Твое... величество-3!

Вопросов было много, ответов мало, да и вина в этот раз не додали.

Тома коснулся колокольчика. Вообще-то так не надо бы, это монастырь, тут умеренность в почете, но... слишком тошно ему было. Слишком тоскливо.

— Еще вина!

Слугу он даже не видел, сидел спиной к двери. А потом на стол перед ним опустился поднос с кувшином, кубком...

— Поухаживать за вами, святой отец?

Голос был мелодичный и чуточку томный. Тома поднял глаза — и остолбенел.

Юноша был красив. Даже не так! Он был восхитителен, как грех, этакая тонкая порочная красота падшего бога. Черты лица, словно выписанные тонкой кисточкой, громадные темные глаза, волосы кольцами...

— Ты кто?

— Послушник Аруасий, святой отец.

— П-послушник?

— Да, святой отец.

Длинные черные ресницы дрогнули. И улыбка... у него такая улыбка... Тома невольно взмахнул рукой.

— Присядь, поговори со мной?

— Я боюсь, меня накажут за это.

Тома аж вспыхнул от гнева.

Накажут? Этого мальчика? Никому он такого не позволит! Вот еще!

— Присядь. Никто тебя и пальцем не тронет, обещаю.

Мальчишка все еще сомневался, но за стол присел, и вина себе налить позволил, и историей поделился. Хотя что там нового и удивительного? Семья бедная, детей много, вот и пришлось ему идти в монастырь, чтобы остальные хоть как, но прокормились. А в монастыре тоже, ведомо, не сахар. Присесть не дают, работать требуют целыми днями...

Мальчишка жаловался, а Тома слушал.

И думал.

Может, взять его к себе в помощники? Пока — на переписку текстов, может, еще на что — в личные слуги? Слуга у него был, но ему уж давно на покой пора, то не дозовешься его, то перепутает все...

— Аруасий, а ты грамотен ли?

— Нет, святой отец.

— Хочешь, научу?

Так оно и сложится постепенно. В личные слуги возьмет, грамоте научит, а там... кто знает? Сейчас-то можно... раньше бы Винс ревновать и ругаться начал, мальчишку выгнал, но Винс сейчас далеко...

И впервые о любимом человеке думалось без такой уж жуткой горечи на языке. Ну да... он был. Но ведь есть же и что-то другое? Наверное?

Чего не знал брат Тома, того ему и знать не над было. К примеру, что мальчишка не из крестьянской семьи, а вовсе даже из борделя. Да-да, из такого, где мальчиками не пренебрегают.

И что выкупил его оттуда лично тейн, видя печаль своей главной трудовой единицы. Загрустил брат Тома после утраты любимого, интерес к работе почти потерял. Понимал ведь, что найти на континенте одну гиену... это разве что чудо Боги явят. А они не такие уж и добрые. То есть — одиночество. И тоска, и печаль, и боль... хорошо, когда работа любимая, но ведь и что-то другое в жизни быть должно, кроме работы? Вот и пришлось искать тейну другой стимул для Тома. Нашел и условие поставил: десять лет труда на благо храма... да, задницей, ну так что же? Тут хоть клиент будет один и чистый, а в борделе то же самое, но...

Понятно, мальчишка согласился.

Но об этом брату и знать ни к чему было. Хватит и того, что его аккуратно соблазнят в ближайшее время. Пусть работает с огоньком, как и раньше...

Как же сложно с этими извращенцами!

* * *

Королевский суд — это не сорок человек. Это самые-самые близкие и важные сановники. Канцлер — Димас Бустон. Казначей. Кардинал. Ну и человек десять эрров, из самых родовитых.

Кто?

А король пальцем показал, вот и весь разговор. Чтобы убедились, что это справедливый суд, чтобы решение было принято консилиумом. И вообще, это не он тут самодур, это все приговорили.

Казнить, нельзя помиловать.

Запятые?

Неважно, где их ставить, если уже стоит плаха. Но Иоанн на всякий случай подстраховался.

Вот эрр Тарген, ему тоже изменила молодая супруга. Так что... ситуация.

