Небо, всё еще мутное от повисших в воздухе облаков пыли и праха, поднятых бомбардировкой, перечеркнули жирные дымные полосы — словно невидимый сторукий великан провел по блеклому стеклу перепачканными в саже пальцами. Отвратный, берущий за душу, вой, чем-то напоминающий усиленный до предела звук сирены воздушной тревоги, зародившись где-то позади немецких позиций, стремительной волной пронесся над перепаханными взрывами холмами и вывороченными с корнем апельсиновыми рощами. И на крыльях этого изматывающего визга, словно лезвие тупого ножа бьющего по напряженным нервам, на землю обрушилась смерть — 1-й тяжелый полк небельверферов, ночью скрытно развернувшийся позади позиций гренадеров Баума, вступил в дело, посылая свои реактивные мины на сбившиеся в плотную кучу ряды атакующих.
По боевым порядкам техасцев как будто прошлась исполинская коса — срезая людей как сочные стебли травы. Залп минометчиков, длившийся всего 15-20 секунд, был настолько силен и точен, что американцы на время почти скрылись за плотной стеной разрывов, а когда налетевший с моря ветерок отогнал в сторону, укрывшую их, завесу, Ганс понял, что на этот раз янки ничего не обломится. Ошеломленная пехота противника залегла, попрятавшись в многочисленные воронки, танки окончательно утратили строй, и без того поломанный в процессе преодоления препятствий, и теперь, сбившись в какое-то стадо, представляли из себя отличную мишень для эсэсовских самоходчиков, которые не замедлили воспользоваться своим шансом. Бои накануне стоили приданной Гансу роте двух подбитых штугов, правда, за ночь один из них удалось вновь ввести в строй. Утренняя бомбардировка обошлась еще в две потерянные машины, но семи оставшихся хватило с лихвой. От их кинжального огня восемь "Шерманов" превратились в костры, остальные предпочти поспешно отступить. При этом один из них, стремясь поскорее выйти из-под обстрела, провалился в какую-то яму, пополнив тем самым ряды неудачников, не сумевших вернуться из этой злосчастной атаки.
Оставшаяся без поддержки американская пехота тем временем попала под второй залп реактивных минометов — для солдат, еще недавно уверенных в том, что главная их проблема заключается в излишне перерытой бомбами местности, это было уже слишком. Техасцы побежали, провожаемые дружным пулеметным и минометным огнем воспрянувших гренадеров. Лишь через несколько минут американская артиллерия, очнувшись, возобновила обстрел, посылая на этот раз снаряды в тыл позициям третьего панцергренадерского батальона — туда, где располагались сорвавшие всю атаку минометчики. Вернее туда, где они находились до недавнего времени, поскольку Ганс отлично знал, что с одной позиции "небели" дают не более двух залпов — слишком уж сильно демаскировали их расположение эффектные полосы дыма, оставляемые в небе реактивными минами. Так что сейчас химические минометы как раз меняли огневую позицию, а янки напрасно переводили снаряды, перемешивая с землей место их недавнего расположения. Ну и отлично. Для себя Нойнер уже окончательно охарактеризовал янки как сильных, но глупых — мощи как у быка, а мозгов, как у пятилетнего ребенка — только и могут, что крушить всё подряд, размахивая кувалдой там, где нужен один удар молотком.
Однако практически тут же выяснилось, что гауптштурмфюрер несколько поторопился с выводами — может быть американскому командованию и не хватало гибкости, однако совсем уж бесталанным оно не было, по крайней мере, на организацию флангового охвата под прикрытием артогня их умения вполне хватило. Фронтальная атака на батальон Нойнера с треском провалилась, но на соседнем участке техасцам повезло больше: разведывательный батальон "Тотенкопф", располагавшийся на левом фланге, обеспечивая локтевую связь с дивизией "Лейбштандарт", не выдержав нанесенного удара, подался назад, поставив под угрозу всю оборонительную линию корпуса. Плотина, наспех возведенная Хауссером на пути потока, хлынувших в Италию, американских войск, дала течь и грозила рухнуть в любой момент. Конкретно же для Ганса это отступление соседей вылилось в то, что американцы, вклинившись в немецкие позиции, получили возможность атаковать его батальон с фланга и тыла, чем они немедленно и воспользовались.
