спинки диванов, сквозь потухшие зеркала струилась ночь. В последней надежде пошел я к себе, но и здесь царило безмолвие.
Нервное возбуждение, овладевшее мною, требовало выхода. Точно в лихорадке кинулся я обратно, повторяя только что пройденный путь — через гулкую темень залов, через спящие галереи, единственным звуком в которых был стук моих торопливых шагов, через пустынные лабиринты лестниц и переходов к свету, музыке и веселью праздника.
У фонтана, откуда непрерывной струйкой истекало вино, я отыскал Браго и Драко.
— Где Сагитта? — спросил я, задыхаясь от быстрой ходьбы. — Где она?
Воины ответили одновременно:
— На пиру, ест и веселится в вашу честь.
— С вами.
Оба были изрядно навеселе.
— Она ушла сразу после поединка, с тех пор я ее не видел.
Браго остановил проходящего мимо слугу:
— Ступай, отыщи колдунью Сагитту. Передашь, что их высочество желают ее видеть.
Воин подставил под фонтан опустевший кубок. Я мог видеть, как упругая струйка отскакивает от серебряных стенок и собирается в густую темную лужицу на дне. До краев наполнив кубок, Браго вложил его мне в руку:
— Ничто так не скрашивает ожидание, как глоток вина в компании верных друзей.
Не желая обидеть воина, я отхлебнул. Вино было солоно и отдавало кровью — похоже, я прокусил щеку от волнения.
Слуга вернулся ни с чем. Кланялся в пол, рассыпался в извинениях:
— Ну где только не искал: и по комнатам, и по залам, и в библиотеке был, и на балконах кричал, в оружейку ходил, даже на кухню заглянул. Как под лед затянуло вашу госпожу!
В последующие дни я столь часто слышал эту фразу, что однажды поймал себя на том, что и сам твержу: как под лед! как под лед! Тщетны были поиски и расспросы — Сагитта исчезла из замка и из моей жизни. Вещи ее, включая саблю, лежали нетронутые в моих покоях. Я терялся в догадках. Я не находил себе места от волнения, потому что не мог вообразить причины, по которой колдунья добровольно рассталась бы со своим клинком.
Арл Годерикт, узнав о постигшем меня несчастье, распорядился отправить гонцов на поиски.
— Я дам вам совет, мой друг. Повыспрашивайте соседа из-за речки. Мы с ним в давней ссоре, однако вас он примет хотя бы затем, чтобы мне насолить. Выслушайте его, однако не слушайте слова — за всю жизнь свою старый лис Теодорикт не сказал ни слова правды. Следите за жестами, читайте мимику, считайте, когда собьется его дыхание — все это способно обозначить истинные намерения человека. Арл Теодорикт мстителен, а ведь вы лишили его колдуна. Верните соседу меч Мантикора, это будет прекрасным поводом для визита. Со своей стороны я устрою эскорт, чтобы мои рыцари обезопасили вас от его гнева. Я ничуть не склонен умалять вашу храбрость, мой друг, однако даже могучий вепрь не устоит против стаи волков. Не благодарите, это самое меньшее, что могу я предпринять ради благополучия своего зятя.
Во что ты ввязываешься, Подменыш?! — твердил рассудочная моя половина. Твоя ли забота короли, воины, колдуны? Что смыслишь ты в играх владык? Беги от къертанов, беги от къярнов подальше, туда, где сможешь продать свои камни и зажить не зная беды. Я остался глух к голосу рассудка. Госпожа Удача до сих пор стояла на моей стороне, неужели первая же трудность заставит меня трусливо поджать хвост? Разумеется, арл преследовал свои цели, но совет был неплох, и я решил прислушаться к нему.
Сопровождаемый Браго и Драко, с идущими позади королевскими рыцарями — в парадном облачении, при пиках и алебардах, ступил я на шаткий мост, соединяющий города. Мост прогибался и раскачивался под тяжестью закованных в железо тел. Внизу бурлила Красавица, пенная и темная, перекатываясь она через камни на дне. В лицо била изморось брызг. Ветер свистел в ушах. Я прибавил шагу, свита моя заторопилась следом, и от слитного нашего движения мост закачался сильнее. Браго процедил ругательство сквозь стиснутые зубы. Я вынужден был вцепиться в веревочные перила, лишь къертанам все было нипочем.
