— Умею, — поправила я ее. — У меня разрешения нету. Но проблема даже не в этом. Я не умею летать как аэробус. Если лететь по прямой, мне надо будет провести в воздухе три дюжины часов. Полтора дня. Без отдыха и еды это невозможно. Тем более, с тобой на горбу. Вторая проблема. Мы не можем лететь по прямой, — Я показала рукой на запад. — Там Небесные горы, дюжина и три ли в высоту. Без флогистонных приборов и кошмы мы их не перетянем. Есть долина Гтзн, но там большой трафик, пограничные посты, локаторы. Есть перевал Ржн в гроссе ли к югу. Там по земле высота девять ли над уровнем моря, и сильные ветры. Я бы рискнула там. Дальше идет пустыня примерно на полторы массы ли на запад и северо-запад. Через пустыню можно лететь прямо. А возле регулируемых трасс я долечу только до первого патруля.

— Может быть, нам лучше связаться с людьми?

— А что они сделают?

— Они могут позволить нам остаться в посольстве. Твой командир и синатар (она произнесла это слово неправильно, видимо, как разобрала со слуха) получат больше времени, чтобы решить проблему политически. А если они не решат, меня сразу смогут забрать в Известный Космос. И тебя, если ты захочешь. У тебя же, наверное, будут неприятности, что ты мне помогала. Тем более, ты же четверых ваших убила

— Я их не убила, только оглушила. Я проверила, у них был пульс, когда мы собирались. Но по главному вопросу, я не знаю. Наверное, если бы это было хорошей идеей, командир мне бы так и посоветовала. Я боюсь, многие воспримут помощь людей в этом деле, как предательство. Это сильно помешает политическому решению проблемы.

— Я не давала вашей Канефдерации никаких обещаний. Я даже ваше гражданство формально не принимала.

— Я давала. И ты же хотела остаться у нас.

— Хотела. Но видишь, как все оборачивается. И посольство гораздо ближе.

— Есть еще одна проблема. Судя по действиям охраны, у них есть поддержка в полиции. А значит, у посольства нас могут ждать. И не только у посольства, в Порт Гтзн на улицах много полиции.

— Ну, давай попробуем к твоему синатару. А что ты собираешься есть в пустыне?

— Попробую там поймать джейрана. На двоих на день хватит. Только не знаю, найду ли топлива, чтобы его поджарить.

— Что такое дежейран?

— Не знаю, как тебе объяснить. Не особо крупное травоядное, чуть поменьше овцы. Бегает очень быстро. Ты же пробовала нашу баранину?

— Пробовала. Меня вырастили рлаши, они едят сырое мясо. Можно и не жарить.

— Ну, смотри. Меня могли запеленговать по телепату, поэтому лететь надо скорее. Залезай.

Мы взлетели. Я не стала подниматься над кронами и полетела вверх по гребню сопки, маневрируя между стволами деревьев. Я хотела уйти подальше от побережья и обжитых мест, и только потом поворачивать к югу.

Уже через десяток километров характер растительности начал меняться. Стволы деревьев стали тоньше, а сами они заметно ниже. Лес в целом стал реже, и у него появился подлесок, сначала молодь красного дерева с лимонно-желтыми листьями, а потом вдруг я заметила зеленоватые конусы горной ели.

Конические кроны елей не образуют сплошной полог, как у красных деревьев, и опускаются почти до самой земли. Лететь через такой лес было бы невозможно, зато можно было набрать высоту и подняться над ним. Так я и поступила. С воздуха граница между красным деревом и ельниками очень хорошо была различима по цвету листьев, и хорошо было видно, что она почти точно следует определенной высоте над уровнем моря.

Я пожалела, что у меня нету не только локатора, но и зеркал заднего обзора, и развернулась по рысканию на 360 градусов, не меняя курса, чтобы осмотреться. Преследователей в воздухе не было, и я направилась к юго-западу, в сторону перевала.