Сообщение о появлении в тылу его позиций американских танков и пехоты пришло на командный пункт Нойнера почти одновременно с началом очередной фронтальной атаки янки на несчастную деревушку. Такое известие Ганса, мягко говоря, не порадовало. Слишком серьезные потери понес его батальон, чтобы спокойно отражать атаки превосходящего противника сразу с двух направлений. Эрих Вебер, командир 11-ой роты, погиб во время ковровой бомбардировки, его заместитель заработал тогда же тяжелейшую контузию, отправившую его прямиком в госпиталь. Командир противотанкового взвода из 12-ой получил осколок в бедро при артобстреле и теперь маялся где-то в подвалах монастыря, на перевязочном пункте батальона. Правда, за истекшее с момента окончания предыдущей атаки время, Ганс успел наскоро привести батальон в порядок: 11-я рота, лишившаяся своих офицеров и понесшая наибольшие потери, была распределена между 9-ой и 10-ой. Остатки противотанкового взвода, оставшегося без своих орудий, были вооружены трофейными американскими "Базуками" и назначены личным резервом комбата. В довершение всего из оказавшихся под рукой нестроевых был наскоро сформирован еще один пехотный взвод.
Памятуя опыт летней кампании 41-го года, когда немецкие тылы то и дело подвергались атакам со стороны отрезанных от своих и стремящихся выйти из окружения советских частей, а также изматывающие зимние бои, вынуждавшие для пополнения поредевших рот ставить в строй всех, оказавшихся под рукой, Нойнер еще во время подготовки своего батальона в Германии предпринял в этом направлении определенные шаги. В частности, тыловики регулярно привлекались к полевым учениям, отрабатывая вместе с гренадерами стандартные тактические задачи пехоты, чтобы в критический момент быть готовыми встать в строй наравне с бойцами стрелковых взводов. И вот этот момент наступил.
Всё-таки американцы действовали хоть и правильно, но слишком медленно. Нойнер успел не только выдвинуть свой последний резерв на угрожаемое направление, но и организовать некое подобие обороны. Гренадеры с винтовками, пулеметами и "базуками" заняли позиции за окраиной деревни среди остатков оливковой рощи, порубленной в щепки американскими снарядами и бомбами. Ганс, стиснув в руках трофейный гранатомет, лежал за высоким пеньком оливы, прикрытый еще не привядшими ветвями и вглядывался в окружающее буйство сочной зелени, стремясь не пропустить момент появления противника. Посланный на разведку дозор уже вернулся, доложив о неспешном продвижении сильной американской штурмовой группы со стороны только что потерянных позиций разведбата — теперь оставалось только ждать, надеясь на хорошие маскирующие свойства камуфляжа и неопытность противника, в отличие от Ганса и его ветеранов, не имевшего за плечами десятков штурмовых атак, успешных и не очень.
Янки появились там, где и предполагалось — на узком проселке, огибавшем выкошенную взрывами рощу и входившем в село с северо-востока, практически перпендикулярно линии фронта. Американские пехотинцы продвигались вперед медленно и осторожно, стараясь не отдаляться от ползущих по дороге танков, часть вообще не покидала своих бронетранспортеров. Именно это нежелание отдаляться от проселка, и сыграло с ними плохую шутку: двигаясь по дороге, штурмовая группа растянулась, предоставив засевшим в бывшей рощице эсэсовцам отличную возможность для флангового удара. Нехитрая ловушка сработала.
