Женское счастье

— Да, мой хороший, — улыбаясь, сквозь слезы, ответила Елизавета. — А теперь, мы вместе возвращаемся домой, — она подхватила сына на руки и бегом кинулась обратно, глотая слезы и целуя родную, темноволосую макушку. Лиза не чувствовала больше усталости и вязкого противодействия тумана. Она внезапно ощутила неожиданный прилив сил, и стремительно побежала вперед, чувствуя, как истекает отведенное им время. Успеть. Они должны успеть вернуться! Обязательно.

Мэтр Риган обеспокоенно ходил по комнате. Время близилось к рассвету, а фигуры на кровати были неподвижны.

"Ну, давай, девочка, ты должна справиться! — Ученый волновался и с мольбой смотрел в лицо спящей девушки. — Ну, же, постарайся!"

Он уже готов был проклясть все на свете. Разве можно было так рисковать?! Что он скажет герцогу? Как он, вообще, решился на это безумие? Не иначе, как наваждение какое-то!

Мэтр Риган, в прошлом — один из первых лордов королевства, герцог Ар-Адасси, расхаживал по темной спальне герцогини и не мог унять вновь ставшее слишком живым сердце. Он уже и забыл, каково это, снова быть собой. Да, появление в Мон-Терри новой хозяйки, принесло с собой много перемен... Только бы она очнулась...

Старый ученый не отрывал взгляда от лежащих на кровати и истово молился, умоляя Всесветлого помочь.

Наконец, когда старик уже почти отчаялся, маленький лорд шевельнулся, его веки дрогнули, и Данион открыл глаза.

— Мама, — тут же повернулся он к Алиссии. — Мамочка, — с трудом подняв тонкую, исхудавшую руку, мальчик коснулся щеки лежащей рядом с ним женщины.

Герцогиня чуть вздрогнула и посмотрела на сына, а мэтр Риган замер, завороженно глядя на миледи. Счастье, написанное на ее лице, заставило старое сердце бывшего герцога забиться сильнее. Не зря! Он не зря рисковал, предложив это ритуал! У них все получилось!

— Данион, сынок! — Девушка крепко прижала к себе мальчика и расплакалась. — Ты живой! Живой... Господи...

Она держала худенькое тело ребенка и плакала уже навзрыд. Ее руки ощупывали малыша, пытаясь удостовериться, что с ним все в порядке, что он, действительно здесь, с ней рядом, живой и невредимый.

— Мамочка, — только и повторял Данион, обнимая свою маму и глядя на нее счастливыми глазами.

Мэтр Риган незаметно утер невольные слезы и нарочито сурово произнес:

— Ну-ну, хватит сырость разводить. Вот, выпейте эту настойку, она поможет восстановить силы, — старый ученый поднес ко рту малыша разведенное в бокале зелье и требовательно посмотрел на воспитанника.

Данион попробовал напиток и скривился.

— Горько, — мальчик жалобно покосился на герцогиню.

— Пейте, молодой человек, — внушительно произнес мэтр. — Вы же не хотите огорчить свою матушку?

Даня помотал головой и мужественно допил настойку до конца.

Лизе тоже досталась кружка укрепляющего напитка, и девушка покорно выпила его. А вскоре, они с Данионом, обняв друг друга, крепко уснули.

— Угу. Настойка здравника — то, что нужно, — довольно кивнул головой мэтр, глядя на спящих. Он еле заметно улыбнулся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собою дверь.

Рэмион проснулся в холодном поту. Он не помнил, что ему снилось, но чувство потери и ощущение образовавшейся пустоты, охватившие душу, напугали его. Герцог попытался настроиться на свою жену, но не смог почувствовать ее. Взгляд мужчины упал на запястье, и Рион похолодел — брачная татуировка побледнела и почти истончилась, пропадая на глазах. Ужас прошелся по душе ледяной стужей.

— Нет, Лисси, нет! — закричал лорд, кинувшись к магическому кристаллу. Минута — и герцог быстро произнес первые слова заклинания: - Араим сар-кассаи, уре агхаим, шеолхваи рраисс...