По другую сторону моста путь преграждала башня. Браго нетерпеливо забарабанил кулаком в окованные железом створки ворот:
— Дорогу арлу Ариовисту!
В воротах открылось оконце:
— Назовите себя и цель прибытия в благословенный город Къярн.
Вопрос был излишним, ведь предваряя мой визит, к королю Теодорикту направился герольд, чьей задачей было обеспечить надлежащую встречу — особы королевской крови не терпят запертых дверей.
— Их высочество арл Ариовист имеет беседу к их величеству арлу Теодорикту. Отворяйте скорее, пока это недоразумение под нашими ногами не рухнуло в реку! — взревел Браго.
Створки ворот разошлись, давая проход.
Граница между Къертаном и Къярном была скорее условностью. Точно некий хитрец сказал их жителям однажды: вот, воздвиг я стену меж вами, но увидит ее лишь тот, кто светел и благ, греховным глазам же она недоступна. И къертаны, и къярны успешно притворялись, будто их разделяет стена, приезжие же видели единый город с спешащими по своим делам жителями, с брехающими в подворотнях псами, с птицами, парящими над крышами. Поживши в Къертане, я ни за что не заблудился бы в Къяре, поскольку тот был точной копией собрата. Улицы здесь сходились под теми ж углами, на привычных местах стояли дома, столь же приземистые и сгорбившиеся под шапками рыхлого снега. Казалось, если хорошенько покрутить головой, то обнаружиться трактир с хрустальным змием у входа.
Однако как принцу мне следовало быть выше праздного любопытства. Высоко вздернув подбородок, метя снег меховым подбоем плаща, шествовал я через Къярн. Впереди расталкивали зевак Браго и Драко, позади грохотали доспехами королевские рыцари. Я уже упоминал однажды о сходстве дворцов северных владык, поэтому не стану останавливаться на описании внутреннего убранства оплота къярнов. Арл Теодорикт встречал нас, сидя на высоком троне в Зале Приемов. Теодорикт годился в отцы своему соседу. Он был грузен, краснолиц, с крупным мясистым носом и широкими бровями, из-под густой сени которых поблескивали маленькие глазки. Рот арла выдавал в нем любителя посмеяться, о тяге к удовольствиям говорило покоившееся на коленях брюшко. Но самым замечательным следовало признать шевелюру, в которой, несмотря на немалые лета короля, не было ни одной седой пряди. Густая, рыжая же борода, пышно возлежала на груди Теодорикта.
Подле правителя толпились придворные. Однако внимание мое привлекло не их блистательное собрание, а сидевший у изножия трона карла. Лохматый, облаченный в собранные множеством ярких лент одежды, он старательно притворялся, будто происходящее нисколько его не занимает, но стоило сопровождавшим меня рыцарям опустить на пол меч Мантикора, как карла подскочил, изобразил на остром, похожем на мордочку хоря, личике гримасу ужаса и дрожа прижался к ногам своего владыки. Арл расхохотался, его смех подхватили стоявшие рядом сановники. На мгновение мне показалось, будто смеются здесь не над ужимками карлы, которые были наигранны и жалки, а надо мной.
— Успокойся, шут, успокойся, — по-отечески обратился арл к карле, игнорируя мое присутствие. — Что тебя так напугало? Свирепые лица наших гостей? Или их подношение? А кстати, что они нам притащили?
Мир владык во многом был символичен. Жесты нанизывались на каждое слово, порой полностью изменяя его смысл. Это был как бы язык-над-языком, вмещавший то, как ты одет, чем подпоясан, какое носишь оружие, перед кем склоняешь голову. Только здесь могла зародиться геральдика — наука о составлении символических картин, возведенная к идеалу, здесь была колыбель моды как искусства подчеркнуть собственную значимость, здесь пышным цветом цвело толкование сновидений — фантасмагорий, проникших в оставшееся без защиты разума сознание.