Вот эрр Винлен, ревнитель строгости для женщин. Его бы воля — дамы сидели бы дома — и тихо! Какие там гулянья — выезды — балы — дворы? Женщине нужно любить мужа и рожать детей, остальное ее касаться не должно.

Вот эрр Грейн, просто женоненавистник. И ходят слухи, что мужчины ему нравятся больше.

Вот... и подобралась комиссия. То один, то второй...

Диану ввели стражники, сама она едва шла, обвисала на их руках. Правда, одета она была хорошо, эрра Розабелла постаралась, и волосы уложены, и даже лицо подкрашено, губы тронуты помадой, щеки румянами... та косметика, которая точно не растечется от слез и не превратит женщину в клоуна.

— Ваше величество, — канцлер, по долгу службы, встретил Диану, поклонился и проводил ее к маленькой скамеечке для обвиняемой. Выгодный ракурс?

С одной стороны, Диана смотрела на всех снизу вверх, с другой, все тоже смотрели. На виды и обширности, и открывалось там многое. Чуть не до пупка. Зеленое платье, расшитое золотом, очень шло Диане, подчеркивало и волосы, и кожу, но, как и все ее платья, было чуточку более открытым, чем стоило бы. Так... вырез сантиметров на пять поглубже, плечи наружу...

Иоанн тоже посмотрел, только вот почувствовал не возбуждение, а злость.

Стерва! Опозорила его на весь Эрланд, и теперь ждет пощады! А вот не дождешься!

— Ваше величество, — мягко начал канцлер. — Есть показания эрра Вейнарда о том, чем вы занимались. Скажите, пожалуйста, вы изменяли королю?

Диана, которую шут через Розабеллу уже успел предупредить, мол, нет никаких доказательств, замотала головой.

— Нет! Я бы никогда...

— Эрр Вейнард утверждает другое!

— Пусть он скажет мне это в глаза!

— И вы с ним не встречались... — Димас перечислял дни и часы, когда их видели вместе.

Диана слушала, потом пожала плечами.

— Нет, конечно. Как мы могли встречаться? Я замужем!

Действительно! Это же так мешает встречам в постели!

Судя по скептическим лицам мужчин, в добродетель Дианы никто не поверил. Тут и платье способствовало. Вырез, то есть. Надо было все добродетели до пупка не показывать, наверное.

— Тогда мы приглашаем первого свидетеля.

Заслушали гвардейцев. Выслушали слуг, которые, как обычно, видели все. Заявили, что побег эрра Вейнарда является неоспоримым доказательством его вины.

Допросили эрру Розабеллу.

Та все отрицала, мол, королева вышивкой увлеклась, вот и прибегала поговорить, о том, о сем... чего в кровать полезла?

А что такого? Кровать и кровать, ничего такого в этом нет!

А потом...

— Ваше величество, — встал с места Алесио Ихорас. — Прошу выслушать еще и мою свидетельницу.

И в комнату вошла женщина, которую Диана знала. Среднего роста, не красавица, немного полноватая, с большими карими глазами навыкате и жидковатыми волосами, но зато платье на ней было дорогое. Лилового бархата. И аметисты.

— ТЫ!!!

— Я, дорогая кузина, я, — согласилась эрра Полин. — Ваше величество, эрр Ихорас сказал, что я должна все рассказать, но я и так бы пришла. То, что делала моя кузина, недопустимо, это тяжким грузом легло на мою совесть... умоляю вас о прощении, и приму любую кару.

Иоанн посмотрел на Ихораса. Тот был невозмутим, как его предки-шагренцы.

На Диану.

— Гадина!!! — прошипела бывшая... да, уже практически бывшая супруга.

Интересно? Очень!

— Слушаем вас, эрра...

— Полин Аркон, ваше величество. К вашим услугам. Ваше величество, да будет вам известно, что в девичестве меня звали Полин Эрсон, я на полгода младше Дианы Эрсон. Мы воспитывались вместе, и даже спали в одной кровати.

Присутствующие не увидели в этом ничего такого.

Бывает.