Шло время, по лицу мужчины струился пот, а он, не отрывая рук от кристалла, все произносил таинственные гортанные слова. С каждой фразой, герцог становился все бледнее, голос его звучал все глуше, а бескровные губы с трудом произносили заклинание. Неожиданно, на запястьях мужчины появились два ровных глубоких пореза, и он резко дернулся, сдерживая рвущийся наружу крик. Кровь, струящаяся из ран, тут же исчезала, поднимаясь вверх и растворяясь в воздухе. Синие нити, возникшие из ниоткуда, оплетали руки лорда, тянули из него силу, до дна высасывая магический резерв мужчины. Рэмион заметно слабел, еле держась на ногах, но ни на мгновение не прерывал свой призыв. Наконец, когда лицо герцога превратилось в белую, безжизненную маску, а в голосе послышалась дрожь, Рэмион обессиленно опустил руки.

— Все, девочка, давай, ты должна жить, — еле слышно произнес он, устало падая в кресло.

Грань, у которой побывал лорд Аш-Шасси, пытаясь помочь своим жене и сыну, забрала у него все силы, жадно выпивая добровольную жертву. Плата была высока, но он успел, он выиграл для Лисси немного времени.

Герцог погрузился в забытье. А утром, придя в себя, с изумлением увидел, что на месте обычной брачной татуировки, под кожей, словно живая, переливается золотая вязь сложного узора. Медленно проведя пальцами по акрису, Рион задумчиво улыбнулся. Теплая волна, откликнувшаяся на это движение, прошлась от запястья по всему телу и растворилась в груди мужчины. Рэмион прикрыл глаза, настраиваясь на жену, и тихо вздохнул. Боль, страх, паника... А потом — радость, счастье, непередаваемая эйфория... Все эти чувства обрушились на него по открывшейся связи. Герцог медленно поднялся с кресла и подошел к окну. Кажется, не все так плохо... Он сумеет вернуть Лис. Обязательно.

Глава 12

Данион медленно, но верно, шел на поправку, и Лиза постепенно успокоилась. Первые дни она практически не выходила из комнаты, находясь рядом с сыном, уговаривая того пить лекарства, ласково заставляя есть каши и бульоны и рассказывая ему сказки. Данька ластился к ней, часто брал за руку и подолгу не отпускал, произнося к месту и не к месту такое чудесное слово — мама. В их с сыном маленьком мирке поселилось счастье. И лишь изредка, лежа без сна и обнимая спящего Даньку, Лиза вспоминала горячие губы и сильные руки Рэма и давилась беззвучными слезами. Ну, почему она не может забыть? Почему предательница-ночь приносит с собой мучительные картины, нашептывая голосом герцога ласковые слова и нежно касаясь ее лица такими знакомыми ладонями? И как можно не вспоминать Рэмиона, если во сне она вновь возвращается в столичный особняк, и снова видит и чувствует мужа — его объятия, его поцелуи, восхитительную тяжесть его тела...

Порой, Лизе казалось, что она потихоньку сходит с ума. А как еще объяснить то, что среди бела дня, она могла увидеть Рэма в его кабинете, или в департаменте, или в каких-то темных застенках? Когда это произошло впервые, Елизавета решила, что ей почудилось. Да, и что еще она могла подумать? Стояла себе у окна, наблюдая за сменой караула, а перед глазами вдруг возникла темная комната, с массивным письменным столом посередине. Девушка недоуменно зажмурилась, не понимая, что с ней происходит, но видение никуда не исчезло. Она заметила резко открывшуюся дверь, вошедшего лорда Аш-Шасси — сумрачного, строгого, с непроницаемым взглядом темно-серых глаз, — магический светильник, тускло освещающий темное пространство, высокого, плотного мужчину, неторопливо раскладывающего на столе какие-то непонятные инструменты. Лиза задержала дыхание. Рэмион был так близко, что она мучительно остро ощущала его присутствие и это заставляло ее нервничать. За время, прошедшее с их последней встречи, герцог как-то неуловимо изменился. Девушка не могла сказать, в чем именно, но твердо сжатые губы, неглубокие морщины, суровое выражение лица делали лорда гораздо старше. Ей было непривычно видеть Рэма таким. Несмотря на обиду, хотелось протянуть руку и разгладить складку между бровей, стереть печать усталости с высокого лба, прикоснуться губами к гладкой щеке...