Возвращая меч Мантикора арлу Теодорикту, я хотел получить повод заговорить с ним, однако мое появление в сопровождении эскорта вооруженных рыцарей с оружием поверженного колдуна было воспринято как угроза. Чтобы предугадать это, мне следовало не просто в совершенстве владеть языком символов, не только хорошо знать нравы северян, но и проникнуть в характер самого Теодорикта, оценить соотношение в нем скупости и гордости, подозрительности и достоинства.
Я понимал, что поведение короля къярнов вызывающе, ведь он заговорил со мною через шута, но решил не придавать этому значения. В конце концов, знай арл мою тайну, он вообще не удостоил бы меня ответом.
— Я ищу женщину. Она прибыла в Къертанкъярн вместе со мной и до недавнего времени всюду меня сопровождала. Теперь она исчезла.
— Мое гостеприимство не знает границ, это верно. Мои охотничьи угодья простираются до берегов полуночного моря, а какие затейливые блюда изобретает мой повар из подстреленной дичи! Что до женщин, я известный ценитель красоты, еще ни одна красотка не покинула обиженной мою опочивальню. Я открою вам секрет, принц: женщины предпочитают юнцам зрелых мужей, уж мы-то умеем их ублажить.
— Речь не о любовнице. Моя спутница владела искусством магии.
— Колдунья? Вы ищите колдунью? Отчего я не догадался сразу! Так это же ваша расправа над моим верным соратником заставила ее опасаться за собственную жизнь. Ничего удивительного в том, что красотка сбежала!
Король къярнов говорил со мной точно с ребенком. Уколы его достигли цели — я начал злиться, но продолжал расспросы, надеясь, что Теодорикт выдаст свою причастность к исчезновению Сагитты или, напротив, оправдает себя. Пока что оправдываться вынужден был я сам.
— Я сразил сэра Шаулу в честном поединке!
— Нелепица! Поединок, в котором воин ограничен в пользовании оружием, не может служить к защите чести. Наслышан, как мой сосед запретил сэру Шауле оборачиваться силою магии, чтобы вам было сподручнее убить его.
— Похоже, сэр Шаула не был таким хорошим колдуном, раз он внял запрету. Если колдун способен колебать небеса, может ли что-то послужить препятствием его воли?
— Шут, ну хоть ты-то понимаешь, что поиски нашего гостя бесплодны? Его краля желает завести нового покровителя. Не такого скорого на расправу. Что ж, северные ночи долги и холодны, а в моей постели пусто. Коли красотка пожелает, она может занять его.
Арл Теодорикт вновь обращался к шуту, намекая, что время аудиенции истекло. Я был близок к тому, чтобы подхватить с пола меч и изрубить насмешника на куски. Обо мне он мог болтать все, что заблагорассудиться, но не смел даже в мыслях посягать на Сагитту. Я покинул дворец в полной уверенности, что Теодорикт скрытничает. Я костерил арла площадной бранью, благо ни къертаны, ни къярны не понимали меня. Зато Браго сказал:
— Ваше высочество, зачем ругаетесь? Вы можете вызвать Теодорикта на поединок. Или объявить ему войну.
— Война это хорошо. Но для объявления войны его высочеству прежде нужно сделаться королем, — заметил Драко, в отличие от своего горячего приятеля никогда не терявший трезвости мышления.
XXI. Обратный путь
Знаменуя приход весны, обманник месяц разлился талой водой, разметался снежным бисером, солнечной крупой в лужах на радость всем окрестным голубям. Потихоньку размягчалась почва, и из подземных глубин повыползали извивающиеся змейки-ручейки. Небеса скинули облачный покров, пронзительная синь озарила просевшие сугробы и легла в тенях не воспрянувших еще от зимнего сна домов. Он был непредсказуем, этот первый месяц весны — то манил обещанием тепла и птичьими пересвистами, то вдруг налетал ветром, сбивал с ног, грозил громовыми раскатами. Грозы на севере начинались прежде наших, только вместо дождя пространство между землею и небом заполнял снег, и в его круговерти белым по белому холодно взблескивали молнии, будто бы там, за снежной пеленой, два рыцаря бились огромными мечами.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