Из нашего жилища предгорья почти закрывали от нас сам хребет Небесных гор, но отсюда были видны блестящие на солнце ледники и облачные флаги у вершин. Даже сквозь атмосферную дымку можно было разглядеть высотную поясность зеленоватые ельники выше по склонам сменялись лимонно-желтыми стланиковыми пустошами. Потом начинались оранжевые альпийские луга, плавно переходящие в красно-коричневые гольцы.

Я поставила лобовой экран и начала разгоняться. Я не помнила точные координаты перевала, но даже без карты заблудиться было сложно. С нашей позиции было видно, что к югу от нас в горной цепи есть заметное понижение. Я хорошо помнила общий вид этого места на картах и с орбиты, и несколько раз там летала, сама и пассажиром. Здесь одна часть хребта как бы заходила за другую. Нам надо было обойти с юга отрог, закрывавший, собственно, перевал.

Днем там был довольно большой воздушный трафик. Это одно из немногих мест, где Небесные горы может пересечь легкая авиация. Аэробусы обычно перелетают хребет на высотах не менее 15 километров, стараясь обойти не только сами горы, но и тропосферную турбулентность.

Разогнавшийся над морем пассат преодолевает Небесные горы. Против бытовой интуиции, когда ветер поднимается над горами, его скорость возрастает, достигая ураганной на вершинах. Стратосферные джеты бывают и посильнее, но там не такая сильная турбулентность, и все-таки на высоте ветер не так страшен, как вблизи от поверхности.

Ущелье Ржн тоже та еще аэродинамическая труба, но оно все-таки идет под углом к пассату, поэтому для повозок и легких самолетов преодолимо. Днем там иногда вводят ограничения по погоде, но вообще-то пролет свободный. Ночью же разрешен пролет только аппаратам, оснащенным автопилотом третьего уровня и трехкоординатной TAWS.

Я планировала пройти в стороне от самой нижней точки перевала, на расстоянии от воздушной трассы. Пограничные и полицейские локаторы могли меня засечь, но я надеялась, что меня примут за дикого дракона. Они не любят подниматься до снеговой линии и нередко пользуются перевалом, только держатся в стороне от световых маяков.

Мы довольно быстро приблизились к ущелью Ржн. К этому времени я уже поднялась выше линии лесов, под нами были стланиковые пустоши.

С высоты пятна стланика казались ровными, но на курсах выживания нам показывали, что это такое. Под нежной желтизной мягкой листвы прятались лежащие на камнях мощные переплетенные ветви, нередко по два фута толщиной. Там и тут среди стлаников торчали странные деревья, похожие на канделябры. Я не помнила, как они правильно называются.

Мне нужно было не столько ровное место для посадки, сколько вода. Я быстро нашла глазами ущелье, расправила ноги и поставила между ними экран, чтобы быстрее сбросить горизонтальную скорость. Я не ошиблась, там был ручей. Поднявшись вдоль него, я увидела водопад, над которым ущелье было гораздо мельче. Ручей под водопадом образовывал что-то вроде озерца. Я приземлилась на берегу.

— Далеко до перевала? — спросила Ккехн.

— Не очень. — ответила я. — Надо дождаться темноты и набрать воды. В пустыне у нас такой возможности не будет.

— А поесть тут чего-нибудь есть?

— Не знаю, — я огляделась. — Есть стланиковые орехи, но они сейчас незрелые. И очень смолистые. Может быть, их получится на костре обжечь. Сейчас, подожди, я проверю звонки.

Я включила телепат. Здесь, вдали от населенных мест, базовых станций не было, а значит он должен был работать через спутник. Спутники дают лишь весьма приблизительную информацию о местоположении абонента, поэтому я почти ничем не рисковала. Сообщений от командира не было.

— А рыба в ручье есть? — неожиданно спросила Ккехн.

— Должна быть. Нам ее нечем ловить.

— Меня люди учили. Нужна прямая палка и наконечник с зазубриной.