Ганс осторожно приподнялся, стараясь не выдать себя шевелением наваленных вокруг ветвей, и прильнул к прицелу гранатомета, ловя в перекрестие борт головного "Шермана"... Сейчас! Палец плавно надавил на спуск и ракета, с кумулятивным зарядом, шипя, устремилась на встречу с высоким бронированным бортом, обдав напоследок лицо Нойнера жаром отработавшего порохового двигателя. Окончание ее полета Ганс наблюдал уже лежа на земле за облюбованным пеньком и слушая противный посвист пуль над головой, но оно того стоило! Попадание пришлось точно под башню, почти под прямым углом, а раскаленная кумулятивная струя, проплавив броню, довершила остальное. Глухой взрыв чуть было не разорвал танк изнутри. Башня, взлетев метра на полтора, подброшенная мощным протуберанцем из пламени и дыма, через секунду с глухим стуком рухнула обратно, а затем медленно завалилась набок, упокоившись рядом с полыхающим корпусом, ставшим могилой для всего экипажа.
Бой стремительно разгорался, янки, оставив на дороге два горящих танка, три БТРа и полсотни трупов, медленно пятились, огрызаясь огнем, немцы провожали их пулеметными очередями, не спеша покидать приютившие их заросли. Стороны зависли в шатком равновесии — победа качалась на чашах весов, не зная в чью сторону склониться. Окончательный перелом в схватку опять внесли "штуги". Перед боем Ганс рискнул и приказал снять пару самоходок с основной позиции, перебросив их на противоположную окраину обороняемой деревни. Теперь этот последний резерв вступил в дело, открыв огонь из-за прикрывавших их до времени куч строительного мусора. Это решило исход дела.
Еще один "Шерман" вспыхнул, оправдывая, закрепившееся за этими танками ироничное прозвище — зажигалка "Ронсон". Другой захромал, получив снаряд в ходовую. Эсэсовцы усилили обстрел и янки, прекратившие было отступление, вновь подались назад. Нойнер тут же скомандовал контратаку, стремясь развить достигнутый успех:
— Примкнуть штыки, гранаты к бою!
Последующая схватка среди воронок и придорожных кустов превратилась в смертельную игру в пятнашки. Гренадеры "Тотенкопф" добили поврежденный танк магнитными гранатами, прикончив заодно и экипаж, не успевший вовремя покинуть свою машину. Техасцы подбили одну из самоходок, доказав, что тоже умеют пользоваться своими "Базуками". Обездвиженную машину расстрелял один из оставшихся "Шерманов", но главного Ганс добился — противник отступил, так и не сумев закрепиться в тылу его батальона. "Мертвоголовые" устояли.
* * *
Нойнер открутил колпачок и, жадно присосавшись к горлышку фляжки, принялся хлебать теплую воду, обильно сдобренную лимонным соком. Южное солнце припекало, заставляя увешенных амуницией гренадеров потеть в своей форме, а веявший с утра ветерок, как назло, затих, сменившись полным штилем. Напившись, Ганс оторвался от фляги, по привычке оглядел окрестности и, не заметив ничего подозрительного, вернулся к прерванному занятию, о котором мечтал еще несколько дней назад — поеданию трофейных американских бобов в томате, перемешанных с трофейной же свиной тушенкой в пропорции 1:1. Гауптштурмфюрер уже во всю скреб ложкой по дну своего котелка, когда его самым непочтительным образом оторвали от этого приятного процесса и сделал это отнюдь не горящий жаждой мести противник, а собственное, горячо любимое, начальство. Оберштурмбаннфюрер Отто Баум, кавалер Рыцарского креста и командир 1-го панцергренадерского полка "Тотенкопф", не погнушался лично явиться на командный пункт третьего батальона.
— Здорово, гроза танков, рассказывай, как у вас тут дела.
Ганс, не вставая, отсалютовал командиру рукой с зажатой в ней ложкой:
— Привет, Отто. Дела наши паршивые, а большинство танков завалили "штуги", которых осталось всего шесть штук.
— Не скромничай, мне доложили, что один ты поджарил лично.