— Заводите, — коротко бросил кому-то герцог, и двое охранников втолкнули в комнату грязного, избитого мужчину.

— Ну, вот и встретились, Керин, — жестко усмехнулся лорд, и заключенный резко поднял голову.

— А я смотрю, ты все на роли цепного пса Его величества? — издевательски выплюнул мужчина, с ненавистью глядя на Главу департамента. — Не надоело еще выслуживаться?

— Как видишь, нет, — спокойно ответил герцог. — Кстати, предлагаю тебе, по старой дружбе, сразу ответить на мои вопросы, не вынуждая Манула применять силу.

— Да, уж, твои молодцы и так постарались на славу, — хмыкнул Керин. Он смерил лорда Аш-Шасси внимательным взглядом и тихо сказал: — А ты изменился, Рион. Что, жизнь оказалась к тебе не так ласкова, как в былые времена? Смотрю, ты уже не такой красавчик, каким был раньше.

— Да, и ты малость поистаскался, Керин, — невозмутимо ответил герцог. — Ну, если обмен любезностями закончен, можно перейти к делу. — Глава сыскного департамента равнодушно посмотрел на бывшего побратима и повторил: — Так что, готов откровенно ответить на мои вопросы?

— Хочешь сказать, что чистосердечное признание зачтется мне на суде? — Хмуро уточнил заключенный.

— Не только зачтется, но и значительно облегчит твою участь, — ровно ответил лорд Аш-Шасси.

Лиза наблюдала за мужем, невольно отмечая то спокойствие, с которым он разговаривал с бывшим другом и любовником своей первой жены. Надо же! Она бы так не смогла. Ей, в свое время, очень тяжело давались встречи с Татьяной, после которых она еще долго чувствовала себя разбитой.

— А вот это видел? — Заключенный поднял руку в неприличном жесте. — Плевал я на ваш суд и на вашу справедливость, ирговы отродья.

Керин с ненавистью смотрел на герцога, но в его глазах, Елизавета увидела еще одно, тщательно скрываемое чувство. Тоску. Лютую, неизбывную тоску.

— Ваша светлость, тогда, как обычно? — спокойно осведомился похлопывающий по рукам длинным железным прутом крупный, темноволосый мужчина.

— Подожди, Манул, — неторопливо ответил лорд. — Выйди пока. Когда понадобишься, я позову.

— Да, милорд, — коротко ответил тот и тихо закрыл за собой дверь.

— А теперь, Керин, послушай меня, — тон герцога неуловимо изменился. В нем зазвучали властные нотки, заставляющие тут же, без рассуждений, подчиниться. — Сейчас, ты расскажешь мне все — и о многолетнем шпионаже в пользу Итарии, и о запрещенных зельях, и о контрабанде. А я постараюсь повлиять на Его величество и уговорить, не применять к тебе заслуженную высшую меру.

Рэмион пристально посмотрел на заключенного.

Лиза не услышала ответа несчастного, видение подернулось дымкой и исчезло, а она так и осталась стоять у окна, не понимая, что это было.

"Ну, все, уже и до галлюцинаций дело дошло, — невесело усмехнулась девушка и устало потерла рукою лоб. — Вижу видения, слышу голоса... Николай Борисович сказал бы, что это очень нехорошие симптомы"

Николай Борисович был ее крестным и маминым коллегой, они вместе с Ниной Андреевной работали в неврологии. Вот, если бы он сейчас увидел Лизу, точно выписал бы ей парочку препаратов и посоветовал консультацию у какого-нибудь очередного друга-психиатра. Девушка хмыкнула. Да, дядя Боря мог бы... Сколько он с ней носился во время развода... Все пытался вытащить крестницу из депрессии, хотя Лиза всячески отрицала наличие у себя этой самой депрессии. По крайней мере, она никогда не показывала своих слез и старалась на людях держаться как обычно. Ну, а ночью... А ночью — не считается.