Я задумалась. Богомолы вложили немало сил в превращение Ккехн в дикарку. Вылизывание, сырое мясо, рыбалка с острогой... Впрочем... Она же жила не в метрополии, а в колонии. Наверное, там у самой развитой культуры найдутся поводы быть ближе к природе.

Я огляделась. Над берегами ущелья лежали стланики, но здесь, у воды и защищенные от ветра, росли несколько крупных елей с мощными стволами и молодые елочки. Я достала топор и направилась к самой маленькой, около полутора метров ростом.

Главной проблемой было не срубить дерево, а справиться со смолой. Я догадалась найти какой-то лопух и обернуть им ствол. Ккехн своим богомольским ножом состругала ветки, а про лопух сказала, что с ним даже удобнее.

Потом мы взялись кустарить наконечник. Ккехн хотела разобрать свой нож и использовать одно из лезвий, но я предложила свои костяные палочки для еды. Мне было их жаль, но вряд ли в ближайшие дни мы могли попасть в ситуацию, где будет важен застольный этикет. Даже если арестуют, палочки все равно заберут и выдадут одноразовые. А нож нам как раз мог пригодиться. Резать кость нашими ножами было сложно, но в богомольском ноже обнаружилось лезвие в виде железной пилы, и с ним мы управились довольно быстро.

Ккехн сделала разрез в толстом конце рукояти, вставила туда полученный наконечник и замотала крепление лубом от той же елки, он был довольно прочным на растяжение.

В озерце над водопадом крупной рыбы не было, и мы перелетели вниз, к основанию водопада, где вода была насыщена флогистоном.

И Ккехн пошла на рыбалку. Наши дикари охотятся с острогами, но богомолы научили ее не только технике, но, похоже, и необычной манере движений. Она подняла лицо и поджала брюшко, приняв позу, насколько это возможно при нашей анатомии похожую на стоящего богомола — не хьюманса, а нашу лягушку-богомола — отвела руку с острогой далеко назад и вверх, и пошла вдоль берега боком.

Воду она могла видеть только глазами одного бока, но, похоже, она научилась использовать затылочный и ушной глаза для бинокулярного зрения. Пилотов-испытателей такому учат, это сначала кажется сложным, но когда научишься, очень легко.

Я смотрела под большим углом, поэтому не могла разглядеть рыбу под водой. Ккехн некоторое время стояла, примериваясь, а потом нанесла удар — и тут же вздернула оружие вверх. На острие трепыхалась довольно приличная, в полтора фута, рыбина.

Я только тогда сообразила, что ее надо было бы предупредить бить в основание хвоста, где панцирь уже кончается, но тело еще довольно широкое. Но она сама догадалась.

Почти не прерывая движения, она схватила добычу за хвост, сдернула с остроги и с размаху хряпнула головогрудью о камень. Я вздрогнула. Похоже, я напрасно опасалась кормить ее сырым джейраном.

— Здорово, — сказала я.— Давай я ее выпотрошу.

— Ой, — сказала Ккехн. — У нее какие-то паразиты на животе.

Я поглядела на рыбу внимательнее.

— Это не паразиты, — сказала я. — Точнее, в прямом смысле они паразиты...

— Это мальчики???

— Да.

— Это ее дети???

— Нет. Когда они вылупляются из икринок, они почти такого же размера, как самки. Но потом самки растут быстрее, а мальчики прикрепляются к животу... Как правило, к девочкам не из своего помета. А потом, при нересте...

Ккехн замолчала. Потом сказала:

— Я все-таки о паразитах подумала. Рлаши на Аккио никогда не едят пресноводную рыбу. И люди на Земле, как мне говорили, сырую пресноводную рыбу не едят. Это только в колониях можно, где местные паразиты безопасны

— Я же космонавт, проходила курсы по выживанию, — успокоила я ее. — Я знаю заклинания для очистки воды и пищи. И здесь горы. На этой высоте даже в тропиках вода чистая. Давай я все-таки ее выпотрошу. А ты попробуй еще одну добыть.