— Угу. Во-он тот. Вчерашние трофеи пригодились. Кстати, эти печные трубы с ручкой и реактивной гранатой — неплохое приобретение. С полутора сотен метров танк как консервную банку вскрыло и боеукладку раскурочило.
— Наслышан. Твои четыре БТРа вчера из таких же спалили?
— Ага, девятая рота нарвалась. Бобов хочешь?
Баум скривился:
— Не. Второй батальон вчера несколько грузовиков этого добра захватил. Как они сразу за позициями боевого охранения у янки оказались — не знаю, но весь штаб этими бобами с тушенкой вчера так обожрался, что до сих пор при одном взгляде на банку зеленеет. В общем-то, неудивительно после нашей макаронной диеты, ну да черт с ней. Рассказывай, давай о своих приключениях.
Нойнер пожал плечами и тут же вернулся к прерванному процессу уничтожения трофейной провизии, попутно давая необходимые пояснения по ходу последних боев, периодически для наглядности используя ложку в качестве указки. Баум внимательно слушал, иногда задавая уточняющие вопросы. Доклад, хоть и сделанный не по форме, не затянулся, подойдя к концу практически одновременно с бобами, и завершился традиционной для таких бесед фразой:
— Нам нужны подкрепления.
— Подкрепления всем нужны. Если бы они у меня были, я бы к тебе не перся по жаре, рискуя нарваться на чертовы истребители янки, а просто прислал бы сколько надо.
— Отто, я тебя очень ценю, но мне сейчас нужен не ты, а пара свежих пехотных рот и хотя бы взвод противотанковых орудий, а еще лучше "штугов" или "Мардеров". Без этого мы тут вряд ли удержимся. Если резервов нет, то лучше свалить отсюда ночью, по-тихому, пока янки не разобрались что к чему.
Баум невесело хмыкнул, распахнул пошире ворот своей легкой, насквозь неуставной, куртки, перешитой из камуфляжной рубахи, еще раз окинул взглядом, открывавшуюся с монастырского холма панораму, уделив особое внимание тому участку, где американцам удалось сегодня вклиниться в позиции дивизии, и задумчиво протянул:
— Две роты, чтобы удержаться? А сколько тебе надо, чтобы атаковать?
Тут уже крепко задумался Нойнер. Аккуратно отставив звякнувший ложкой котелок, он медленно вытер руки о штаны, по примеру Баума в несчетный раз за сегодня кинул взгляд на занятые американцами позиции разведбата и наконец выдал:
— Сколько мне надо — звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Лучше скажи: сколько ты сможешь мне дать?
Внимательно следивший за его раздумьями Баум довольно усмехнулся:
— Соображаешь!
Затем, посерьёзнев, добавил:
— Получишь всё, что есть, проблема в том, что этого всё равно маловато. Вот только выбора у нас нет — нам нужно продержаться еще пару дней, любой ценой. Резервы скоро будут, но мы не должны дать американцам вырваться с плацдарма, понимаешь? Иначе их будет трудно удержать.
Ганс молча кивнул:
— Нужны минимум три роты плюс поддержка танков и артиллерии, иначе не стоит и пытаться.
Баум снова улыбнулся:
— А ты еще и не жадный, оказывается! Сделаем так: тяжелую роту и саперов оставишь на месте, самоходки тоже. Командира двенадцатой оставишь тут за себя — Лотар старый вояка, он справится. Сам возьмешь девятую и десятую и атакуешь янки с фланга. Дополнительно получишь от меня пятнадцатую роту — дал бы больше, но нет. Тебя поддержат танки первого батальона, "небели" и вся артиллерия нашего артполка, а разведбат попытается сковать американцев с фронта. Люфты тоже обещали поучаствовать, так что должно получиться.
— А если янки атакуют в это время здесь? Сил у них хватит.
— Не успеют. Они уже начали перегруппировку под завтрашнее наступление через позиции разведбата.