В следующий раз, она увидела мужа в кабинете его столичного особняка. Еще более уставший, с покрасневшими от постоянного недосыпа глазами он стоял у окна, задумчиво глядя на ночную Танассу. Лиза удивленно смотрела на Рэма. Он изменился. Плечи согнулись, словно на них лежала неподъемная тяжесть, на лице отчетливо виднелись морщины, в темных волосах появились серебряные нити.

— Ваша светлость, велите подавать ужин в столовой? — В кабинет бочком протиснулся Ратанус и опасливо посмотрел на герцога.

— Нет, — не оборачиваясь, ответил лорд. — Принеси мне сюда соргу и можешь быть свободен.

— Но, милорд, — робко возразил дворецкий. — Быть может, вы все-таки спуститесь в столовую?

— Ратанус, я не ясно выразился? — Устало спросил герцог.

— Слушаюсь, милорд, — вздохнул мажордом и быстренько ретировался.

Лизавета слышала, как он бормочет, закрывая дверь кабинета:

— Ох, беда... Этак, милорд скоро совсем себя угробит. И не ест толком ничего, и дома-то почти не бывает... Ох-хо-хо... Видели бы Ее светлость...

Следующее ее видение мало отличалось от предыдущего, разве что, вместо Ратануса, в кабинет заявилась кухарка. Она попыталась уговорить хозяина спуститься в столовую и поужинать, но лорд поблагодарил Ридинью за заботу и отправил восвояси.

Лиза сама не понимала, как ей удается представлять такие реалистичные картины. Или это подсознание подсовывает своей непутевой хозяйке то, что ей хочется увидеть?

Иногда, Елизавете казалось, что муж рядом, что он касается ее волос, невесомо проводит по щеке и вытирает невольные слезы, тихо нашептывая слова утешения, но здравый смысл не давал увлечься пустыми фантазиями, и она отгоняла прочь крамольные мысли.

Ни к чему все это. Пора ей уже перестать жить эмоциями. У нее есть, чем заняться. Вон, Данька подрастает, что ни день, то новые вопросы и приключения. Стоило этому маленькому почемучке встать на ноги, как Лиза забыла о том, что такое свободное время. Между занятиями и прогулками, ребенок успевал задать ей тысячи своих "почему", на которые требовал обстоятельных ответов. Лизавете пришлось помучиться, пытаясь удовлетворить любопытство сына. Поначалу, она старалась сама объяснять Даниону и устройство мира, и историю Актании, выуживая сведения из памяти Алиссии, но, то ли ее предшественница не особо интересовалась окружающим миром, то ли ей не хватало знаний, но Елизавета не находила в скудных воспоминаниях графини нужных ответов. Девушка копалась в старых фолиантах, найденных в библиотеке, просматривала иллюстрированные магические журналы, с "живыми" картинками, но там было слишком много разрозненной информации, и Лизавета никак не могла найти то, что ее интересовало. А потом, она попросила помощи у мэтра Ригана, и дело пошло веселее. Они на пару с Данькой мучили старого ученого бесконечными вопросами, с равным интересом выслушивая его пространные ответы и делая записи в толстых тетрадях, заведенных герцогиней специально для занятий по "обществознанию", как называла она про себя эти посиделки. Данька быстро вошел во вкус таких уроков и с удовольствием проводил время в обществе мэтра Ригана. Если раньше он побаивался своего строгого учителя, то сейчас, когда рядом с ним была мама, мир вокруг стал совсем иным. Не было больше тоскливого одиночества, и невкусной еды, и неинтересных занятий. И даже сны теперь снились совсем не страшные. Теплые мамины руки защищали его от всего, и Данион впервые почувствовал, что ему нечего больше бояться.

А Лиза, глядя на горящие интересом глаза Даньки, поражалась острому уму мальчика. Тот умел мгновенно обрабатывать большое количество информации, делая правильные выводы и задавая очередные, вытекающие из этих выводов вопросы. Девушка видела, как одобрительно поглядывает на него старый мэтр, и испытывала гордость за своего сына.