Комнаты большие, кровати тоже, так что да, одна кровать, на два-три ребенка, полог задергивается, и внутри более-менее тепло. Конечно, мальчика с девочкой не положат, хотя если родные братья-сестры, то и так случается.

— Ваше величество, когда мне исполнилось тринадцать лет, я уронила первую кровь. И именно тогда эрра Диана меня начала развращать, — спокойно сказала эрра Полин. — Она приставала ко мне, гладила и трогала за всякие места, а я была младше и глупее, я не могла противостоять ей. Дошло вовсе уж до стыдного... до такого, что только муж должен делать с женой, а между двумя женщинами это противоестественно. Я начала понимать, что происходит что-то плохое... когда я пожаловалась, меня выпороли и решили тут же выдать замуж. Я не так красива, как Диана, меня даже ко двору представлять не хотели. Один из наших соседей, эрр Аркон, как раз лишился супруги, и заинтересовался предложением моей тетки.

— Поделом тебе, гадина! Чтоб тебя этот старик... — прошипела Диана так, что присутствующие задумались. Это еще кто тут гадина!

Полин развернулась к ней так, что лиловый бархат хлестнул, словно бичом.

— Не марай моего мужа своим гнусным языком, мразь! Он благородный и достойный человек... ваше величество, умоляю простить меня. Мой муж, увидев, в каком я была состоянии, принял меня в свой дом, он заботился обо мне и растил, и мужем и женой мы стали не так давно... я люблю его! Он самый добрый, самый благородный человек в мире! Он никогда не упрекнул бы меня этими грехами... и тут я узнаю, что Диана смеет обманывать вас! Это... гнусно!

Мужчины переглянулись.

Полин говорила искренне, это было видно, и отношение к ней поменялось. Действительно, ну что там — тринадцать лет? Маленькая еще. А вот Диана уже была постарше... виноват тот, кто начал.

И слова про мужа тоже пришлись по душе комиссии. Каждый представил себя на его месте, и даже чуточку позавидовал. Явно же, не по договору его защищают, вон, как глаза у женщины горят! Как бы не вцепилась!

— Я согласилась сюда приехать лишь для того, чтобы сказать — моя кузина порочна от рождения. Я знаю про служанок, которые ее ублажали, и знаю про лакеев, которых она приводила к себе.

— Она была девушкой, — жестко сказал Иоанн.

Полин посмотрела на короля весьма красноречиво.

— Ваше величество, можно быть девушкой внизу, и опытной женщиной в других местах, — тихо сказала она. — Диана порочна и сластолюбива, у нее это было в детстве, и есть сейчас. Но об этом судить не мне. Если комиссия прикажет, я назову имена, и можно будет вызвать этих людей. Они не станут отрицать содеянного. Прошу меня простить. Я... мне больно вспоминать о своей глупости. И я тоже виновата, наверное...

Плакала Полин некрасиво. У нее и нос краснел, и щеки пятнами тут же шли... Рене Демьен (вот вездесущая колючка!) подхватил эрру под локоток и повез прочь из зала. Да тут уже и добавлять ничего не требовалось, потому что Диана впала в истерику.

— Ах она... да стерва... да...

Визг раздавался такой, что даже король зажал руками уши. И прекратился только после того, как один из стражников выплеснул на Диану кувшин с элем. Принес, вот. И не пожалел для хорошего дела.

Истерика прекратилась.

Диана сидела перед комиссией, глотая ртом воздух, и выглядела, как дешевая трактирная шлюха. Какое уж тут платье — прическа? Какая косметика?

Пару слезинок она бы выдержала, но не кувшин спиртного.

Его величество прокашлялся.

— Думаю, мы видели и слышали достаточно. Уберите это с наших глаз долой. И... эрр Ихорас, кого хотела назвать эрра Полин? Не верю, что ты не знаешь?

— Знаю, ваше величество, — поклонился казначей. — Вот эти люди...

Судьба Дианы была предрешена.

* * *

— Рэн! Внучек!