Я принялась за работу. Я действительно не смогла бы сама добыть рыбу без снастей. Мой телекинез плохо действует сквозь воду. Я могла бы попробовать выплеснуть на берег большой объем... кстати, если бы накидать крупных камней или натыкать в гальку колышков, чтобы они задержали рыбу, это могло бы сработать... но, если бы это было хорошей идеей, нам бы, наверное, давали такой совет на курсах.

Поймать же рыбу голыми руками... У меня хорошая реакция и я умею быстро двигаться, но не настолько, чтобы справиться с этим. Да и острога... орудие, вроде, простое, но требует специфических навыков, которых у меня не было.

Провести ночь, не поужинав — не слишком жесткое испытание, тем более что мы обедали. Но, надо сказать, после драки, переживаний и почти часа в воздухе мне нужно было как-то подкрепиться. Еда в данный момент не была вопросом жизни и смерти, скорее комфорта. Но и комфорт в нашей ситуации был не лишним.

Моим ножом нельзя было сделать настоящее сашими, а чтобы получилась строганина, рыбу нужно было заморозить. Тоже за пределами моих возможностей. Я порезала свою рыбу на крупные ломти. Ккехн же поступила как настоящий дикарь, начала просто откусывать куски. Я предлагала ей нож, но она отказалась, сказала, что моим ножом она пользоваться не умеет, а пачкать свой лишний раз ей не хочется.

Она была в чем-то права. Мыла мы не взяли, а отмыть ее складной нож в холодной воде мы бы не смогли. Когда она резала ветки, в смоле измазалось только лезвие, мы его легко оттерли песком. А разделка рыбы более грязный процесс.

Закончив с едой, она помыла руки и лицо в ручье, и улеглась на сухом камне в странной позе, подвернув под живот все ноги. Я не удержалась от вопроса:

— Тебе правда так удобно?

— Не знаю, — сказала она. — На подушке, конечно, было бы удобнее...

— Это люди научили тебя так лежать?

— Нет. Рлаши похоже лежат. Хотя, конечно, у них ноги совсем по-другому растут. Они меня целенаправленно не учили. Но дети же подражают тому, что видят. Вот и я привыкла. Кытыз, а вот скажи. У вас все могут умеют так летать, как ты?

— Нет. Во-первых, нужна врожденная одаренность. Довольно редкая, на самом деле. Во-вторых, без тренировок даже самый одаренный сможет, максимум, подняться над землей. Пролететь два гросса ли, что в самолете, что как я — это серьезные тренировки нужны. Я-то вообще на космонавта тренировалась. В-третьих, на пилотскую лицензию надо еще кучу экзаменов сдавать. Аэродинамику, навигацию, правила воздушного движения, бортовые амулеты... Те, кому лень или не по силам все это изучить, обычно и заклинание всерьез не тренируют. Или используют для других целей. Грузы двигают, или репульсоры делают.

— А в космос вы так же летаете?

— Не совсем. У меня маны не хватит разогнаться до космической скорости. И ни у кого не хватит, на самом деле. Для полетов в космос магия та же самая, но необходимы внешние аккумуляторы.

— А моя мама?

— Она была навигатором. Она не умела летать, но она обеспечивала прыжок между звездами. Для этого тоже нужна врожденная одаренность. Совсем редкая, гораздо реже, чем для полетов. И сама способность с нужной силой проявляется только при беременности. Или с детьми в сумке.

— Понятно. Мне Еще на Гуляй-Поле, мне много раз снился сон. Как я лечу под зеленым небом над желтым склоном горы, а на нем растут такие странные деревья... Только мне казалось, что я сама лечу.

У меня перехватило дыхание.

— Ккехн Это может быть просто ложная память. Такое бывает. Ты видишь что-то необычное, и тебе кажется, что ты это уже видела.

— А еще у меня был сон, что я лечу ночью, тоже над склоном горы. А слева от меня долина, и в ней разноцветные фонари. Но я лечу далеко от них, и мне нельзя к ним приближаться. Такого я точно не видела.