Впервые Рэн увидел слезы на глазах деда. Казалось бы, тот давно отринул все мирское, ан нет! Внука он любит по-настоящему. Это и Берт почувствовал, не стал встревать в разговор. А монах еще раз обнял Рэна.

— Ты повзрослел. И... от тебя пахнет огнем и сталью.

— Я стал драконом, дедушка.

Монах где стоял, там и сел. Сядешь тут, когда у внука по лицу чешуя бежит, и глаза становятся янтарные, с вертикальным зрачком...

— Расскажи мне! Пожалуйста!!!

Рэн и тут ничего скрывать не стал. Только не назвал человека, который первым получил благословение Многоликого. Да и к чему на Шагрене ее имя трепать?

Если бы к нему отнеслись иначе, он бы открылся императору. А нет?

А вот и нечего!

Понятно, люди не виноваты, но люди даже мысли не могут допустить, что император неправ. Как... как и он чуточку ранее. Может, люди и не виноваты, но разве можно открыть имя Марии тем, кто ее выдаст? Ей ведь тогда не видать спокойной жизни! И Анне... и остальным!

Им и так солоно придется, но, если еще и Шагрен на весы кинуть... нет!

Нельзя!

Но дед именем и не заинтересовался. А вместо этого спросил иное.

— Скажи, а ты ничего не обещал человеку, который помог тебе стать драконом? В верности не клялся? Ничего похожего не произносил?

Рэн задумался.

Он тогда в таком шоке был, что плохо помнил. А вот Бертран своего не упустил.

— Говорил. Я помню.

Монах уверенно кивнул.

— Ты, наверное, не знаешь. Когда несколько двуипостасных присягают на верность одному, старшему... образуется как бы круг силы. И этот человек может ее собирать, распределять, может использовать по своему усмотрению.

— Это как?

— К примеру, взять силу у десяти человек и отдать тебе. Он возьмет по чуть-чуть, а ты получишь сразу много, и станешь вдвое сильнее.

— Так можно?

— Можно. Но для этого нужно и доверие, и искренняя, от сердца, клятва, и желание самого человека. Ну и тренироваться тоже надо, это все не просто так делается.

Рэн кивнул.

— Они бы помогли. Жаль, они сейчас в Эрланде, а мы тут.

— А еще жальче, что камень у императора остался.

— Камень Многоликого? — буднично поинтересовался старый монах.

— Да. Дед, а откуда ты знаешь?

— Старый я уже. Что-то рассказали, другое запомнил, — хитрО улыбнулся монах. — У того человека свой камень есть?

— Есть.

— Это хорошо. А камень... прилети, да и прикажи отдать. Думаешь, ослушаются?

Рэн подумал пару минут.

— А и правда... Император может быть против.

— Обязательно будет. Только вот если его этот камень не признал, ему и не надо. Забери реликвию, а с Шагрена лучше не увози.

— А куда его?

— Оставь в святилище, пока не появится достойный. Где-нибудь повыше, в горах.

Бертран кивнул.

— Хорошая идея. И нечего с собой такое тащить... пусть тут лежит. Вдруг и у вас кто приличный появится?

Рэн только рукой махнул.

— Сделаем. Но это потом.

— А сейчас что?

— А сейчас я хочу остановить вулкан.

* * *

К вулкану Рэн особо не собирался.

Поесть — безусловно, надо.

Выспаться тоже. А остальное — что? Что такого можно взять с собой в вулкан?

Ничего.

Только себя. Только он один сможет там выжить. Так Рэн и поступил.

Отоспался в хижине у деда, как следует поел с утра, а потом взмахнул роскошными крыльями, и поднялся в воздух. Его путь лежал к вулкану. И лететь туда час точно. И там еще...

Утешало его одно.

Если он не вернется, не пропадут ни дед, ни Бертран. Дед найдет способ доставить его друга на побережье, к кораблю. Да Берт и сам не промах!

Хорошо, когда есть такой друг! Очень хорошо!

* * *

Диана мыслила прямолинейно, иначе она не могла.

Она не беременна. Если бы она была в тягости, ее бы не казнили. Значит, что надо?

Правильно, забеременеть!